Борьба культур - борьба религий? 4 страница

Бжезинский признает, что крах Советского Союза стал основной причиной ослабления России, в особенности это относится к Украине и тем южным республикам бывшего СССР, которые не страдают ныне от недостатка «предприимчивых западных инвесторов, готовых вкладывать деньги в их нефтедобывающую промышленность». Для русских угроза возможных конфликтов с исламскими государствами - это серьезное основание для беспокойства по понятным причинам: ведь считая с Турцией, Ираном и Пакистаном, которые расположились вдоль южных рубежей страны, это более 300 млн. населения. В Азии в подбрюшье России напирает Китай. Полностью деморализованное американскими лозунгами о стратегическом партнерстве между Москвой и Вашингтоном, руководство времен Ельцина делало ставку на возможность обоюдного американо-российского господства. В этой связи Бжезинский сдержанно замечает: «Слова о полноценном стратегическом сотрудничестве были в равной степени лестными и ложными для России. Америка никогда не испытывала склонности к разделению своего могущества с этим государством, возможность такого разделения никогда не следовало расценивать как вероятную. Помимо этого, вектор интересов США и России в некоторых геостратегических вопросах - в особенностях в тех регионах мира, включая Европу, Ближний и Дальний Восток, которые Америка относит к сфере своих национальных интересов - имеет подчас диаметрально противоположную направленность». В России сложилось мнение, что подобная формула сотрудничества между двумя странами имела целью одно: ввести русских в заблуждение. Такое убеждение привело к тому, что апологеты американо-российской дружбы в российском политикуме (включая адептов свободного рынка, общечеловеческих ценностей и проч.) не смогли на последних выборах в Думу преодолеть 5%-ый барьер.

Расширение НАТО на Восток лишь усилило сомнения русских в искренности Запада. Бжезинский указывает на то, что кое-кто в Министерстве иностранных дел и среди военных до последнего был убежден, что «Америке нечего искать в Евразии, а расширение НАТО связано исключительно со стремлением США расширить сферу своего влияния». Впрочем, критиковать здесь русских, как мне кажется, нельзя из-за очевидной абсурдности самих обвинений; вдумаемся: американцы, которые сами когда-то выдвинули, а теперь последовательно проводят в жизнь доктрину Монро, согласно которой главенствующую роль на американском континенте должны играть США, теперь сами, когда речь заходит о сферах влияния России (включая и те государства, которые ранее входили в состав СССР), подвергают русских беспощадной критике.

Начиная самое позднее с 1994 года, в фокусе интересов США все больше оказывается американо-украинское сотрудничество: проводятся даже совместные учения вооруженных сил этих стран. К этому надо добавить (и Бжезинский это делает), что во времена Советского Союза в стране был создан единый народно-хозяйственный комплекс, элементы которого существуют и по сей день - после распада СССР в границах отдельно взятых независимых государств. Этот простой факт объясняет те интересы, которые русские имеют в этом регионе. Но сотрудничество в рамках СНГ, как говорится, не заладилось. После этого Россия начала сближение с Китаем и, в меньшей степени, с Ираном, которому она, помимо прочего, покровительствует политически. Знаковым в этом смысле стало выступление Путина в Бундестаге: руководитель России открыто призвал немцев покончить со своей ролью вечных «без вины виноватых», которые до бесконечности искупают ошибки прошлого; вместо этого немцам, по словам Путина, следует проводить самостоятельную политику, направленную, прежде всего, на защиту национальных интересов Германии. К сожалению, этот призыв остался без ответа.

