Глава 44 орудие мирового владычества 8 страница

Отстранение заслуженного лидера республиканской партии накануне ее возвращения к власти было достигнуто путем контроля над голосами “ключевых штатов”. На партийных конвентах, где выдвигается кандидат в президенты, делегации отдельных штатов располагают числом голосов в зависимости от населения данного штата, и по крайней мере в два из таких важнейших штатов, а именно в Нью-Йорк и в Калифорнию, за последние 70 лет (написано в 1955 г. — прим. перев.) преимущественно направлялся поток еврейской иммиграции. Это имеет существенное значение в избирательной стратегии, в свое время предложенной “полковником” Хаузом, но вероятно не им самим выдуманной. Каким путем здесь бросаются палки в колеса с еврейской стороны, было нами уже многократно показано на основании многочисленных заявлений осведомленных источников (министр обороны Джеймс Форрестол: “Наш отказ поддержать сионистов может потерять для нас штаты Нью-Йорк, Пенсильвания и Калифорния; однако, мне кажется, что пришло время подумать о том, не потеряем ли мы Соединенные Штаты”; государственный секретарь Джеймс Бернс: “Найлс сообщил президенту (Труману), что Дьюи собирается выступить с заявлением в пользу сионистских позиций, и что если президент (Труман) не упредит его в этом, то штат Нью-Йорк окажется для демократов потерянным”; губернатор Нью-Йорка Томас Дьюи: “Демократическая партия не откажется от преимуществ, которые дают ей еврейские голоса”). В 1952 году, когда автор следил за всеми этими событиями, голоса на республиканском конвенте поначалу разделялись более или менее поровну между обоими кандидатами, пока вдруг Дьюи с приятной улыбкой не подал все голоса своего штата Нью-Йорк против лидера своей партии и в пользу г-на Эйзенхауэра. Прочие “ключевые штаты” последовали тому же примеру, и он оказался выдвинутым в кандидаты, что в тех условиях было равносильно избранию в президенты.

Как уже отмечалось нами, все это фактически означает бесславный конец настоящей двухпартийной системы в Америке наших дней; система выборных представителей народа, известная под именем “демократии”, опускается до уровня однопартийной системы тоталитарных государств, если две партии существуют только по названию, но не дают возможности действительного выбора между двумя отличными друг от друга политическими курсами. На пороге американских выборов в 1952 году израильская газета “Jerusalem Post” поучала своих еврейских читателей в Америке (в номере от 5 ноября 1952 г.), что “особенно выбирать между обоими (речь шла о “республиканце” Эйзенхауэре и “демократе” Стивенсоне) с точки зрения еврейского избирателя не приходится и что внимание этих последних должно быть сконцентрировано на “дальнейшей судьбе” тех конгрессменов и сенаторов, которые считались “враждебными еврейскому делу”.

Немедленно после вступления в должность нового президента в январе 1953 года, британский премьер сэр Уинстон Черчилль поспешил в Америку для совещания с ним, однако отнюдь не в Вашингтон, где полагается пребывать президентам США: Эйзенхауэр предложил “встретиться на квартире у Берни”, т.е. в особняке г-на Бернарда Баруха на Пятой Авеню в Нью-Йорке (согласно сообщению агентства Ассошиэйтед Пресс от 7

февраля 1953 г.). Барух в то время настоятельно продвигал свой “план атомной бомбы в качестве единственной надежной защиты от “советской агрессии” (в главе 44 мы цитировали его тогдашние предложения в Сенатской комиссии об установлении фактически единоличной власти президента в вопросах вооружений, мобилизации, контроля цен и продукции). Как также уже упоминалось, он не питал, однако, ни особой вражды к Советам, ни особых подозрении против них, поскольку лишь немного лет спустя он подтвердил, что и план совместной советско-американской атомной диктатуры над всем остальным миром казался ему вполне приемлемым: “Несколько лет тому назад я встретил на одном из вечеров Вышинского и сказал ему: Мы с Вами оба — дураки. У вас есть бомба, и у нас есть бомба. Давайте возьмем это дело под наш контроль, пока еще есть время, потому что, пока мы заняты болтовней, все другие тоже рано или поздно раздобудут себе эту бомбу” (“Дейли Телеграф”, 9 июня 1956 г.).

