Кто хочет что-нибудь живое изучить,

Сперва его всегда он убивает,

Потом на части разнимает,

Хоть связи жизненной, - увы! там не открыть.

Мы говорим о таком знании, какое дает поэт, постигающий вплоть до глубочайших изгибов внутреннюю жизнь мира, все то, что кроется в самых интимных тайнах души всякого существа. Если нам скажут, что такого знания, постигающего действительную жизнь, нет, что знание имеет только символический характер, что мы познаем не самую вещь, а лишь действие ее на нас, или если нам скажут, что познаваемый нами мир есть только мир наших представлений, мир явлений, разыгрывающихся по законам нашего ума, то этого рода знание нас не удовлетворит: нам душно в узкой сфере Я, мы хотим выйти в безбрежное море действительности, как она существует независимо от свойств нашего Я" [1].

Лосский Н.О. Обоснование интуитивизма. СПб., 1906. С. 1-3.

В этих замечательных, необыкновенно образных словах Н.О. Лосского, которыми он открывает изложение собственной теории знания, весьма точно выражены основные проблемы, связанные с темой знания. Их изложению и будет посвящена настоящая глава.

Человечество всегда стремилось к приобретению новых знаний. Овладение тайнами бытия есть выражение высших устремлений творческой активности разума, составляющего гордость человека и человечества. За тысячелетия своего развития оно прошло длительный и тернистый путь познания от примитивного и ограниченного ко все более глубокому и всестороннему проникновению в сущность окружающего мира. На этом пути было открыто неисчислимое множество фактов, свойств и законов природы, общественной жизни и самого человека, одна другую сменяли научные картины мира. Развитие научного знания происходило одновременно с развитием производства, с расцветом искусств, художественного творчества. Знание образует сложнейшую систему, которая выступает в виде социальной памяти, богатства ее передаются от поколения к поколению, от народа к народу с помощью механизма социальной наследственности, культуры.

Теория познания исторически развивалась во взаимодействии с наукой. Одни ученые исследуют объективную реальность, а другие - саму реальность исследования: это жизненно необходимое разделение духовного производства; одни добывают знания, а другие - знания о знании, столь важные и для самой науки, и для практики, и для выработки целостного мировоззрения. Сами ученые не всегда должным образом ценят плоды теоретико-познавательных исследований, хотя широко мыслящие, великие ученые зачастую сами осуществляют эту двойную работу ума. К примеру, Г. Галилей специально занимался вопросами теории познания; Р. Декарт, Г. Лейбниц, И.В. Гете и др. были одновременно и учеными, и философами.

Теория познания иначе называется гносеологией, или эпистемологией. Эти термины имеют греческие корни: gnosis - познавание, узнавание; познание, знание и episteme - знание, умение; наука. В русском языке термин "знание", равно как и "познание", несет два основных значения: во-первых, знание как данность, добытый факт, во-вторых, процесс узнавания, добычи знания в первом смысле. Гносеология не может не касаться указанных сторон. Все же в узком смысле задачей гносеологии является скорее исследование природы "готового" знания, чем методов его получения. Таким образом, гносеология - это знание о знании. Поэтому часть специалистов предпочитает говорить именно о теории знания, а не "познания", так как в последнем слове оттенок познавательного процесса выражен сильнее. (В западных языках этой проблемы не существует; там в научный оборот введен термин "теория знания", например по-английски theory of knowledge.) Но в последние десятилетия ученых все больше интересует процесс получения знания, его приращения, развития, а это предполагает изучение и использование достижений истории наук, данных когнитивной психологии, учета личностного фактора в познавательной деятельности.

Разумеется, сказанное лишь предварительно вводит в задачу теории знания (или теории познания [0]), и мы не даем пока определений. Лосский предлагает различить гносеологию и психологию знания следующим образом. Субъективные процессы, связанные с познанием, "акты знания - деятельность внимания, различения, восприятия, припоминания и т.п., а также зависимость их от интеллектуальных процессов, именно от чувства и воли" [1] - это предмет психологии знания. Задача гносеологии есть объективная сторона знания. "Гносеология, или теория знания, есть наука о свойствах истины" [2]. Поскольку истина есть объективная сторона знания, состоящая в отношении с субъективной его стороной, постольку гносеология в своем развитии определяет предмет психологии знания. Центр тяжести гносеологии лежит в психологической стороне знания, она не зависит от психологии, а наоборот, обосновывает ее. Аналогичным образом складывается взаимоотношение теории познания с "физиологией знания", т.е. изучением нервных и мозговых процессов, сопутствующих актам познания и осмысления.