Но вот началась вторая иракская компания, и дело пошло: к Германии, которая первой высказалась против американской агрессии в Ираке, подключились Париж, Москва и Пекин - вся Евразия выступила единым фронтом. После того, как США в одностороннем порядке вышли из договора о противоракетной обороне (шаг, последовавший за проведением успешных испытаний новых противоракет, разработку которых Америка продолжала в тайне ото всех), не только Россия, но и Китай подвергли этот «маневр» американской стороны острейшей критике. Когда речь заходит о необходимости ослабления России, Бжезинский формулирует сжато: «Независимость Азербайджана - это залог того, что Запад получит неограниченный доступ к запасам минерального топлива, которые скрыты на дне Каспийского моря и в недрах Центральной Азии». Понятно, что говоря о «Западе», автор имеет ввиду Соединенные Штаты. А по поводу национально сознательного узбекского руководства, которое не стесняется закрывать детские сады, в которые русские отдают своих детей, мы слышим следующее: «Для Соединенных Штатов, которые проводят в Азии политику, направленную на ослабление России, такая позиция представляется в высшей степени привлекательной». Из-за того, что исламские государства бывшего СССР проводят политику дискриминации славян, Россия поддерживает христиан Армении, выступая в конфликте вокруг Нагорного Карабаха на их стороне, а ведь это, без сомнения, религиозная война. В то время, как за пределами России, в бывших советских республиках Средней и Центральной Азии, в чуждой для них мусульманской среде проживает до 9,5 млн. русских, в самой России насчитывается до 20 млн. мусульман, что составляет уже примерно 13% всего населения - эти 13% становятся все в большей степени обузой и дестабилизирующим фактором внутренней жизни страны (см. Чечня). Помимо прочего, мусульмане весьма плодовиты - это меняет общую демографическую ситуацию в России не в пользу русских.

Что касается Турции, то единого мнения о том, что она собой представляет и куда идет, в стране нет: модернисты видят в ней европейское государство и тяготеют к Западу; исламисты склонны двигаться в направлении Ближнего Востока с его сообществом стран, исповедующих ислам, их взоры обращены на Юг; исторически мыслящие националисты видят в тюркских народах Каспия и Центральной Азии тот необходимый ресурс, который, после необходимой миссионерской обработки, может стать гарантией превращения страны в ведущую силу региона, поэтому они смотрят на Восток.

Бжезинский напрямую заявляет, что в постсоветской Евразии США выступают в роли «подпольщика, который всегда готов нанести удар в спину», и это по одной единственной причине: Америку интересуют не только (и не столько) «запасы минерального сырья в регионе», сколько та роль, которую в геополитическом смысле здесь может начать играть Россия - изменение расстановки сил в пользу русских Америка и стремиться предотвратить всеми доступными ей средствами. «Помимо прямых геостратегических целей США имеют в Евразии совершенно определенные экономические интересы, которые постоянно растут и требуют поэтому прямого доступа к тем точкам в регионе, которые ранее для Запада были недоступны». Речь идет о том, кто быстрее «загребет экономические и геополитические барыши». Америка слишком мощна, чтобы «беспристрастно наблюдать» за происходящим. Поэтому основная цель Америки - это «безраздельное и неограниченное владычество в регионе» (от себя замечу: интересно, что сказали бы американцы в ответ на заявления русских о том, что США не имеют права безраздельно властвовать в Южной Америке?). «Вот почему усилия русских воспрепятствовать нам в достижении наших целей не могут быть нами приняты».

В отношении Китая Бжезинский справедливо замечает, что на протяжении столетий эта цивилизация во многих областях демонстрировала высокий уровень развития, китайский народ горд, его культура - своеобразна. Унижения последних 150-ти лет многие китайцы воспринимают как личное оскорбление, как вину, которую обидчики должны искупить. В числе виноватых: Великобритания с ее опиумными войнами, в которые англичане втягивали Китай, затем Япония и Россия, на счету которых захват, грабеж и раздел китайских территорий, и, в конечном итоге, США, всеми силами поддерживавшие Тайвань в ущерб континентальному Китаю. Великобритания и Россия уже наказаны, неясной остается ситуация с Америкой и Японией. В течении двух десятилетий Китай может превратиться в экономическую силу, сравнимую с США. Предпосылки, которые необходимы для этого, ясны: взвешенное и спокойное руководство страной, стабильность в границах самого Китая, общественная дисциплина и сохранение высокого уровня общественных вкладов, приток иностранных инвестиций и стабильность в регионе. Бжезинский поясняет, что одновременное сохранение всех этих условий проблематично (замечу: на протяжении семи лет, которые прошли с момента публикации его книги, китайцам удавалось это сделать).

