Право в русских землях в удельный период

Домонгольский период

Княжеская власть в середине ХII в., особенно во второй его половине, изменила свой характер. Киев перестал быть стольным городом и не играл прежней роли среди новых политических образований. Во второй половине ХII в. удельные князья, занимая киевский престол, не покидают своих княжений, своей опоры – вотчины.

Каждый из уделов превращался в обособленную политическую систему, с собственной иерархией землевладельцев (князей и бояр), со сложнейшей системой взаимоотношений.

В разгорающейся борьбе крепнет новый политический центр Северо-Восточной Руси – Владимиро-Суздальская земля.

В Северо-Восточной Руси потребность в крепкой княжеской власти в период ига стала особенно актуальной. Первым, по существу независимым от Киева, князем Ростово-Суздальской (затем Владимиро-Суздальской) земли стал Юрий Долгорукий (княжил в 1125–1157 гг.). Столицей княжества он сделал Суздаль и вошел в историю как необычайно деятельный основатель многих городов (Юрьев-Польский, Дмитров, Москва), строитель церквей и монастырей.

Его сын Андрей Боголюбский (1157–1175 гг.), бывший с 1154 г. и князем Киевским, отказался даже жить в Киеве и избрал (после Ростова) Владимир-на-Клязьме местом постоянного пребывания (в Боголюбове рядом с Владимиром он построил себе замок, от него же получил и прозвание). Андрей воплотил те черты княжеской власти владимиро-суздальского типа, которые современникам дали основание характеризовать князя Андрея как «самовластца». Наступление на права бояр, оттеснение веча привели к заговору и убийству князя.

Однако его брат Всеволод, поименованный Большое Гнездо (1176–1212 гг.), добился наивысшего могущества Владимиро-Суздальской земли именно на путях укрепления личной власти и ослабления роли бояр, применяя и репрессии к ним под флагом расправы с убийцами брата.

Во Владимиро-Суздальской земле не было развито самоуправление, подобно Новгородской земле. Система управления строилась как дворцово-вотчинная во главе с дворецким (дворским).

Государство в удельный период представляло собой по устройству управления не что иное, как княжеское хозяйство. Действия управления по охране права и поддержанию законного порядка (суд, частью само законодательство) рассматривались как доходные статьи княжеского хозяйства, были сопряжены с известными сборами в пользу князя и его доверенных лиц.

На этом держалась удельная администрация. Ее строй и происхождение обусловливались различиями в управлении тремя разрядами земель, находившимися во владении князя:

– непосредственно приписанные к княжескому дворцу – удельные;

– отдаваемые в частное владение лицам или церковным учреждениям – боярские и церковные;

– сдававшиеся в пользование горожанам и крестьянам за определенные повинности – тяглые или черные.

Соответственно этим разрядам земель строилось центральное и местное управление.

Дворцовое хозяйство управлялось следующим образом:

– дворцовые слуги и дворцовые земли – ведомство боярина дворецкого;

– дворцовые лошади, конюхи и дворцовые луга – ведомство боярина конюшего;

– различные угодья на княжеских землях, бортные леса (лесное пчеловодство), рыбные ловли, звериные гоны – ведомства чашника, стольника, ловчего.

Главные лица этих ведомств именовались боярами введенными. Они в силу важности их деятельности и непосредственной близости к князю составляли основу всей системы княжеской администрации.

Вопросы управления, выходившие из их компетенции, касавшиеся ряда ведомств, в том числе о войне и мире, о завещании князя и т.п., находились в ведении самого князя и решались совместно с частью или со всеми боярами, т.е. княжеской думой или советом бояр при князе. Этот орган не был государственным учреждением в собственном смысле слова, поскольку он не имел ни постоянного состава, ни регламента, но из него вырастали нормы обычного права, начала законодательства, а затем и постоянные поручения – приказы, выраставшие в дальнейшем в собственно государственное управление – приказную систему.

Происхождение центрального государственного управления из дворцово-вотчинного делает понятным то, что для великого князя, затем царя представители высшей администрации были холопами.

Частновладельческие и черные земли управлялись наместниками, ведавшими административными округами – уездами, на которые делились значительные княжества.

Наместник управлял городом и станом, т.е. сельским обществом, находившимся в непосредственной близости к городу. Управление осуществлялось через

– тиунов, осуществлявших судебные функции;

– доводчиков, вызывавших на суд и готовивших соответствующие материалы;

– праветчиков, исполнявших судебные приговоры.

