Мигранты — самые благодарные ученики, подтвердило исследование в школах

МАТЕРИАЛЫ ПО ПРОБЛЕМАТИКЕ ДЕТЕЙ МИГРАНТОВ Дети мигрантов в Москве

Около трети опрошенных мигрантов (37%) сообщили о наличии у них несовершеннолетних детей, подавляющее большинство имели одного-двух детей (рис. 3). Только один из 5 мигрантов, имеющих детей, проживал в Москве со своими детьми, большинство оставили детей на родине (рис. 4 и 5). Лишь один из опрошенных мигрантов проживал в Москве совместно с 3 детьми. Следовательно, мнение о том, что мигранты привозят с собой много детей в Москву, нашими исследованиями не подтверждается. В среднем, на 10 мигрантов, работающих в Москве, приходилось 1,3 ребенка. Если распространить эти пропорции на всех мигрантов, легально работающих в Москве, число детей мигрантов составит немногим более 30 тысяч человек.

Рисунок 3. Доля мигрантов, имеющих детей

Рисунок 4. Распределение мигрантов, имеющих детей, по проживанию детей вместе с ними

N=74

Опрос москвичей, имеющих детей до 18 лет, выявил довольно широкую распространенность в Москве школ, в которых есть ученики - мигранты. На совместное обучение своих детей с детьми мигрантов указали 35% опрошенных москвичей. В детских садах вместе с детьми мигрантов оказались дети 18% опрошенных. В школе чаще всего учатся дети мигрантов из Азербайджана, Армении и Грузии (22,6%) и внутренних мигрантов с Северного Кавказа (11%) (табл. 9). В детских садах выделяются те же группы детей, с той лишь разницей, что дети из Закавказских стран лидируют (12% упоминаний), а дети из Средней Азии идут за ними (8%). По данным Центра социологических исследований при Минобрнауки России, московские школы в 2006/2007 учебном году посещали 23,9 тысячи детей иностранных граждан [13]. Всего в этом учебном году в Москве было 761,3 тыс. школьников [14], т.е. дети иностранных граждан составили около 3% в общей численности школьников. Школ, в которых были бы классы, где дети мигрантов составляют большинство, в проекте не выявлено.

У трети семей мигрантов, имеющих в своем составе детей дошкольного возраста и живущих с ними в Москве, дети посещают детские дошкольные учреждения. Около трёх четвертей детей мигрантов школьного возраста посещали школу. Мигранты-иностранцы, чьи дети посещают школы, в своих оценках отношения к их детям в школах разделились почти поровну – одна часть считает отношение нормальным, другая – не очень хорошим.

Таблица 9. Обучение детей мигрантов вместе с московскими детьми, %

Откуда прибыли	Есть ли дети мигрантов в группе детсада с Вашими детьми	Есть ли дети мигрантов в классе с Вашими детьми
По всей выборке (602 чел.)	Среди тех, у кого есть дети до 18 лет (164 чел.)	По всей выборке (602 чел.)	Среди тех, у кого есть дети до 18 лет (164 чел.)
Таджикистан, Узбекистан, Киргизия	2,5	7,9	3,0	8,5
Азербайджан, Армения, Грузия	4,2	12,2	7,6	22,6
Украина, Молдавия, Белоруссия	1,0	3,0	2,5	6,7
Республики Северного Кавказа России (Чечня, Дагестан и др.)	1,2	3,7	3,5	11,0
Другие регионы России	1,0	3,0	2,3	7,3
Нет детей мигрантов	94,2	81,7	88,5	65,2

Большой интерес к числу детей мигрантов в школах Москвы показывает и факт неофициального сбора данных о гражданстве этих детей, введённый, по свидетельству опрошенных экспертов, с 2010 г. Этой информации нет в открытом доступе, и она не была предоставлена по нашему запросу Департаментом образования Москвы. В СМИ можно найти такие цифры: по подсчетам департамента образования, в 2012 году в московских школах учились около 30 тысяч детей иностранных граждан; по оценкам ФМС — около 70 тысяч [15].

