История художника с цветовой слепотой 9 страница

Как пишет Грегори в одной из своих работ, похожее чувство ощутил и его пациент С. Б., потерявший зрение в раннем детстве и подвергшийся хирургическому вмешательству, когда ему было за пятьдесят.

Когда с него сняли повязку и обратились к нему с вопросом, он повернулся на звук и увидел «пятно». Он понял, что это, должно быть, чье-то лицо. Но он пришел к этой догадке лишь потому, что внятно услышал голос и знал, что голоса исходят от человеческого лица.

 

Зрячему человеку трудно представить себе подобную ситуацию. Люди, наделенные всеми пятью внешними чувствами, используют их в тесной взаимосвязи и уже с первых дней жизни не только хорошо видят, но и осознают назначение картины увиденного. Когда мы открываем утром глаза, то оказываемся в привычном нам мире и не удивляемся ничему, ибо познали окружающий мир на собственном опыте с помощью своих чувств, в том числе и с помощью зрения. Но когда Верджил открыл глаза после продолжительной слепоты, то лишенный зрительной памяти (за сорок пять лет она напрочь утратилась), он столкнулся с пока неведомым ему миром, в котором каждый предмет был ему зрительно незнаком. Верджил стал видеть, но мозг его, воспринимая зрительные сигналы, не снабжал его нужной информацией. И сам Верджил, совершенно неожиданно для себя (как, впрочем, и для врачей) приобрел агнозию.

Можно подумать, что после успешной операции на глазу пациенту снимают повязку, после чего он открывает глаза и обретает нормальное зрение. Так обычно и происходит, но только с теми людьми, которым сделали удачную операцию после непродолжительной слепоты, ибо за это время они не лишились зрительной памяти. С Верджилом произошло по-другому. Да и, готовя его к операции и обсуждая детали, хирурги вряд ли задумывались над тем, что их пациент, прозрев, столкнется с неврологическими и психологическими трудностями.

После удаления у Верджила катаракты у него проверили зрение по таблице Снеллена. Оказалось, что Верджил, к немалому удивлению офтальмологов, видит третью строчку таблицы (показатель остроты зрения — 20/100).¹¹² Со временем острота зрения немного улучшилась, достигнув показателя 20/80, но поле зрения Верджила (в связи со слабостью центрального зрения) оказалось значительно меньше нормы, в результате чего ему не удавалось сосредоточить взгляд: увиденный им предмет тотчас исчезал из виду, он находил его взглядом и тут же терял опять. Было очевидно, что центральная (маникулярная) часть сетчатки, отвечающая за фиксацию зрения, сильно повреждена, а зрительные раздражения воспринимаются в основном параманикулярной частью сетчатки. Мне пояснили, что сетчатка оказалась изношенной с чередованием участков с избыточной и недостаточной пигментацией, а также с чередованием островков неповрежденной или мало поврежденной сетчатки с полностью атрофированными участками. Желтое пятно сетчатой оболочки глаза было также повреждено, а кровеносные сосуды, питающие сетчатку, успели чрезмерно сузиться. Было и более приятное сообщение: врачи полагали, что повреждение сетчатки правого глаза является следствием давнишних болезней, и потому зрение Верджила не ухудшится. Они также выразили надежду, что сетчатка левого глаза, который собирались оперировать через месяц, повреждена в меньшей степени.

¹¹² Показатель остроты зрения 20/100 по шкале Снеллена соответствует величине 0,3 по шкале Сивцева. — Примеч. перев.

Поговорив с отцом Эми по телефону и узнав, что пятидесятилетнему человеку вернули зрение после продолжительной слепоты, я было собрался немедленно вылететь в Оклахому, но, связавшись по телефону с доктором Хэмлином и получив новые успокаивающие сведения о физическом состоянии Верджила, решил немного повременить и более тщательно подготовиться к встрече с необычным больным. В моей практике не было пациента, прозревшего после длительной слепоты, и я позвонил в Англию Ричарду Грегори, который сталкивался с подобными случаями. Грегори посоветовал мне, какие взять с собой подручные средства для обследования больного. Список продолжил мой коллега Ральф Сигель. Я также созвонился с Робертом Вассерманом, который помогал мне обследовать мистера И., художника с цветовой слепотой. Услышав о редком случае восстановления зрения у слепого, Вассерман выразил желание отправиться в Оклахому вместе со мной. Обсудив цели поездки, мы сочли важным не только обследовать Верджила, но и выяснить его ощущения после восстановления зрения, узнать, какие изменения произошли в его повседневной жизни и как он теперь ориентируется в окружающей обстановке (дома, на улице, в общественных местах) и, наконец, выведать, что чувствует человек после столь исторического события в свой жизни.

