Кыштымский карлик'' Алёшенька 11 страница

 Помню, что потом ко мне подошла ещё одна врач и сказала: «Не слушайте вы их! 30 лет я работаю здесь. Всяких раковых ребятишек повидала, но провидца из них, ни одного не было. Я вообще впервые в жизни вижу такого человека! Слава Богу, что увидела в своей жизни такое!»

 Перед тем, как Славочка попал в хирургическое отделение, он ещё по дороге, в электричке мне сказал: «Мамочка, я буду умирать, а они будут петь и плясать». Я ничего не ответила. Я даже не спросила его, потому что это в уме не укладывалось. Кто будет петь и плясать? Я даже вообразить не могла, чтобы это значило. А получилось вот что. Славочку перевели в хирургическое отделение накануне 8-го марта. Первые два дня, проведённые в палате, были ещё спокойными. За стеной у нас была – так называемая ординаторская, а почти, напротив, в коридоре, стоял большой телевизор, где больные ребятишки из отделения смотрели вечерами телепередачи. Накануне 8-го марта в этой ординаторской у нас за стенкой началась гулянка. Славочке в это время было очень плохо после лапароскопии. Гулянка постепенно усиливалась, а ребятишки постепенно увеличивали звук телевизора. Гулянка с песнями и плясками уже всё отделение сотрясает, телевизор орёт на полную мощность, больные дети, подражая разгулявшимся медработникам, скачут и пляшут возле телевизора… Я выглянула в коридор, и у меня от ужаса на голове зашевелились волосы. Это не иносказательно. Волосы от ужаса действительно шевелятся. А Славочка лежит тихонечко, чтобы меня не расстраивать: вроде как спит. Я тогда открыла дверь из палаты – что толку, было, её держать закрытой и встала на пороге двери. Я просто стояла и смотрела: как умирает Славочка, и как все скачут и пляшут вокруг телевизора. И стояли волосы дыбом…

 Буквально через два дня после этого безобразия Славочка запросился домой. Он сказал: «Мамочка, я так хочу домой! Поедем домой!» И ещё он сказал: «Мамочка, когда мы подъедем к дому, у нашего подъезда будет стоять Лариса Глазунова, и я её скажу: «Привет, Лариска». Так всё и было. Военному водителю, который вёз Славочку домой, от переживания стало плохо. От волнения, он временами вёл машину не совсем аккуратно. И я даже ему сказала: «Ну, что же ты так трясёшь?» И потом, мне уже жена его рассказывала: «Он - говорит – когда приехал, то был вне себя, его тошнило, трясло, я его таблетками отпаивала. Так он переживал». Когда мы уже подъезжали к дому – всё было так, как и предсказывал Славочка: накрапывал дождь, как Славочка и сказал. Славу выносили из машины на носилках и военный врач, сняв свою фуражку, держал её над головой Славочки. Кругом никого не было – у подъезда стояла одна Лариса Глазунова, Славочкина одноклассница. Взяв из рук врача фуражку, Славочка, фуражкой отвесил ей поклон и сказал: «Привет, Лариска!» И мы занесли его домой.

 Славочка был очень мужественным человеком. Когда мы его привезли домой умирать, он всё равно просил меня чтобы я пускала к нему приходящих. Без посетителей перед кончиной он пробыл всего одни сутки. В больнице ему вывели трубочку из живототика и повесили ему бутылочку. И когда мы его на носилочках домой занесли, он сказал мне: «Мамочка, когда я приду к Богу – я не пойму – почему у меня заклеен живот? Какая-то заплатка у меня на животе?» Он увидел то, что произошло потом: когда Славочка умер, я сняла у него эту трубку с бутылочкой, а дырочку в животике я ему заклеила лейкопластырем. Вот и получилась у него «заплатка», которую он увидел ещё до своей смерти.