С доступом в московские школы детей-мигрантов сложилась парадоксальная ситуация. Правила приёма в школу требуют [16] предъявления пакета документов: документ, удостоверяющий личность родителя; письменное заявление о приёме ребёнка в школу; медицинская справка установленного образца (форма №026/у) или копия медицинской карты, заверенная руководителем дошкольного образовательного учреждения; оригинал и заверенная ксерокопия свидетельства о рождении ребёнка. Устоявшейся практикой стало требование при приёме ребенка в школу проверять у родителя наличие как минимум 3-месячной московской регистрации. Преимущественные права имеют дети, чьи родители зарегистрированы в микрорайоне, где расположена школа. Отсутствие регистрации вообще или в прилегающем микрорайоне может служить основанием в отказе при приёме ребёнка в школу. В то же время, существует установка на обучение всех детей, находящихся на территории России, независимо от наличия регистрации у родителей, согласно российской Конституции и Конвенции о правах ребёнка ООН, которую ратифицировала Россия. Поэтому после приёма ребёнка в школу, по истечении 3-месячной регистрации, администрация школы не имеет права требовать её продления. Однако, по свидетельству экспертов, директор любой московской школы всегда спрашивает о регистрации у родителей:

...мы когда принимаем детей в школу, мы не имеем права брать в школу детей, у которых нет московской регистрации, хотя бы временной. Если ребенок не имеет временной регистрации, школа не имеет права брать его. Хотя бы какая-то регистрация в Москве, существует такой юридический момент. Я, например, уверена, что далеко не все дети-мигранты посещают школу в связи с тем, что регистрации нет, а сейчас упадет количество детей в школах, потому что сейчас стали бороться с резиновыми квартирами, куда всеми правдами и неправдами прописывали этих мигрантов...

Из высказываний учителей на фокус-группе

Основные проблемы, возникающие в школах в связи с совместным обучением детей москвичей с детьми мигрантов, следующие:

• Снижение качества обучения в школах из-за плохого знания детьми-мигрантами русского языка. Эксперты рассказывали, что, по возможности, москвичи стараются не отдавать ребенка в школу, где есть мигрантские дети. Необходима специальная работа по интеграции таких детей, повышению уровня знания русского языка. Проблема снижения качества обучения в московских школах в случае низкого уровня знаний русского языка детьми-мигрантами может разрешаться путем тестирования знаний детей при приёме в школу и зачисления их в класс, подходящий по уровню знаний, а не по возрасту. Тестирование актуально для детей младше 15 лет, для старших лучше использовать вечернюю школу или экстернат. Подобная практика уже применяется в школах русского языка, находящихся сейчас в неопределённом юридическом статусе и под угрозой расформирования. Их уникальный опыт может быть успешно применён и не должен быть утрачен. Повышение уровня владения русским языком будет способствовать не только лучшей успеваемости детей мигрантов, но и повышению знаний детей москвичей.
• Наиболее проблемную группу детей-мигрантов представляют дети из республик Северного Кавказа (Дагестана, Чечни) в силу иной ментальности. Как отмечали эксперты, мальчики из этих республик «быстрее взрослеют», «их жизненный опыт богаче», у них зачастую меньше инфантилизма, они больше знают о жизненных и бытовых проблемах, поэтому они часто выступают в роли неформальных лидеров в классе, В классах, где учатся несколько таких детей, подчас возникает нездоровая атмосфера, когда эти дети начинают терроризировать остальных, им свойственно высокомерное отношение к девочкам. Отмечены случаи, когда родители детей-кавказцев прибегают к угрозам администрации, в том числе физическим. Школы стараются избегать приема детей из Северного Кавказа вследствие незащищённости администраций школ, беспомощных перед угрозами расправы, исходящими от родителей. Конфликтным ситуациям, провоцируемым детьми-мигрантами (например, устойчивой ориентации части мальчиков-мигрантов на своё гендерное превосходство) может быть противопоставлена специальная работа с учителями в виде тренингов и семинаров, обучающих методикам, позволяющим эффективнее противостоять таким сложностям. Это необходимо подкрепить материальным стимулированием учителей.
• Нередки проявления ксенофобии среди учителей, уровень которой, судя по заявлениям экспертов, не является критическим. Скорее это проблема общественного сознания, проблема общества, к которому, конечно, принадлежат и сами учителя. Бороться с этим необходимо с помощью усиления ответственности за оскорбления по национальному признаку, воздействием через общественное мнение. Например, можно создать Кодекс поведения учителя, рекомендуемый к соблюдению.
• Система оплаты труда учителей, предусматривающая надбавки за дополнительный труд, не содержит поощрений за дополнительные усилия учителя при работе с детьми-мигрантами. В результате учителя, работающие в таких классах, оказываются в проигрыше по заработной плате, несмотря на большие трудности преподавания, чем в классах без детей-мигрантов. Эксперты свидетельствовали о распространенности ситуации, когда учителя стараются избегать приема в свой класс мигрантских детей. Этот недостаток оплаты труда учителей должен быть по возможности быстро устранен, что будет способствовать созданию бесконфликтной обстановки в школе.
• Для поддержания управляемости в классе необходимо усиление интенсивности адаптационной работы, включая её финансирование и учёт соответствующих расходов при распределении бюджетных средств на программы адаптации детей-мигрантов, в том числе через систему государственных грантов, направленную на работу с детьми-мигрантами, поддержку работы общественных объединений, НПО и различных детских организаций.
• Важным вопросом является наличие возможностей для повышения квалификации школьных сотрудников. При всём обилии проблем, имеющихся в школах, где обучаются дети мигрантов, для обмена опытом по решению таких проблем существуют только спецсеминары для завучей, где время от времени поднимается тема детей-мигрантов. Министерство образования специально не занимается этой проблемой и даже не имеет статистики (во всяком случае, официальной, в публичном доступе) о количестве детей-мигрантов в московских школах, их половозрастном распределении, распределении по странам

