К 100-летию февральской революции и крушения Российской Империи.
Ответы директора Канцелярии Главы Российского Императорского Дома Е.И.В. Государыни Великой Княгини Марии Владимировны кандидата исторических наук, доцента Александра Николаевича Закатова на вопросы редактора Православной газеты «Благовест» А.Е. Жоголева.
России чёрный год
История не имеет сослагательного наклонения. И тем не менее, чего больше в революционных событиях 1917 года, трагической случайности или исторической обусловленности? Мы как верующие люди случайности, конечно же, не допускаем. Под ней я имею в виду человеческий фактор, то есть не железные законы истории — экономической, социальной, военной и т.д., а поведение и настроение людей.
— В том, КАК началась и развивалась революция, конечно, было много случайного. Но сама революция, увы, являлась закономерной. Такие грандиозные события никак не могут становиться результатом частных недоразумений, отдельных ошибок и чьих-то личных слабостей. Они имеют тысячи явных и скрытых причин, тянущихся из глубин истории, запутанных и связанных в сложнейшие узлы.
15 (2) марта 1917 года, в день вынужденного отречения святого Царя Николая II от престола, в подмосковном селе Коломенском явилась чудотворная икона Божией Матери Державная. Сама Царица Небесная дала знамение того, что теперь Она будет править Россией…
|
Законы исторического развития существуют, но их действие можно сравнить с химической реакцией веществ, значительная часть которых не известна, не выявлена, не изучена. И даже то, что нам кажется понятным, порождает различные реакции, в зависимости от пропорций и последовательности соединения. Каждый из факторов — политический, социальный, экономический, военный — по отдельности не является столь уж «железным». Многое зависит от сочетания этих факторов и, самое главное, как вы правильно отметили, от отношения к ним людей.
Жизнь в Российской Империи накануне революции отнюдь нельзя назвать какой-то невыносимой. Да, наряду с успехами царствования святого Императора Николая II (увеличением в полтора раза численности населения, бурными темпами роста экономики, одним из самых прогрессивных в мире рабочим законодательством) были серьезные проблемы, усложненные Первой мировой войной. Но они могли решаться (и постепенно решались) эволюционным путем.
Чтобы развивать промышленность и торговлю, чтобы устранить пережитки социальной несправедливости, уменьшить расслоение общества на богатых и бедных, чтобы модернизировать государственное управление и законодательство, совершенно не обязательно было свергать монархию, умерщвлять друг друга в Гражданской войне, устраивать всеобщую разруху, подвергать жестоким гонениям Церковь и веру в Бога как таковую, зверски расправляться с Императорской Семьей и проводить массовые репрессии против всех без исключения сословий, взрывать храмы и варварски уничтожать историко-культурное наследие, полностью ликвидировать частную собственность и безжалостно разрушать весь крестьянский уклад жизни.
Но дело в том, что главной причиной революции стали не политические, социальные и экономические проблемы, а глубочайший духовный кризис. Кризис не только монархии как государственного строя, но и религии, и семьи, и всех традиционных устоев. Возникло и окрепло болезненное нетерпение, стремление всё разрушить до основания без видения перспектив создания нового. Имело место какое-то коллективное безумие, когда люди в большинстве своем решили, что стоит им вырубить сад и сжечь дом, которые бережно взращивались и строились десятками поколений предков, и откуда-то возьмутся райские кущи и светлый дворец. Причем одна часть народа видела сей «земной рай» вообще без Бога, а другая почему-то решила, что Господь пошлет все блага людям, поправшим обет верности, данный перед Ним.
Указать какую-то «точку невозврата», когда этот кризис стал необратимым, невозможно. Мнения есть разные. Кто-то говорит о несовершенстве крестьянской реформы 1861 года, кто-то о предоставлении дворянству непомерных привилегий при Петре III и Екатерине II, кто-то об упразднении Патриаршества Петром I, кто-то о церковном расколе XVII века. Конечно, во всех многовековых исторических векторах присутствовали какие-то элементы, сыгравшие роль в революции. Но пытаться назвать конкретную дату (или даже эпоху), породившую Смуту ХХ века, конечно, неправильно.
Революционные настроения подобны раковым клеткам. Они есть в организме всех народов, как и собственно раковые клетки в организме каждого человека. До поры до времени они неопасны, или, по крайней мере, малоопасны. Но наступает момент, когда совокупность каких-то условий и обстоятельств вызывает их размножение, они разрастаются в опухоль, а потом расходятся по всему организму, поражая его метастазами.
Так случилось в 1917 году. Разрушительные силы пришли в движение и повлекли цепную реакцию, приведшую к катастрофе тысячелетней Всероссийской цивилизации и всей системы её ценностей.
Мифы революции
Александр Николаевич, вы как историк занимаетесь 1917 годом. И хорошо знаете, как много мифов, далеких от реальности, бытует в общественном сознании. Какие из «мифов 1917 года», по вашему мнению, наиболее опасны и сильнее всего затрудняют постижение тех событий?
— Мифов много, и они, к сожалению, растут как снежный ком. Притом есть мифы, которые как-то укладываются в логику исторической действительности, лишь слегка что-то приукрашивая или, наоборот, представляя в непривлекательном виде.