Верджил и Эми, успевшие пожениться, встретили нас с Бобом в аэропорту. Верджил оказался человеком среднего роста, довольно грузным, с одутловатым лицом. Видимо, он был не очень здоров, ибо все время покашливал. Глаза его бегали из стороны в сторону, словно он что-то искал. Когда Эми, поздоровавшись первой, нас представила, Верджил, казалось, смотрел не на нас, а куда-то вдаль. У меня даже создалось впечатление, что он вообще нас не видит, хотя, пожимая нам руки, он приветливо улыбнулся.

Подобный случай описал Грегори в одной из своих работ. Рассказывая о пациенте С. Б., он отметил, что этот удачно прооперированный больной «при разговоре не смотрел на своего собеседника, а лицо его при этом оставалось невозмутимым, не выдавая никаких чувств». Когда я впервые увидел Верджила, он не походил манерами на слепого, но и не производил впечатление зрячего человека. Больше всего он был похож на агностика — человека, утратившего способность распознавать явления и предметы с помощью одного или более чувств (в данном случае — зрения). Мне даже вспомнился мой давнишний пациент, агностик доктор П. (человек, который принял жену за шляпу). Этот агностик при встрече со мной — не в силах распознать мое лицо целиком — трогал меня за глаз, нос, ухо и подбородок.

Выйдя из аэропорта, мы направились к стоянке автомобилей. Эми вела Верджила под руку. Он то и дело крутил головой, разглядывая машины. «Его новое развлечение, — пояснила нам Эми. — Теперь Верджил видит, — добавила она с нескрываемой гордостью, — и его привлекаю не только я. Но к машинам я не ревную. — Она улыбнулась. — Дома Верджил любит сидеть у окна и смотреть на проезжающие мимо автомобили. Его привлекают их цвет и форма».

«Какие машины вы видите?» — спросил я у Верджила. Он начал перечислять. «Это — синяя, это — красная, а это — просто огромная, такой я еще не видел». Внезапно он вскрикнул: «Посмотрите на ту! Какие необычные формы!». Мы с Бобом проследили за взглядом Верджила и увидели «Ягуар V-12», машину с низкой посадкой. Но, оказалось, что Верджила действительно привлекают лишь цвет и форма автомобиля. Если б не Эми, он прошел бы мимо своей машины, не заметив ее. Мы с Бобом вскоре уяснили себе, что Верджил обращает внимание главным образом на предметы, на которые его просят взглянуть. Хотя он и прозрел, к новым ощущениям он еще не привык и продолжал руководствоваться навыками слепого.¹¹³

¹¹³ В одной из своих работ немецкий врач Мариус фон Зенден рассказал о двух детях, носивших на глазах повязку с раннего детства до пяти лет. Когда повязку сняли и они получили возможность видеть, заметной реакции не последовало. Казалось, дети не знают, что делать со своими глазами. В то же время ослепшие, даже люди, бывшие зрячими многие годы, бывает, быстро теряют память о назначении глаз. Немало тому примеров привел Джон Халл в своей автобиографической книге «ТоисЫпд Ше Коек». Сам Халл ослеп, когда ему было под пятьдесят, и уже через пять лет он тоже потерял память о назначении глаз и, к примеру, беседуя, даже не поворачивал голову в сторону собеседника. — Примеч. авт.

Поездка до дома Эми и Верджила заняла больше часа, и у нас было время с ними поговорить и понаблюдать за поведением Верджила. Он почти все время смотрел в окно, наблюдая за движением на дороге. Особое впечатление на него произвел школьный автобус, окрашенный в ярко-желтый цвет. Обратил он внимание и на трактор, который мы обогнали. Произвела на него впечатление и реклама. Наступил вечер, и на зданиях вспыхнули неоновые огни. Верджил даже пытался прочесть отдельные вывески, но весь текст ему было не одолеть. И все же он часто его угадывал с помощью нескольких букв, которые он сумел распознать, и с учетом своеобразия вывески. Различал он и огни светофоров.

