Сцена (автор,массовка, 1, 2, 3, 4)

 

Автор: Распахнулась наружная дверь, в школу ворвались клубы морозного пара, и, словно в прорубь ныряя, отряд окунулся в ледяной воздух. В розовом небе остывало ослепительное солнце. Сперва показалось, что мороз невелик. Но ребята знали: кажется не холодно, пока человек только что из тепла, пока мороз не забрался во все складочки и щелочки.

Перекресток завален сугробами, словно огромными подушками. Зашаркали лопаты, ударили ломы. Началось!

Ломов оказалось мало, и долбилыщики то и дело менялись. Сгребали снег с тротуара, кололи толстый слоистый лед. Широким фронтом двинулись на мостовую. Навстречу, с противоположного тротуара, пробивался отряд соседней школы.

Кто-то выдумал, что, если посыпать лед солью, его легче колоть. Не успокоились, пока не притащили из ближайшего магазина две пачки соли. Посыпали лед, ударили ломами — нет, не легче.

По перекрестку прокатился радостный крик: подходили грузовики. Ребята сразу почувствовали себя пехотой, на помощь которой подоспели танки. В кузова полетели первые лопаты снега. Снежные холмы шевелились, подавались и переваливались в ящики кузовов.

Перерыв. Собрались кучей, отдышались, огляделись. Перекресток уже стал своим, обжитым, вроде школьного участка. Машины спокойно и свободно сворачивали влево, вправо.

3: У Таньки ухо побелело!

 

Словно раненого с поля боя, повели Таньку в магазин отогреваться. И снова взялись за лопаты. Азартно отбрасывая снег, всё пробивались и пробивались навстречу соседям. И вот передовой мальчишка с налету отшвырнул последний пласт снега и лопатой зацепился за лопату встречного добровольца.

 

1: Соединились! Ур-ра!

 

2: Копай!

 

3: Долби!

 

4: Наша берет!

 

Шарканье и стук, хохот и крики.

Кто-то скомандовал, показывая на последний сугроб, еще громоздившийся посреди перекрестка:

 

1: Взять штурмом! Вперед! За мной!

 

Ребята с воплями бросились к сугробу, мешая друг другу. Закружился маленький белый смерч — и вот уже грузовик, рыча, отъезжает от перекрестка, увозя снежную гору...

Сцена (Папа, Катя)

 

Катя: Папа, а ты видел Гайдара? Он же в нашем городе жил, работал.

 

Папа: Я тогда был маленьким. Сколько мне было? Ну, пять, ну, шесть. И Гайдар был совсем не знаменитый. Только начинал.

 

Катя: А мы ездили в гайдаровскую экспедицию. Нашли няню Тимура, того самого, сына Аркадия Петровича. Она нам случай рассказала. Однажды пошли они в кино, Гайдар с сыном и няня. Кино кончилось, вышли на улицу. А тут мальчонка плачет. Шапку у него украли, понимаешь? Гайдар его расспросил. В семье пятеро детей, отец извозчик, живут бедно. Аркадий Петрович снял шапку да на мальчонку и надел. Тот до того обрадовался, даже «спасибо» забыл сказать, помчался домой. Гайдар ему: «Эй, парень!» Мальчонка остановился. «Ты теперь на Чапаева похож. Ну, беги!».

 

Лицо у Кати порозовело, глаза блестели. Папа слушал, кивал, — видно было, что он хочет о чем-то спросить, но все не выберет подходящую минуту.

Катя: Папа, а в твоей школе были тимуровцы?

 

Папа: Ну, как же. Тогда все ребята играли в Тимура и его команду. Нас пятеро было, помогали семьям бойцов, огороды пололи, ну, там, воду, дрова, что придется.

 

Катя: А потом что было?

 

Папа: Как это — потом?

 

Катя: Ну, куда ваша команда подевалась?

 

Папа: Куда подевалась? — встал, задернул оконную занавеску и снова сел в кресло. — А у нашего Тимура бабушка умерла, у него только и было родных, что бабушка. Ну, отправили его в детский дом. А нас больше никто не позвал, не собрал вместе. Так и не стало команды... Тебя, вижу, позвали. Верно?

 

Катя молча кивнула.

 

Папа: Теперь я тебя спрошу.

 

Катя снова кивнула и села на постели, устраиваясь поудобнее.

 

Папа: Вот вы работали, расчистили улицы... Кое-где... Но ведь это вроде рапорта на линейке: сделано столько-то. А ты скажи мне по-человечески, что такое ваш штаб?

 

Катя нахмурилась и задумалась. Несколько раз она собиралась заговорить и не заговаривала.

 

Катя: Ну, у нас есть девиз. «Наша цель — счастье людей». Когда его скажут, мы все отвечаем: «Мы победим! Иначе быть не может!». Понимаешь?

 

Папа: Понимаю. — кашлянул — Слова... красивые, могу только приветствовать. Но это опять вроде линейки или парада. А суть-то в чем? Можешь ты мне это сказать?