· В Москве осталось всего пять «Школ русского языка» для детей мигрантов

· 15.03.2016Новости, Образование

· В 2014-2015 учебном году в московских школах училось 25.357 детей – иностранных граждан. Какие возможности предоставляет город, чтобы помочь этим детям выучить русский язык, не только общаться на простые темы, но и осваивать школьную программу? На 12-миллионную Москву – всего пять «Школ русского языка» для детей мигрантов, и лишь две из них – бесплатные. Как происходит адаптация детей-иностранцев, готовы ли школы менять программу, если в классе учатся дети-инофоны, и почему «Школ русского языка» должно быть как можно больше, «Фергана.Ру» поговорила со специалистом в области обучения детей-билингвов и изучающих русский как иностранный, автором учебных пособий, кандидатом филологических наук, доцентом Московского института открытого образования Ольгой Синёвой.

· – Ольга Владимировна, у вас есть статистика, сколько детей мигрантов учится в московских школах?

· – Все данные за прошлый учебный год были опубликованы в журнале «Добрососедство». В Москве училось 25.357 детей-иностранцев, в том числе 157 афганцев, 481 гражданин Казахстана, 3.128 граждан Кыргызстана, 2.769 детей – граждан Таджикистана, 114 – Туркмении, 2.186 – Узбекистана. 70 китайцев, 54 турка. Из Украины – 4.907 детей. Это количество – около 25 тысяч – остается приблизительно одним и тем же из года в год, соотношение иногда меняется, сейчас, например, киргизов больше стало.

· – Видимо, из-за того, что Кыргызстан вступил в ЕАЭС, и многие формальные проблемы были сняты.

