Засужу, замучаю, как Пол Пот - Кампучию 4 страница

Казалось бы, всего делов-то: захотелось шоколаду - съешь и успокойся. Простая коровья жвачка, "формирование пищевого комка", как учит школьный учебник. Не тут-то было. Обычный акт поглощения продукта из какао-бобов с добавкой эссенций можно представить в разном свете. Либо это классовая злоба обездоленных ("шоколад "Миньон" жрала"), либо гламур буржуазно-утонченных ("из сластей и пирожных и конфет всевозможных,- вот из этого сделаны девочки"). Соответственно этим стилистикам в последнее время работали и современные российские СМИ. Героями прессы были (и остаются, по крайней мере, на данный улетающий момент) либо элегантный и требовательный клиент Фенди, либо бомж с открытой черепно-мозговой травмой. Читатель и глотатель прессы расположен посередине, он нормален, каждодневен, безлик, он не роется ни в помойном бачке, ни в бутике. Но это он платит за сказки: ежедневно - по рублю за помоечно-криминальный мусорок, ежемесячно - по четвертному за слепящую, сахарную, благоухающую роскошь.

Бывают странные сближенья

Что же модно? В этом сезоне модно, например, выехать на природу в "трехслойной юбке из органзы с воланами", и там, на природе, высоко подпрыгнуть, расставя ноги, из кустов с колючками на гнутую арматуру. Вариант: надев "прозрачный топ из двухслойного полосатого шелка", плюхнуться в воду, и долго сидеть в ней по пояс, но уже в "платье из вискозного трикотажа". И это не потому, что враги сожгли родную хату, и вы вынуждены ютиться в подмосковном лесу, а потому, что это гламурно. Гламурно также, надев одно на другое "два тюлевых платья телесного и антрацитового цвета", раскачиваться на сучковатом дереве. Да! Не забудьте старинные украшения. Возникнет "легкость бытия, нежность и невинность". Или "непринужденность, элегантность и беспечность".

Напротив, о том, к чему могут привести легкость бытия и беспечность, вы можете прочесть в СМИ второго рода. Например, такая история: бездомная 13-летняя сирота зарабатывала на жизнь, торгуя телом. Тело покупали шоферы. Когда однажды девочка валялась пьяная, шофер пытался заняться с ней оральным сексом, но лишь получил известные телесные повреждения, так как девочка стиснула зубы, не приходя в сознание. Взвыв от боли, шофер принялся избивать ее, в конечном счете забив до смерти. Помогали друзья. Труп закопали под забором, сироты никто не хватился. Через год... но это слишком неприятно. Забудем. Вернемся назад к повседневности. Нас тут как раз призывают "забыть обо всем и окунуться в густую синеву южного лета", причем окунаться очень удобно: и ехать никуда не нужно, а пойти да приобрести.

"Слева направо: платиновое кольцо "Etoile", усыпанное 110

бриллиантами огранки "багет" весом 10 карат и 88 сапфирами

бриллиантовой и багетной огранки весом 18 карат, украшенное

посередине бриллиантом весом 1 карат".

Это слева. Окунемся? Или лучше справа:

"золотой браслет из бирманских сапфиров огранки "багет"

весом 35 карат".

Кстати, нам напоминают:

"вовсе не обязательно тратить лишний миллион на

бриллиантовое колье, в котором появилась Джоди Фостер на

последней церемонии "Оскара"."

Спасибо, что предупредили, родные, это гуманно. Раз не обязательно - не потратим. Купим рису в мешочках.

Можно и вообще ничего не тратить. В Москве, сообщает нам пресса второго, желтого рода, предполагается закупить на городские средства одежду и обувь для бомжей. Если вы бомж столичный, а не какой-нибудь там неотесанный провинциал, вы сможете получить особую "дезинфекционную" одежду. И если вы обратитесь в санитарную службу по собственной инициативе, то пройдете санобработку бесплатно. "Окунитесь в мечту": опытные работники по борьбе с педикулезом прожарят швы вашего естественного и свободно облегающего костюма, добившись полного уничтожения гнид и взрослых вшей, обольют ваши длинные, струящиеся волосы карбофосом.

