Я знаю, что вы сами написали письмо в Институт Арктики с просьбой рассмотреть вашу кандидатуру в качестве участника зимовки. У вас огромный профессиональный опыт, крепкое здоровье, физическая выносливость и сила воли. И еще вы обладатель, без преувеличения, энциклопедических знаний по истории Арктики, океанологии, полярной авиации и так далее. Откуда все это?
— Здешние широты изучаются большим отрядом ученых — метеорологов, гидрологов, гляциологов, микробиологов. На мысе Баранова по инициативе руководителя экспедиции ученые делали доклады по проблемам, над которыми работали. Вот и приобщился помаленьку ко всему.
А вот и поскромничали! Известно, что Арктика — давняя ваша любовь. Пять лет назад «Уральский рабочий» писал о вашем первом путешествии к вечным льдам и айсбергам — в составе дрейфующей СП-38.
Что интересно: Первый раз вы писали в Институт Арктики в тридцатилетнем возрасте, а получили приглашение в экспедицию только в пятьдесят. Ваша жена Лариса рассказывала, что с вашего стола все эти годы не исчезали книги о Русском Севере. Кроме того, вы дважды побывали на Эльбрусе, поднимались на другие вершины, увлекались туризмом. И вам не хватило этой суровой романтики?
— Можно и так сказать — не хватило. И одной полярной экcпедиции тоже не хватило. Сразу и не ответишь, почему. Это и желание побывать на земле, осененной именами великих исследователей, и понимание, что никогда по-другому туда не попадешь, и ощущение простора кругом. Ледяная бескрайность, где расположена станция, безлюдная суша, над которой мы летели с мыса Баранова до Хатанги — это тоже Арктика. И красота суровой природы: уж сколько фотографий айсбергов наделал, а видишь это великолепие — и снова рука тянется его запечатлеть. А как хороши летние пейзажи — на земле причудливыми узорами лежат камни, очень похожие на те, что у нас на Конжаке.
Вы еще не упомянули о животном мире Арктики.
— Конечно! Чтобы брать пробы воды, мы прорубили лунку, ее затягивало льдом, но в середине всегда оказывалась дырка. Потом мы догадались, что это нерпа, которая должна глотнуть воздуха, чтобы выжить подо льдом. Понятно, что ей это сделать проще в нашей лунке. Постепенно она к нам так привыкла, что даже давала себя погладить.
Белые медведи наведывались регулярно. Зимой с пропитанием у них туго, вот и идут на запахи камбуза. Собаки, конечно, на страже — окружат и шагу не дают сделать. Лают до хрипоты. Приходится садиться на трактор и отпугивать непрошеных гостей.
Интересно, что беременные медведицы в это время года спят в снежных берлогах, а в феврале выходят с маленькими медвежатами.
Собаки — все очень разные. Наш Шурик, например, при виде медведей забирался на крышу камбуза и лаял там, а вся стая оставалась внизу. С самым храбрым псом по кличке Дик мы знакомы еще по СП-38. Он узнал меня и на мысе Баранова, так был рад, прыгал, лизал руки — я чуть не прослезился.
Писатель Владимир Санин говорил, что любовь к высоким широтам на самом деле — любовь к людям, с которыми мерз и грелся, рисковал жизнью и радовался ей. Какие там люди?
— Вы думаете, что полярники — бородатые, в унтах? Раньше я тоже так их представлял, в действительности все не так. Полярник — это молодой ученый, который большую часть жизни проводит за компьютером — и на полярной станции тоже. Отрывается от него, чтобы выйти наружу для научных наблюдений. Все поглощены своей работой, на том, что она осуществляется в экстремальных условиях, никто не акцентирует внимание, надеясь на службы обеспечения.
Конечно, взаимоотношения — самое сложное в условиях экспедиции. В сравнении с этим полярная ночь — ерунда, тем более что все, что нужно, — освещено. Все заинтересованы в хорошем психологическом климате и очень стараются его не обострять
А тоска по дому сильно мучает?
— Есть связь, можно звонить. Но я ведь приехал работать и был занят так, что некогда было тосковать. Вместе с коллегами создавал условия для исследований, содержал в исправности огромный парк техники — в основном, между прочим, отечественного производства.
Конечно, когда приехал, пожалел, что пропустил год в развитии внучки, что не участвовал в марафоне. Но я понимаю, что за все надо платить.