Соперничество между Китаем и Японией неизбежно: оба государства стремятся к господству в регионе. Бжезинский пишет об этом так: «Германию связывает по рукам членство в НАТО, Японию, напротив, сдерживают положения ее собственной Конституции (пусть даже и написанной на Капитолийском холме) и те соглашения по безопасности, которые страна имеет с Америкой. Оба государства необычайно мощны в хозяйственном и финансовом отношении, они играют ведущую роль в региональных делах и могут задавать тон на мировой арене. Мы вправе рассматривать их в качестве мировых держав, но тот факт, что они не обладают постоянным местом в Совете безопасности ООН необычайно раздражает их - это именно то признание мирового сообщества, которого им так недостает». В отличие от Германии, Япония находится, если брать азиатский регион, в политической изоляции. Возвышение Китая неизбежно поставит японцев перед дилеммой: либо поддержать американцев в их деле борьбы с Китаем, либо налаживать с китайцами добрососедские и партнерские отношения.

Восхищает то, с какой легкостью автор рассуждает о защите различными государствами (за исключением, пожалуй, Германии) своих национальных интересов. Бжезинский искренне верит в то, что Америка сохранит свою роль «мирового жандарма» при любых условиях; его аргумент прост: функция США на мировой арене, которая на протяжении целого поколения оставалась неизменной и неподсудной (а исполнители - неприкасаемыми) не будет изменяться и в будущем; более того, именно такое положение вещей делает американцев, по словам Клинтона, «незаменимой нацией». В то же время, Бжезинский учитывает возможность возникновения непредвиденных обстоятельств, еще могущих изменить расстановку сил коренным образом. К ним он относит, например, массовую безработицу в странах Европы, которая вызывает рост ксенофобии в Германии и Франции уже сейчас, а в будущем непременно отзовется «ростом шовинистических настроений и поворотом вправо» на политической сцене этих стран. Во избежание этого Америка должна и в дальнейшем всемерно поддерживать усилия по строительству Евросоюза. Первый раз в истории в роли по-настоящему мировой державы выступает одно единственное государство, первый раз в истории ареной борьбы за мировое господство становится Евразия, в которой доминирует не евразийское государство. В краткосрочной перспективе задача США заключается в следующем: всеми силами способствовать росту «плюрализма на евразийском континенте» с тем, чтобы «враждебная американцам коалиция, способная поставить главенствующую роль Америки в этом регионе под вопрос, не могла возникнуть».

Дела следует вести так, чтобы ни отдельно взятое государство, ни группа государств не смогли не только вытеснить США из этого региона, но и просто взять на себя их роль арбитра в евразийских вопросах. Европа должна объединиться и набраться сил, но лишь в той степени, которая допустима с точки зрения американских интересов: соперничество между Америкой и Европой - особенно в ближневосточных делах - недопустимо. Далее Бжезинский прозрачно намекает на необходимость разделения России: «децентрализованная Россия», по его словам, будет менее подвержена империалистической пропаганде; слабой, основанной на принципах конфедеративного устройства России, состоящей из «европейской части, сибирской и дальневосточной республик», будет легче найти общий язык со странами Европы, с республиками Средней Азии и государствами Востока (забавно: Америка, которая подчинила себе целый континент, Америка, которая с 1861 по 1865 год вела кровопролитную войну, целью которой стала борьба против независимых штатов, решивших объединится в конфедерацию, эта Америка советует теперь русским объединиться на принципах конфедеративного устройства!). Качество отношений между США и Россией при этом не имеет никакого значения; важным представляется поддержка независимых республик СНГ в ущерб России, а также такое развитие отношений между республиками бывшего Союза и США, которое неминуемо «откроет их навстречу мировому рынку».