· – Может быть. Данных о детях из семей мигрантов, у которых есть российский паспорт, у нас нет. У учителей критерий такой: насколько ученик, приехавший из другой страны, погружен в русскую культуру, владеет ли русским языком, и на каком уровне. По наблюдениям педагогов, с которыми я работала на курсе повышения квалификации «Методика преподавания русского языка в поликультурном разноуровневом классе» с сентября по декабрь, – а это 75 человек, – детей мигрантов не так много, в среднем 15-20% в классе. Но эти дети плохо владеют языком, и возникает проблема: либо их подтягивать, и тогда страдают остальные ученики, либо не обращать на них внимания, «что вырастет, то вырастет»… В таком случае в будущем возникнут серьезные проблемы и у них, и в школе, которая получает маргинальных учеников… Вопрос организации языковой подготовки детей мигрантов – самый сложный.

· – В 2006 году Департамент образования Москвы издал указ о создании «Школ русского языка» – структурных подразделений внутри обычных школ, которые бы обучали детей-иностранцев русскому языку в течение одного учебного года. Сколько в Москве «Школ русского языка» сегодня?

· – Пять, из них две бесплатные, а три существуют за счет родителей. Но в прошлом учебном году 18 групп ШРЯ работали в семи образовательных организациях, в которых прошли обучение 262 человека. Сейчас «Школы русского языка» исчезают. Проблемы начались, когда пошел процесс реорганизации системы образования и объединения школ в учебные комплексы.

· – Почему?

· – Раньше «Школам русского языка», как структурным подразделениям, выделялось отдельное финансирование. Учебный план предполагал 24 часа учебных занятий в неделю в течение года, а также занятия с логопедом. Сейчас система финансирования стала иной, и, возможно, школа может получить грант на этот вид деятельности, но пока школы не научились выстраивать подобную работу. Пройдет некоторое время, опыт появится.

· По заданию Департамента образования Правительства Москвы Московский институт открытого образования регулярно проводит мероприятия, связанные с социально-культурной адаптацией и интеграцией детей мигрантов: «Московский молодежный форум «Москва многоликая и разноязычная», «Международный день родного языка», «Московский открытый конкурс детского творчества «Билингва», «Открытый этнокультурный театральный фестиваль общеобразовательных учреждений «Такие разные и такие похожие: народы, времена, нравы».

· У школ сегодня есть возможность обучать детей «Русскому как иностранному» во второй половине дня в рамках предмета по выбору «Русский язык». Группу можно открыть, если набирается не менее пяти учеников, и заниматься два часа в неделю, то есть два урока. Таких групп в прошлом году было 24, не так много, в них учились 327 человек. Директора не в полной мере пользуются этим ресурсом, хотя и это большое подспорье для тех детей, которые плохо владеют языком.

· – А почему для ШРЯ не годится подушное финансирование, которое введено в московских школах?

· – Система подушного финансирования делает выгодным включать детей-иностранцев в общие списки классов. Но с другой стороны, если этими детьми специально не заниматься, то их «неуспеваемость» снижает общий балл, портит картину успешности учебного процесса. По русскому языку у такого ребенка не будет «отлично», если применять к нему требования ФГОС (Федерального государственного образовательного стандарта). Но здесь должен быть совершенно иной подход к аттестации: насколько ученик-инофон освоил программу «Русский язык как иностранный». И этот вопрос тоже остается открытым.

· Ребенок, который приехал в Россию и будет учиться в общеобразовательной школе, должен не просто научиться говорить, читать и писать по-русски, он должен освоить учебно-научный стиль речи, чтобы потом нормально получать образование наряду с носителями русского языка. Это архисложная задача, и конечно, полностью ее решить за один год невозможно. Человек способный, с развитым интеллектом осваивает систему чужого языка не менее чем за три года при таком интенсивном обучении, как в ШРЯ. Поэтому тот факт, что мы пока еще не построили систему, соотносимую с деятельностью «Школ русского языка», мешает полноценному образовательному процессу: теряют и дети мигрантов, и дети – носители русского языка, и педагоги. Важно то, что разработанные для ШРЯ методики, сам опыт обучения детей необходимо сохранить, преобразовав, применять в новых условиях.

·

· Ольга Синева

· – В чем заключается особенность методики, разработанной для ШРЯ?