Пока мы ехали, Эми нам рассказала, что Верджилу приходится заново привыкать к окружающей обстановке, многие вещи ему в диковинку. Увидев луну, он подивился ее размерам — до этого он полагал, что она значительно меньше.¹¹⁴ Поразил его и увиденный дирижабль, который он воспринял как самолет, неподвижно зависший в воздухе. При виде пролетавших поблизости птиц Верджил, по словам Эми, шарахался, опасаясь, что они в него врежутся. На самом деле бояться Верджилу было нечего, ибо он просто не мог правильно оценить, на каком расстоянии от него они пролетают.

¹¹⁴ Удивила луна и прозревшего пациента Грегори. Он полагал, что луна в своей четверти имеет клинообразную форму, напоминая собой кусок торта, и крайне удивился, увидев на небе полумесяц. — Примеч. авт.

Эми также нам рассказала, что перед свадьбой они с Верджилом часто ходили по магазинам, где она не отказывала себе в удовольствии, рассказывая знакомым о чудесном исцелении жениха. Вскоре о Верджиле показали сюжет по местному телевидению, и его стали узнавать на улице. К нему подходили, пожимали руку, оказывая внимание, которого раньше ему явно недоставало.¹¹⁵

¹¹⁵ О недостатке внимания к слепым и даже неуважении к ним пишет в одной из своих работ Роберт Скотт, социолог и антрополог из Стэнфорда. Он также читает лекции о «чудесных исцелениях» слепых и о невероятных проявлениях чувств, которыми сопровождаются отдельные исцеления. Именно доктор Скотт несколько лет назад прислал мне работу Вальво, которая помогла при написании этой книги. — Примеч. авт.

Походы по магазинам приносили не только обычную, утилитарную пользу, но и позволяли Верджилу упражняться, совершенствовать зрение, находя в массе разнообразных предметов тот, что нужен ему. Поначалу у него разбегались глаза от разнообразия стимулов, но постепенно дело пошло на лад, и Верджил стал помогать невесте делать покупки. И все же походы по магазинам Верджила утомляли. Толпы народа, продовольственные тележки, полки с продуктами в красочных упаковках — к такому калейдоскопу зрительных ощущений он еще не привык. По словам самого Верджила, он лучше всего себя чувствовал на лоне природы, где не было частой смены зрительных раздражений. Правда, там возникали другие трудности: он не мог правильно оценить расстояние до отдаленных объектов, да и их размеры.¹¹⁶

¹¹⁶ Правильное восприятие размеров объекта, равно как и восприятие удаленности, вырабатывается лишь с опытом. В печати сообщалось, что люди, прожившие всю жизнь в густых влажных лесах, где каждое дерево от другого отделяет всего лишь несколько футов, оказавшись по воле случая в безлесной гористой местности, пытались, подойдя к какому-нибудь утесу, потрогать его вершину, не понимая того, что до вершины не дотянуться. Гельмгольц в автобиографических мемуарах «Мысли о медицине» («On Thought in Medicine») приводит поучительную историю, произошедшую с ним самим. Однажды, когда он был маленьким мальчиком, он гулял с мамой в парке и увидел, казалось, невдалеке небольшую башенку с ограждением наверху, за которым стояли какие-то миниатюрные «человечки» — не то игрушечные солдатики, не то куклы. Он попросил маму подойти к башенке и достать ему одну из игрушек. К его удивлению, мама ответила, что это не башенка, а настоящая башня высотой в двести метров, находящаяся от них на расстоянии километра, а за ее оградой не куклы, а настоящие люди. Как далее пишет Гельмгольц, пояснение матери помогло ему избежать в будущем подобных грубых ошибок.//Эдгар Аллан По в рассказе «Сфинкс» описал противоположную ситуацию. Герой рассказа, сидевший в кресле у открытого окна, неожиданно увидал на склоне отдаленного холма отвратительного вида чудовище. На поверку это чудовище оказалось всего-навсего насекомым, сфинксом, ползавшим по оконной раме. (Сфинкс — «мертвая голова» — бабочка из семейства бражников (сфинксов). — Примеч. перев.).

¹¹⁶ Поделюсь и собственным ощущением. Когда я впервые закурил сигарету с марихуаной, то, взглянув на свою руку на фоне пустой стены, ужаснулся. Рука неожиданно удлинилась, приняв умопомрачительные размеры. Возможно, причиной того странного ощущения стало отсутствие на стене хоть какого-нибудь предмета, годившегося для сопоставления с ним размера моей руки, или причиной иллюзии явилось нарушение центрального зрения, вызванное наркотиком. — Примеч. авт.

