III. Гранвиль, или всемирные выставки 4 страница

доносный класс в ходе длившихся десятилетиями дискуссий обеспечил себе, до того как пришел к власти, господство над духовным аппаратом общества. Интеллектуальные структуры, образование были давно уже пропитаны идеями третьего сословия, а борьба за духовное освобождение была закончена раньше политической. В сегодняшней России положение совершенно иное. Для миллионов и миллионов неграмотных еще только предстоит заложить основы общего образования. В знаменитом приказе Ленина по третьему фронту -под первым фронтом в России понимают политический, под вторым экономический, под третьим культурный - говорится, что неграмотность должна быть ликвидирована к 1928 году. Короче говоря, русские авторы сегодня уже должны считаться с новой и гораздо более примитивной публикой, чем та, с которой имели дело предыдущие поколения. Их главная задача - дойти до масс. Тонкости психологии, стилистики, композиции оставят такую публику совершенно безучастной. Что ей нужно, так это не средства выражения, а информация, не вариации, а повторение, не виртуозные сочинения, а захватывающие сюжеты. Конечно, не все литературные фракции и кружки усвоили эти радикальные положения. Но они вполне соответствуют позициям, которые выражает РАПП - Российская ассоциация пролетарских писателей, крупнейшая в определенном смысле официозная литературная организация. Далее РАПП вполне последовательно заявляет, что справиться с этой задачей может только истинно пролетарский писатель, лишь тот, кто поддерживает идею пролетарской диктатуры. В резкой форме это выразил Де-

мьян Бедный: пусть у нас будет лишь три сопляка, но зато они наши.

Это экстремисты. Они не выражают точку зрения партии. Но решающие инстанции литературной жизни, государственная цензура, общественное мнение не слишком далеки от них. Если учесть к тому же, что свободный писатель в России едва ли может обеспечить себя, основная масса литераторов в той или иной форме связана с государственным аппаратом (через чиновничьи посты или иначе) и контролируется им, то мы получим координаты существующей ситуации.

В этой координатной сетке мы прочертим кривую развития литературы за последние пять лет и отметим на ней, в соответствии с практической, информационной направленностью этих кратких заметок, в качестве ориентиров основные произведения современной литературы, по возможности те, что были переведены на немецкий язык.

Ситуация в начале революции: первые усилия, направленные на создание новой литературы и нового искусства вообще, концентрируются под знаменем Пролеткульта. Ведущие личности: во-первых, Маяковский. Владимир Маяковский уже при царизме был достаточно известным поэтом. Эксцентричным фрондером, вроде Маринетти в Италии. Смелый новатор в формальном отношении, он тогда не полностью расстался с влиянием романтического декаданса. Эгоцентричный денди, он часто воспевал самого себя в своих лирических гимнах и проявил уже тогда театральный талант, который он около 1920 года ставит на службу революции. Поэма "150 000 000" впервые использует формальные достижения футуризма в целях по-

литической пропаганды. Язык улицы, фонетический бунт, изобретательное хулиганство отмечают новую эпоху господства масс. Кульминацией его успехов стала "Мистерия-буфф", представление под открытым небом с тысячами участников, сиренами, военными оркестрами и шумовыми эффектами. Режиссером этой массовой постановки был Мейерхольд. Во-вторых: Всеволод Мейерхольд, бывший и при царизме директором театра, который первым поставил театр на службу революции. В смелых новациях он пытался достичь новой искренности, отказаться от мистицизма рампы, найти контакт с широкими массами. Он играет без занавеса, без освещения рампы, пользуется передвижными декорациями, которые используются на открытой сцене таким образом, что видно колосниковое пространство. Любит привносить в свои постановки элемент цирка, варьете, эксцентрики. "Даешь Европу", инсценировка романа Ильи Эренбурга, является в этом отношении характерной для его деятельности. В-третьих: Демьян Бедный. Это автор знаменитых плакатов, призывов, частушек времен героического коммунизма, решающих боев между белыми и красными. Некоторые из его самых знаменитых воззваний были переведены на немецкий Иоганнесом Р. Бехером. В-четвертых, в Пролеткульт входили, среди прочих, имажинисты и конструктивисты. Первые занимались, подобно современным сюрреалистам во Франции, ассоциативной поэзией, т. е. они создавали бессвязную последовательность образов, подобную той, что возникает во сне. Кто хочет получить некоторое представление о конструктивистах - школе, пытающейся довести до высшей вы-

разительности чистое слово как таковое - может считать их немецким аналогом такого поэта, как Август Штрамм. ¹