Избрание президентом генерала Эйзенхауэра, как кандидата республиканской партии, лишило Америку последней возможности избавиться путем демократических выборов от политики “интернационализма” Вильсона — Рузвельта — Трумана. Сенатор Тафт был единственным ведущим политиком в стране, который в представлении избирателей твердо стоял за отказ от этой политики, и очевидно именно по этой причине силы, фактически правившие Америкой за последние 40 лет, придавали столь важное значение отстранению его от выдвижения в президентские кандидаты. Выдержки из его книги, написанной в 1952 году, сохраняют свое историческое значение, показывая что могло бы иметь место, будь республиканским избирателям дана возможность проголосовать за лидера своей партии:

“Результатом политики правительства (Рузвельта — Трумана) было усиление мощи советской России до таких пределов, когда она фактически стала угрозой безопасности Соединенных Штатов... Советская Россия — гораздо большая угроза безопасности Соединенных Штатов, чем ей когда-либо мог быть Гитлер в Германии... Не может быть сомнений в том, что наш военный флот — сильнейший в мире, и что в союзе с Англией мы господствуем на морях всего мира... Мы должны быть готовы оказать помощь нашими собственными флотом и авиацией всем островным народам, желающим этой помощи, среди них Японии, Формозе, Филиппинам, Индонезии, Австралии и Новой Зеландии; на атлантической стороне, разумеется, Великобритании... Я считаю, что союз с Англией и оборона британских островов гораздо более важны, чем союз с любой континентальной нацией... Вместе с англичанами мы несомненно можем господствовать на морях и в воздухе во всем мире... Если мы принимаем нашу антикоммунистическую политику всерьез... мы должны окончательно устранить из правительственного аппарата всех, кто прямо или косвенно связан с коммунистическими организациями. В основном, я считаю, что конечной целью нашей внешней политики должна быть защита свободы американского народа. Я нахожу, что наши последние два президента поставили всевозможные партийные и политические соображения выше своей заинтересованности в мире и свободе... Мне кажется, что посылка наших войск без санкции Конгресса в страну, подвергшуюся нападению, как это имело место в Корее, определенно запрещается” (американской конституцией)... “Проект европейской армии однако, заходит еще дальше... он включает в себя отправку (наших) войск в международную армию, подобно тому, что было задумано в хартии ООН. Меня никогда не удовлетворяла эта хартия... она не имеет под собой законного основания и не основана на правосудии согласно закону... Я не вижу иного выхода, кроме выработки нашей собственной военной политики и нашей собственной политики военных союзов, не обращая большого внимания на несуществующие возможности ООН по предотвращению агрессии... Другая форма международной организации, которая теперь усиленно навязывается народу Соединенных Штатов, а именно мировое государство с международным парламентом для принятия законов и с международным правительством для командования вооруженными силами такой организации... представляется мне, по крайней мере в текущем столетии, фантастическим, опасным и неосуществимым. Такое (мировое) государство, по моему мнению, развалится в течение 10 лет... Трудность объединить подобное вавилонское столпотворение, под одним, непосредственным руководством явится непреодолимой... Но прежде всего, все, кто предлагает подобные планы, задумывает конец тем свободам, которые принесли величайшее счастье нашей стране... когда-либо существовавшее в истории. Они (эти планы) подчинят американский народ правительству большинства, не знающего жизненных основ Америки и не питающего к ним симпатии. Любая международная организация, стоящая бумаги, на которой составлен ее проект, должна основываться на сохранении суверенности всех входящих в нее государств. Мир должен быть обеспечен не путем уничтожения и смешения наций, но путем создания законных норм в отношениях межу ними...”.