· – Часто в школу поступают дети мигрантов с еще не сложившейся системой родного языка. Они не умеют учиться, не умеют читать и писать, работать со словом даже на родном языке. Им необходимо больше, чем обучение языку: навыки учебной деятельности, педагоги восстанавливают, прививают или формируют фоновые знания, смягчается культурный шок, так как ребенок видит, что не только у него языковые проблемы. Это также своеобразная диагностика когнитивного состояния ребенка, потому что он наблюдается в процессе учебы. В ШРЯ работали психологи и логопеды: часто приходили дети-инофоны с логопедическими проблемами, и нельзя требовать понимания, где пишем «ща», а где «ча», если ребенок не может это произнести.

· Если смотреть на проблему обучения детей-мигрантов по-государственному, имея в виду статус России, русского языка в мире, то конечно, необходимо инвестировать в структуры, подобные «Школам русского языка». Социо-лингвистические исследования подтверждают, что уже через год начинается сильная социализация ребенка, и он в семье начинает говорить по-русски, потому что в школе целый день говорит именно так. И очень часто родители обращаются к ребенку на родном языке, а он отвечает по-русски, и получается, что ребенок социализирует своих родителей.

· Возможно, нужно пересмотреть программы, разработанные когда-то для ШРЯ, с учетом экономии, усилить интегративные процессы, взаимодействие учеников-носителей русского родного языка и детей мигрантов. В «Школах русского языка» все это было предусмотрено: дети-инофоны имели право пойти на урок в обычный класс, если им было по силам что-то понять, особенно если это практико-ориентированные предметы, они участвовали в общих мероприятиях, проектах. В наших программах ШРЯ все было достаточно разумно, и интенсив – 24 часа в неделю – позволял значительно продвинуться в формировании коммуникативной, познавательной компетенций.

· – Почему тогда так мало учеников в «Школах русского языка» в прошлом учебном году? Нет информации? Или родители не хотели, чтобы дети теряли год, мол, ребенок и без этого заговорит?

· – Вы сами и ответили. Все в комплексе. Самое большое количество структурных подразделений под названием «Школа русского языка» в прошлые годы – 13. В Москве 10 округов, практически по одной школе в каждом, в ЮВАО – три. Немного. Цифры говорят сами за себя.

· – В каких московских округах выше потребность в «Школах русского языка»?

· – Юго-Восточный, Восточный и Северо-Восточный округа. Лет десять назад доходило до пятидесяти-семидесяти процентов, но сегодня такая ситуация лишь в отдельных случаях.

· – А вопрос методики преподавания русского языка детям-иностранцам решен? Я несколько раз <ahref=http: www.fergananews.com=”” article.php?id=”7716″ target=”_blank”>брала интервью на эти темы, и постоянно поднималась проблема отсутствия методики и учебников. В группе обычно дети разного возраста, разного уровня подготовки…

· – Сложно сказать «вопрос решен», потому что нет предела совершенству, особенно в методике преподавания «Русского как иностранного» детям. Можно сказать, что вопрос методик все еще решается. Но самый сложный этап, когда не было ничего, – преодолен, учебный комплект «Русский язык от ступени к ступени», в котором отражена наша методика, выдержал второе издание и по-прежнему востребован.

· Когда перед педагогом иноязычный коллектив, но он однородный, допустим, тюркоязычные дети, то материал выстраивается сообразно ситуации. Если в классе дети-инофоны, носители языков с разными типами грамматического строя (финноугорские, картвельские, армянский, инославянские и проч.), то и отбирать учебный материал надо по-другому.

· Вторая проблема – разновозрастность групп: в группу с нулевым уровнем владения языком могут поступить восьми- и тринадцатилетний ученик.