Пролеткульт держался на изначальном революционном энтузиазме. Но с течением времени критические дискуссии обнажили противоречия между множеством объединенных в нем течений. Эти дискуссии привели в конце концов к его распаду. В ходе дискуссий возник вопрос: к чему стремится Пролеткульт? К пролетарской литературе или литературе для пролетариев? Маяковскому, конструктивистам, имажинистам было заявлено: вы хотите создать новую литературу для масс. Вы хотите, чтобы свои законные права в литературе получили жизнь машины, фабричные будни, кругозор красноармейца. Но они вас совершенно не понимают. Где пролетарий, человек из народа, который в свободное время предпочтет не Тургенева, Толстого, Горького, а вас? Или еще: если всерьез говорить о пролетарской литературе, то сначала следует задаться вопросом: в состоянии ли пролетариат в эпоху гражданской войны, во время ожесточенной борьбы за существование найти силы для литературы, для поэзии? Еще никогда эпохи политических, а тем более социально-политических революций не были эпохами расцвета литературы. Человеком, который со всей ясностью и блеском поставил эти вопросы и вынес суждения в ходе дискуссии, был Троцкий, а его книга "Литература и революция", объявившая поход против Пролеткульта во всех его направлениях, выражала в 1923-1924 гг. официальную позицию партии.

В течение ряда лет борьбу с этой доктриной вела группа, которая была очень далека как от

формалистического искусства Маяковского и его товарищей, так и от культурного пораженчества Троцкого. Это напостовцы, объединение, группирующееся вокруг журнала "На посту". В целом их программа совпадает с уже упомянутой программой РАППа. Они как раз и составляют ядро литературного экстремизма, и их позиция такова: "Господство пролетариата несовместимо с господством непролетарской идеологии и, следовательно, непролетарской литературы. Болтовня о том, что в литературе возможно мирное сотрудничество, мирное соревнование различных литературных и идеологических течений - не что иное, как реакционная утопия... Большевизм с самого начала стоял и продолжает стоять на позициях идеологической непримиримости и нетерпимости, на позициях безусловной ясности идеологической линии... В современных условиях художественная литература является последней ареной, на которой проходит непримиримая классовая борьба между пролетариатом и буржуазией за гегемонию над социальными прослойками. Поэтому недостаточно лишь констатировать наличие пролетарской литературы, следует признать принцип гегемонии этой литературы, принцип систематической борьбы этой литературы за полную победу, за поглощение всех видов и оттенков буржуазной и мелкобуржуазной литературы. " Официально этот спор между экстремистами и партией был закончен в 1924 году довольно формальным компромиссом, который был заключен под руководством наделенного множеством талантов и ловкого народного комиссара просвещения Луначарского. В действительности же конфликт все еще продолжается.

Это что касается литературной политики. Прежде чем обратиться к характеристике основных литературных произведений, следует упомянуть о нескольких стоящих особняком авторах, которые, не принадлежа ни к одному из названных направлений, более или менее известны в Европе. Самый значительный среди них - умерший несколько лет назад Валерий Брюсов. (На немецком языке опубликован в издательстве "Гиперион" его роман "Огненный ангел".) Наиболее значителен Брюсов как лирик. Он творец русского символизма, в России его сравнивают с Георге. Он единственный из выдающихся поэтов старой школы, сразу вставший на сторону революции, не создавая при этом пролетарских сочинений. Он был в высшей степени аристократичен. После смерти Россия почтила его память созданием литературного института "имени Валерия Брюсова". В этом институте учат журналистике, драматургии, лирике, новеллистике, критике, полемике, издательскому делу. Представление о прирожденном поэтическом даре, благодаря которому только и можно добиться значительных литературных успехов, несовместимо с теорией исторического материализма. Кроме Брюсова следует упомянуть Александра Блока и Сергея Есенина. Блок известен в Германии своими гениальными, но в высшей степени насильственными попытками соединения религиозной мистики с экстазом революционных действий и близок в этом сомнительным настроениям немецкой интеллигенции 1918-1919 годов. Отсюда его слава, которой не могли помешать даже плохие немецкие переводчики. Личность Сергея Есенина продолжает, тем более после его самоубийства, волновать об-