По происхождению это были дворовые люди, холопы управителей.

Взаимоотношения князя и местных управителей строились на основе системы кормления, т.е. натуральных сборов, вносимых обществами в определенные сроки: при въезде и два-три раза в год. Кроме того, пошлины вносились за отдельные управленческие акты. Такое доверительное управление предоставляло значительные возможности кормленщику, даже и при необходимости отчислений с корма в пользу князя и бояр введенных.

«Кормление – не вознаграждение за правительственный труд, а награда за службу придворную и военную, какая лежала на служилом человеке и отправлялась безвозмездно: управление городом или волостью не считалось службой» (В.О. Ключевский).

Сельские общества, в них находившиеся, назывались волостями и станами. Волости управлялись волостелями, почти независимыми от наместника, обладавшего лишь правом вершить суд по важнейшими уголовным делам в волостях.

Вече в Суздальской земле исчезает во второй четверти ХIII в., и затем словом «вече» называют восстания и заговоры.

Таким образом, в Северо-Восточной Руси закладывались предпосылки монархической системы правления.

В Юго-Западной Руси с начала ХIII в. происходит образование в 1199 г. Галицко-Волынского княжества. Эти земли в середине ХIV в. вошли в состав Литовско-Русского государства, где складывались традиции сильной роли аристократии в управлении, что характерно для ограниченной монархии.

Для южных княжеств характерным началом управления является значительная роль дружины. В летописях находим примеры того, как самоличное решение князя о выступлении в поход встречает отказ дружины.

Важным фактором, определявшим судьбы этих земель, было сильное боярство, владевшее основным земельным фондом, вследствие этого Галицко-Волынское княжество долго не делилось на уделы, а власть контролировалась Советом бояр.

Северо-Западная Русь – это прежде всего Новгородская и Псковская земли. В этой части русских земель возрастала роль веча, с ним была связана вся организация управления.

Технически вече работало так, что участие всех жителей (представителей) земли было невозможным:

– обширность земель,

– отдаленность пригородов,

– отсутствие времени (вече начинается практически сразу после объявления о созыве).

Вече имело свою канцелярию – вечевую избу, вечевых дьяков, печать.

Пригородные веча (для Новгорода Великого – это Псков, Ладога, Старая Русса, Великие Луки, Бежичи, Торжок) политической власти не имели, они занимались вопросами местного управления.

Новгородская земля рано обрела политическую независимость (в 1136 г. из Великого Новгорода был изгнан киевский наместник – князь Всеволод Мстиславович), превратившись в своеобразную боярскую республику, что связано с ростом экономически и политически мощного боярства.

Три-четыре десятка боярских семейств определяли состав государственной администрации за всю историю Новгородской республики.

Бояре «Господина Великого Новгорода» – знатные крупные землевладельцы организовывали ремесленные и торговые предприятия, вели обширную внутреннюю и внешнюю торговлю, были банкирами и ростовщиками.

Контроль над основными богатствами сопровождался выполнением боярами основных функций государственной власти на подвластных землях. Собирая подати и налоги, бояре сами не платили таковых. Бояре руководили вечем, контролировали деятельность приглашенного князя и всех должностных лиц.

Государственная администрация состояла из бояр, которые избирали из своей среды высших должностных лиц и составляли Совет господ (в Пскове – «господа») – высший орган государственной власти, в который входили:

– новгородский архиепископ,

– посадник, тысяцкий,

– бывшие посадники и тысяцкие,

– сотские,

– кончанские старосты.

Во главе Совета стоял новгородский архиепископ, который

– избирался вечем (с 1156 г.),

– обладал духовной и светской властью,

– являлся хранителем государственной казны,

– ведал дипломатическими делами.

Члены Совета имели особые отличительные знаки.

Высшим должностным лицом был посадник – глава республики, выбираемый представителями одних и тех же родов, иногда эта должность переходит от отца к сыну. С начала ХII в. в течение целого века во главе управления стояла одна семья. Полномочия посадника таковы, что вполне сравнимы с княжескими:

– установление и отмена законов,

– судебная власть наравне с князем,

– преимущество власти в государственном управлении.