 Уже незадолго до своей смерти он как-то проснулся и сказал что снова видел того человека в тёмном монашеском облачении, который держал горящую лампадку. Славочка сказал, что «он сидел в большом храме, и у него также на кончике пальца висела лампадка, но уже гаснущая» (где этот храм находится – я тогда даже не поинтересовалась – мне уже было не до этого). И ещё Славочка сказал, что видел, как рядом с этим храмом стояла высокая колокольня, и звонили колокола. И с колокольни спускался священник. А колокола звонили так сильно, что от звона эта колокольня как бы начала разрушаться. Но священник не обращал на это внимания. Он спустился с уже полуразрушенной колокольни и зашёл в храм. И этот человек с гаснущей лампадкой спросил Славочку: «Как бы ты поступил на месте этого священника?» А Славочка сказал: «Я бы жизнь свою отдал ради исправления нарушений» (Славочка говорил мне – какие это были нарушения, просто я этого не помню). А лампадка висела у этого человека на кончике пальца и гасла… Вот такое было у него видение накануне смерти.

 Перед самой смертью, как я уже говорила – мы пригласили к Славочке священника, чтобы он его пособоровал и причастил. Пришёл священник Владислав Катаев из Чебаркульского храма. Пришёл не один – со своим приходом. Весело разделись – весело прошли. Пришли они очень поздно. Славочка не ел и не пил, у него во рту всё пересохло. А священник и не торопился. У него там какие-то гости были, он праздновал и задержался. А мой муж когда привёз его – он места себе не находил – его аж трясло от переживания за Славочку. Когда, после соборования священник узнал, что Славочка ничего не ел и не пил, то он сказал: «Ну, что же вы ему не давали воды?» Я тогда говорю: «Ну а как я ему дам воды, если всё нужно делать, как положено?» И он тогда сказал Славочке: «Давай я тебе сейчас из одной бутылочки налью святой водички попить». Он с собой привёз две бутылочки со святой водой, поставил их на подоконник и с такой гордостью сообщил, что эту воду он сам освящал. А Славочка на него посмотрел и сказал: «Такой водички, как у вас в этой бутылочке, у нас с мамочкой из-под крана много» и, тяжело вздохнув, сказал: «Дайте мне из другой бутылочки, та вода хоть «святее». Отец Владислав удивлённо спросил: «А ты откуда знаешь?» Оказалось, что в первой бутылочке святой воды оставалось мало, и он долил в неё простой воды. И Славочке мы дали водичку из второй бутылочки. Слава прекрасно видел структуру воды, и обмануть его было невозможно. Но пил он всегда не много – так, глоточек воды выпьет и всё. Ещё отец Владислав, таким весёлым, бодреньким голосом спросил Славочку: «Ну что такое? Мы никак не можем церковь построить. Славик, у меня будет свой храм?» Славочка так внимательно и строго на него посмотрел и говорит: «У вас? У вас будет,… но он сгорит». Так оно потом всё и было – он построил себе личный храм и он у него сгорел. И сам священник этот уже на том свете.

 

 

«Я БУДУ ТАМ, ГДЕ БОГУ ХВАЛУ ПОЮТ»

Первый раз Славочке стало очень плохо 14 марта. Мы думали, что он умрёт, но Славочка взмолился Богу и сказал что «если мне и суждено умереть, то только не на день рождения папы…попозднее» А мы всё время дежурили у его постели, боялись его «проспать». И вот, с 14 на 15 марта около полуночи мы с мужем, до этого всё время дежурившие у Славиной постели, враз уснули необычно крепким сном. Когда очнулись от сна, тоже враз и мгновенно, с ужасом посмотрели друг на друга: не проспали ли мы сына?! Муж заглянул к нему, а Славочка, улыбаясь, поздравил его с днём рождения и сказал: «Папочка, поспи. Ты, наверное, устал, проговорив со мною всю ночь». Изумлённый муж ответил ему, что мы спали всю ночь. А удивлённый Слава спросил: «А кто же всю ночь держал меня за руку и разговаривал со мной, успокаивал и говорил: «Ничего не бойся, Славочка, всё будет хорошо»? К нашему удивлению, он сказал, что у него ничего не болело всю ночь.