"Этот жизнерадостный и импульсивный аромат сделает ваше лето

особенно ярким и беззаботным",

совершенно таким же, как если бы вы прикупили себе Sunny Frutti от Escada.

"Просто, уходя из дома, захватите с собой безалкогольную

версию этой туалетной воды, обогащенную солнцезащитным фильтром и

не оставляющую следов на теле".

Непременно безалкогольную версию: спиртовые растворы и солнечные лучи несовместимы,- поет гламурная пресса. Тем временем

"в кунсткамере уроды погибают без спирта!"

нагоняет мрак пресса мусорная. Кому мука, кому крупа: гламурный персонаж обитает на пляже, помахивая

"яркими пушистыми ресницами, невероятная выразительность

которых приковывает взгляды всех без исключения мужчин",

мусорный - бродит по угрюмым тропинкам бытия, натыкаясь на взрывающиеся презервативы, начиненные бромом и ацетоном:

"...как выяснилось, химик-террорист давно знаком местной

милиции. Он живет с родной бабушкой, которую все время грозится

взорвать и уничтожить другими изощренными способами".

В гламурном мире бабушка - если она не Коко Шанель - не водится, и поделом: не будет же бабка набрасываться на новую помаду,

"неощутимую на губах и поражающую игрой переливов и

отблесков",

а если старухе взбредет помыться, то она возьмет да и потрет себе спину мочалкой, как люди, а не совершит

"ритуал принятия ванны",

не будет обзывать ее

"голубой лагуной"

и не будет изумляться

"волнующему благоуханию"

перламутровых тальков и мыла с ароматом иланг-иланга, так как еще и не такое видала за долгую жизнь, Господи Спасе.

Впрочем, поправочка: мыло пахнет фрезией, а иланг-иланг - это надо вдыхать во время рейса, если вы боитесь упасть вместе с самолетом. Именно так: если вас беспокоит, что вся эта махина возьмет да и хряпнется в

"глубокую синеву южных морей",

то надо надеть темные очки и вдыхать иланг-иланг или мелиссу. Если же и это не поможет, то знайте:

"лучшее лекарство от депрессии - это окраска волос от

хорошего специалиста".

Отметим, кстати, разницу: человек простой красит волосы "у" специалиста, гламурный - "от".

Нежные, гламурные авиафобы в облаках ароматов водятся исключительно ("эксклюзивно") на страницах глянцевых журналов. В мусорной прессе они будут помянуты, только если они и вправду разбились. В гламурной прессе девушки прогуливаются среди пустынных пейзажей, на негаснущем закате. В мусорной, на подмосковных прогулках, они наступают на "круглоротых и кольчатых червей", на "296 наименований членистоногих". (В гламуре членистоногое допустимо лишь тогда, когда оно изготовлено из платины с бриллиантами и сапфирами.)

В гламуре популярные певцы не вылезают из ресторана "Максим". В мусоре - те же персонажи идут на Никулинский продовольственный рынок (как это сделал певец Юрий Антонов), где ввязываются в драку с другими ценителями тонкой кухни, в результате чего им на лицо и тело накладывают швы. В гламуре сын актера Антон Табаков "с супругой" (слово "жена" в гламуре не используется: у жены труба пониже и дым пожиже) сияет улыбкой на приеме у Валентина Юдашкина; зал только что заслушал приветственную телеграмму Черномырдина, причем "просто иначе и быть не могло". В мусоре - проснувшись ночью, тот же Антон подвергается нападению крысы, кусающей его за палец. Телеграмм не поступило, даже от Жириновского ни слова.

Пора популярить изыски

Гламур - высшее, разреженное, лучистое, эфирное, запредельное состояние бытия. В гламуре гражданин, а тем более гражданка уж не сеет, не жнет, не собирает в житницы. Все в ней гармония, все диво. В гламуре нет ни прыщей, ни вросших ногтей, ни кишечных колик, ни заусенец, ни храпа: все это преодолено на более ранней стадии развития, на полпути превращения из свиньи в серафима, в малом глянце, в журналах "для секретарш". В гламуре нет заплаканных глаз, хлюпающего носа, уныния, отчаяния, наплевательства, ответственности, тревоги за родственников, наконец, нет смерти, в лучшем случае - "неумирающая легенда".