· Третья сложность определяется целями, которые мы ставим перед учителем и ребенком. Если мы хотим, чтобы дети научились общаться, уметь говорить на темы, обычно выделяемые в методике РКИ: «питание», «здоровье», «семья», «игры», «спорт» – эта задача решается в системе дополнительного образования, и языковое окружение весьма способствует успешности. Но если перед нами задача – дать не только эту лексику, но и определенный объем текстов детской русской литературы, то есть то, что ребенок, носитель русского родного языка, выучил дома с мамой еще до школы, – это другое. Кроме того, детям нужно помочь освоить терминологию, общенаучную лексику, чтобы они могли продолжать обучение в школе, – а это тоже не предусмотрено традиционной методикой РКИ.

· Страница из учебника Ольги Синевой «Русский язык от ступени к ступени. Произношение, чтение, письмо»

· Сегодня решена методическая проблема, как научить ребенка освоиться, слышать слово, уметь спросить, рассказать о себе, понимать, что говорят, и отвечать адекватно на вопросы. Методика «РКИ детям» зарождалась на кафедре Международного образования и интеграции детей мигрантов в школе МИОО в конце девяностых – начале двухтысячных годов и продолжает совершенствоваться.

· Вот уже десять лет Ваша покорная слуга увлечена еще одним направлением: это методика преподавания русского языка в разноуровневом поликультурном классе. «Разноуровневом» по владению государственным русским языком, и этот акцент очень важен.

· В российской школе нет предметной области «Русский как иностранный», мы преподаем русский язык как государственный. Существует проблема обучения детей предметной области «русский язык» в поликультурных классах, даже если там всего два… да хоть и один ребенок-инофон или билингв, который свободно говорит по-русски, но делает ошибки, типичные для билингва, особенно если в семье у него говорят на другом языке.

· Например, учитель формулирует цель урока: «Освоение правописания ЧК-ЧН». Однако инофону нельзя так ставить задачу, мы его только запутаем. Ребенок должен сначала освоить лексику, понять, как образуется слово: «яблоко – яблочко, ежевика – ежевичка». Параллельное освоение звучащей и графической форм слова (при чтении и письме) позволяет запомнить его навсегда: у инофона и мысли не возникает, что тут где-то «может быть» мягкий знак.

· Если мы русских детей начинаем учить правописанию (словарные и несловарные слова), анализу слов и предложений, то иностранцев для начала нужно обучить предложно-падежной системе и лексике. И обнаруживается, что дети-инофоны, которые были методически правильно обучены на начальной стадии, пишут грамотнее, чем носители русского языка. Мне коллеги недавно показали диктант ребенка из армянской семьи – три ошибки, а в диктанте носителя русского родного – 15/20 ошибок. Почему? Ребенок-армянин запоминал слово одновременно и в его звуковой форме, и в графической, прописывая и заучивая слова в различных его формах: корова даёт молоко, нет коровы, вижу корову.

· Инофоны делают те же ошибки, что и маленькие дети-носители русского родного языка. Моей внучке четыре с половиной года, и она может сказать «много руков», «человеков», «есть два путя». Это объяснимо. Она строит формы слов по аналогии: если стол – столов, то и «человеков» можно…. Не нужно пугаться, всему можно научить, если по-другому выстраивать программу начальной школы, с учетом наличия в классе инофонов и билингвов, и если совместить методику преподавания предметной области «Русский язык» и приемы из методики преподавания «Русского как иностранного».

·

· Страница из учебника Ольги Синевой «Русский язык от ступени к ступени. Произношение, чтение, письмо».

· – Менять всю программу и методику из-за одного-двух детей в классе?

· – Я бы не сказала, что всю. Надо, не нарушая ФГОС, пересмотреть порядок подачи тем, формулирование целей и подход. Например, начинать урок не с теории «Скажите, что такое «существительное», и отдельно, вне контекста, взятых слов в качестве примера… Это для инофона неинформативно. Необходимо предложить маленький текст, дозируя грамматические трудности, и ребенок, отвечая на вопросы по содержанию и разбирая слова, распределит их по группам и придет сам к выводу, какие слова – имена предметов, а какие – имена признаков. Повредит ли такой подход носителю русского языка? Нет. Наоборот, это сформирует лингвистическое мышление, заставит искать ответ самостоятельно.