 Видя Славочкины страдания, я его спросила: «Славочка, ты такой маленький! За что тебе такие муки?» А он так строго и проницательно посмотрел мне в глаза и ответил: «Какие муки – такая и награда». И ещё Славочка сказал, что «после его кончины ему лучше будет удаваться излечивать болезни глазные и нервные, а находиться он будет там, где Богу хвалу поют» А чтобы я за него не безпокоилась, он мне сказал, что будет приходить и помогать нам и после своей кончины.

 Расскажу, как умер Славочка. Он умер 17 марта, а накануне 16-го марта, после обеда я стояла на кухне, а Славочка уснул. Я подумала: я же не знаю, что он попросит, чем его покормить, может его чем-то попоить? Когда Славочка болел, я минут за 10 уже чувствовала, что он вот-вот откроет глаза, а я не знала – чего он попросит: или водичку, или еще чего-то? И я старалась все это заранее приготовить, потому что не знала – что он попросит. И я помню, как он открывает глаза, смотрит на меня и говорит: «Мамочка, ты что, вообще не спишь?» Я говорю: «Нет, Славочка, я сплю». А он говорит: «Ну, а как? Как я открою глаза – ты всегда стоишь». Я тогда говорю: «Славочка, за 10 минут до того, как ты откроешь глазки, я уже думаю: что же тебе надо? И поэтому, я беру с собой водичку и все остальное, и стою. И думаю: что же тебе подать?» Помню, Славочка тогда слегка улыбнулся и спросил: «А как ты это чувствуешь, мамочка?» Вот так – даже в таком тяжелом состоянии, Славочка еще пытался меня утешить и поддержать своим настроением. А я до сих пор не знаю, почему я так чувствовала Славочку, но это всегда было, и мне, казалось, что так бывает у всех, и поэтому, я особо не обращала на это внимание. Я отчетливо помню, как в последний день я стояла не кухне и уже не думала ни о чём – у меня была только одна мысль: чего сейчас захочет Славочка? Других мыслей у меня уже просто не было. И вдруг – я слышу, как кто-то крыльями так порхает, и порхает и порхает… Я поворачиваюсь к окну и вижу, как за стеклом порхает голубь. Он был больших размеров и совершенно белый. Когда он крылья свои размахнул, то я обратила внимание, что перышки у него одинаковые – один к одному, и что как, будто эти пёрышки светятся. Я думаю: да что же это – голубь всё порхает и порхает на одном месте, уже, наверное, устал. Я тогда подошла поближе к окошку, потому что знала, что птицы обычно сразу же пугаются и улетают. Я подхожу к окну, а этот голубь не улетает и мне прямо в глаза смотрит. Я стою на своей стороне окна и на него смотрю – а он порхает с другой стороны на уровне моих глаз, и тоже на меня смотрит. Я так постояла, посмотрела, думаю: что же это за птица? И попутно обратила внимание ещё на одно странное явление – я почему-то вдруг услышала урчание грома. Получается, что вначале за окном птица появилась, а потом я услышала урчание грома, как в летнюю грозу. Я думаю: какой же может быть гром, ведь на улице мороз – минус 20 градусов, откуда может быть гром? Но он уже гремел. И тогда я посмотрела на небо и увидела нечто, для меня непонятное. Я не поняла – каким образом, – но я явственно видела своими глазами, что на двухэтажном садике лежало огромное, кучевое облако, очень пушистое. Это облако было – ярко белое, а края у него были такие синеватые. И внутри этого летнего облака были раскаты грома, как во время летней грозы, самой настоящей, но не слабенькой, а мощной и сильной. И я очень удивилась – как это так может быть? А потом я подумала: так не бывает, – наверное, Господь Славочку заберёт, может быть, это за ним? Потому что перед этим я очень долго думала: ну как же так – он видел духовный мир, для нас невидимый, мир духов - он прекрасно его видел. И сейчас душа его может выйти и что потом? Неужели он увидит этих мрачных демонов? А где Господь? Ведь Он же за него обязательно заступится. Вы знаете – вот такие мысли у меня тогда были, потому, что помочь я ему ничем не могла. У меня было абсолютное безсилие. Я себя ощущала абсолютно безсильным человеком, потому что я ничем не могу помочь своему ребёнку в том, что с ним сейчас должно произойти. И глядя на этого необыкновенного голубя, на это странное облако и слыша раскаты грома, я подумала только об одном – что это пришли за Славочкой.… А без десяти пять утра Славочки уже не стало.