А есть совершенно дикие и фантастические мифы, явно противоречащие фактам, проникнутые нездоровой конспирологией, не имеющие никакой реальной доказательной базы.
Один из главных ложных мифов, на мой взгляд, касается понимания самого термина «революция». И в общественном сознании, и в политической агитации, и в толковых словарях, и в научных трудах дается определение революции как «резкого, скачкообразного структурного и качественного изменения, переворота прогрессивного характера, для которого характерен открытый разрыв с предыдущим устаревшим и неэффективным состоянием». И отсюда делается вывод, что, дескать, хоть и много жестокого и страшного в «Великой Русской революции», но ничего не поделаешь, ради прогресса, ради слома «отжившего и прогнившего» всё это оправданно, полезно и справедливо.
Однако достаточно открыть латинско-русский или этимологический словарь, чтобы уяснить, что слово revolution означает не просто «переворот», а «откатывание назад». В греческом языке синонимом латинского слова «революция» является слово «катастрофа» — буквально, «поворот вниз».
Вывод напрашивается сам собой. Революция — это катастрофа. Она замедляет прогресс, даже в чисто материальном смысле.
Ну а если говорить о нематериальной стороне жизни, то мы наблюдаем явный и резкий регресс, подрыв основ духовности и морали.
Революция — это болезнь нации. Пусть и неизбежная, но нуждающаяся в исцелении, а не в оправдании и, тем более, не в прославлении.
Мне могут возразить: а как же революционный пафос, самопожертвование и героизм под лозунгами «Нового Мiра» и «Светлого Будущего»?
Что ж, люди всегда остаются людьми. Они, как бы их ни обманывали и ни увлекали в пропасти и тупики, продолжают верить, любить, защищать Родину, трудиться, творить. Никаким богоборцам и ниспровергателям не под силу вытравить образ и подобие Божие из человека. Революция паразитирует на свойственных человеческой природе чувствах и на порожденных традиционным нравственным развитием представлениях о чести, верности, долге. Но сама революция как явление разрушительное начисто лишена источников этих чувств и качеств. Поэтому в минуту опасности она вынуждена прикрывать свою истинную идеологию и обращаться к традиционным ценностям. А как только опасность проходит, возвращается к борьбе с этими ценностями с удвоенной энергией.
Еще один опасный миф существует в двух вариантах: коммунистическом и либеральном. Но оба варианта можно назвать «мифом о двух революциях 1917 года».
Только в коммунистической версии «Февральская буржуазная революция» — это какой-то ущербный переворот в среде эксплуататоров, недоделанная жалкая ступенька на пути к «Великому Октябрю».
А в либеральной интерпретации «Великая безкровная Февральская революция» сулила всеобщее счастье, а потом в октябре пришел Ленин со своими большевиками и всё испортил.
Таким образом, и неокоммунисты, и либералы, несмотря на их внешний антагонизм, совместно загоняют наш народ в идеологический капкан, где есть выбор лишь между «плохой» и «хорошей» революцией. Оценить революцию с точки зрения всей более чем тысячелетней истории России в этой западне практически невозможно.
На самом деле революция 1917 года была единым катастрофичным процессом, а Февраль и Октябрь — его закономерными взаимосвязанными стадиями.
Причем всё наиболее отвратительное, что несет в себе любая революция, породил именно Февраль — «измену, трусость и обман» (как записал в своем дневнике святой Царь-Мученик Николай Александрович) и, добавим, террор и беззаконие. Ибо убийства и прочие безсудные и беззаконные расправы начались не в октябре, а в феврале 1917 года. Достаточно вспомнить истребление многих офицеров и полицейских (нередко вместе с их семьями), арест Императорской Семьи без предъявления обвинения (в том числе лишение свободы Великих Княжон и 12-летнего Цесаревича, которым даже формальных обвинений предъявить было невозможно), издевательства над престарелыми государственными деятелями и генералами…
Третий миф, который я бы выделил, это выдумки из области «альтернативной истории», изображающие, какая замечательная жизнь могла бы быть в России, если бы в Гражданской войне победили белые.
Идеализация Белого движения совершенно неправомерна.
Конечно, масштабы «белого террора», что бы ни говорили любители меряться количеством оставленных за спиной трупов, значительно уступают масштабам «красного террора».
И в отличие от красных, белые относились к террору как к ненормальной вынужденной мере, порожденной трагическими обстоятельствами Гражданской войны, а не как к государственной политике, официально узаконенной правительственным декретом. Также белым не было присуще богоборчество, открыто провозглашенное и деятельно осуществлявшееся большевиками.
Но, тем не менее, победу белых (если допустить, что у них был шанс) следует рассматривать лишь как «меньшее зло».
Дело в том, что Белое движение было тоже насквозь революционным. Оно вдохновлялось химерой «Великого Февраля». Его вождями оказались клятвопреступники, изменившие присяге Царю. Вера в Бога для многих из них стала отвлеченным понятием. Народу их идеи были чужды, а они, в свою очередь, не понимали чаяний народа. Поэтому в случае, если бы белым удалось одержать победу, либо страна вновь скатилась бы в хаос и стала жертвой иностранных хищников, либо им тоже пришлось бы управлять террористическими методами. Какой бы политический режим и какую государственную идеологию всё это породило, сказать в точности невозможно. Но совершенно ясно, что никакого мира и благоденствия победа революции под белыми знаменами тоже не сулила.