Эти выдержки довольно ясно показывают, что нынешний обман народов не был для него секретом; из них же становится ясным, почему он был предан анафеме силами, управлявшими “голосами ключевых штатов”, и почему ему даже не позволено было стать кандидатом в президенты. Историческая правда требует однако отметить, что позволительно сомневаться в отношении того, смог ли бы Тафт, будь он избран президентом, проводить ту ясную, противоположную доминировавшим до тех пор тенденциям политику, которая явствует из его записей. В частности, в вопросе сионизма, стоявшего за всеми планами мирового правительства, которые обличал Тафт, он был ему столь же послушен, как и все остальные ведущие американские политики, и по-видимому не различал неразрывной связи между обеими вопросами. Должность секретаря и помощника при Тафте была предложена в 1945 г. никому иному, как ведущему сионисту из Филадельфии, некоему Джеку Мартину (разумеется псевдоним) и, по его словам, первым вопросом, поставленным им Тафту, было: “Сенатор, что я могу рассказать Вам о целях сионизма?” — на что Тафт ответил, совершенно в духе Бальфура или Вильсона, “что здесь объяснять? Евреев преследуют, им нужна территория и собственное правительство. Мы должны помочь им получить Палестину. Это также будет существенно способствовать делу мира”. Трудно не заметить разительного контраста между этой типичной болтовней охотящегося за голосами политика и разумными концепциями, цитированными выше. Мы взяли эти сведения из статьи в еврейском журнале “Jewish Sentinel” от 10 июня 1954 г., в которой упомянутый г. Мартин характеризуется как “второе я” сенатора Тафта и даже, как его “наследник”. После смерти Тафта тот же Мартин был приглашен президентом Эйзенхауэром на должность его “помощника, советника и связного с Конгрессом”. Комментарий г-на Мартина гласил: “Президент Эйзенхауэр всегда готов выслушать ваше мнение и ему легко давать советы”. Весь период выдвижения кандидатуры Эйзенхауэра, его избрания в президенты и первое время его президентства настолько стояли под знаком пресловутого “еврейского вопроса”, что создавалось впечатление избрания его президентом сионистов, настолько его слова и дела были направлены на способствование их амбициям.

Мы уже упоминали, что, не успел Эйзенхауэр стать президентом, как он поспешил заверить “президента” Американской Объединенной Синагоги, некоего г-на Максвелла Абеля, что “у еврейского народа не может быть лучшего друга, чем я”, добавив что его и его братьев их мать воспитывала на “учениях Ветхого Завета” (мадам Эйзенхауэр состояла в жидовствующей секте т.н. “Свидетелей Иеговы”) и что “я вырос, веря, что евреи — избранный народ, и что они подарили нам высокие нравственные и этические принципы нашей культуры” — все это стояло в сентябре 1952 года во всей еврейской печати всего мира. За этим последовали усердные заверения в симпатиях к “евреям” и к “Израилю” со стороны обоих кандидатов в президенты (Эйзенхауэра и Стивенсона) по случаю еврейского Нового Года (сентябрь 1952 г.) и в эти праздничные дни американское давление на “свободную” западную Германию преуспело в извлечении из немцев “репараций” в израильский карман. В октябре состоялся пражский процесс с обвинениями в “сионистском заговоре” против чешского социализма, и со стороны Эйзенхауэра последовали угрожающие обвинения в “антисемитизме в Советском Союзе и в странах-сателлитах”. Крик об “антисемитизме” явно считался выгодным в деле уловления голосов избирателей, а поэтому и заканчивавший свой срок президент Труман не преминул обвинить в нем Эйзенхауэра (чтобы помочь кандидату своей Демократической партии); у генерала буквально отнялся язык перед лицом такой несправедливости и он заявил на одном из предвыборных собраний, что даже не собирается на это отвечать, представляя собранию вынести решение самому. Кливлендский раввин Гилель Сильвер, к тому времени уже успевший пригрозить СССР войной за “антисемитизм”, был срочно вызван на заседание конклава с Эйзенхауэром и по выходе очистил своего кандидата от всех подозрений в антисемитском грехе; равви Сильвер в свое время произнес молитву на выдвинувшем Эйзенхауэра республиканском конвенте, а впоследствии, при его вступлении в должность еще раз обратился к Иегове, испрашивая “благословения и наставления”. Среди соперничающих охотников за голосами всех перещеголял заканчивавший свой срок вице-президент США, некий г. Альбен Баркли, заявивший в числе прочего: “Я предсказываю славное будущее Израилю, как образцу, по которому должны равняться остальные страны Ближнего Востока”. Даже “Тайм” не удержался от язвительного комментария, написав: “Всех затмил вице-президент Баркли, в течение многих лет получавший по тысяче долларов за каждое выступление в пользу израильских займов, будучи платным агентом этого предприятия. Многие арабы полагают... что это обстоятельство оказывало некоторое влияние на политику США на Ближнем Востоке; однако, лишь немногие арабы участвуют в американских президентских выборах”.