Перед самой кончиной Славочке суждено было претерпеть искушение. Когда ему стало совсем тяжело, он, обратившись к лику Христа, сказал как бы с сомнением: «Вот я умираю… А может, моя смерть напрасна? И муки мои напрасны? Может, Тебя вовсе и нет? И всё это напрасно?» У меня волосы на голове зашевелились от ужаса. Через некоторое время ему стало получше. Он с большим изумлением, широко распахнутыми синими глазами посмотрел в иконный уголок, где стояли старинные иконы, и сказал: «И всё-таки Ты есть! Слава Богу!» И Славочка начал Ему навстречу подниматься… и умер. Я положила его на кроватку, и как будто меня что-то задержало – я просто стояла над его головой и смотрела на него. Я помню, как в начале он перестал дышать, потом прошли какие-то мгновения и у него, – вот эта его грудка – она у него стала как живая, она вся зашевелилась, заколыхалась, и отрылся ротик, и было такое чувство, как будто что-то из него вышло. И только после того, как когда из него вышла душа – как я это поняла – только тогда я смогла закрыть ему ротик. До этого я чего-то ждала, – сама, не понимая чего. Вот такими были последние мгновения жизни Славочки.

 Как только Славочка умер – часы в его комнате остановились. И что самое удивительное – необычная музыка, которую мы слышали накануне его рождения – она звучала без десяти пять утра! И Славочка умер тоже без десяти пять утра! Я невольно взглянула на часы – было 4 часа 50 минут утра. И эти часы в его комнате, которые остановились в момент его кончины, они каким- то образом прибавляют в год по минуте. Хотя, из уважения к памяти смерти Славочки, мы их больше никогда не заводили. Славочка умер 17 марта (в 1993 году это была среда третьей седмицы Великого поста)– прямо в день своего Ангела, когда празднуется память Перенесения мощей св. блгв. кн. Вячеслава Чешского. Славочка не дожил пяти дней до дня своего рождения (22 марта 1982 г.).

 

ПРОЩАНИЕ С ОТРОКОМ

Хоронили Славочку на третий день – в том году это была пятница, 19 марта (в этот день празднуется Ченстоховская икона Божией Матери). Провожали Славочку всем военным городком. Хорошо организованные похороны были всеобщим подарком нашему сыну. Когда Славочка умер, на улице был мороз – минус 20, а в день похорон было тепло как в мае: погода была солнечная, было даже жарко, очень быстро таял снег, стояли лужи, ребятишки распахнули свои зимние пальто, некоторые сняли шапки. Занятия в школе отменили и я очень благодарна директору школы. Она для Славочки сделала такое благое дело – помоги ей, Господи! Я думаю что Славочка не оставит без внимания такого человека.

 Ребятишки из школы сговорились между собой и втайне от родителей собирали Славочке деньги на фрукты. Потом уже, когда их родители спросили: «Почему тайно?» – дети им ответили, что они хотели для Славочки свои деньги отдать. И поэтому, они на школьные обеды их не давали. Они – эти свои рубли и трёшки – они их собирали для Славочки. Но так как с фруктами ничего не получилось, то они эти собранные рубли принесли нам. И именно на эти детские деньги – я их считаю святыми деньгами – на эти деньги Славочке была сварена стальная оградка. Рабочие на заводе, которые варили Славочке оградку – они тоже поначалу отказывались от денег. И только после того, как я объяснила им что это – святые денежки, собранные ребятишками, которые не ели – а несли их для Славочки – только после этого они их взяли. Очень сильно огорчились те, кто Славочке гроб заказывал – они у нас всё просили прощения: «Вы – говорят – простите нас. Если бы мы знали – мы бы получше ему всё сделали». Но получилось то, что получилось.