Как ни прискорбно, обрушение цивилизационных основ сделало для России страшное испытание ХХ века неизбежным.
Святой Царь и клеветники
Существует и серия мифов, преследующих цель создания в общественном сознании негативного образа Дома Романовых.
Царственная династия являлась краеугольным камнем исторической государственности России с момента её основания в 862 году.
Призвание на царство в 1613 году законных наследственных преемников угасшего Дома Рюриковичей в лице Михаила Феодоровича Романова и его потомков «в роды и роды» стало вершиной всенародной борьбы за свободу и символом победы над Смутой.
Царь Николай II в день отречения от престола. Поезд прибыл на станцию Дно.
|
Отстранение Романовых от власти в 1917 году, напротив, проложило путь к хаосу, а затем к братоубийству, богоборчеству, тоталитаризму и репрессиям. Неудивительно, что и сами революционеры всех мастей, и их идейные наследники в наше время вкладывают колоссальные силы и средства в дискредитацию Императорского Дома.
Сразу оговорюсь, что ни сама Императорская Семья, ни верные ей люди не считают историю династии Романовых какой-то «священной коровой», о которой можно повествовать только в елейном и сусальном стиле. Глава Российского Императорского Дома Великая Княгиня Мария Владимировна постоянно говорит, что наряду с заслугами и достижениями у Романовых было много ошибок и грехов, и им есть в чем каяться. Ни один нормальный монархист не станет возражать против честного критического разбора каких бы то ни было деяний Государей.
Но одно дело — честная критика, пусть и достаточно жесткая, а другое — безсовестная клевета в стиле главного принципа геббельсовской пропаганды: «Чем нелепее и чудовищнее ложь, тем легче в нее поверят».
Первоочередными мишенями для подобного рода пропаганды являются святой Император Николай II и, естественно, все Главы Дома Романовых в изгнании, начиная с Государя Кирилла Владимировича.
О Царе-Мученике в своё время был создан миф как о кровавом и, одновременно, слабом и безвольном правителе, находившемся под каблуком у своей супруги и бывшем марионеткой в руках Григория Распутина и прочих «тёмных сил».
Противоречивость, мягко говоря, этого образа ничуть не смущала мифотворцев. Именно так: и кровавый, и слабый. И народ мучил и терзал ради господства эксплуататоров, и потом верховную власть этим эксплуататорам «как эскадрон сдал».
Правда, думающие люди не удовлетворялись такими констатациями, начинали размышлять и даже в потоке лжи находили крупицы правды, которые показывали Государя совсем иным человеком — глубоко верующим, любящим Родину, страдающим, самоотверженным. А если и ошибающимся в чем-то или в ком-то, то не из-за жестокости, безволия, лукавства или равнодушия, а чаще всего в силу врожденного благородства. Многое для реабилитации образа святого Царя Николая II в общественном сознании сделал прекрасный русский писатель Владимир Солоухин.
Канонизация святых Царственных Мучеников Русской Зарубежной Церковью в 1981 году, а затем их общецерковное прославление на Архиерейском Соборе 2000 года в чине Страстотерпцев для многих стали «моментом Истины», избавили от последних сомнений.
Но ныне опять зазвучали злобные голоса, и некоторые хулители в своей ненависти стремятся превзойти даже большевицких агитаторов. Кроме того, расцветает пышным цветом и такая тенденция — поносить Николая II с внешне консервативных позиций. Дескать, он слабак и преступник, главный виновник революции, бросил народ на произвол судьбы. А нужно было держать власть железной рукой и всё утопить в крови.
Но Николай II тогда перестал бы быть Николаем II, а стал бы, условно говоря, Лениным, Троцким, Сталиным… А он не мог ими стать по определению, по природе.
Чтобы было понятнее: при Императорах казнили открытых врагов государства, взявших в руки оружие, подвергали репрессиям радикальных инакомыслящих. Однако ни один Император ни при каких обстоятельствах не мог ни сам отдать приказ, ни даже просто допустить, чтобы, например, за вину Александра Ульянова расстреляли всю семью Ульяновых, включая женщин, детей и прислугу. Видимо, с точки зрения «правых» критиков Николая II, он должен был действовать подобными методами, и проблема революции была бы решена. Поверьте — не была бы!
Это, хочется надеяться, понятно большинству. Верующим людям точно должно быть понятно.
Но для тех, кто почитает Императора Николая II как святого или хотя бы с уважением относится к его памяти, заготовлен еще один разветвленный миф. Этот миф призван направить почитание святых Царственных Страстотерпцев по пути «украшательства гробов». В рамках такого мифотворчества Николай II и его семья — это некие безплотные существа, безгрешные и безошибочные, а вокруг них отвратительные выродившиеся родственники, все как один не понимающие их ни в чем и только норовящие им навредить. Поэтому якобы в лице святых Царственных Страстотерпцев Дом Романовых просиял в последний раз, а после их убийства с династией покончено раз и навсегда.