Европа не должна ослаблять Турцию - иначе Америка может утратить свое влияние в этой стране: «США должны всемерно способствовать укреплению позиций Турции в европейских делах, следует формировать европейский образ этого государства. Турция, со своей стороны, должна сохранять верность своему заокеанскому сюзерену, а во внутренней политике избегать шагов, направленных на сближение с исламским миром». Замечу в этой связи: именно такие шаги и предпринимают сами американцы. США заинтересованы исключительно в укреплении своего собственного могущества: недаром Рамсфельд говорил, что американская политика находит поддержку везде, за исключением Кубы, Ливии и Германии (напомню: речь идет о событиях второй иракской войны, участвовать в которой Германия и Франция отказались). Германия, которая (по Бжезинскому) с 1949 года являлась форпостом Соединенных Штатов в Европе, а в 1991 году внесла свою посильную лепту (17 млрд. долларов) в войну, развязанную американцами в Персидском заливе, оказывается вдруг в числе стран-изгоев! Похоже на то, что ни демократическое устройство ФРГ, ни определенная общность вероисповеданий и культур наших стран не принимаются во внимание, когда речь заходит об угрозе американскому могуществу - пусть и в самой малой степени.

Нашим мечтателям из партии христианских демократов, для которых «дружба с Америкой» что-то вроде священной коровы, следовало бы после этого наконец проснуться. Но нет: «особый путь Германии» не имеет права на существование - a вот Китай «научить хорошим манерам» следует непременно! Бжезинский замечает далее, что Америка, пусть и первая, и по-настоящему единственная сверхдержава, но влияние ее все же ограничено. Этот феномен он объясняет следующим образом: «Ввиду того, что Америка все в большей степени приобретает черты мультикультурного образования, внутренняя сплоченность общества и его способность к единству - в случае агрессии извне - безвозвратно утрачиваются». Принятие волевых решений требует от участников «мировоззренческой мотивации, высокого интеллекта, патриотического воодушевления и присутствия духа. В то же время, основные черты, которыми отмечен сегодня американский образ жизни, это праздность, потребительство, бегство от реальности. По этой причине возможность достижения политического согласия - когда речь заходит о ведущем и, подчас, весьма дорогостоящем для США месте в международных делах - представляется весьма проблематичной. Тон в формировании общественного мнения задают американские СМИ, которые, когда речь заходит о насилии - пусть даже и о насилии, которое связано с минимальными потерями, - реагируют резко отрицательно, с отвращением и возмущением». Здесь следует заметить, что так бывает далеко не всегда: если на карте оказываются интересы еврейства, СМИ, оставив в стороне и отвращение и возмущение, готовы превозносить прелести войны до небес. В доказательство этих слов достаточно вспомнить тот шум, который был поднят в Штатах накануне иракской кампании: речь шла даже о необходимости нанесения ядерных ударов возмездия по Ираку. Ведь Саддам, оказывается, несет ответственность за события 11 сентября... А что американская публика? Американская публика безропотно внимала и верила в этот бред.

Далее автор поясняет, что ни Америка, ни Европа не в состоянии справиться со «стремительной деградацией традиционных ценностей». «Кризис культуры, который возникает в результате, в значительной степени обостряют - и прежде всего в США - расовые противоречия». Более того, в «благоразумных кругах Запада распространяются упаднические настроения и страх перед будущим». Для процветающих наций война стала своего рода «роскошью». «Две трети населения планеты, которые прозябают в бедности, вряд ли пойдут на поводу у привилегированной трети, которая все меньше стремиться контролировать ситуацию». Велика вероятность того, что террористические группы не остановятся перед применением таких вооружений, которые обладают более высоким поражающим фактором, чем теперь. Вывод, к которому приходит Бжезинский, такой: «Короче говоря, политика США должна неусыпно и без всяких оговорок преследовать две цели: во-первых, господство Америки, по крайней мере, еще на протяжении одного поколения, а, по возможности, и дольше; и, во-вторых, создание таких условий, при которых неизбежные общественные потрясения и экономические тяготы, связанные с ролью мирового лидера, окажутся в центре общей ответственности всех тех, кому небезразлично миролюбивое господство на мировой арене».