Когда Славочка лежал в гробу – он как будто спал, и все ждали, что он воскреснет. Все сидели, смотрели на него и ждали, когда он зашевелится и встанет. Когда Славочку вынесли на улицу – меня как-то немного оттеснили и ребятишки окружили его гробик. Ребятишек было так много, что я даже подумала, что они перевернут гроб, потому что он даже трещал. У нас сохранилась видеокассета, где был записан момент его похорон – там это хорошо видно. Когда Славочку хоронили – даже на видеокассете видно, как ребятишки ему обещания давали – они кричали: «Славочка, мы тебе обещаем, что будем хорошо учиться!» А ведь у нас – военный городок. И эти дети из семей офицеров. Они сейчас выросли и разъехались по всей стране. И они все свидетельствуют о Славочке. Потому что они были участниками похорон. Они всё это рассказывают и все они до сих пор к Славочке приезжают.

 Гроб Славочки несли на руках офицеры. Никакие запреты начальства их не остановили. Самое интересное то, что и это Славочка предсказал ещё при жизни. Когда он был ещё живой, то я его как-то спросила: «Славочка, говорят, что когда Брежнева хоронили, то всё-таки уронили гроб его?» А он сказал: «Да, мамочка. Он же был тяжёленький – а там два солдата были, им – говорит – ещё и неудобно было его опускать. Поэтому так и получилось, что когда гроб опускали в могилу, то он действительно вырвался и упал». И ещё Славочка сказал: «Мамочка, когда Брежнева хоронили, его несли солдаты, а меня понесут одни офицеры!» Так оно и получилось. Славочку несли в последний путь офицеры.

 Когда Славочку проносили мимо школы, то хотели ему отдать последний звонок. Но девочка, которая должна была отдать Славочке последний звонок – она упала в обморок. Она сама мне об этом потом рассказала, когда уже выросла. Вот так ей было жалко Славочку. Поэтому, мы, молча, постояли у школы. Весь военный городок провожал Славу.

 Когда Славочка был ещё жив, он сказал мне: «Мамочка, когда я умру – я буду везде ходить в спортивном костюме». Я с удивлением посмотрела на него и говорю: «Славочка, а тебе что, кроме спортивного костюма и одеть нечего? Почему ты будешь в спортивном костюме? Мы тебе купим всё, что нужно». И получилось всё именно так, как сказал Славочка. Когда он умер – у нас были деньги, но никакой одежды не было в магазинах. А так как у него всё-таки был отёк животика, то никто не посмел ему перетянуть животик, чтобы одеть брюки. Люди настолько трепетно к нему относились, что никто не посмел Славочку потревожить. Поэтому, мы одели Славочку в спортивный костюм, как он и предсказывал. Я больше ничего не могла сделать. Да и никто из нас больше ничего не мог сделать – нам было уже не до одежды, ни до костюмов – вообще ни до чего. Потому, что не было самого главного – не было сына. И до кладбища я уже не шла – меня несли под руки. Ноги не шли.