Тысяцкий – второе должностное лицо, в первую очередь,

– занимавшийся военными вопросами,

– командовавший народным ополчением (до ХV в. не было постоянного войска),

– ведавший торговыми делами,

– осуществлявший суды по ним,

– обладавший полицейской властью.

Князь в Великом Новгороде имел особый статус. Он избирался. Право избрания князя было признано княжеским съездом 1196 г. Главнейшая функция князя – военная (оборона). Место князя в государственном управлении определялось договором князя и города:

– князь обязывался «не замышлять войны без новгородского слова»;

– не назначать правителями волостей никого, кроме «мужей новгородских»;

– не имел права смещать должностных лиц без суда;

– не имел права судить без посадника;

– новый князь не мог изменить принятых до него решений;

– княжение прекращается либо добровольно, либо вече «указывало ему путь», т.е. изгоняло князя.

Основные черты государственного устройства Великого Новгорода свойственны были и псковскому управлению, но здесь были свои особенности:

– было два посадника,

– не было тысяцкого,

– правители в провинции назначались в двойном числе – один от князя, другой от веча.

Местное управление имело четкую структуру. Новгород делился на пять частей, Псков на шесть, которые именовались концами. В пору расцвета в Новгороде концы группировались по территориальному признаку на две стороны. Левобережная по р.Волхов сторона – Софийская, включала три конца, где находились собор св. Софии и двор архиепископа, и правобережную – Торговую, включавшую два конца.

Политические позиции и экономические отношения сторон нередко принимали конфликтный характер, что приводило к одновременному созыву двух вече, т.е. имелась практика «вечевых партий». В каждом конце было свое вече.

Во главе новгородских «концов» стояли кончанские старосты. Их печатями скреплялись грамоты Великого Новгорода.

Концы делились на улицы, возглавляемые уличанскими старостами.

Города новгородской и псковской земель именовались пригородам и, имели свои веча и посадников.

Вся территория Новгородского и Псковского государств делилась на пятины, каждая из которых подчинялась одному из концов города.

Пятины делились на волости, управляемые старостами, а волости на погосты.

Значение новгородского управления связано с созданием самобытной системы. Важные особенности управления, заключающиеся в ограничении власти князя, его зависимости от крепкого новгородского управления, привели к тому, что к ХIII в. Новгородская земля «не растаскивалась», как в других княжествах, и по территории превосходила все остальные княжества и земли Руси.

Монгольский период

Характер государственного управления и службы в русских княжествах, попавших под власть Золотой Орды, определялся следующим.

1. Степень подчинения и зависимости трех основных конгломератов русских земель была различной.

2. Воздействие монгольской системы управления приводило к изменениям в характере власти в русских землях как в результате диктата победителей, так и благодаря косвенному воздействию: заимствованию и воспроизведению стиля и черт монгольского управления. Как полагал Н.М. Карамзин: «Москва же обязана своим величием ханам».

3. Конкретные условия, складывавшиеся в результате переплетения задач выживания, борьбы княжеств и земель между собой, борьбы с внешними врагами и прежде всего с самой Ордой, также не остающейся в статике, были столь сложны, что делали невозможными простые решения в сфере управления. Пути для достижения прежде всего политических целей становились извилисты и неоднозначны.

4. Изменения в политическом весе различных княжеств и земель приводили в свою очередь и к корректировке форм и методов управления:

• терялась роль старых институтов,

• ожесточенная борьба приводила

– к рождению новых генераций государственных деятелей,

– появлению новых учреждений,

– а главное – к потребности в сильной единой власти.

Русские земли в условиях вассальной зависимости от Золотой Орды сохраняли основы прежнего управления, но ордынцы установили право утверждения великих и удельных князей. Получение ярлыка (грамоты) на княжение сопровождалось целым рядом сложных, унизительных и опасных для претендента процедур. Они имели целью через психологический террор сломить волю, подчинить, сделать послушным орудием, продемонстрировать через чуждые и не приемлемые обряды (прыжки через огонь и т.п.) отношения господства–подчинения.

Князья, в свою очередь, ордынский ярлык использовали как способ своего утверждения.

Выдача ярлыков стала важнейшим орудием ордынской политики, направленной на разжигание соперничества, организацию политического давления и торга. Намеренно вмешиваясь в сложившийся порядок наследования ханы разжигали усобицы, используя их в качестве предлогов для вторжений. Сами князья часто «наводили» ордынцев для борьбы со своими соперниками, как раньше «наводили» половцев.