щественное мнение России. Это крестьянский поэт, он попытался критически осмыслить революцию, однако сорвался при этом в бездну пессимистического нигилизма и превратился в конце концов в идола романтической контрреволюции. Бухарин написал о нем в "Правде": "Крестьянский поэт переходной эпохи, трагически погибший из-за своей неприспособленности. Не совсем так, милые друзья! Крестьяне бывают разные. Есенинская поэзия, по существу своему, есть мужичок, наполовину превратившийся в "ухаря-купца": в лаковых сапожках, с шелковым шнурочком на вышитой рубахе, "ухарь" припадает сегодня к ножке "Государыни", завтра лижет икону, послезавтра мажет нос горчицей половому в трактире, а потом "душевно" сокрушается, плачет, готов обнять кобеля и внести вклад в Троице-Сергиевскую Лавру "на помин души". Он даже может повеситься на чердаке от внутренней душевной пустоты. "Милая", "знакомая", "истинно русская" картина!"² Кроме того, среди пишущих сейчас эмигрантов следовало бы назвать Шмелева, Бунина, Зайцева. (Главное произведение Шмелева, "Солнце мертвых", а недавно и интересный психологический роман "Человек из ресторана" в прекрасном переводе Кете Розенберг вышли в издательстве Фишера. Там же вышли "Господин из Сан-Франциско" и "Митина любовь" Бунина. Самое значительное произведение Бунина, "Деревня", не переведено.) Ни один европеец не в состоянии оценить, до какой степени превратности последнего десятилетия наполнили всю огромную Россию, народ, насчитывающий 150 миллионов человек, литературными сюжетами, и какими сюжетами: судьбами

каждого самого маленького человека и всех коллективов, от семьи до армии и народа. Современная литература выполняет, можно сказать, психологическую задачу избавить народное тело от этой непомерной ноши сюжетов, впечатлений, превратностей судьбы. Литературная деятельность России представляет собой в настоящий момент, с этой точки зрения, гигантский процесс выделения. Канонизация этой тенденции имеет не только политическое, но и гигиеническое, терапевтическое значение, так как люди, пропитанные своим горем, словно губка, могут общаться только в силовых линиях тенденции, в перспективе коммунизма. К тому же жизнь породила множество новых типажей, новых ситуаций, которые нужно прежде всего отметить, описать, оценить. Здесь существует огромная мемуарная литература, ни в коем разе не сравнимая с писательством наших политиков и полководцев. Здесь есть журнал каторжан, в котором сибирские ссыльные, жертвы дореволюционного режима, публикуют свои записки, такие воспоминания, как "Ночь над Россией" Веры Фигнер³ (издательство Малика), короче говоря, литература, с которой новым писателям, если они вообще хотят, чтобы их читали, приходится соревноваться в изобразительной мощи. Такие писатели есть. Подобный круг сюжетов связан с чека, революционной тайной полицией. Прежде всего следует назвать "Шоколад" Тарасова-Родионова (издательство "Die Aktion"), новеллы Слонимского, Григорьева и др. (многие из них можно найти в поучительной антологии "Между вчера и завтра", берлинское издательство "Таурус"). Другие сюжеты связаны с беспризорными, безнадзорны-

ми детьми. Два миллиона таких детей бродили по России во время гражданской войны. Лидия Сейфулина посвятила им отдельную книгу ("Беглец", ⁴ издательство Малика). Затем судьбы коллектива. Относящаяся к этой области литература обширна, даже если ограничиться тем, что переведено. Важнейшее: "Неделя" Либединского, "Цветные ветра" и "Бронепоезд 14-69" Иванова, "Мятежники" Дыбенко (все в издательстве "Verlag fьr Literatur und Politik"). В этом году выходит из печати по-немецки самая знаменитая из этих книг: "Города и годы" Федина (издательство Малика), эта книга представляет особый интерес, потому что ее герой немец. Сюда же относятся выдающиеся российские журналисты: несравненная Лариса Рейснер. Ее книга "Октябрь" (Издательство "Neuer deutscher Verlag") дает в главе "Фронт" классическую картину гражданской войны. По-немецки издана книга значительного публициста Сосновского "Дела и люди". Самая свежая новинка, к тому же из самых значительных, - книга Федора Гладкова "Цемент" (издательство "Verlag fьr Literatur und Politik"). Она представляет собой первую попытку создать роман о России периода индустриализации, она насыщена абсолютно жизненными типажами и бесподобна в изображении атмосферы, характерной для партийных собраний в провинции. Единственное, чего в этой книге, как и большинстве других, не найти, так это композиции, присущей романам в строгом смысле. Современная литература России - в большей степени предтеча новой историографии, чем новой беллетристики. Но прежде всего она - моральный фактор и одна из возможностей знакомства с моральным феноменом русской революции вообще.