И все же Эми была довольна. «Для Верджила каждый день — новое приключение», — написала она в своем дневнике.

Когда мы приехали, Верджил без помощи Эми подошел к дому и, вставив ключ в замочную скважину, открыл дверь, что, несомненно, явилось для него достижением. Как мы с Бобом выяснили позднее, Верджил испытывал и немалые трудности. На улице ему было трудно обходиться без трости, а в помещении он по-прежнему ходил ощупью, не в силах отказаться от стойкой привычки. Ему было сложно и ориентироваться в пространстве. Близкие предметы казались ему далекими. Приводила его в замешательство и собственная тень, природа которой была ему непонятна. Увидев свою тень, он или ускорял шаг, стараясь от нее оторваться, или, наоборот, останавливался, пытаясь наступить на нее. Через пять недель после хирургического вмешательства, в результате которого к нему возвратилось зрение, он часто чувствовал себя более неуютно и неуверенно, чем в бытность слепым. Однако он не терял надежды, что справится с возникшими трудностями и заживет жизнью полноценного человека.

Плохая ориентация в окружающей обстановке, в пространстве и ошибки при определении расстояния свойственны людям, которым вернули зрение после продолжительной слепоты. Вальво в своей книге рассказывает о пациенте Х. С., человеке недюжинного ума, которому вернули зрение через двадцать два года после того, как он ослеп в результате несчастного случая на производстве. Вот что рассказывает о своих ощущениях спустя месяц после проведения операции сам пациент:

Я до сих пор допускаю ошибки в определении расстояния, плохо ориентируюсь в окружающей обстановке. По вечерам мне кажется, что уличные огни прилипают к оконным стеклам, а госпитальные коридоры представляются темными дырами. На улице меня пугает поток машин, даже если меня кто-то сопровождает. Я постоянно хожу с опаской и чувствую себя даже более неуверенно, чем до проведения операции.

 

Приехав домой к Эми и Верджилу, мы собрались на кухне за большим сосновым столом. Едва мы расселись, в комнату вбежали собака и кошка, похожие друг на друга по размеру и по окрасу. К моему удивлению, Верджил не смог сразу определить, кто из животных кошка, а кто собака, и только взяв кошку на руки и потрогав ее, назвал ее по имени. Эми нам рассказала, что Верджил часто берет на руки кошку и внимательно изучает ее, трогая за голову, хвост и лапы. Я в этом убедился и сам на следующий день. Взяв кошку на руки, Верджил долго ее разглядывал, по всей вероятности, для того, чтобы когда снова увидит, не перепутать ее с собакой. «К сожалению, пока все впустую, — шепнула мне Эми. — Зрительная память его подводит».

Чезелден в одной из своих работ, относящейся к двадцатым годам XVIII столетия, касается этой же темы:

«Возможно, это покажется удивительным, но только мой пациент, прозрев, не мог отличить на вид собаку от кошки. Спрашивать он стеснялся и поэтому брал увиденное животное на руки. Потрогав его и внимательно рассмотрев и убедившись, что это кошка, он опускал ее на пол и говорил: „Беги, киска, теперь я тебя узнаю“. Так он поступал не только с животными, но и с незнакомыми предметами, попадавшимися ему на глаза. Но это не помогало. Увидев ту же кошку или предмет, который уже разглядывал, он не мог понять, что же видит, и начинал ознакомление заново».

 

На следующий день мы с Бобом подвергли Верджила небольшим испытаниям. Начали с чтения. Острота зрения Верджила равнялась показателю 20/80, и газетный текст он не одолел. Без особых усилий он видел лишь прописные буквы, но и это было неплохо. Я удивился: отчего ж тогда Верджил, увидев кошку в который раз, не может ее узнать? Почему у него возникают трудности при определении расстояния? Почему он не может запомнить, что тень — естественное явление? Ведь он прекрасно помнит значение каждой буквы и, увидев, правильно ее называет с первого взгляда. Верджил дал пояснение, сообщив, что хорошо выучил алфавит еще в школе, где учили читать как по выпуклым буквам (азбуке Брайля), так и по гравировке. Выслушав Верджила, я вспомнил наблюдение Грегори. Он пишет, что был до крайности удивлен, когда его пациент С. Б. сумел сказать, сколько времени, взглянув на настенные часы. Пациент Грегори тоже дал пояснение. Оказалось, что когда он был слеп, то постоянно пользовался часами с крышкой, но без стекла, и узнавал, сколько времени, ощупью. Из этого Грегори сделал вывод, что пациенту С. Б. удалось установить связь между осязанием и зрением. По-видимому, то же удалось и Верджилу.