Главной целью Золотой Орды было налаживание и функционирование системы сбора дани в подвластных землях.

Вначале это важнейшее дело поручалось откупщикам, утверждаемым ханом из числа мусульманских купцов.

Затем после неизбежных массовых злоупотреблений откупщиков с 1262 г. этим занялись чиновники ханской администрации.

В итоге в конце ХIII в. взимание дани было поручено русским князьям, за которыми надзирали ханские представители баскаки и даруги, имевшие значительные полномочия.

Баскаки не были представителями военно-административной формы владычества монголов на Руси, как это иногда утверждалось. Главные их заботы состояли в правильном проведении переписи населения (определение налогооблагаемой базы) и надзоре за правильностью сбора дани и ее доставкой хану.

Баскаки в уделах подчинялись Великому баскаку, сидевшему во Владимире. В начале ХIV в. баскаки были отозваны, что ограничило возможности Орды непосредственно вмешиваться во внутриполитическую жизнь Руси.

Церковь, с точки зрения ордынских представлений о месте религии, не подлежала налогообложению. Церковь не только не платила дани, но пользовалась самостоятельной юрисдикцией, имела свое представительство в Золотой Орде (с 1263 г.); в 1267 г. митрополит Кирилл получил ярлык, ограждавший от посягательств монгольских властей как саму церковь, так и ее владения.

В целом характер и формы зависимости Руси от Золотой Орды имели следующие черты:

1) установившиеся отношения Орды и Руси, принесшие огромные потери и тяготы, не приводили к ликвидации самостоятельности русских земель, имевших значительный исторический опыт государственности;

2) вассальная зависимость принесла значительное влияние ордынских порядков, вмешательство во внутреннюю политическую жизнь княжеств. Однако начала собственной государственной организации монголы не переносили и не внедряли на Русь;

3) собственная эволюция Орды и в конечном итоге ее распад создавали условия для решения задач самостоятельного политического развития русских княжеств.

Право в русских землях в удельный период

Источники права

1. Основным источником права в Северо-Восточной Руси оставалась Русская правда.

В Новгороде и Пскове она была правовой основой только в первое время. Позднее она не могла удовлетворить всем требованиям освободившимся от власти Киева новгородцев. Поэтому Русская Правда постепенно подменялась судебной практикой новгородцев. Кроме судебной практики источниками права служили решения веча, договора с князьями, международные договоры. Все это рождало неразбериху в различных судебных делах, так как договор с князем мог прийти в противоречие с международным договором или с практикой суда.

2. Это все требовало кодификации, которая и была проведена в XV в. Результатом этой кодификации явились Новгородская и Псковская Судные Грамоты, утвержденные “всем Государем Великим Новгородом на вече” и “всем Псковом на вече”.

Новгородская Судная Грамота дошла до нашего времени в единственном списке московской редакции 70-х гг. XV в. В этом списке содержится только часть Новгородской Судной Грамоты, а именно только нормы процессуального права.

Псковская Судная Грамота дошла до нас полностью. Она была утверждена на вече в 1467 г. в Пскове и первоначально состояла из 108 статей, а позже была дополнена еще 12 статьями.

3. Одним из основных источников права Новгорода и Пскова являются договоры республик с князьями. В этих грамотах определялись отношения между князьями и республикой.