Вскоре по вступлении Эйзенхауэра в должность было ратифицировано соглашение об уплате западной Германией дани Израилю, причем (об этом уже упоминалось раньше) один из западногерманских министров (министр финансов д-р Делер) сообщил открыто, что боннское правительство подчинилось давлению Америки, не желавшей открыто выступать в роли банкира сионистского государства. В том же апреле месяце 1953 года еврейская печать сообщала под заголовками “Израиль показывает свою мощь” о следующем: “Весь дипломатический корпус и иностранные военные атташе, присутствовавшие на величайшем до сих пор параде израильской армии в Хайфе, с военным флотом на рейде и пролетавшей над их головами военной авиацией, получили должное впечатление, и парад полностью достиг цели показать готовность Израиля решать свою судьбу на поле сражения”.

Так начался новый президентский период в Америке в 1953 году под знаком новых “обязательств” на будущее, с мертвым Сталиным в московском мавзолее, с Израилем, готовым “решать свою судьбу на полях сражений”, и со “свободной” половиной Германии, день и ночь работавшей для уплаты дани Израилю. Большой парад в Вашингтоне по случаю вступления президента в должность был отмечен любопытным инцидентом: в конце процессии ехал верхом неизвестный в костюме ковбоя, который, поравнявшись с президентской трибуной, попросил разрешения испробовать свое лассо; Эйзенхауэр послушно встал, склонив голову, и взвившаяся петля была плотно затянута на его шее. Кинохроники затем показывали лысую голову “Айка” с петлей на шее.

Возможно, что в мыслях нового президента были лишь банальности, когда он заявил: “Государство Израиль — форпост демократии на Ближнем Востоке, и каждый американец, любящий свободу, должен включиться в усилия навеки обеспечить будущность этого новейшего члена семьи народов”. По мнению тех, по адресу которых расточались эти комплименты, это было обязательством, подобным тому же, что в свое время раздавали в аналогичных формулировках Рузвельт и Вудро Вильсон. Через восемь лет после смерти Гитлера новое государство, где господствовали гитлеровские расовые законы и где коренное население было изгнано резней и террором, стало “форпостом демократии”, и все “любящие свободу” должны были (отметим категорический императив!) всеми силами его защищать.

Если новый президент воображал, что, отдав дань подобным любезностям, он сможет затем по собственной воле определять политику своей страны, то через 9 месяцев после вступления в должность ему был преподан соответствующий урок, а по данному векселю в октябре 1953 года была потребована уплата в повелительном и не допускающем сомнений тоне. Попытка действовать независимо в соответствии с американскими национальными интересами в вопросе касавшемся “новейшего члена семьи народов”, была беспощадно сокрушена, а американскому президенту пришлось публично каяться, подобно “Рокданду” (т.е. Вудро Вильсону) в романе Хауза 1912 года. Это унижение главы правительства, которое неумудренным человечеством считалось самым могущественным в мире, представляется наиболее значительным инцидентом в настоящем повествовании, богатом эпизодами, аналогичными по характеру, но менее явственными для широкой публики. Серия сионистских нападений на соседние арабские государства, перечисленная в предыдущей части настоящей главы, началась 14 октября 1953 г., когда была вырезана до последнего человека целая арабская деревня Кибия в Иордании. Это было повторением резни в Дейр-Ясине в 1948 году с той разницей, что оно произошло за пределами Палестины, дав достаточно ясно понять всем арабским народам, что и их в нужное время постигнет “полное уничтожение”, и разумеется снова с благословения “Запада”. Кошмарные факты еврейской резни были доложены Организации ОН датским генералом Вагном Бенике, главой Комиссии ООН по наблюдению за перемирием (немедленно получившим угрозы убийства также и его) и его непосредственным подчиненным, капитаном 2 ранга военного флота США Хатчисоном, охарактеризовавшим еврейский налет, как “хладнокровное убийство” (что быстро привело к его отозванию). Во время последовавшего обсуждения вопроса в Совете безопасности ООН французский представитель заявил, что “резня” вызвала во Франции “ужас и возмущение”, обвинив Израиль, государство основанное на утверждениях о “преследовании”, в “мщении ни в чем неповинным людям”. Греческий представитель назвал совершившееся “жуткой резней”, а английский и американский представители присоединились к единодушному “осуждению” (9 ноября 1953 г.). Архиепископ Йоркский в Англии заклеймил “жуткий акт терроризма”, а консервативный депутат Палаты общин, майор Легг-Бурк назвал его “кульминационным зверством в длинной цепи налетов на не-израильскую территорию, составляющим часть продуманного плана мести”.