То есть здесь наблюдается типичное «украшательство гробов» при остервенелых попытках умерщвления подлинной идеи Православной Монархии и добивания институции, эту идею воплощающей.
Для мифотворцев такого направления сугубо ненавистной является живая старшая линия Дома Романовых, унаследовавшая по закону права и обязанности хранителей исторической преемственности.
Он поднял упавшее знамя…
Я не стану разбирать все выдумки, а остановлюсь лишь на пресловутом «красном банте» Великого Князя Кирилла Владимировича — первого Главы Дома Романовых в изгнании.
Сначала исторические факты. На момент революции Кирилл Владимирович в чине контр-адмирала командовал Гвардейским Экипажем, то есть элитной морской частью. Когда после отъезда Николая II в Ставку начались волнения в Петрограде, Кирилл Владимирович, находившийся в городе, сперва предпринимал шаги, чтобы их прекратить силовым путем. Он встречался с Петроградским градоначальником А.П. Балком, военным министром генералом М.А. Беляевым, командующим Петроградским военным округом генералом С.С. Хабаловым, убеждал их действовать активно, предлагал использовать Гвардейский Экипаж, ещё сохранявший готовность подчиняться приказам. Но впавшие в растерянность руководители оказались неспособными к совместным действиям, уклонялись от ответов, ссылались на какие-то формальные причины.
Император в изгнании Кирилл I.
|
Восстание тем временем разрасталось, к нему начали присоединяться солдаты, ожидавшие отправки на фронт. В то же время образовавшийся «Временный комитет членов Государственной Думы» провозгласил своей целью «водворение порядка в столице» и «сношение с лицами и учреждениями». 28 февраля Комитет выпустил воззвание, в котором говорилось о «незыблемости монархического начала» и приглашались «командиры воинских частей для получения приказаний о поддержании порядка».
Все знали, что в думском Комитете в основном оппозиционеры. Но в то же время этот Комитет на тот момент являлся единственным действующим учреждением, имеющим хоть какой-то статус (заседания IV Думы были приостановлены до апреля, но распущена она не была и продолжала оставаться законным государственным учреждением). Исходя из реально сложившейся ситуации, Кирилл Владимирович принял решение попытаться достичь умиротворения не способом прямого подавления безпорядков (невозможность которого стала очевидной), а путем компромисса и частичных уступок умеренной оппозиции.
Великий Князь Кирилл Владимирович вместе с дядей Великим Князем Павлом Александровичем при участии юриста и адвоката Н.И. Иванова составили проект Манифеста, который они собирались предложить на подписание Императору Николаю II по его прибытии в Петроград. Проект также получил одобрение родного брата Государя Великого Князя Михаила Александровича. В этом документе шла речь о предоставлении Государственной Думе права сформировать Временный кабинет для созыва Законодательного Собрания, которому предстояло совместно с Императором разработать проект новых Основных Законов Российской Империи.
Из переписки Кирилла Владимировича и Павла Александровича явствует, что всё, что они делали, имело целью «всячески, всеми способами сохранить Ники (то есть Николая II) на престоле».
Исходя из этого плана, Кирилл Владимирович 1 марта привел Гвардейский Экипаж в Таврический дворец, где заседал Комитет членов Государственной Думы, и затем призвал командиров воинских частей последовать его примеру. Он надеялся, что таким образом удастся прекратить анархию и можно будет поддерживать порядок в столице до прибытия Государя.
Сейчас мы знаем, что думцы совместно с изменившими присяге генералами изначально готовили государственный переворот, «смену шофера на ходу». Изолировав Императора, они добились его отречения. Но 1 марта Кирилл Владимирович и Павел Александрович этого знать не могли. Как писал уже 2 марта Павел Кириллу: «Если Ники подпишет манифест, нами утвержденный, о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного правительства». То есть в Комитете членов Думы они видели не заговорщиков, а конструктивных оппонентов, с которыми можно вести честный диалог.
Зная все эти факты, становится совершенно ясно: Кирилла Владимировича и Павла Александровича можно упрекать в наивности и политической недальновидности, можно фантазировать на тему, как они должны были «броситься на амбразуру» и погибнуть вдвоем или поодиночке, можно разбирать те или иные их действительные тактические ошибки и даже укорять в том, что они допускали мысль об ограничении царской власти. Но обвинять их в предательстве, в измене присяге вопиющим образом несправедливо. Исходя из своего понимания обстановки, они честно принимали меры для сохранения монархии как государственного строя и Императора Николая II на престоле как законного Государя.
Когда до Петрограда дошла весть об отречении, для многих современников, не знавших подробностей плана Великих Князей, не имевших возможности ознакомиться с проектом Манифеста и их перепиской, приход Кирилла Владимировича в Таврический дворец действительно мог показаться поддержкой революции. Но заметьте, даже тогда ни в прессе, ни в дневниковых записях, хоть хвалебных, хоть осуждающих, нет никакого «красного банта». Констатируется факт прихода Гвардейского Экипажа в Думу. В газетах приводятся в пересказе слова Кирилла Владимировича, обращенные к М.В. Родзянко, в которых нет ничего революционного. Учитывая, что после встречи с председателем Государственной Думы Великий Князь провел некоторое время в комнате журналистов, аккредитованных в Таврическом дворце, если бы на его мундире был красный бант и если бы он и вправду поддерживал переворот, то это, вне всякого сомнения, было бы красочно расписано во всех подробностях и немедленно растиражировано в тот же день.