 О своих похоронах Славочка мне тоже всё рассказал. Он сказал: «Мамочка, когда я умру, и меня понесут – я буду выше всех. И я про всех – всё буду знать: кто с чем идёт, кто о чём думает и как относится… А потом – говорит – меня далеко понесут и мне станет так неинтересно – я развернусь и приду обратно в ДОС». И когда Славочку похоронили – у нас в ДОСе несколько суток стояла тишина. Даже животные, и те затаились – собачьего лая даже неслышно было. Детей на улицах не было, и три дня шли поминки. Мне потом сказали, что Славочку весь военный городок поминал. Потому что в офицерскую столовую, где были поминки Славочки – туда продолжали идти люди. Приходили бабушки и просили дать им хоть что-нибудь с этого стола, чтобы помянуть отрока. Я даже не ожидала, что его будет поминать весь городок. Огорчились и те, кто жил в Чебаркуле, когда узнали что похоронили Славочку. Они сказали: «Мы хоть вышли бы к переезду, чтобы тоже его проводить» – но никто им не сказал, и они не знали. Вот так мы похоронили Славочку. Помню, что как только гроб со Славочкой предали земле – погода сразу переменилась: солнце заволокло тучами, подул пронизывающий ветер, и опять стало холодно.

 Славочка рассказал мне и о том месте, где он будет лежать. Он сказал: «Мамочка, когда меня похоронят, вокруг меня будет очень много лежать ребят из нашего ДОСа». А получилось вот что: после похорон Славочки в скором времени началась война в Чечне и много погибших молодых ребят похоронили совсем рядом со Славочкой. Потом закрыли границу с Украиной, перестали там давать офицерам квартиры и они перестали уезжать. Раньше всё-таки офицеры с семьями уезжали – а теперь они все остались здесь. И вот хоронят на местном кладбище. Поэтому – очень много здесь похоронено людей с ДОСа, и вокруг Славочки действительно – очень много лежит наших офицеров.

 Когда Славочка умер, мы поехали к нашему Чебаркульскому священнику – отцу Владиславу Катаеву, чтобы он Славочку отпел. А они тогда организовали приход в бывшем клубе имени Горького. Пришли мы туда. В дверях я встретилась с этим батюшкой и попросила его отпеть Славочку. Но он сказал, что он торопится и ему некогда. Он ехал отпевать богатого покойника. И поэтому, мы Славочку отпели заочно в Миассе, в Свято – Троицком храме. Славочка очень любил этот храм. Там его и отпели.

 Перед сороковым днём после кончины Славочки мне напомнила о себе та «медсестра» из роддома, которая перед нашей выпиской принесла мне в палату сына. После похорон у меня изболелась душа: где мой сын? Что с ним? А я редко вижу сны. Но этот сон был настолько отчётливый, что у меня было такое чувство, что это реальность. Я вижу во сне, что стою на железнодорожной платформе нашего городка и жду электричку, чтобы ехать в церковь гор. Челябинска. Время будто бы около 5 часов утра. На платформе, кроме меня, никого нет. Вдруг, совершенно безшумно по рельсам как бы подлетает электричка. Вагоны широкие, светлые и очень чистые, как в германских поездах. Электричка остановилась, и открылись наружные автоматические двери. Я подумала, что билеты в этой электричке, наверное, дорогие, но денег у меня с собой достаточно. Стою и раздумываю: садиться мне в эту электричку или нет. Электричка стоит. На платформе, кроме меня, никого нет. Может ради меня электричка остановилась? Мне стало неловко за себя, и я решила войти в вагон. Только зашла в тамбур, как электричка безшумно помчалась дальше.

 В тамбуре идеальная чистота и удивительная, необычная тишина. Я без билета. Проходить в вагон боюсь. На больных отёкших ногах стоять тяжело. Я всё-таки решила зайти в вагон. Попыталась открыть дверь, но она не открывается. Я заглянула через дверное стекло внутрь вагона и поняла, что это вроде и не электричка, потому, что вагон высшего класса и там белоснежное бельё. И вижу спящим нашего Славочку. Я ещё раз осторожно попыталась открыть дверь в вагон, но она не открывалась. Мне хотелось увидеть проводника. Начала волноваться за Славочку: «Как же он один? Что же это за поезд? Кем он управляется? Неужели никого нет? Где проводник?

 И вдруг с другой стороны вагона появляется проводник. Я мгновенно её узнала! Это была та роддомовская «медсестра». На ней была та же одежда! Я села на пол в тамбуре и подумала: «Куда привезут, туда и привезут. Мне и в тамбуре хорошо. Главное – рядом Славочка. На душе стало спокойнее. Затем видение исчезло. Вот так Славочка меня утешил.