Гламурное существо - молодое, худое, извилистое, как правило, женского пола. Рожденное без родителей, оно мерцает на фоне безликих, но многочисленных "друзей", изредка имеет изящное гламурное дитя возрастом не более трех лет, которое неизвестно кто воспитывает. Оно не нуждается в деньгах, не берет и не дает в долг; источник его богатства неясен, но, очевидно, неистощим. Оно, очевидно, получило кой-какое образование, ибо часто является в виде "деловой женщины", но какие это дела и в какое время дня делаются, неясно. В последние годы оно умеет обращаться с компьютером: с лукавой улыбкой взглядывает на экран. Оно практически не читает, но знает:

"разумеется, адекватно перевести стихи невозможно".

(Ну разумеется. Не стоит даже стараться.) Вечерами оно ходит в театры, где либо хохочет, либо загадочно улыбается. Что именно ее в театре интересует, нам не сообщают. Но мы догадываемся.

Гламур нарциссичен. Основное состояние гламурной женщины - эротический транс, вызванный предметами роскоши. Вы можете застать ее в мерцающей полутьме, в креслах. Она в атласном платье, приспущенном на груди, голова откинута, глаза сомкнуты, рот приоткрыт. Что это с ней? А это она мечтает о наручных часах. Причем они уже у нее на руке. Неважно, она МЕЧТАЕТ. Это процесс самодостаточный.

Или - подымай выше - она мечтает о платиновом колье с бриллиантами. Чтобы мечтать о такой штуковине, она надевает

"брючный костюм из кожи ягненка",

вызывает визажиста и, опять-таки закрыв глаза, вцепляется в колье, прижимает его к носу и предается мечтам... Открой глаза-то!.. Не слышит: она уже в трансе.

Надо ли говорить, что неотложная задача гламурной женщины

"превращать свое тело в концептуальный объект"?

Если это удается, то

"тело вновь становится вещественным доказательством".

Этюд в багровых тонах

Вещественным доказательством тело постоянно становится и в мусорной прессе, но в другом смысле. Слова "мода", "магия" здесь тоже приобретают трупный оттенок.

"Новая страшная мода - на тройные убийства - появилась этим

летом в Москве. Уже третий раз с начала сезона бандиты

расстреливают трех человек кряду. В субботу в третьем подъезде

кооперативного дома номер 3 (магическая цифра!) были убиты..."

и т.д.

"Чтобы чувствовать себя легко и безмятежно, этим летом

следует одеваться в белое",

советовали, помнится, специалисты по гламуру. Но здесь иной мир, и белые одежды обагряются здесь кровью и блевотиной:

"доярка-киллер забила жертву поленом".

Этот перевернутый, подземный мир наполнен мрачными, неуемными страстями: женщина

"убивает мужа, требовавшего половой близости при

сыне-школьнике".

(А что если это и был гламурный "повод окунуться в мечту"?)

"Подростки-садисты не успокоились, пока не обесчестили

школьника",

а что если они вняли призыву: "в костюме от Такого-то будьте чуточку смелей"? Старик поджег дом, газ взорвался, все погибли,- не влекла ли его "стихия огня"? Внучатый племянник

"убил двух старушек, повторив путь Раскольникова",

вот вам и

"лето,- долгожданная пора осуществления ваших самых смелых

желаний".

"Перед тем как покончить с собой, раковая больная убила

ребенка подруги".

И так далее, и так далее, до бесконечности. Концентрация темных страстей, убийств, насилия, грязи и безумия поддерживается мусорной прессой на одном и том же уровне, упаси бог понизить крепость криминального раствора,- сразу станет скучно. Именно скучно: читатель, не найдя привычной расчлененки в свежем утреннем номере газеты по пути на работу, даже обидится. "Вот ужас-то",- привычно говорит читатель, прочитав про очередной труп, но это неправда: ему не страшно, он привык. Он ведь тоже хочет "окунуться в мечту".