В дни, когда произносились эти официальные обличения, Израиль получил от американского правительства 60 млн. долларов, очевидно как награду за содеянное, президент же публично покаялся, уступив очередному сионистскому “давлению” в Нью-Йорке. Сообщаем хронику событий: через 4 дня после еврейской резни в Иордании (18 октября) правительство США “приняло решение выразить суровое порицание своему протеже” (“Таймс”, 19 октября); оно сообщило, что “полученные Госдепартаментом потрясающие отчеты об уничтожении человеческих жизней и имущества убеждают нас в необходимости привлечь к ответственности виновников и принять решительные меры для предупреждения подобных инцидентов в будущем” (читателю предлагается сравнить эти слова с тем, что произошло несколькими днями позже). Лондонский “Таймс” добавил, что “за этим заявлением стоит растущее возмущение высокомерной манерой, с которой Израиль склонен обращаться с Соединенными Штатами — по-видимому, будучи уверенным в том, что он всегда может рассчитывать на соответствующее давление в стране”. Сообщалось даже (как присовокупил “Таймс” как бы с затаенным дыханием), что “подарок в несколько миллионов долларов израильскому правительству может оказаться задержанным, пока не будут получены гарантии неповторения пограничных инцидентов”. И действительно, два дня спустя (20 октября) Госдепартамент сообщил, что субсидия Израилю задержана. Однако, если президент Эйзенхауэр легкомысленно полагал, что через год по его избрании у его правительства будут развязаны руки на остававшиеся три года правления, чтобы самостоятельно вести американскую политику, то он жестоко ошибался. Роковая слабость Америки и сила ее истинных хозяев, располагающих как бы ключом от всего дома, состоят в том, что новые выборы вечно висят в воздухе: если не президентские, то в Конгресс, в муниципальные управления, в правительства штатов, и куда угодно еще. Как раз в этот момент на место мэра Нью-Йорка целились три кандидата (два еврея и один не-еврей), и к тому же начиналась кампания выборов депутатов в Конгрессе 1954 года, в которой должны были быть переизбраны все 435 депутатов Палаты представителей и одна треть сенаторов. На фоне этой ситуации стало снова возможным прикрутить гайки в Белом Доме потуже.