 

                                   НА МОГИЛКЕ

                      Прости же меня, Святый Боже,

                      Пречистая Дева — прости!

                      Простите меня, все Святые,

                      Мученья пришлось Вам пройти.

                      Вы жизнью своей показали,

                      Как Богу должны мы служить,

                      Мы опытом вашим узнали,

                      Как надо молитвы творить.

                      Прости же и ты, отрок малый.

                      Осмелилась я говорить

                      О том, что Господь Вседержитель

                      Позволил с тобой мне побыть!

                      К могилке твоей притекая,

                      Мы помощи просим твоей,

                      А Бог из Небесного Рая

                      Льет помощь Свою на людей.

                      Могилка, могилка родная,

                      А рядом сирени кусты,

                      Молитвами отрока Славы

                      О, Боже, спаси же нас Ты!

                                                                                    

— Нина Пономарёва, написано 17 марта 2002 г., в Прощённое Воскресенье и 9-летнюю годовщину отшествия от нас отрока Вячеслава.

После смерти Славочки я долго не знала, какой ему сделать памятник. У нас в то время делали памятники из мраморной крошки, или выливали их из цемента и получались они какие-то мрачные. Нам хотелось сделать Славочке памятник из мрамора, потому что я помню, что Славочка говорил о мраморе. Славочка сказал, что «мрамор – живой и бесы его боятся и стараются мраморные карьеры стороной обходить». Я помню, его еще спросила: «Что значит живой?» А он сказал: «Мамочка, у него есть пульс и сердцебиение». Тогда я Славочку снова спросила: «А почему бесы его стороной облетают? Ну, мраморный карьер, чего там бояться-то?» А слава сказал, что «мрамор – это святой камень и поэтому его бояться «инопланетяне», то есть бесы, и мраморные карьеры НЛО обходят стороной, чтобы не разбиться». Он так мне и сказал: «Мамочка, пролетая над мраморным карьером, они на своем НЛО могут просто упасть и разбиться». Поэтому мы Славочке и решили сделать мраморный памятник, чтобы «они» сюда не лезли! Но мы не знали: где взять мрамор? И тут я узнала, что существует мраморный карьер в селе Коелга и мы туда поехали. Заказали там Славочке гробницу во весь рост и памятник в виде невысокой, но широкой плиты с изображением св. Ангела. Помню, что рабочие этого карьера недоумевали, видя, что мы заказали такие дорогие плиты для маленького ребёнка. И нам пришлось объяснить им, что это не совсем обычный ребёнок, и что он именно сказал о мраморе. И тогда эти рабочие, с риском для себя, вытащили и подарили нам ещё несколько мраморных плит на пол. Пришлось эти плиты принять, потому что я не хотела их обидеть. В то время рабочие этого карьера бедствовали. Мы установили Славочке памятник. И после этого, через какое-то время я слышу, что бедствующие рабочие Коелги получили заказ на мрамор для отделки храма Христа Спасителя в Москве. Этому все тогда приятно удивились и сейчас рабочие и жители в Коелге уже не бедствуют. Сейчас Коелга богатая.