  Древнейшим из дошедших до нас договоров является договор великого князя Ярослава Ярославича Тверского с Новгородом 1264 г. В договоре присутствует срока “На сем княже, целуй крест к всему Новгороду, на цем то целовали деды и отци”, позволяющая предположить существование и более ранних договоров новгородцев с князьями. В переводе Карамзина текст договора следующий: “Князь Ярослав! Требуем, чтобы ты, подобно предкам твоим и родителю, утвердил крестным целованием священный обет править Новымгородом по древнему обыкновению, брать одни дары с наших областей, поручать оные только новгородским, а не княжеским чиновникам, не избирать их без согласия посадника и без вины не сменять тех, которые определены братом твоим Александром, сыном его Димитрием и новогородцами. В Торжке и Волоке будут княжеские и наши тиуны (или судии): первые в твоей части, вторые в Новогородской; а в Бежицах ни тебе, ни княгине, ни боярам, ни дворянам твоим сел не иметь, не покупать и не принимать в дар, равно как и в других владениях Новагорода: в Волоке, Торжке и проч.; а также в Вологде, Заволочье, Коле, Перми, Печере, Югре. В Русу можешь ты, князь, ездить осенью, не летом; а в Ладогу посылай своего рыбника и медовара по грамоте отца твоего, Ярослава. Димитрий и новогородцы дали бежичанам и обонежцам на три года право судиться собственным их судом. Не нарушай сего временного устава и не посылай к ним судей. Не выводи народа в свою землю из областей наших, ни принужденно, ни волею. Княгиня, бояре и дворяне твои не должны брать людей в залог по долгам, ни купцов, ни земледельцев. Отведем сенные покосы для тебя и бояр твоих; но не требуй отнятых у нас князем Александром, и вообще не подражай ему в действиях самовластия. Тиунам и дврянам княжеским, объезжающим волости, даются прогоны, как издвревле установлено, и только одни ратные гонцы могут в селах требовать лошадей от купцов. Что касается до пошлин, то купцы наши в твоей и во всей земле Суздальской обязаны платить по две векши с лодки, возу и с короба льну или хмеля. Так бывало, князь, при отцах и дедах твоих и наших. Целуй же святой крест во уверение, что исполнишь свои условия; целуй не чрез посредников, но сам в присутствии послов новогородских. А затем мы кланяемся тебе, господину князю.” В этом договоре разграничены отношения Новгорода и князя. Так князю запрещается брать пошлины с новгородцев, кроме прогонных денег и пошлин, уплачиваемых в Владимиро-Суздальской земле, но разрешается принимать дары от новгородцев. Управление новгородскими пятинами осуществлялось только новгородцами, назначенных князем с согласия посадника. Смена чиновников с ответственных постов разрешалась только в результате обвинительного приговора веча. Князю и его боярам запрещалась покупка земель в Новгородской республике, чтобы предотвратить постепенный переход земли в собственность владимирцев и последующее присоединение Новгорода к Владимирскому княжеству. Запрещался перевод новгородского населения из республики в Владимир, который позже с успехом совершался Иваном III и Иваном IV. Князю запрещалось подражать в действиях своему предшественнику Александру Невскому (!).

Последующие договоры с князьями вплоть до Яжелбицкого договора 1456 г. носили такой же характер ограничения княжеской власти.

В некоторых договорах появлялись дополнительные пункты и условия, например, во время войны князя Михаила Тверского с великим князем Андреем Александровичем, новгородуы заключили с Михаилом договор, по которому они взаимно обязывались помогать друг другу в случае утеснений от великого князя или хана, новгородцы обещали правосудие всем тверским истцам в Новгородской республике, а Михаил обещал возвратить закабаленных должников новгородских.

По Яжелбицкому договору 1456 г. Новгород отменил все прежние вечевые грамоты, уменьшавшие власть князей и фактически вынужден был присоединиться к Москве. Но с 70-х гг. XV в. новгородцы, поссорившиеся с Москвой, опять стали заключать договора с князьями.