Три соперника в Нью-Йорке принялись переплевывать один другого в погоне за “еврейскими голосами”. 500 сионистов собрались 25 октября на митинг, приняв резолюцию, что они “потрясены” отменой “помощи Израилю” и требуют, чтобы правительство “пересмотрело свое поспешное и неблагородное решение”. Республиканский кандидат в мэры Нью-Йорка запросил по телеграфу немедленное интервью с государственным секретарем; вернувшись, он обещал встревоженным избирателям, что “Израилю будет дана полная экономическая помощь США” (“Нью-Йорк Таймс”, 26 окт.) в сумме 63 млн. долларов (избран он, тем не менее, не был). Тем временем республиканские партийные заправилы начали осаждать президента, предсказывая катастрофу на выборах в Конгресс 1954 года, если он не отменит своего решения. Осада длилась недолго, и 28 октября он капитулировал: официальное сообщение подтвердило, что Израиль получит полностью обещанную сумму (около 60 млн. долларов), из них первые 26 миллионов в первые 6 месяцев финансового года. Республиканский кандидат в нью-йоркские мэры приветствовал это, как “признание того факта, что Израиль представляет собой твердый бастион безопасности свободного мира на Ближнем Востоке”, и как акт “государственной мудрости мирового масштаба”, столь типичный для президента Эйзенхауэра. Картина того, что именно привело к этому “акту”, была обрисована Джоном О’Доннелем в “Нью-Йорк Дейли Ньюс” от 28 октября: “Профессиональные политиканы нажимали на него со всех сторон, угрожая страшной местью. Айку все это страшно не нравилось... но давление было столь сильным, что для сохранения мира в компании ему пришлось дать задний ход. С политической и с личной стороны это его сальто-мортале было самым изящным и быстрым за многие месяцы в этой политической столице всего мира... Целую неделю давление со стороны кандидатов, гнавшихся за многочисленными еврейскими голосами в Нью-Йорке было ужасающим. За последние 10 дней политическое образование президента Эйзенхауэра продвинулось вперед с головокружительной быстротой”. Как бы то ни было, республиканцы потеряли большинство в Конгрессе 1954 года, что было давно известным и неизбежным результатом подобных капитуляций, а после новых и еще более катастрофических уступок они понесли еще большее поражение в 1956 году. После этого американское правительство уже никогда более не осмеливалось выражать “порицание своему протеже” на протяжении целой серии совершенных им подобных же “жутких актов” терроризма, а в очередную годовщину основания Израиля (7 мая 1954 г.) еврейская армия смогла продемонстрировать новейшее вооружение, полученное ею от Соединенных Штатов и Великобритании. В параде участвовало громадное количество американских и английских танков, реактивных самолетов, бомбардировщиков и истребителей: Соединенные Штаты объявили Израиль “имеющим право на помощь поставками вооружения” уже 12 августа 1952 года, а Англия разрешила вывоз оружия в Израиль частными фирмами еще раньше, 17 января 1952 г.

За этими событиями последовали два года относительного спокойствия, затишье необходимое для подготовки новых сюрпризов, приуроченных к следующим президентским выборам в Америке в 1956 году. В мае 1955 г. (как-раз когда сэр Антони Иден сменил сэра Уинстона Черчилля на посту английского премьера) государственный секретарь США Джон Фостер Даллес, как за 30 лет до него лорд Бальфур, наконец собрался посетить страну, калечившую теперь внешнюю политику Америки, как она раньше калечила политику Англии. После печального опыта с неосторожными “порицаниями” и их результатами, ему должно было теперь быть ясным, что он имеет дело с самой могущественной силой в мире, с верховной властью в его собственной стране, с силой, в руках которой “Израиль” был лишь орудием, призванным вносить раздор между теми, которыми надо было управлять. Как и Бальфур, он был встречен арабскими бунтами, как только он появлялся за пределами еврейской Палестины. В самом Израиле он виделся лишь с немногими еврейскими политиками после того, как его провезли в закрытом автомобиле за сплошным кордоном полиции с аэродрома в Тель-Авив. Полицейская операция по его приему и охране носила название “операция Китаво”, что на иврите означает “откуда ты пришел” — намек на стих из 26-й главы Второзакония: “Когда ты придешь в землю, которую Господь Бог твой дает тебе в удел... и Господь обещал тебе ныне, что ты будешь собственным его народом, как Он говорил тебе, если ты будешь хранить все заповеди Его, и что он поставит тебя выше всех народов, которых Он сотворил... и что ты будешь святым народом у Господа Бога твоего”. Американский государственный секретарь считался в сионистском Израиле всего лишь мелкой фигурой в грандиозной драме “исполнения” левитского “закона”.

По возвращении Даллес поведал, что арабы боятся сионизма больше, чем коммунизма — открытие, для которого незачем было ездить в Палестину, а достаточно было взглянуть на географическую карту: арабы были знакомы с содержанием Торы и видели его буквальное приложение в Дейр-Ясине и Кибии. В передаче по телевидению он заявил (согласно сообщению агентства Ассошиэйтед Пресс, 1 июня 1953 г.), что “Соединенные Штаты твердо стоят за декларацией 1950 года, совместно с Англией и Францией; она обязывает эти три государства активно действовать в случае, если нынешние границы Израиля будут нарушены военными средствами”. Это была знаменитая “трехсторонняя декларация”, но автор этих строк не смог установить действительно ли Даллес выразился именно так или же его неправильно цитировали: декларация была составлена в объективной форме и гарантировала “границы на Ближнем Востоке и демаркационные линии перемирия”, но вовсе не “нынешние границы Израиля”; однако, именно в таком виде сообщения мировой печати достигали арабского мира, и словесный ляпсус Даллеса передавал фактическое положение вещей.