· Однако подобная работа: перераспределение тем программы, отбор материала для уроков – посильна коллективу обученных данной методике учителей и методистов, но не одиночке-учителю, хотя на курсах, которые я читаю в МИОО и в МГУ имени М.В. Ломоносова, встречаю очень творческих педагогов. Подчеркну, что в основном, подобные курсы проводятся в рамках государственного задания Департамента образования Правительства Москвы.

· – По вашему опыту, много детей, которые учатся в московских школах, совсем не владеют русским языком?

· – По существу, это все дети-инофоны, о которых мы говорим. Даже если ребенок свободно разговаривает, он часто не умеет писать по-русски, не знает грамматики. Поэтому я уверена, что ребенок обязательно должен пройти период социокультурной адаптации, причем не в общеобразовательном классе, а отдельно, в «Школах русского языка». Либо методика преподавания должна быть перестроена с учетом обучения таких детей и, конечно, не по 26 человек в классе. Если мы для иностранного языка делим класс на подгруппы, почему для обучения государственному русскому языку допускаем переполненный класс? В среднем каждый ученик при такой наполняемости класса имеет возможность говорить всего одну минуту, а 30 секунд – на письмо, или наоборот. Но это одинаково безуспешно. Деление класса со смешанным языковым коллективом на подгруппы – прекрасная альтернатива «Школам русского языка». При этом необязательно инофонов отделять от носителей русского родного.

· Впрочем, я оптимистично смотрю на эти вещи. Все возможно, только надо взяться и сделать. А если мы будем оглядываться, выгодно это или невыгодно, экономно или не экономно… Это же уникальная возможность для государства – взращивать людей, принимающих русский язык, русскую культуру как свою!

· Случается, что ребенок несколько лет учится в России, потом возвращается на родину: в Таджикистан, Афганистан, Армению. Он увозит с собой знание языка, теплое отношение к школе, где учился, у него сформированы связи в нашей стране. От нас уезжает человек, который поддерживает русский язык, русскую культуру. Любовь, уважение и внимание к стране может формироваться и через знание языка. Поэтому, если мыслить по-государственному, адресная работа с детьми мигрантов – это не просто решение образовательных проблем, а то самое продвижение русского языка и русской культуры, о котором мы много размышляем и, получается, не замечаем, что делаем реально.

Мигранты — самые благодарные ученики, подтвердило исследование в школах

1 955 20.06.2016 / Светлана КИРИЛЛОВА

Что мы знаем о детях-мигрантах, обучающихся в «наших» школах? Как выясняется – только мифы. Исследование в школах Петербурга и Московской области показало: реальность может удивить

Фото с сайта mann-ivanov-ferber.ru

Ситуация критическая, говорят некоторые. Треть мигрантов в школах Санкт-Петербурга не знают русского языка (согласно исследованиям профессора РГПУ имени Герцена Ирины Лысаковой, проведенном в нулевые годы). Сейчас число детей, не говорящих по-русски, уже гораздо больше – так считают многие. Учителя не справляются. Уровень образования падает. Родители бегут из «мигрантских» школ, и из «мигрантских» районов… Но так ли это?

Это – всего лишь предположения, слова или частный локальный опыт. Но это слова, которые при частом пересказывании обретают всеобщность и достоверность мифа. И эти мифы кажутся реальнее самой реальности.

Ирина Лысакова. Фото с сайта rus-lang.ru

«Раньше эти люди назывались лимитчики»

Научно-учебная лаборатория социологии образования и науки НИУ ВШЭ (Петербург) при поддержке Центра фундаментальных исследований НИУ-ВШЭ провела большое четырехлетнее исследование ситуации в школах Петербурга и Московской области. В нем приняли участие 704 школы и 7300 учеников, 20 ПТУ и 800 их учащихся в Петербурге, 50 школ, 860 учителей и 3400 учеников в Подмосковье. И — 650 детей-мигрантов, неграждан России…

Потому что именно о них ученые хотели узнать правду.

Петербург не случайно оказался в эпицентре исследования: Северная Пальмира — столица современной миграции.