В отличие от Бжезинского, для Тодта закат Америки уже происходит. Секрет успеха, которым пользуется его книга, заключается, как мне кажется, в позиции автора: Тодт отходит от принятой среди левых интеллектуалов позиции «Америка - империя зла» и выступает более взвешенно. К примеру, он подвергает критике работы Хомского, который хорошо известен своими взглядами на политику США, отдавая ей в то же время должное, когда речь заходит о последовательно милитаристском курсе этой страны и о том свободолюбии, которого у американцев, на самом деле, никогда не было. Тодт считает, что имперские притязания появились у США исключительно в последние годы; аргументирует он так: демократические государства не нападают на демократические государства. Если нас это успокоит, процитирую автора: «Америка все еще демократическое государство, а демократические государства не воюют друг с другом» (примечание: такое заявления автора абсурдно. Достаточно вспомнить бесчисленные войны, которые Америка вела с кем угодно, и независимо от того, какая форма государственного правления имела там место; достаточно вспомнить государственные перевороты, которые финансировались из бюджета США и были направлены на свержение демократически избранных правительств в том случае, если эти правительства не устраивали Вашингтон.

Как признают серьезные исследователи, в 1939 году подавляющее большинство немцев пошло за Адольфом Гитлером, который получил на выборах более 90%. Это не помешало американцам сначала оказывать политическое давление на Великобританию с требованием объявить войну Германии, а затем, в нарушение всех договоренностей о нейтралитете, начать поставки стратегического сырья сначала англичанам, а потом и Советскому Союзу. Интересная деталь: почти ровно за 60 лет до событий 11 сентября 2001 года, 12 сентября 1941 года Рузвельт начал войну против Германии - без объявлении войны, - отдав командующему ВМС США приказ о потопление немецких боевых судов. На это командующий ответил, мол, мы уже вступили в войну, просто нация об этом еще не знает. Ему было все равно, с соблюдением каких демократических норм проходили выборы в Германии и насколько легитимно избрание Гитлера на пост канцлера... Куда важнее было выполнение поставленной задачи: уничтожение Германии, которая отказалась от золотого покрытия своей валюты и, учитывая это, смогла за 4 года обеспечить 6 млн. безработных немцев работой. Рузвельту, экономическая политика которого, известная под названием «New Deal», не приносила особых результатов, война была необходима как воздух, только таким способом он мог справится с массовой безработицей в своей стране и обеспечить 13 млн. безработных американцев рабочими местами в военной, по преимуществу, промышленности. Вудро Вильсон, объявивший Германии войну в 1917 году, был тот еще фарисей, и все же, вот что он сказал в этой связи 5 сентября 1919 года: «Есть ли на свете такой мужчина или такая женщина, да пусть я даже скажу - просто такой ребенок, - которые бы не знали, что в основе любой войны в наши дни лежит промышленное и экономическое соперничество наций?...

Эта война была торговой и промышленной войной»). Когда Тодт пишет, что «в исторической ретроспективе задачей США на международной арене стала защита принципов демократии, существование которых оказывалось под угрозой: сначала со стороны немецкого национал-социализма, затем - японского милитаризма и, в конце концов, русского и китайского коммунизма», это полная и окончательная чепуха. Но не будем судить автора слишком строго... И американцы, и, ранее, англичане, когда речь заходит о сохранении их главенствующих позиций на мировой арене, всегда прикрываются звонкой фразой: так в Афганистане война разгорелась не из-за нефтяной магистрали, нет, там проводилась антитеррористическая операция, в Ираке американцы уничтожали оружие массового поражения и т.д. Тодт берет тезис Дойла о том, что демократии не воюют друг с другом, и скрещивает его с тезисом Фукуямы о «конце истории», в соответствии с которым крах коммунизма - всего лишь этап на пути человечества к окончательному освобождению и установлению мира на планете. В одном он поправляет Дойла: демократии ведут войны не друг с другом, но исключительно с иными политическими системами. А ведь он попросту подтасовывает факты, говоря о том, что первую мировую войну развязали Австро-Венгрия на пару с Германией, правительства которых недостаточно полно информировали парламенты своих государств о происходящих событиях. Но ведь в обеих странах существовала конституционная монархия, точно также, как и в Великобритании, которая объявила войну Германии. Серьезные историки в США придерживаются того мнения, что Германия, когда речь идет о странах, развязавших первую мировую войну, должна находиться не на первом, а на пятом месте: французский реваншизм и стремление Франции вернуть себе Эльзас и Лотарингию, британское соперничество с Германией на мировых рынках промышленных товаров, идея панславизма, которая двигала русскими в их желании освободить своих «славянских братьев» и подчиненность самих сербов «свободным каменщикам» - все эти причины сыграли свою куда более весомую роль, чем то, о чем говорит в своей книге Тодт.