Поколения сменялись одно за другим, и удлиняющаяся тень сионизма все тяжелее ложилась на каждое последующее. Сэр Уинстон Черчилль, наконец у предела своих физических сил, передал должность тому, кого он уже давно назначил своим наследником, как если бы дело шло о правах неограниченного монарха: “Я не делаю ни одного шага в политической жизни без консультации с мистером Иденом; он будет нести дальше факел консерватизма, когда он выпадет из других, постаревших рук”. В этом случае, все указывает на то, что сэр Антони перенял по наследству от сэра Уинстона его безоговорочную поддержку “исполнения стремлений сионизма”, и вероятно рад был бы видеть этот факел в других руках, поскольку он не столько освещал, сколько губил и “консерватизм” и самую Англию. С того момента, как он занял должность, к которой он готовился всю свою жизнь, его правление стояло под клеймом пресловутой “ближневосточной проблемы” и его политический конец был заранее обречен на повторение печальной судьбы правлений Рузвельта и Вудро Вильсона. Летописец мог бы добавить: и Эйзенхауэра. В сентябре 1955 года его поразил удар и, хотя он и понравился, но его фотографии в печати обнаруживали те же черты, что в свое время характеризовали как Рузвельта, так и Вильсона под конец их правлений. “Давление”, которому неизбежно подвергаются эти, по внешнему виду, столь могущественные лица в нашем “еврейском столетии”, явно сказывается на их измученных заботами физиономиях. Их окружает толпа льстецов, но как только они пытаются следовать велениям совести и долга, их беспощадно призывают к ответу. После его первого опыта в этой области, общее мнение было, что Эйзенхауэр не выставит своей кандидатуры вторично.

Как известно, Эйзенхауэр вовсе не принадлежал к республиканской партии, и явно чувствовал себя не в своей тарелке в качестве “республиканского” президента. Вскоре после вступления в должность, его “разногласия с могущественным правым крылом партии” (другими словами, с традиционными республиканцами, стоявшими за сенатором Тафтом) “настолько обострились, что одно время он подумывал о создании новой политической партии в Америке, в которой смогли бы объединиться люди его взглядов, независимо от их прежней партийной принадлежности... Он стал советоваться со своими самыми близкими сотрудниками, не пришло ли время подумать о новой партии, которая, по его замыслу, должна бы быть существенно его партией. Она олицетворяла бы собой те политические доктрины во внешней и внутренней политике, которые, он считал бы наилучшими как для Соединенных Штатов, так и для всего мира”. Эти любопытные подробности мы почерпнули из книги корреспондента при Белом Доме, Роберта Дж.Донована “Eisenhower, The Inside Story”, написанной и опубликованной в 1956 г., явно по желанию самого Эйзенхауэра, поскольку в ней используются протоколы правительственных совещаний и другие документы сугубо конфиденциального характера, относящиеся к событиям на самом высшем уровне. Ничего подобного до тех пор в Америке никогда не опубликовывалось, и автор не поясняет причин этого новшества. В ней сообщаются высказывания ближайших сотрудников Эйзенхауэра, которых они вероятно не сделали бы, учитывая возможность их опубликования: например шутливое предложение взорвать атомной бомбой сенатора Брикера и его сторонников, требовавших внесения в американскую конституцию особого дополнения, ограничивающего права президента заключать, международные договоры и, таким образом, подчиняющего его более строгому контролю со стороны Конгресса. Мысль о создании новой политической партии Эйзенхауэр оставил лишь когда смерть сенатора Тафта лишила республиканскую партию ее естественного вождя, и после того, как Сенат, по инициативе самого президента, вынес порицание сенатору Джозефу Мак-Карти из Висконсина за его разоблачения коммунистического проникновения в правительственный аппарат. Напомним, что общественное негодование, вызванное разоблачением проникновения коммунистической агентуры в правительство при Рузвельте и Трумане были одной из главных причин поворота избирателей в сторону республиканской партии и ее кандидата Эйзенхауэра в 1952 году.