Средний персонаж этой прессы, с гранатой за пазухой, с автоматом наперевес, распихав по карманам отравляющие вещества, с утречка начинает свой трудовой день. Ему надо успеть пришить пару бабушек - свою и чужую, нанести пятнадцать ножевых ранений директору автокомбината, собрать дань с окрестных ларьков, желательно оставив после себя дымящийся труп, изнасиловать соседей по лестничной клетке, повеситься, выброситься с восьмого этажа, наехать на конкурирующую группировку, замучить кота, вылить ртуть на территорию детского садика, в упор расстрелять бронированный "мерседес", наклеить ворованные ярлыки на поддельную водку, подкупить таможню, провезти через границу просроченный сыр. В желудке у него проглоченные презервативы с кокаином, в анусе - бриллианты ("лучшие друзья девушки"), в паспорте - иногородняя прописка: московскую он потерял по суду, а судью замочил. Он покрыт татуировкой, но не потому, что

"окунулся в волнующие тайны Востока",

совсем не потому.

Пригоршня пыли

Ни глянцевый, ни "желтый" тип изданий не заинтересованы в нормальном, среднем человеке, в таком, который, не будучи склонен к криминальным действиям, сохраняет достаточный уровень интеллекта и достоинства, чтобы не мучиться надуманным вопросом: что такое "сумки Фенди - предмет культа или источник вдохновения?" Этому человеку свойственно основное человеческое качество: совесть, так что, заведись у него почему-либо "лишний" миллион, он отдаст его на больницы, на образование, на сирот, а если и посетят его развратные мечты о платиновом колье,- он обольется ведром холодной воды, и мечты пройдут, как и не бывало. Этот человек сочувствует жертвам преступления и вообще несчастным и обездоленным, чужое горе печалит его, а не развлекает. Он хочет жить хорошо, одеваться красиво, отдыхать с удовольствием в компании человекообразных. Ему оскорбительно прочесть приглашение на обычную выставку с таким текстом:

"у вас будет уникальная возможность насладиться

поразительным разнообразием вкусов и художественных приемов

различных стран и эпох",

потому что мозг его устроен заметно сложнее, чем бильярдный шар. А

"узнать настоящую страсть, вспомнить о вечных ценностях,

убежать от мирской суеты"

он, спасибо, умеет без помощи дезодорантов. Ему хотелось бы думать, что жизнь не состоит из убийств, а красота и идиотизм не обязательно неразлучны. Впрочем, он же не ангел, может и взорваться. Услышав окрик:

"хватит постоянно менять тушь для ресниц - одна для работы,

другая для развлечений",

он мысленно хватает полено, чтобы вломить кому-то между глаз, обведенных

"контуром двойной последовательности",

приговаривая:

"ваши глаза заслуживают того, чтобы время остановилось".

Сегодня, похоже, время и вправду остановилось. Бутики заколачиваются: все ушли на иные фронты. Гламурная пыльца осыпается; где бодрый серп гулял и падал колос, теперь уж пусто все - простор везде,- лишь паутины тонкий волос блестит на праздной борозде. Злорадствовать по этому поводу вовсе не хочется. Не все ли мы в одинаково пиковом положении?

"Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца,

такого вот конца!"

Увы, и мусора сейчас прибавится, и желтизна станет гуще. Есть, правда, слабое, печальное утешение: общее близкое неприятное будущее имеет шанс вернуть человеческий, реальный масштаб и нашим проблемам, и способу их описания.

"На Кузнецком Мосту функционирует хозяйственный магазин, а

на перекрестках бабушки торгуют овощами - наши итальянские

партнеры от этого просто в шоке!"

возмущается Олег Кондратов, вице-президент ассоциации "Дистрибьюторов эксклюзивных товаров".

Какое счастье!.. Еще функционирует!.. Еще торгуют.