В 1471 г. новгородцы заключили договор с королем Польши Казимиром: “Честный король польский и великий князь литовский заключил дружественный союз с нареченным владыкою Феофилом, с посадниками, тысячскими новогородскими, с боярами, людьми житыми, купцами и со всем Великим Новымгородом; а для договора были в Литве посадник Афанасий Евстафиевич, посадник Дмитрий Исакович (Борецкий)... от людей житых Панфил Селифонтович, Кирилл Иванович... Ведать тебе, честному королю, Великий Новгород по сей крестной грамоте и держать на Городище своего наместника греческой веры, вместе с дворецким и тиуном, коим иметь при себе не более пятидесяти человек. Наместнику судить с посадником на дворе архиепископском как бояр, житых людей, младших граждан, так и сельских жителей, согласно с правдою, и не требовать ничего, кроме судной законной пошлины; но в суд тысячского, владыки и монастырей ему не вступаться. Дворецкому жить на Городище во дворце и собирать доходы твои вместе с посадником; а тиуну вершить дела с нашими приставами. Если государь Московский пойдет войной на Великий Новгород, то тебе, господину, честному королю, или в твое отсутствие Раде Литовской дать нам скорую помощь. — Ржева, Великие Луки и Холмовский погост остаются землями новогородскими; но платят дань тебе, честному королю. — Новогородец судится в Литве по вашим, литвин в Новегороде по нашим законам без всякого притеснения... В Русе будешь иметь десять соляных варниц; а за суд получаешь там и в других местах, что издревле установлено. Тебе, честному королю, не выводить от нас людей, не купить не сел, ни рабов и не принимать их в дар, ни королеве, ни панам литовским; а нам не таить законных пошлин. Послам, наместникам и людям твоим не брать подвод в земле Новогородской, и волости ее могут быть управляемы только нашими собственными чиновниками. — В Луках будет твой и наш тиун: торопецкому не судить в новогородских владениях. В Торжке и Волоке имей тиуна; с нашей стороны будет там посадник. — Купцы литовские торгуют с немцами единственно чрез новогородских. Двор немецкий тебе не подвластен: не можешь затворить его. — Ты, честный король, не должен касаться нашей православной веры: где захотим, там и посвятим нашего владыку (в Москве или в Киеве); а римских церквей не ставить нигде в земле Новогородской. — Если примиришь нас с великим князем московским, то из благодарности уступим тебе всю народную дань, собираемую ежегодно в новогородских областях; но в другие годы не требуй оной. — В утверждение договора целуй крест к Великому Новугороду за все свое княжество и за всю Раду Литовскую вправду, без извета; а послы наши целовали крест новогородскою душою к честному королю за Великий Новгород”. В этой грамоте отношения между Новгородом и королем определны несколько иначе, чем в грамоте 1264 г. Так как король был католиком, то специально оговаривалось, что наместник короля должен быть православным, а новгородский архиепископ может быть поставлен в любой из двух митрополий — Московской или Киевской, запрещалась постройка католических церквей. В грамоте разделен суд на несколько видов — княжеский, тысяцкого, владыки и монастырей, хотя и не объяснено, к какому суду какие дела подвластны. В связи с нелегкой внешнеполитической обстановкой в Новгороде, в грамоте оговорена помощь короля в случае войны с Москвой, но также оговорена премия королю, если он сможет помирить Москву с Новгородом. Как и в договоре с Ярославом запрещено выводить людей из Новгородской земли, покупать рабов и земли, принимать их в дар. Управление пятинами уже полностью закреплено за новгородскими чиновниками. Королю доход шел с судебных пошлин, соляных варниц в Русе, с городов Ржев, Великие Луки и с Холмовского погоста. Торжок и Волок становились совместными владениями короля и Новгорода: король посылал туда тиуна, а новгородцы назначали посадника. Торговые дела не были подведомственны королю, и он не мог закрыть немецкий двор в Новгороде, а литовские купцы с немецкими в Новгородской земле вынуждены были торговать только через посредство новгородских купцов