Но вплоть до того момента, когда стало известно, что Кирилл Владимирович не погиб в революционном смерче и, будучи старшим из выживших Романовых, готов к активной деятельности, особого внимания эпизод 1 марта не привлекал. Если Кирилла и вспоминали, то, скорее, в связи с его попытками «задушить революцию». Об этом, например, писал поэт А.А. Блок в книге «Последние дни Старого Режима».
Однако как только выяснилось, что Кирилл Владимирович жив, что он ясно понимает свой долг, что не намерен становиться чьей-либо марионеткой, что у него есть своя позиция — против него ополчились самые разношерстные силы. Это были и революционеры, которых не устраивала сама по себе монархия и всё, что с ней связано, и многие люди, считавшие себя монархистами, но не понимавшие главного принципа монархии — служения. И для тех, и для других наличие живого законного Государя представлялось, по меньшей мере, неудобством. И они приступили к его дискредитации.
Оспаривание юридических прав Кирилла и копание в давних семейных недоразумениях, полностью преодоленных за 10 лет до революции, использовалось (и по сей день используется) часто. Но даже открытые противники в минуту откровенности признавали, что эти «аргументы» высосаны из пальца. Даже кадет, масон и ярый враг монархии В.А. Маклаков, относившийся к Кириллу Владимировичу с нескрываемым раздражением, злорадствующий по поводу любых его неудач, еще до официального принятия Государем титула Императора в изгнании писал в мае 1924 года своему единомышленнику Б.А. Бахметеву: «Конечно, самыми разными юридическими крючками можно было бы доказывать, что он не имеет права на престол; но всё это не только крючки, но скажу Вам, как адвокат, и неубедительно. Кирилл, действительно, с точки зрения легитимизма есть уже российский император».
А вот возможность двусмысленно трактовать приход Кирилла в Думу 1 марта 1917 года дало пищу для черного мифа, оказывающего эмоциональное воздействие, более сильное, чем «юридические крючки». Начали с придания этому событию характера проявления нелояльности Императору. Еще без «банта». Просто — раз привел Экипаж в Думу, значит, поддержал думцев. А раз думцы оказались против Императора, значит, предал Императора. «Логика» топорная, примитивная, ничего на самом деле не объясняющая, но легко усваиваемая.
Потом то тут, то там, для красного словца начала появляться эта пикантная подробность: «Не просто пришел, а еще и красный бант надел». То есть, если кто-то сомневается в плохих намерениях — вот вам доказательство измены! И неважно, что в источниках, современных событию, нет никаких бантов. Неважно, что практически ни один из тех, кто в 1920-е годы начал писать о «красном банте», не присутствовал во время появления Гвардейского Экипажа в Думе. Неважно, что ряд очевидцев этого события самых разных убеждений (а вовсе не только легитимисты) засвидетельствовали, что никаких бантов не было не только на Великом Князе, но и на чинах Экипажа. Но эта клеветническая выдумка нужна для закрепления мифа об «измене». Капля камень точит. Постепенно «красный бант» прочно «прилип» к мундиру Кирилла Владимировича, превратился из придуманной постфактум сплетни в «общеизвестный факт».
Потом «красный бант» вырос до размеров красного флага, якобы чуть ли не собственноручно водруженного Великим Князем над крышей его «дворца» (на самом деле у Кирилла Владимировича в Петрограде был дом для лиц его уровня довольно скромный). И дальше уже можно было ни в чем себя не ограничивать. Когда читаешь пасквили, направленные против первого Императора в изгнании, невольно ловишь себя на мысли, что еще чуть-чуть, и дойдем до описания того, как Кирилл Владимирович организовывал расстрел Царской Семьи…
Правда, уже давно опубликованы исторические источники, в том числе «Манифест Великих Князей» и переписка Кирилла Владимировича и Павла Александровича. Но ослепленные (или сознательно лгущие) люди продолжают упорно повторять клевету. Недавно один молодой доктор наук опубликовал негативную статью о Кирилле Владимировиче, в которой, попирая все мыслимые правила научной методологии и элементарной этики, умудрился ни единым словом не упомянуть эти документы, являющиеся основополагающими для понимания всей ситуации. А когда ему на это указали, начал безпомощно огрызаться и ссылаться то на В. Пуришкевича, то на М. Палеолога.
Еще один историк, ознакомившись с документами и моим исследованием о февральско-мартовских событиях 1917 года, признал, что никакого «банта» на Кирилле, скорее всего, не было. Но, оказывается, это ничего не значит, потому что, по мнению сего историка, Великий Князь должен был прорываться в Царское Село к Императрице Александре Феодоровне. Уверяю вас, что если бы Кирилл Владимирович оказался рядом с Александрой Феодоровной, этот историк написал бы, что он сказал ей не те слова. А если бы и слова были те, то — не так посмотрел, не так думал, не так чувствовал и не так дышал… Короче говоря, «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Посмотрел бы я на этих безпощадных судей и «замерщиков» любви, верности и преданности, как они бы действовали в несравнимо менее критической обстановке, чем революция.