сентябрь 1998 года

Татьяна Никитична Толстая

Новое имя

...Желчь собачья оздоровляет гнилые и

опухшие очи.

Лечебник

...стоит лишь хозяину и хозяйке его

обидеть чуть-чуть, так он на них в

людях все непотребное выльет. Вот от

таких-то глупых слуг всякие ссоры и

возникают, и насмешки, и укоры, и

срамота.

Домострой

У Юмашева была собака. И у Суханова тоже была собака. Эти собаки друг друга терпеть не могли. Их хозяева, соответственно, тоже. Вот однажды Суханов взял да и пнул собаку Юмашева ногой в бок. Пес запомнил обиду и, дождавшись удобного случая, "тяпнул оторопевшего помощника президента между ног, в самое интимное место".

К чему нам это рассказывает генерал Коржаков в своей "предельно откровенной" книге? Просто ли утепляет добрым солдатским юмором неспешную повесть о доносах и грызне под рубиновыми звездами? Никак нет; это притча. Вся книга Коржакова построена на этой притче. "Двигало ли мной чувство мести?" - спрашивает сам себя генерал. И сам себе отвечает: отчасти да. Ну этого можно было не спрашивать, да и не трудиться отвечать. И мотивы, двигавшие писателем, и жанр его труда,- все вполне традиционное. Оправдываться и пояснять - это лишнее. Сброшенные с высот всегда стремятся набрать побольше камней и сказать всю правду. Понимаем. Тянет к литературе.

Начинающему писателю непросто бывает организовать собранный материал, выстроить его, придумать название книги. Сбор материала, конечно, очень важен: тут и копание в архивах (ФСБ), и знакомое творческим людям внезапное везение (анонимный доброжелатель возьмет да и пришлет компромат в нужный момент на нужного человечка), тут и теплый, задушевный разговор с глазу на глаз:

К.: Лично о вас я шефу никогда ничего плохо не говорил.

Ч.: Но кто-то же это делает.

К.: Вы учтите, что я Борису Николаевичу пишу и на его окружение. Вы думаете, что только у вас Петелин не ангел? Сколько я документов шефу про Батурина показывал?

Здесь мы видим, как будущий писатель делится тайнами своей творческой кухни,- пока что "пишет на", показывает наброски старшим товарищам, но скоро напишет и "о".

Писать "о" трудно, и мы, читатели, полагаем, что какие-то добрые люди немного помогли молодому таланту. Безусловно, советовали, а иной раз и отсоветывали. Так, по словам автора, он было хотел, но ему отсоветовали назвать книгу "Бодался теленок с дубом", так как "где-то это уже было". Конечно, это не резон совсем уж так сразу отказываться от цитат и литературных реминисценций, поэтому одна из главок книги называется "Осень патриарха". Это тоже где-то было. Другая называется "Закат". И это было. Третья - "Полет во сне и наяву". Было и это.

А раз все, за что ни возьмись, уже было, то, по нашему предположению, автор (авторы) решил пойти другим путем и не прятать литературный прием, но, напротив, подчеркнуть его, изящно и неназойливо, но в то же время отчетливо построив повествование на развернутой метафоре сторожевого пса. Размеры рецензии, как говорится, не позволяют, но для любителей литературы, для sapienti, достаточно и нескольких ссылок, чтобы оценить остроумие замысла. Сквозь нарочито небрежную композицию книги просвечивают тексты почтенных предшественников: тут и Булгаков ("Собачье сердце"), и Носов ("Бобик в гостях у Барбоса"); напрашивающуюся аллюзию на Мухтара опускаю как слишком очевидную. Автор строит повесть о своей сторожевой жизни умело, опытной рукой (руками): в начале пути бедное детство в конуре ("в подвале барака": пол земляной, "котенок на улицу не ходил, справлял все свои дела прямо на полу и тут же закапывал"), затем постепенное и неуклонное расширение жизненного пространства (всюду подробно и с любовью указан метраж), на вершине же сторожевой карьеры - переезд в президентский (хозяйский) дом. Центральная метафора объясняет и необычно пристальный интерес к кроватям, креслам и диванам, особенно драным: так, у самого генерала дома "оригинальные диваны, на которых можно лежать, и сидеть, и прыгать", диван, оставшийся после Горбачевых в Барвихе - "протертый", но,- размышляет генерал,- "бывает ведь и протертый диван удобным" (и все мы знаем много друзей человека, которые сейчас же с этой мыслью согласятся); дружеские шутки среди своих - тоже на эту тему: "Говорю Паше: "Посмотри, диван, наверное, в гараже несколько лет стоял, его мыши прогрызли". Жена Грачева, Люба, мне за такой юмор чуть глаза не выцарапала". Тонко вводится и такая деталь, как внимание к свалкам, запахам (костюм и жилье Юмашева), любопытно узнать о рационе рассказчика (приучен к гречке с мясом), и, конечно, широкими и щедрыми мазками обозначен неугасимый, пристальный, неустанный, сквозной интерес к тому, что в культурологии называется телесным низом. Тут мы от Носова переходим сразу к Рабле.