Выяснив, что Верджил хорошо различает прописные буквы, мы с Бобом составили из таких букв несколько слов и предложили ему их прочесть. Однако Верджил текст не осилил, сложить из букв слова он не смог. Такой же случай описал и Вальво в своем труде. Вот что рассказывает о своих затруднениях его пациент Х. С.:

Мои первые попытки читать приносили мне одни огорчения. Я видел буквы, каждую по отдельности, но сложить из них слово не удавалось. Дело пошло на лад лишь через несколько недель после ежедневных изнурительных тренировок. Возникали и другие трудности. Я не мог сосчитать пальцы на собственной руке, хотя и знал, что их пять. Переход от одного пальца к другому не получался.

 

Те же затруднения испытывал и Верджил. Ему было трудно воспринять весь объект в целом. Даже, взяв кошку на руки, он не различал ее всю, а видел лишь, переводя взгляд с одного на другой, ее отдельные члены: ухо, нос, лапу, хвост. Эми нам привела и другой пример из того же ряда. Верджила удивлял вид деревьев. Только через месяц после операции он сумел осознать, что ствол и крона дерева составляют единое целое.

С такими трудностями сталкивались многие люди, а может, и все, которым вернули зрение после продолжительной слепоты. Эдуард Рельман в своей работе 1891 года, рассказывая об одной из своих пациенток, которой прооперировали глаза, отмечает, что эта женщина «никак не могла понять, как голова, уши и ноги собаки объединяются в единое целое, хотя до операции, как она сообщила, ей приходилось держать собак на руках и даже смутно их видеть, ибо полностью слепой она не была».

А вот что рассказывает Т. Г., пациент Вальво:

«Перед операцией глаз я имел совершенно другое представление о расстоянии и знал, на какой удаленности от меня находится нужный предмет или нужное место. Когда я, к примеру, спускался по лестнице, я знал, какое это время займет и на какой по счету ступеньке имеется выбоина. После операции в течение нескольких месяцев я не мог увязать зрительное определение расстояния, которое следовало пройти, со временем на преодоление этого расстояния, и каждый раз удивлялся — и тогда, когда шел до нужного места значительно дольше, чем ожидал, и в том случае, когда доходил до цели неожиданно быстро».

 

Вальво так комментирует слова своего пациента: «Трудность, на которую жалуется Т. Г., проистекает из-за отсутствия навыка определять расстояние и ориентироваться в пространстве с помощью зрения». Действительно, люди, обладающие всеми пятью внешними чувствами, живут в мире пространства и времени, слепые живут в мире одного времени, ориентируясь в нем с помощью осязания, слуха и обоняния. Если для человека не существует пространства, то и сама мысль об этом пространстве становится отвлеченной и, пожалуй, непостижимой, даже для слепых с развитым интеллектом, включая и тех, кто ослеп сравнительно поздно. Это положение развивает Мариус фон Зенден в своем труде. Этот же вопрос затрагивает и Джон Халл в автобиографической книге «Touching the Rock», где, повествуя о себе, слепом, говорит, что живет почти исключительно в «мире времени». Вот цитата из этой книги:

«Слепые редко упоминают о местах, которые проходили, оказавшись на улице, но зато почти с точностью скажут, сколько времени потратили на ходьбу. Положение слепого в пространстве определяется временем. Для слепых люди существуют только тогда, когда они говорят. Эти люди появляются ниоткуда, а потом исчезают».

 

Верджил не только различал прописные буквы, но и мог их выводить на бумаге, лишь иногда ошибался (так, например, вместо буквы «А» он написал «Н», букву, сходную по написанию с «А»). Справлялся Верджил и с начертанием цифр. (Халл в своей книге пишет, что уже через пять лет, после того как ослеп, он не смог написать цифру 3, забыв, в какую сторону закругляются ее части, и только выведя эту цифру в воздухе пальцем, он вспомнил, как она пишется. Ясно, что Халлу помогла вспомнить начертание «заковыристой» цифры осязательно-моторная память.) У Верджила написание цифр затруднений не вызывало, что было несомненным достижением для пятидесятилетнего человека, который в течение сорока пяти лет был слепым.