Причем, бывает, одни и те же исследователи и публицисты, с возмущением отвергая инсинуации Палеолога, Родзянко, Пуришкевича и им подобных в отношении святых Императора и Императрицы, в отношении того же Г.Е. Распутина, вместе с тем, с трогательной доверчивостью относятся к любым гадостям, которые те же самые персонажи написали в адрес Кирилла Владимировича. Откуда же столь явные двойные стандарты? Наверное, прав А.С. Пушкин: «Живая власть для черни ненавистна, они любить умеют только мертвых». Кирилл Владимирович поднял упавшее знамя и обезпечил его передачу живой линии преемников. Этого ему никак не могут простить как «левые», так и многие «правые». Жалко таких людей и страшно за их духовное состояние.
Разгребать кучи подобных мифов предстоит еще очень долго. Ведь у их создателей расчет простой: мы выплеснем ведро нечистот, а вы убирайте. Уберете — еще выплеснем. Но ничего не поделаешь. Если хочешь жить в чистоте, нужно постоянно вычищать мусор, даже если его набросали другие.
«Кругом измена и трусость, и обман!»
Отрекался ли от престола святой Страстотерпец Государь Николай Александрович? Можно ли считать его отречение законным или это был дворцовый переворот с последующей фальсификацией документа об отречении?
— Экзотическая конспирологическая теория о «подложности» отречения и, тем более, о том, что Государь вообще не отрекался, полностью взята «с потолка». Она почему-то сегодня получила широкую поддержку, хотя и противоречит всему комплексу исторических источников той эпохи. Прежде всего, противоречит дневнику святого Императора Николая II, который собственноручно записал буквально следующее: «2-го марта. Четверг. Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто безсильно что-либо сделать, т[ак] к[ак] с ним борется соц[иал]-дем[ократическая] партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 ч[аса] пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот[орыми] я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!» (Дневники императора Николая II. — М.: ORBITA, 1991. — 736 с. — С. 625.)
Из сопоставления дневниковых записей Государя, из его переписки с Государыней Александрой Феодоровной и Великим Князем Михаилом Александровичем, из официальных документов и воспоминаний непосредственных участников и очевидцев, во всей совокупности и системной взаимосвязи этих источников, мы можем достаточно полно восстановить картину событий.
Мы знаем, как зрел заговор с целью отстранения Императора от власти, что в нем было заранее подготовлено и предвидимо, а что возникло стихийно и спонтанно, и чем лишь воспользовались заговорщики и революционеры.
Нам известно, как шло склонение Государя к мысли о неизбежности отречения: сначала дезинформация о положении в столице для оттягивания времени, потом блокирование царского поезда на пути в Петроград, затем безпрецедентное моральное давление со стороны командующих фронтами.
Известны этапы подготовки проекта манифеста об отречении: его редактирование в первой версии и, в конце концов, не соответствующий букве закона, но по-человечески вполне понятный порыв Императора. Чтобы избавить своего несовершеннолетнего и больного сына от превращения в ширму для безчестных политиканов, Государь пожелал передать престол через голову Цесаревича следующему в порядке престолонаследия Великому Князю Михаилу Александровичу, своему родному брату.
Даже мельчайшие нюансы известны, вплоть до того, что в последний момент св. Николай II заменил нелепое в соответствующем контексте манифеста выражение «всенародную присягу» на словосочетание «ненарушимую присягу», что было правильнее по смыслу.
Поэтому когда кто-то пытается доказать, что «отречения не было», потому что оно напечатано на пишущей машинке и подписано карандашом не того цвета, не может возникнуть иной мысли, что данное лицо просто хочет поспекулировать на трагической теме и на чувствах людей, чтобы привлечь внимание к своей особе.
Если же вернуться к правовой стороне дела, то мы можем сказать следующее.
Отречение царствующего Императора не было регламентировано законом, но и не противоречило Основным Законам Российской Империи. Когда-то и отречение от гипотетических будущих прав на престол тоже не было сформулировано в законе, но затем оказалось введено в законную силу после первого прецедента (отречения от прав на престол Цесаревича Константина Павловича).
Так что неправы те, кто утверждает, что Император не мог отрекаться в принципе, что отречение было априори незаконным. Если бы государственная жизнь России вернулась в нормальное русло, в Основных Законах появилась бы новая статья, устанавливающая порядок отречения царствующего Государя, его статус после отречения и тому подобные вещи.
Дело также не в том, что акт об отречении был подписан в условиях фактического лишения свободы, под психологическим давлением, под влиянием искаженной информации. Вернее, не совсем в том. Конечно, такие сомнительные обстоятельства нельзя полностью сбрасывать со счетов. Но, в общем, любые решения в той или иной степени вынуждаются обстоятельствами. Поэтому рассматривать вопрос о возможности отмены какого бы то ни было правового акта можно только в случае, если подписавший его человек, или лица, законно представляющие его интересы, заявляют, что он вырван у него насилием.
