Лёшка. Мой окрыляющий. 2010 г.

Алена Азбиль.

Снова задумалась. Взгляд устремлен вдаль, рот приоткрыт, будто в удивлении. За спиной шёпот:

- Он идет.

Душа в пятки ушла. Снова он, - снова улыбается, активно жестикулирует, что-то говорит другу. Подходит всё ближе, его взгляд плавно перемещается в сторону и останавливается на ней. Это как удар. Она каждый раз отвечает на его заинтересованный взор будто испугом, смешанным с неконтролируемой радостью.

- Лёшка… - только и проносится в ее голове, и столько нежности окутывает, и столько связано с этим именем.

- Диана.

- Ой, что? – девушка оглядывается по сторонам и встречает (в шутку) укоризненные взгляды подруг.

- Не спи. Ну что, она опять в своих мыслях, - говорит одна из подруг другой.

- Девчонки… Я снова сделаю это, я напишу.

Кто-то отреагировал улыбкой, кто-то нахмурился, - но все поняли, что эту романтическую натуру не унять. В детстве Диана писала рассказы о сказочных странах, путешествиях, странных существах, а позже уже про что-то земное, но, всё еще, «окрыляющее», потому что сказкой для нее стал он – мальчик из соседнего двора… Вот, только Дианке нашей уже 21, и она давно не пишет, - редко появляется та искорка в глазах.

Но сегодня Диана ожила, во время нашей встречи с подругами детства. Мы забеспокоились. Начнет, вот так, мечтать, забудется, потеряется в этом большом, жестоком мире.

А судьба, и правда, поступила с ней жестоко. Оставила одну со своими мечтами. Лёшка её погиб, и она так и не успела сказать ему, что любит. А главное, - когда нашли его уже без дыхания, внутри старых разбитых Жигулей, в портмоне его хранилась её детская фотография.

Какая любовь… Диана после уже ни с кем не встречалась, и только мучили её сны. Нет, не кошмары – её фантазии. Как они с Лёшкой вместе, как говорят друг другу «люблю», как не отпускают руки друг друга.

И так жила она эти пять лет, какая-то потерянная и одинокая. Мы пытались познакомить её с молодыми людьми, а после свиданий она замыкалась в себе еще больше, и мы догадывались, что, когда уходила к себе, она плакала, сжавшись в комочек:

- Нет, совсем не как Лёшка.

И мы понимали, что права она, - никто не смотрел на неё, как он, но другие парни решались подойти к ней, а он нет. И ведь никто не догадывался, что он любит её! Говорили: «забудь, найдешь лучше». И она, так же, как сейчас, «уходила» в свои мысли, и ни с кем не разговаривала после этих наших жестоких советов.

Мы заволновались, что опять она хочет написать, слишком уж оживилась наша подруга.

- Диана, может, не стоит? – аккуратно начала Маша.

- Девчонки, я уверена, если очень захотеть… У меня всё получится!

- Глупая, - сорвалось у кого-то, но тихо, - так, что Диана даже не заметила. Она уже неслась в сторону перекрестка, где стоял газетный киоск. Открыла сумку, достала из кошелька деньги и купила тоненькую тетрадку и дешевую ручку.

- Не ждите меня, я позвоню, - только и услышали мы на прощанье…

***

Я зашла в ближайший дворик в городке своего детства и огляделась, выбирая скамейку. Второе сентября, дети играют на площадке. Рядом, в разных местах, были разбросаны портфели. Я в эту минуту завидовала им. Как бы хотела снова, вот так, беззаботно, резвиться во дворе и не знать горечи от потери…

Но, я нашла скамейку, вдали от шумной детворы, и, достав ручку и тетрадку, решила приступить. Может, вы и не поверите, но такой способ всегда работал. Как будто в фильме «Эффект бабочки». Со второго предложения строчки начали расплываться и я «окунулась» в другой мир.

 

 

***

Школа… Я училась здесь недолго, но одноклассников успела запомнить. 16 февраля, День встречи выпускников. Я вышла из такси. Лёгкий морозный ветер развевал мои волосы. Сегодня столько народу стекается со всех сторон: вокруг автомобили и такси, возле них небольшие кучки людей, о чем-то оживленно переговариваются. Кто-то даже играет в снежки!

Дети. Совсем школьники, будто и не было выпускного, а после, университета. Иду к школе. А, вот, кажется, кто-то из «моих». Кого-то знаю, кого-то нет, а кто-то так изменился, что я гадаю – он или не он… После серии приветов кто-то спросил:

- Что на сегодня намечается?