Агрессивную внешнюю политику США Тодт объясняет «упадком американской демократии», который делает возможным войны между демократическими государствами. Упадок демократии автор связывает с возникновением нового класса олигархов, которые, составляя 20% населения страны, контролируют до 50% ее экономического потенциала. Похоже, Тодт просто не в курсе: на самом деле гораздо меньшее количество собственников контролирует 50% экономики. На это указывал еще Ратенау, когда он говорил после окончания первой мировой войны о том, что Европой владеет каких-то 300 человек, причем все они знакомы друг с другом. Не верно и заявления Тодта о том, что демократии миролюбивы по своей природе. Миролюбия нет - это подтверждают факты, и, в особенности, факты американской истории. Помимо того, что нарушение Америкой договоренностей о нейтралитете само по себе может стать причиной полномасштабных военных действий (как это и случилось во времена президента Рузвельта, который 60 лет назад спровоцировал таким образом сначала Германию, а затем и Японию), американские СМИ имеют дурную привычку нагнетать истерию в обществе всякий раз, когда речь заходит о новом вероятном противнике; достаточно вспомнить в этой связи те басни, которыми масс медиа кормили американцев в преддверии первой иракской кампании: особо запомнились сообщения об иракских солдатах, которые якобы вырезали нерожденных младенцев из материнского чрева и выбрасывали их живьем на улицы Кувейта.

Такая обработка массового сознания не осталась без последствий: военная истерия была раздута до необходимых размеров. Похожим образом обывателя обрабатывали и раньше: в ходе столкновений с Мексикой, например, или во время первой мировой войны, когда ему рассказывали якобы подлинные истории о том, как немецкие солдаты отрезают бельгийским мальчишкам руки, чтобы те позже не могли взять в руки оружие. Либеральная демократия - это, по сути, господство средств массовой информации, которые зачастую излагают события либо односторонне, либо и вовсе перевирают факты, формируя таким образом не только общественное мнение, но и предвзятое отношение в обществе к тем или иным политическим фигурам, событиям и т.д. Рычаги управления СМИ находятся в руках экономической элиты, что, в свою очередь, делает либеральную демократию формой правления того класса олигархов, о котором и говорит Тодт. К сожаления, последнего автор не желает понять.

Тодт не всегда последователен. Например, он прав, когда говорит, о том, что «стратегическая цель Америки - установление политического контроля над ресурсами планеты». Но Америка слишком слаба для выполнения этой задачи, сил хватает лишь на Ирак, или на государства, сравнимые с Ираком по своей мощи. В целом, это ставит под сомнение главенствующую роль США, в лагере их союзников начинаются разброд и шатания. Тодт прав и тогда, когда заявляет, что свободный рынок превращает его участников в непримиримых соперников, а единственное средство выжить в конкурентной борьбе - это сокращение заработной платы наемным работникам. Такое положение вещей ведет к общему снижению уровня жизни в развитых странах, а в странах третьего мира за счет эксплуатации большинства обогащается меньшая часть населения. Панацею от религиозных войн Тодт видит в подъеме общего уровня образования (особенно среди женщин), по его мнению, такой подъем должен привести к снижению рождаемости и, следовательно, оздоровить первопричину религиозных войн. Он считает, что распространение письменности усиливает стремление к демократии и свободе. С этим, вслед за Хантингтоном, мы согласиться не можем: в обществах с высоким уровнем рождаемости - там, где 20% населения составляет молодежь в возрасте от 15 до 24 лет - Хантингтон видит наиболее высокий конфликтный потенциал уже хотя бы потому, что молодые люде в этом возрасте в наименьшей степени готовы приспосабливаться к тем нормам и установкам, которые диктуют им старшие. Замечу, что и Великобритания и Франция объявляли Германии войны независимо от уровня рождаемости в них. Да и Америка в последние 50 лет вела войны без оглядки на этот показатель, который там и так не особенно высок.