 Как только Славочку похоронили, то практически сразу же люди начали брать землю с его могилки. Я сначала не понимала этого, и только недоумевала от того, что земляной холмик на могилке всё время был в каких-то выемках. Мы только всё выровняем – а спустя пару дней – опять, то же самое. И только потом мне один батюшка объяснил: «Так это же люди земельку берут». И вот тогда, чтобы всю землю с могилки не растаскали, мы начали её периодически подсыпать. И мраморные камешки мой муж регулярно привозит и подсыпает, потому что люди и камешки берут – им хочется хоть что-то взять себе на память с могилочки отрока. И сейчас, пользуясь, случаем, хочется сказать о том, что нам самим ничего от этого не надо. Мы просто вынуждены привозить и подсыпать на могилку земельку и камешки, хотя нам это нелегко. Раньше можно было приехать с лопатой в Коелгу и набрать камешков, сколько хочешь, а сейчас их уже приходится покупать. И, кроме того, на могилке нужно постоянно прибираться, потому что люди пришли – они там и натоптали, и землю взяли, и, конечно же - не заровняли – и приходится всё это убирать. И так приходится делать изо дня в день уже многие годы. Конечно, хотелось бы, чтобы Славочка спокойно лежал. Я поначалу так и думала, что со временем всё уляжется, всё утрясётся и настанет время, когда уже никто не будет на могилку ходить, и Славочка полежит спокойно. Но получилось все, наоборот – с каждым годом на могилку к Славочке приезжает народу всё больше и больше. И сейчас мой муж уже смирился: мы терпеливо сыплем эти камешки, сыплем эту земельку, и я уже думаю – если так угодно Богу – пусть будет так. Пусть и камешки, и земелька с могилки Славочки расходится по стране. Могилка Славочки доступна для всех и каждый может протянуть руку и взять земельки и камешков. Не так давно, московские паломники рассказали нам о том, что кто-то в Москве продаёт Славочкину земельку и камешки. Хочется сразу сказать, что для нас это просто дико и абсурдно. Мы не знаем – что это за люди, и мы надеемся, что всё это неправда. Но если это всё-таки правда – мне хотелось бы предупредить тех людей, которые пытаются нажиться за счет Славочки и его святыни – наказание от Бога таким людям бывает незамедлительно. Помню, приехал как-то автобус с паломниками из Воронежа. Среди этих паломников оказалась женщина, которая дерзнула «лечить» людей Славочкиными камешками. Когда автобус подъехал, и люди стали выходить, стала выходить и она, и при выходе… сломала ногу. А автобус то был комфортабельный («Мерседес») – ступеньки прямо на траву – и она ломает ногу. Там такой крик стоял, а люди продолжали выходить из автобуса. Три человека сошли, четвертая сходит – опять крик, опять сломана нога. Такой вот результат – две «целительницы» с поломанными ногами из одного автобуса. Оказалось что они обе «лечили» людей Славочкиными святынями. А Господь их вразумил – таким вот образом. А у нас даже мысли такой никогда не было, чтобы продать Славочкин камушек. Наоборот, нам самим приходится сегодня покупать эти камешки, чтобы люди могли взять хоть какое-то утешение от могилки отрока.

 Нам было очень жалко расстаться с той первоначальной стальной оградкой, которую сварили Славочке на детские деньги. Но это пришлось всё-таки сделать из-за участившихся случаев вандализма на могилке. Появилась даже печальная закономерность: как только местное телевидение выступит с каким-нибудь репортажем об отроке, так буквально на следующий же день на его могилочке учиняется какое-нибудь безобразие. И такая закономерность повторялась неоднократно – сначала репортаж по телевизору, а потом – духовный и физический вандализм на могилке. Видимо много таких людей, кому отрок мешал и при жизни, и по смерти. И они пытаются ему напакостить: забирают с могилки всё, что могут забрать, уносят Славочкины вазы, спиливают столик, топчут ногами землю, сыплют мусор, вороны потом всё это растаскивают и т. д. И чтобы хоть как-то оградить Славочку от этого безобразия, мы вместо оградки поставили над его могилкой сень из парникового материала. Хотели сначала сделать небольшую Часовню, но выяснилось, что её надо регистрировать и принимать ИНН. На это мы не могли пойти, так как Славочка про эти ИНН и прочие мерзости сказал, что – «это всё от сатаны». Поэтому, никакого ИНН я не приняла и принимать не собираюсь. Мы сделали Славочке закрытую сень с оболочкой из парникового материала, а Часовню делать не стали. Про сень над своею могилой Славочка мне тоже говорил. Он сказал: «Мамочка, потом мне сделают высокую оградку – мне она понравится. Красивая будет оградка».