Удивительным нам показалось и то, что Верджил после долговременной слепоты довольно хорошо различал цвета. По его словам, именно цветной мир произвел на него наиболее сильное впечатление после того, как ему с глаз сняли повязку. Верджил обращал внимание на цвета с несменяемым интересом и порой удивлялся, когда его ожидания не оправдывались. «Спагетти белые, похожи на рыболовную леску, — с удивлением произнес он за ланчем. — Я думал, они коричневые».

Свет, цвет и движение окружающих ошеломляют людей, которым вернули зрение после долговременной слепоты. «Прозрев, я пережил всплеск эмоций, — свидетельствует Х. С., пациент Вальво. — Меня словно ударили по голове. Наиболее яркое впечатление я получил, когда впервые увидел свою жену. Ошеломили меня и величественные строения Рима».

Мы с Бобом пришли к заключению, что Верджил удовлетворительно различает цвета. Ошибки случались редко. Так, желтый цвет он однажды назвал «розовым», но, правда, добавил: «Такого цвета банан». Обсудив подобного рода ошибки, мы с Бобом сначала предположили, что у Верджила наблюдается амнезия, а может, и аномия, вызванные повреждениями в мозгу в результате его болезней, но потом пришли к заключению, что ошибки эти проистекают из-за того, что Верджил, оставаясь слепым долгие годы, утратил связь между названиями цветов и их зрительным восприятием, а потеря этой ассоциации произошла не от повреждения мозга, а просто от долгого неиспользования терминов, обозначающих цвет.

В то же время сам Верджил искренне полагал, что за время длительной слепоты он не лишился зрительной памяти, в том числе и памяти на цвета. Когда мы ехали из аэропорта к нему домой, Верджил вспоминал детство, проведенное на ферме в Кентукки. «Я помню реку вблизи нашего дома, — рассказывал он, — птиц на заборе, большую белую лошадь». Правда, я так и не сумел уяснить, какого рода были эти воспоминания — образными, картинными или просто излившимися в слова.

Нас с Бобом также интересовало, как Верджил воспринимает формы предметов. Правда, со дня проведения операции прошло более месяца, и вопрос, в свое время заданный Уильямом Молино своему приятелю Джону Локку, был не столь актуален и интересен, но все же мы решили его повторить, положив перед Верджилом на столе две вырезанные из картона фигуры — круг и квадрат — и попросили его сказать, какие фигуры он видит. Верджил смог ответить, только после того как потрогал эти фигуры, подтвердив отрицательный ответ Локка на вопрос Молино.

К нашему занятию присоединилась и Эми, которая принесла купленный ею детский деревянный конструктор, на котором Верджил, как оказалось, упражнялся чуть ли не ежедневно. Конструктор представлял из себя планшетку с пазами и набор фигурок с шипами, состоявший из круга, прямоугольника, квадрата и треугольника. Фигуры нужно было вставить в планшетку. Потрогав пазы на планшетке и шипы на фигурах, Верджил легко справился с нехитрой задачей. Мы попросили его повторить операцию, не касаясь ни пазов, ни шипов. Верджил справился и с этой задачей.

Затем Эми нам рассказала о немалых трудностях, с которыми Верджил столкнулся дома, вернувшись из госпиталя. (Верджил незадолго до операции переехал в дом Эми.) Ему пришлось заново изучать домашнюю обстановку. Каждый предмет с разного расстояния, под разным углом виделся по-другому, и понадобилось около месяца для того, чтобы Верджил освоился.

Когда Верджил вернулся домой, даже расположение комнат показалось ему незнакомым, и Эми пришлось водить его по дому, называя каждую комнату и рассказывая о том, какая в ней обстановка. На первых порах это не помогало. Возвращаясь домой один, Верджил путался в помещениях и не мог, к примеру, быстро попасть на кухню, если Эми не было дома. Эми нашла выход из положения, познакомив мужа с дорогой: входная дверь — гостиная — кухня (с дальнейшими ответвлениями в спальню и ванную) и посоветовав другую часть дома пока не осваивать. Верджил быстро освоился и вскоре даже взял в толк, что светлый проем от гостиной слева (если идти от кухни) — это столовая, хотя и не видел обеденного стола. Постепенно, приняв за отправное место пути освоенную дорогу, Верджил с помощью Эми познакомился и со второй половиной дома, привыкая к его пространству.