- Сначала концерт, а потом разойдемся по классам.

- Ну, что ж, снова в школу, - задорно подытожил мой бывший одноклассник Дима.

Основной поток людей неспешно продвигался в сторону актового зала. Я увидела Аню с Катей, и решила присоединиться к ним. Аня похорошела. А Катя почти не изменилась. И, хотя в школе она выглядела старше, сейчас стала выглядеть, как раз, на свой возраст.

Мы поднялись по лестнице, и я вспомнила, как Лёшка обогнал меня однажды на этой лестнице, и позвал:

- Веснушка!

Я тогда очень смущалась на это его прозвище, которое он придумал для меня. Я не была рыженькой, у меня были светлые прямые волосы, но по весне высыпало столько веснушек, что я стыдилась этого. Но Лёшка полюбил мои веснушки - и я полюбила их тоже.

Девчонки окликнули меня, как всегда: я снова задумалась! И, наверняка, стояла так уже долго, не реагируя на их обращения ко мне.

- Скоро начнется, пойдемте побыстрее, я слышала, наша классная будет произносить речь первой.

Я так резко дернулась вперед после того, как «пришла в себя», что споткнулась, но, хорошо, не упала. Не хотелось разбить себе нос прямо на встрече выпускников, и обрести «нетоварный вид». Шутки шутками, а девчонки уже чуть ли не бежали к проходу.

В центре маленького актового зала мы, как раз, приметили три свободных кресла. Я прошла мимо кресел, стараясь не задевать ноги сидящих людей. Из-за всеобщей суматохи, не посмотрев на сидящего рядом мужчину, я бросила ему:

- Здесь свободно?

- Да, для Вас – конечно! - но действие уже начиналось, и я, снова не взглянув, даже из любопытства, на соседа, села в кресло. Кулисы развели, и начался «Танец волшебниц и звездочётов». И как они отгадали? Этот самый номер я видела на линейке в первом классе. Всё выглядело мило и сказочно.

Мои одноклассницы ошиблись – после танца слово взяла другая наша учительница. Но её речь затронула нас: она с такой нежностью отзывалась о родной школе! Когда она закончила, рядом сидящий молодой мужчина стал пробираться через кресла к сцене, чтобы подарить женщине цветы. Она, обрадовано, воскликнула:

- Мой любимый ученик, Алексей Крылатов!

- Дианка, твоя любовь! – хихикая, зашептались Анюта с Катей.

Я совсем не узнала Лёшу – он возмужал, стал серьезнее. Но улыбка, всё равно, та же, и глаза блестят хитрым огоньком. Я, от удивления, наверное, как раньше, приоткрыла рот, но снова собралась, и, когда он вернулся, попыталась изобразить невозмутимость. Он подмигнул мне. В ответ я улыбнулась.

- А я сразу тебя узнал.

- А я не смотрела в твою сторону, - неужели я снова, как в детстве, оправдывалась перед ним?

По нему никогда не было понятно, что же он, на самом деле, думает. Прежний или уже другой? Изменился ли? Роем вопросы жужжали в голове, но он смотрел на меня, и мысли стихали, а потом и вовсе замолкли. Хорошо, что не краснею, как в детстве.

- У тебя мошка в глаз попала, - сказал Лёша весёлым тоном и потянулся ко мне.

- Нет, нет! Я сама, - засуетилась я, и достала зеркальце.

Чёрт! Мошки не было, а я, оказывается, и не заметила, как моё лицо залилось краской. Наивная!

- Ты опять меня разыграл!

Он довольно-довольно ухмыльнулся. Это как в седьмом классе, когда я играла с подругой в бадминтон, и мне в глаз попала мошка, а Лёша проходил мимо, и сказал про меня, пока я пыталась ее вытащить:

- Невинность прикрывается.

Как же я злилась тогда от его шуток! И сейчас почувствовала что-то вроде вызова, внутри меня отозвалось негодование. Захотелось стукнуть ему по голове, но я взяла себя в руки, потому что это глупо. Я взрослый человек и могу себя контролировать. Подумаешь – первая любовь. Не последняя же. Но по Лёшкиному выражению лица было видно, что этого недостаточно, - он не угомонится, пока я не начну бегать за ним по школе со шваброй в руках.

- А давай, сбежим с этого мероприятия вместе, - он был серьезен.

- И куда же? – деловито нахмурилась я.

- Не важно. Просто, на нашу улицу.

- Какой ты шустрый, - изобразила я возмущение. Но он ничего не ответил и не улыбнулся, а только вопрошающе ждал.