По оценкам Комитета по образованию правительства Петербурга, половина первоклассников города – дети мигрантов. В каждом районе Петербурга есть хотя бы одна школа, в которой этих учеников более 25%.

Их родители считают родными 44 языка. Чаще всего они говорят на азербайджанском, армянском, украинском, грузинском, узбекском, таджикском, белорусском, лезгинском, киргизском, татарском, осетинском, аварском, молдавском, казахском…

Фото с сайта rus.azattyk.org

Впрочем, иноязычные дети в школах – это не российский феномен. Немецкий исследователь образования Райнер Леманн указывал, что уже в нулевые годы в 12% школ Германии более половины учеников происходили из приехавших в Германию семей, а дети-мигранты в возрасте до пяти лет составляли более 60% всех будущих первоклассников в Нюрнберге (67%), Франкфурте (65%) Дюссельдорфе и Штутгарте (64%).

После волны миграции с Ближнего востока, хлынувшего в Германию в 2015 году, этот процент должен увеличиться в полтора-два раза!

На Западе мигрантом первого поколения считается тот, кто родился на территории принявшей его страны. Мигрант второго поколения – тот, у кого хотя бы один из родителей родился за пределами этой страны. Это определение не работает в России: большинство мигрантов, с которыми мы сталкиваемся, родились в общей для нас стране – СССР.

«Дети из Украины… я их даже не считаю мигрантами, – задумчиво говорит директор одной из петербургских школ. – Мигранты – когда они чем-то от других детей отличаются. А если все дети одинаковые… язык такой ребенок знает, культуру знает, нравы знает… ну это какой же мигрант?»

Одноклассники тоже не рассматривают этих детей как «заметное меньшинство» («visible minority») – так в терминах социологии маркируются чужаки. К «заметным меньшинствам», как выяснили социологи, петербургские школьники относят приезжих из Средней Азии и Закавказья (Азербайджан, Армения, Грузия) и… из республик Северного Кавказа (несмотря на то, что все эти дети и являются гражданами России). В этом заключается российский парадокс.

И еще один парадокс

Фото с сайта tutjdut.ru

Первый вопрос, который петербургские родители задают администрациям школ на дне открытых дверей, звучит так: сколько у вас «ЭТИХ»? Ну, которые не говорят по-русски?.. Услышав ответ, поворачиваются к дверям и отправляются на поиск школы, где мигрантов поменьше. Вместе с ними принимаются искать «самую русскую в районе школу» и «понаехавшие» родители.

«Мы приехали в Россию, чтобы здесь жить, – объяснили они социологам, – и наши дети должны изучать русский язык и учиться вместе с русскими сверстниками».

Родители с Кавказа, надо сказать, проявляют в поисках «самой русской школы» больше упорства. Россияне сдаются быстрее и ведут своего ребенка к ближайшему школьному крыльцу. Неважно, сколько в школе мигрантов – только бы она подходила им по другим показателям (учителя, кружки и секции и п. т.).

Жалоба «Понаехали тут всякие…» в реальности на образовательную стратегию российских семей пока серьезно не влияет.

Мрачный окраинный район…

Фото: Алексей Куденко / РИА Новости

Вот как выглядит одна из петербургских школ, принимающая детей-мигрантов.

«Мрачный окраинный район, много заколоченных домов, – рассказывает один из исследователей. – А школа – хорошая, живая. На доске объявлений мы увидели фотографию молоденькой учительницы с пояснением: она после окончания вуза вернулась преподавать в родную школу. А это, на мой взгляд, показатель того, что в школе – уютная, комфортная атмосфера.

Учителя – люди активные, увлеченные своим делом. Родители ходят на все родительские собрания. Ученики, вопреки нашим ожиданиям, выглядят хорошо: вежливые, опрятные… Директор школы, в которой учатся дети-мигранты из заколоченных домов, говорит: «Мы всегда учили такой контингент. Просто раньше эти люди назывались – лимитчики. Теперь называются – мигранты».