4. Международные договоры в основном регламентировали правила международной торговли и разрешение спорных вопросов. Так как общее международное право в то время отсутствовало, то в каждой стране судили по-своему. Так, например, в Ливонском Ордене купец мог быть оправдан, а в Пскове или Новгороде — обвинен. Примером торгового договора может служить договор смоленского князя Мстислава Давидовича с Ригой и Готским берегом. В нем определены основные нормы разрешения конфликтов. Этот договор устанавливал ответственность за убийтсво: “Аже боуд*ть свобод*ныи человек оубитъ 10 гривенъ серебра за голъву. Аже боуд*те холъпъ оубить 1 гривна серьбра заплатити.” За членовредительство полагался штраф в 5 гривен: “Око, роука, нъга или инъ что любо по пяти гривьнъ серьбра... за зоуб 3 гривнъ серебра.” Избиение наказывалось штрафом в полторы гривны: “Кто биеть дроуга д*ревъмь, а боуд*те синь, любо кровавъ, полоуторы гривны серебра платити емоу, по уху ударите 3 четверти серебра, послу и попу, что учинять, за двое того узяти, два платежа. Аже кого уранять полуторы гривны серебра.” Если дело улаживалось личным путем, то суд не имел права разбирать такие дела: “Аже извиниться русин... у дыбу его не сажати, аже извиниться латининъ... не мьтати его у погребъ.” Также суд не имел права судить дел, в которых истцом и ответчиком являлись граждане одной страны, даже если преступление совершалось в другой стране: “Аже латинескии гость биеться мьжю събою у рускои земли, любо мьчемь,а любо д*ревъмь, князю то не надобе, мьжю събою судити. Тако аже русскии гость биеться у Ризе или на Гочком березе, латине то не надъб*, ате промьжю събою урядятеся.” К уголовным преступлениям относилось прелюбодеяние, наказываемое денежным штрафом: “Аже застанете русинъ латинеского человека своею женъю за то платити гривьнъ 10 серебра. Тако учинити русину у Ризе и на Гочкомь берьз*. Аже латинескии человекъ учинить насилие свободнь жене, а боудеть пьрже на неи не был сорома, за то платити гривьнъ 5 серебра... Аже буд*те пьрв*е на н*и съръмъ былъ, взяти еи гривна серьбра за насилие.” Если купец был должен и иностранному, и русскому ростовщикам, то сначала долг отдавался иностранцу, а потом только русскому. Даже князь, отбирая имущество у кого-либо человека, вынужден был выплачивать его долги иностранным купцам. Если человек умирал, не выплатив долга иностранцу, то наследник этого человека должен был выплатить долг. На судебном разбирательстве от каждой тяжущейся стороны должно было быть, как минимум, по два “послуха” — свидетеля: один русский, другой иностранец. Запрещалось без согласия обеих сторон присуждать им “Божий суд” — бой на мечах или испытание горячим железом. В договорах утверждалась свобода торговли: купец мог ехать куда угодно и торговать с кем угодно, с иностранных купцов снимались все торговые пошлины. При потери во время речного пути товара иностранным купцом, князь обязался помочь ему найти и вернуть его товар, при потере же товара на волоке, возлагалась пеня на жителей данной волости.

При невозможности разрешить споры между купцами, князья писали магистрам специальные грамоты, в которых излагались требования в отношении правосудия. Примером такой грамоты является Грамота псковского князя Ивана Александровича 1463 г.: “От княжа Псковъского Ивана Александрович и от посадник псковьского степенного Максима Ларивонович и от всех посадниковъ псковъскихъ и от бояр псковьскихъ и от купцовъ и от всего Пскова суседомъ нашимъ посадникомъ Рижкимъ. Здесе зялуют ся намъ молодии люди купцини Иване да Кузма на вашего брата на Иволта, что тотъ Иволтъ, не зная Бога, вдержялъ нашихъ купцинъ Ивана да Кузму 5 днеи, а искалъ на нихъ животу брата своего Ивана, что убилъ брата его слуга его жь. А искал на нихъ чепи золотои да дву ковшо въ серебряныхъ да кругу воску да белке безъ числа, да полътреядьчяти бочекъ пива да 4 и бочекъ меду пресного, ино посадники и ратмани того росмотрите, мы тому велми дивим ся, что теи Иволтъ не право чинить, что на нашихъ правыхъ людехъ ищеть, цего у брата его и не было. Было то, так: какъ бра его убив, слуга тую жь ноць жбегле, ино осталошь у него полътретьядьчять боцекъ пива, да 4 бочке меду сыценого, ино тое пиво и медъ поимали наши люди, кому былъ Иване виноватъ, а животъ его за печатью лежалъ на городе. Потом приехавъ Иволтъ просилъ у насъ исправе головника и животу, и пива, и меду, и мы обыскав головника выдали и животь брата его, и онъ еще почал просити пива и меду, и мы поставили передъ Иволтомъ тыхъ людеи, котории имали пиво и медъ за свои пенежи, Иволтъ стоя говорилъ так: мои братъ не винова былъ никому жь, и мы отвечали Иволту: мы тобе с тыми людмы судъ дадимъ по пскои послине, и онъ отвечал: язъ приехалъ въ Псковъ не тягатсе. И вы посадники Рижкии, и ратмани не даваите воли такимъ зброднямъ надъ нашимы купцинами, что бы опять не держалъ наших купцинъ никого, а надобно ему на тыхъ людехъ искати, котории поимали пиво и медъ за свои пенежи, и онъ пусть едеть ко Пскову, мы ему судъ дадимъ.” Князь жалуется на попустительство ливонского суда и задержку русских купцов ливонским. В грамоте подробно излагается суть дела, из-за которого были задержаны русские купцы, и предлагается рассмотреть дело и наказать виновного — ливонского купца Иволта.