Как мне нравилось отказывать ему в детстве! Но детство кончилось, и я понимала, что мне интересно пообщаться с ним и, может, мы никогда больше не увидимся.

- Пойдём.

До нашей улицы было не далеко идти от школы. Вот – мой дом, а вот – Лёшкин. Ничего нового, никакой ностальгии. Всё не так. А жаль. Я хотела бы снова этой дрожи в коленках, этого учащенного пульса.

Послышалась музыка. Подъезжал автомобиль. Мы ушли с дороги, чтобы пропустить машину.

- Это же Вовчик! – удивилась я, - ничего себе, уже на машине. А как твои друзья мучили его до слёз, когда он маленьким был! – Лёша не знал, что ответить.

- А ты всё такая же.

- И какая же?

- Скромная и милая…

- А сам-то как краснел, когда я тебе грубила!

- Ну, просто, жестокая женщина! – с иронией в голосе подытожил Лёшка, и мы засмеялись.

Мы вспоминали детство, и все было почти, как раньше. Но, он просто был рядом и все печали уходили. Я не хотела знать о его настоящем, не хотела рассказывать о себе, - мне было достаточно наших «здесь и сейчас».

Я не заметила, как начало темнеть. Снежинки неспешно сыпались в свете фонаря. Сказка вокруг. Я замечталась,.. и, вдруг, почувствовала холод – он насыпал мне за шиворот снега!

- Ну, я тебе отомщу! – рассвирепела я. И мы долго потом кидались снегом друг в друга, все промокли. Такие смешные и глупые.

- У кого-то застучали зубы! – сказал Лёшка.

- Ага, у тебя!

Мы хохотали на всю улицу. Время от времени, с громким стуком, захлопывались форточки и двери домов, напоминая, что мы кому-то мешаем, но нам было так уютно и всё равно на них, этим вечером не таких счастливых, как мы.

- А хочешь, я ради тебя достану тот воздушный шарик, что зацепился в ветвях?

- Ты упадешь, Лёша!

Но он, упрямый, в хорошем пальто, цепляя одеждой все ветки, полез на дерево. Шарик был на краю, от веса Лёшиного тела ветка зашаталась и хрустнула, и Лёша, успев ухватиться за шарик, полетел вниз. Как Винни-Пух. Я не знала, плакать или смеяться. Подбежала к нему, попыталась поднять, а он и меня схватил и уронил. Я от смеха даже не могла снова встать… Спустя минуту, Лёша, все-таки, встал и помог подняться мне.

- Ты замерзла? – бережно, прямо, как когда-то в детстве, спросил Лёша.

- Нет.

- Врёшь ведь. Дай руку.

Я и правда замёрзла, но что-то внутри меня привыкло говорить Лёше «нет». Он снял свои и мои перчатки, и взял мои руки. Его руки были теплыми почему-то. Голова закружилась.

- А я в детстве, на той скамейке, написал, что люблю тебя.

- Там было написано: «Я люблю тебя, Даша».

- Нет, - это мои друзья меня застукали, и мне пришлось быстро исправить имя. Потом долго сочинял для них, кто такая Даша, - Лёша засмеялся.

- Сейчас, я исправлю это недоразумение, - ответила я.

Скамейка была вся в снегу, и я начала вычерчивать надпись на нём.

- Я люблю Лёшу Крылатова, - вслух прочитал Лёша.

- Ну, и чего ты так сияешь? – засмущалась я.

- Да, просто. Мне нравится, - и он снова улыбнулся своей простой, но располагающей к себе улыбкой.

***

На листок упала крупная капля дождя. Я огляделась вокруг: школьники быстро хватали свои рюкзаки и разбегались по разным подъездам.

Жизнь продолжается. А я старалась дышать, жадно глотая ртом воздух, но тяжесть навалилась на мою грудную клетку. Поднимался ураганный ветер, а мне будто не хватало кислорода. Я не дойду до дома.

Я знала, куда скрыться, - побежала вниз к реке и села под дерево. Здесь меня никто не видел. То ли слёзы, то ли дождь хлестал по лицу. Я услышала знакомые голоса:

- Вот она! Диана, солнышко, посмотри на меня.

Я услышала крик, точнее, это должен был быть крик. Мой крик. Но его никто не услышал. Всё останется внутри. Мы дошли с девчонками до дома, я пошла к себе. Как только закрылся дверной замок, я опустилась на пол, вся сжалась в комочек, и заплакала - то ли от грусти, то ли от счастья:

- Один день. У нас был один день с тобой, Лёшка.