"Как-то с одним таким "идеальным" человеком я гулял.

Точнее - он гулял, а я его охранял... И вдруг мой подопечный с

громким звуком начинает выпускать воздух".

Далее следует обильнейшая информация касательно разнообразных естественных отправлений представителей властного эшелона, информация совершенно, казалось бы, ненужная и неинтересная, если забыть или не заметить, что наш рассказчик - Полкан. Как мы невнимательны к сигналам, которые нам отчаянно, борясь с трудным человеческим языком, подает автор! Вот он намекает, что он не такой, как другие:

"Я мог днями не есть, часами стоять на ногах и целый день не

пользоваться туалетом";

вот он хвастается своей тренированностью:

"прыгал высоко, с "зависанием"";

вот простодушно рассказывает, как выезжали на дачу:

"Б.Н. в кирпичном коттедже, а я - неподалеку от него, в

деревянном";

вот показывает зубы:

"За 32 рубля я готов был бороться как зверь";

вот с интересом слушает, как обещают наказать других, например Филатова:

"Если вы задумаете сделать что-нибудь серьезное,

предупредите заранее - я запру мужа в кладовке";

вот добродушно, снисходительно следит за играми малых шавок:

"Миша умел развеселить Бориса Николаевича: потешно падал на

корте, нарочно промахивался, острил...";

вот навостряет ухо, когда другой (Руцкой) тоже хочет:

"Б.Н.!.. Я буду сторожевой собакой у вашего кабинета!"

Каким видел себя Александр Васильевич - таким его видел и хозяин. Александра Васильича больно дергали за галстук, вынуждали плавать в ледяной воде, заставляли пить, когда ему не хотелось, тыкали грязными ногами в лицо, на него кричали, публично унижали, называли "дерьмом" дурные новости, которые он приносил в зубах... Наконец, президент испробовал на Александре Васильиче научный метод академика Павлова: боясь операции, вначале использовал подопытное животное.

"Я прооперировал свою здоровую носовую перегородку ради

шефа".

Все он терпел, потому что если из-за 32 рублей можно "озвереть", то на что не пойдешь ради тех сладостных минут, когда хозяин уснул, и все - твое? ("Б.Н. опять заснул, а я опять сел управлять страной...")

Герои Булгакова и Носова, ненадолго превысившие отпущенные им полномочия, вернулись к прежнему статусу, нарушенный было порядок вещей был восстановлен. Задумчиво перелистывая страницы классики, мы припоминаем, что и Шарик, и Барбос остались неотмщенными. А справедливо ли это? Нет, несправедливо,- считает генерал. Ведь "у собак память получше, чем у людей". Новое поколение, запомнив обиду, кусает хозяина за причинное место с самыми лучшими намерениями, в интересах России, "ради демократии".

Продолжение, вероятно, следует: Александр Васильич дает понять, что кой-где зарыл еще косточку.

Обложка книги приятного желтого цвета, тираж большой, цена высокая, текст богато проиллюстрирован цветными объедками.

апрель 1998 года

Татьяна Никитична Толстая