В рассматриваемом случае, если бы Николай II не был казнен и правовой строй России был бы восстановлен, данная проблема в соответствии с принципом законности решалась бы так. Государь должен был либо подтвердить невозвратность своего отречения, либо заявить, что считает манифест вырванным силой.
Зная о характере, мировоззрении и глубокой честности Николая II, можно с высочайшей степенью уверенности предполагать, что он не стал бы отказываться от подписанного им акта, по крайней мере в отношении себя лично. Аналогично тому, как не мог помыслить отказаться от насильственного пострига в монахи его прародитель Филарет (Романов). Это события, конечно, разные, и различны исторические условия, но принцип отношения к свершившемуся по Божией воле или по Божиему попущению — один.
Недействительным акт об отречении от престола Императора Николая II был по двум именно сугубо правовым, а не эмоциональным или идеологическим причинам.
1935 год. На башнях Московского Кремля двуглавых орлов меняют на звезды.
|
Во-первых, он был недействителен изначально в той части, которая касалась прав святого Цесаревича Алексия Николаевича. Основные законы Российской Империи полностью исключают лишение члена Императорского Дома права престолонаследия, кроме случая, если он сам добровольно от них отречется. Нельзя также «передвинуть» члена династии со строго определенного места в порядке престолонаследия. Алексий Николаевич в 1917 году был несовершеннолетним, поэтому самостоятельно отречься никак не мог, даже если бы хотел. Так что после отречения отца он, даже в случае принятия де факто власти его дядей Михаилом Александровичем, оставался бы законным Императором и Главой Дома Романовых, по крайней мере, до 30 июля (ст. ст.) 1920 года, и только тогда, достигнув династического совершеннолетия (16 лет), смог бы либо начать самостоятельное правление без регентства, либо официально подтвердить, что он согласен с решением отца и тоже не собирается царствовать.
Во-вторых, и это самое главное, Российская Православная Самодержавная Монархия, в отличие от диктатур и тираний, была правовым государством. Император, разумеется, являлся носителем Верховной Власти и источником законов. Он мог их писать чем угодно: хоть чернилами, хоть на машинке, хоть краской, хоть карандашом, хоть золотом на мраморе, хоть мелом на асфальте, хоть гвоздем на заборе. Но они приобретали юридическую силу только в соответствии с юридической процедурой, после их опубликования в предписанной законом форме. До тех пор, пока официального обнародования правомочной инстанцией не состоялось, любой, даже уже подписанный, документ оставался бумагой с образцом почерка Государя, не более.
Объявить о прекращении предыдущего царствования, независимо от причин прекращения (смерти или отречения), по закону мог только новый Император и только своим Манифестом о восшествии на престол. Поскольку революционерам удалось убедить Великого Князя Михаила Александровича отложить принятие верховной власти до решения Учредительного собрания об образе правления, то престол оказался вакантным, и ввести в действие акт об отречении 2 марта 1917 года, придать ему законную силу в правовом поле Российской Империи было просто некому.
Революция развивалась по своему страшному сценарию, и о восстановлении действия Основных Законов или даже об издании новой их редакции уже не могло идти речи. Провозглашение Временным правительством России республикой до решения Учредительного собрания и даже до его созыва стало грубейшим попранием не только конкретных законов, но самого принципа законности, даже в его революционном понимании. Октябрьский переворот вообще положил начало попытке построения тоталитарной системы управления нового типа, основанной на полном разрыве со всей историей России и ее правом. После расстрела в 1918 году Великого Князя Михаила Александровича, а затем Царской Семьи все вопросы, связанные с законностью и действительностью акта об отречении Императора Николая II от 2 марта и акта об отложении принятия власти Великого Князя Михаила Александровича от 3 марта, приобрели исключительно теоретический характер.
Но их законный преемник Государь Кирилл Владимирович относился к правовой стороне вопроса чрезвычайно внимательно. Убедившись, что все старшие в порядке престолонаследия казнены, он 31 августа 1924 года в своем манифесте засвидетельствовал факт кончины Императора Николая II, Цесаревича Алексея и Великого Князя Михаила и принял титул Императора в изгнании. Но и тогда он написал Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне: «Если осуществится чудо, в которое Ты веришь, что возлюбленные Сыновья Твои и Внук остались живы, то я первый и немедленно объявлю себя верноподданным моего Законного Государя и повергну всё, мною содеянное, к его стопам». То есть его приверженность принципу легитимизма была твердой и нерушимой.
И так будет всегда. Если в России когда-либо сложатся условия для восстановления монархии, то это может произойти только на основе законной наследственной преемственности — легитимизма. А если нет, то наша страна останется Республикой, и Императорский Дом продолжит находиться в своем нынешнем статусе — исторической институции, обеспечивающей преемственность в Истории. Но идея и дело, за которые отдал свою жизнь святой Царь-Страстотерпец Николай II, в любом случае не умрет.
«Господи, спаси Благочестивыя и услыши ны»
Какую роль в трагических событиях февраля 1917 года сыграло (а может быть, как раз наоборот — не сыграло) духовенство и иерархи Российской Православной Церкви?