Рассказ Эми о познавании Верджилом окружающей обстановки навел меня на мысль о младенце, который, едва появившись на свет, начинает рассматривать свои руки и крутить головой, познавая окружающий мир. Продолжают познавать окружающий мир и взрослые, но познание это происходит бессознательно, безотчетно, и порой хватает одного взгляда, чтобы оценить обстановку. Верджилу, как и младенцу, для восприятия окружающей обстановки и даже изолированного объекта одного взгляда было недостаточно, мало. Чтобы понять, что за предмет он видит, ему было часто необходимо рассмотреть его хорошенько со всех сторон. Интересно, что и художники получают новые впечатления от объекта, посмотрев на него под другим углом или с иной стороны. Поль Сезанн пишет:

Один и тот же предмет, если взглянуть на него под другим углом, воспринимается по-другому, поддерживая к себе творческий интерес, и я полагаю, что могу, не меняя места, писать в течение месяца один и тот же предмет, создавая картины, отличные друг от друга. Для этого мне нужно лишь наклоняться то влево, то вправо.

 

Человек обладает устойчивым восприятием окружающего нас мира с первых месяцев жизни. Чтобы познать этот мир, нужно время, но его изучение происходит бессознательно, плавно и постепенно. Но для Верджила в его положении для перехода на новое для него восприятие окружающей обстановки требовались ежедневные тренировки, совершаемые сознательно и намеренно. Первый месяц после возвращения из больницы он знакомился не только с расположением комнат в доме, но и с предметами, которые попадались ему на глаза. Но, знакомясь с ними, он сначала не обходился без осязания. Взяв, к примеру, в руки бутылку, он сначала ее ощупывал, затем подносил к глазам, потом разглядывал издали, держа ее на вытянутой руке, стараясь соединить ощущения от увиденного в единое целое.¹¹⁷

¹¹⁷ Грегори, рассказывая о пациенте С. Б., отмечает, что его поднадзорный неизменно удивлялся тому, что предметы «меняют форму». Так, увидев фонарный столб, С. Б. обходил его, изучая со всех сторон, и приходил в изумление от того, что один и тот же предмет может различно выглядеть при осмотре его с разных сторон. Все люди, которым вернули зрение после долговременной слепоты, сталкивались с немалыми трудностями, очутившись в мире непонятных на вид явлений и незнакомых на вид предметов, которые к тому же «меняют» внешнее очертание. Такие люди, привыкшие в течение долгих лет полагаться на осязание, слух, обоняние в хаосе зрительных ощущений, могут прийти в тупик, растеряться — ведь сама концепция «внешнего вида» построена на зрительном восприятии и не касается других внешних чувств человека. Люди, которые привыкли к различным природным явлениям и к миру разнообразных предметов, воспринимая их с помощью зрения, научились управлять ими или по крайней мере к ним приспосабливаться, а если сталкиваются с новым предметом или явлением, то при желании быстро осваивают или хотя бы без особых усилий знакомятся с ним. Недавно прозревшим людям приходится неизмеримо труднее. Философ Ф. Г. Брэдли написал прекрасную книгу «Явление и реальность» («Appearence and Reality»), вышедшую в 1893 г. Для людей, которым вернули зрение после продолжительной слепоты, эти понятия — предмет (явление) и реальность — долгое время находятся в изоляции друг от друга. (Брэдли, Фрэнсис Герберт (1846–1924) — английский философ, глава английского неогегельянства. — Примеч. перев.).

Несмотря на малоприятную процедуру ознакомления с предметами домашнего обихода, Верджил быстро делал успехи и к нашему с Бобом приезду уже лишь с помощью зрения различал кастрюли, тарелки, бутылки и прочую домашнюю утварь. С малоупотребительными в обиходе предметами оказалось сложнее. Когда я достал из сумки измеритель артериального давления, то, увидев его, Верджил пришел в замешательство. Но стоило ему потрогать прибор, и он тотчас узнал его. Гораздо большие трудности возникали у Верджила при виде двигающихся объектов, постоянно «меняющих» внешний вид. Он даже порой не узнавал свою собственную собаку.¹¹⁸ Приводила его в смущение и чрезмерная мимика собеседника, меняющая выражение лица. Подобные трудности характерны для людей, которым вернули зрение после долговременной слепоты. Рассказывая о своем пациенте С. Б., Грегори отмечает, что тот в течение года после сделанной ему операции на глазах не различал лица людей, хотя и обрел достаточно хорошее зрение.