0 Все четыре варианта термина мы употребляем как синонимы.

1 Лосский Н.О. Гносеологическое введение в логику. М., 1922. С. 29.

Там же.

Существенно то, что хотя гносеология не может игнорировать разнообразные Данные, получаемые в смежных науках, - психологии и физиологии знания, она не может и не должна зависеть в своих посылках от них. Правильное разграничение предметов направлено именно на это. В идеале теория познания должна обосновывать всякое знание, в том числе естественно-научное и философское. Она должна объяснять саму возможность такого знания, его сущность, содержание понятия истины, ее критерии. Поэтому ясно, что если теория знания включает в себя в качестве предпосылок выводы каких-то других теорий, то она рискует попасть в логический круг. Человек, приступающий к построению гносеологии, находится в тяжелейшем положении: он должен сам "поднять себя за волосы", создать теорию фактически на голом месте, чтобы удовлетворить идеалу беспредпосылочности. Кто хочет уберечь себя от подобных камней, об которые могло бы разбиться его учение о познании, должен тщательно анализировать "догматические предпосылки", касающиеся гносеологии, которые неявно присутствуют в разнообразных научных и философских концепциях. А то, что такие теоретико-познавательные предпосылки можно найти почти всюду, показать достаточно несложно [3]. Как выражается Лосский, мы вслед за И. Кантом, основателем критического метода, должны прибегнуть к крайне своеобразному подходу. Мы должны строить философскую теорию знания "не опираясь ни на какие другие теории, т.е. не пользуясь утверждениями других наук", тот, кто хочет произвести этот анализ, не опираясь ни на какие теории, не имеет права даже и определять какое-либо знание, например, не имеет права подходить к своему исследованию с мыслью, что "знание есть мысленное воспроизведение действительности" и т.п., при этом можно, конечно, "воспользоваться трудами других наук и их анализом мирового целого, но только как материалом, а вовсе не как основою для теории знания" [1]. Ибо "нет такого знания, нет такого утверждения, которое не заключало бы в себе продуктов наших (каких-либо) теорий знания" [2].

3 "Неявные" предпосылки содержатся во многих научных утверждениях. Недосказанное нередко прячется за стройными, нередко облеченными в математический вид суждениями и определениями. Бывает, что обнаружение и критический анализ такого рода предпосылок служат основой научных революций. Например, классическая (ньютонова) механика явно подразумевает существование абсолютно твердых тел, возможность мгновенного воздействия на пространственно отдаленный объект, сколь угодно точного разделения положений и т.д. А. Эйнштейн говорил, что импульс, приведший к созданию теории относитель-ностей, возник у него еще в детстве, когда он задумался о том, что будет, если "побежать за солнечным лучом" вдогонку - мысль, сама формулировка которой плохо согласуется с классической физикой. (Интуитивно ясно, что солнечный свет догнать невозможно, но какова же тогда возможность определять положение предметов, если лучшего средства, чем свет, у нас нет, а скорость светового луча, как оказалось, конечна?) Анализируя некоторые положения современной ему физики, Лосский обращает внимание не только на собственно-физические неявные предпосылки, но и на "догматические предположения философского характера, например, предположение о субстанции, стоящей за явлениями, о свойствах причинности и т.д. Но когда философия берется за эти вопросы (т.е. субстанцию, причинность и др.), она дает теории, еще более отличающиеся друг от друга, чем учения о тяготении как отталкивании и как притягивании" (Обоснование интуитивизма. С. 7). Здесь Лосский имеет в виду различные попытки интерпретации закона всемирного тяготения, именно путем допущения actio in distans или же апелляции к движению некой среды типа эфира, т.е. возможность дать разные предпосылки этому закону. (Заметим, что такого рода поиски, уже по отношению к эйнштейновской общей теории относительности, вполне актуальны: от гипотезы первичной "прагеометрии" до идеи метрической упругости материи А.Д. Сахарова.)