— В тех событиях было много достойного сожаления и весьма болезненного для православного сознания. 19 февраля 1917 года, в Неделю Торжества Православия, во всех храмах Российской Империи провозглашалась анафема «помышляющим, яко Православные Государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению, и при помазании дарования Святаго Духа к прохождению великого сего звания в них не изливаются, и тако дерзающим противу их на бунт и измену». Но спустя всего одну неделю Святейший Правительствующий Синод не выступил в поддержку и защиту Православной Монархии и Государя во время начавшихся бунта и измены.
После получения известия об отречении Государя и об отложении принятия власти Великим Князем Михаилом Александровичем Синод выпустил обращение, в котором видно недвусмысленное сочувствие революции, ожидание от нее для России «счастья и славы».
Несмотря на то, что монархия еще не была упразднена, Синод поспешил отменить все богослужебные прошения о Царственном Доме. Было установлено не просто моление о властях, а замена молитвы о «Благочестивейшем Благоверном Великом Государе Императоре» на молитву о «Благоверном Временном Правительстве». Не замечая абсурда, этому «Благоверному» правительству возглашали «Многая лета», забыв, что оно, вообще-то, даже само себя называет временным (то есть промежуточным, переходным), на место Помазанника Божия никоим образом поставлено быть не может и срок его деятельности никак не годится продлевать на «многая лета».
Не только безпринципные личности, вроде епископа Никона (Бессонова), вскоре сложившего с себя сан и отрекшегося от Православия, и будущих вождей «обновленчества», но и многие авторитетные и благочестивые иерархи поддались какому-то всеобщему угару. Будущий священномученик Митрополит Киевский Владимир, до революции писавший, что «священник-не монархист не достоин совершать Таинства у Престола Божия», лично помогал революционному обер-прокурору В. Львову выволакивать из зала заседаний Синода символический царский трон. И много еще можно привести самых грустных примеров малодушия со стороны наших архипастырей и пастырей.
Всё это было. И усугубило несчастье, постигшее Россию. Но не будем спешить с осуждением, со злорадством, с сектантской гордыней. Вспомним, что не только земной царь, но и Небесный Царь в критическую минуту был брошен своими ближайшими учениками. У Спасителя было 12 Апостолов, и все они разбежались, Апостол Петр ещё и трижды отрекся от Него. Но Иуда среди них был все-таки только один. И все они покаялись и исправились, опять же кроме Иуды.
Примерно аналогичная ситуация произошла и в России. И примерно такое же численное соотношение было продажных иуд и тех, кто искренно заблуждался, кто проявил минутную слабость, кто растерялся, испугался, оступился, но потом искупил этот грех мученичеством и исповедничеством за Христа.
Конечно, до революции разложение монархического сознания шло не только в светской, но и в церковной среде. Многие революционеры вышли из семинарской среды. И в наше время в среде духовенства встречается «февральский душок», пренебрежительное отношение к идеалу монархии, непонимание ее Богоустановленности, неприязнь к Дому Романовых.
Но соборная позиция Церкви в отношении монархии в нынешних свободных условиях сформулирована удивительно гармонично. Церковь, провозглашая возможность сосуществования и соработничества с властью при любом государственном строе, тем не менее в Основах своей социальной концепции, принятой Архиерейским Собором 2000 года, ставит монархию в моральном отношении выше любых других устройств человеческого общежития. Выше монархии признается только Теократия, то есть Монархия Самого Бога.
Более того, в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви прямо цитируется 6 новелла Императора Юстиниана, провозглашающая Богоустановленность не только Церкви, но и Царства: «Величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое заботится о божественных делах, а второе руководит и заботится о человеческих делах, а оба, исходя из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу».
Еще ранее Священный Синод под председательством присно-памятного Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на своем заседании 4/17 июля 1997 года, в день годовщины расстрела Царской Семьи, восстановил провозглашение на Божественной Литургии упраздненного в 1917 году прошения «Господи, спаси Благочестивыя и услыши ны», относящегося к благочестивым царям и царицам (Журнал Московской Патриархии, 1997, № 8. — С. 14-16). Это решение имеет великое духовное значение.
Святейший Патриарх Кирилл в программе «Слово пастыря» 9 марта 2013 года, отвечая на вопрос об отношении к празднованию 400-летия династии и к значению Великой Княгини Марии Владимировны и Великого Князя Георгия Михайловича, удивительно точно охарактеризовал неизменную миссию Дома Романовых и его законных Глав, присущую им независимо от политических перемен: «преемственность в Истории».
Священноначалие нашей Церкви, уважая и признавая существующую власть, исполняя действующее законодательство, сотрудничая со светским республиканским государством, в то же время, вопреки утверждениям некоторых внутренних и внешних сектантов, не отрекается от православного учения о Богоустановленности Царской власти. Не отрекается Церковь и от Дома Романовых, которому на Великом Соборе 1613 года наши предки поклялись в верности на Кресте и Евангелии в «роды и роды», до скончания века.
Важно хранить это сознание, поддерживать его и передавать следующим поколениям пастырей и мирян.