С другой стороны, рост грамотности ведет к дальнейшему росту эксплуатации в странах третьего мира: ведь рост грамотности - это и рост квалификации наемного работника, теперь он может выполнять и те задачи, которые раньше были под силу лишь его коллегам из стран промышленно развитого Запада. Тодт просто подгоняет факты под уже готовую концепцию. Так он заявляет, что боевой пыл ревнителей ислама уже улегся и, хотя религиозные движения в Турции набирают силу, опасности для светского государства они, по его мнению, не представляют (и это при том, что партия нынешнего турецкого премьера оказалась в свое время под запретом именно из-за своих религиозных устремлений!). Говоря о том, что исламские экстремисты утрачивают свои позиции, он ссылается на книгу Кепеля «Черный джихад», не обосновывая, однако, никак это утверждение. Выдавать желаемое за действительное - стиль мышления автора явно отмечен этой чертой: «Издержки, которые связаны с авторитарным стилем правления настолько высоки, что такое общество неизбежно утрачивает конкурентоспособность»...

Похожую картину наблюдаем и тогда, когда он пускается в рассуждения о германо-французской дружбе, которая, по его словам, представляет собой образец того, как «многолетнее состояние войны может быть превращено в то, что напоминает нам состояние вечного мир». В этой связи не лишним будет вспомнить, как отношения между нашими двумя странами складывались в прошлом: так опросы общественного мнения среди французов накануне объединения Германия показали их крайне отрицательное отношения к этому процессу; может быть именно этот факт заставил президента Франции обратиться к правительству ГДР с предложением миллиардных дотаций, которые должны были, по его мнению, удержать восточных немцев от слишком резкого сближения с ФРГ; вспоминается в этой связи и французская военная доктрина, в соответствии с которой Рейнская область, в случае агрессии со стороны Советского Союза, должна была быть подвергнута ядерным ударам... Так что, если речь здесь и идет о дружбе, то это та дружба, крепость которой еще никто не подвергал серьезным испытаниям. А ведь еще де Голль утверждал, что на протяжении столетий задача французской политики в отношении Германии заключалась в том, чтобы удержать нашу страну от объединения. Фактически, Германии пришлось отказаться от своей собственной валюты, которая была хорошо известна в мире начиная с 1949 года, и ввести у себя евро - и это в обмен на согласие французов об объединении немцев. Комментарий французской прессы в этой связи: «Версальский договор без объявления войны». Тодт: «На самом деле, цель валютного союза - это попытка поставить заслон немецкому влиянию в Европе». Все это происходило в то время, когда на каждом шагу раздавались здравицы в честь германо-французской дружбы. Но слова Тодта, которые способны вызвать у нас скептическую улыбку, этим не ограничиваются. Например, тот факт, что в Великобритании и Франции уровень рождаемости составляет в среднем 1,7 и 1,9 ребенка на женщину, а в Германии, Италии и Испании - 1,3 и 1,2 соответственно, он объясняет авторитарными формами правления, которые там когда-то существовали: «В странах с преобладающей тягой к индивидуализму решения о том, заводить детей или нет, принимать легче. В странах, прошлое которых омрачено авторитаризмом, отношение к новой жизни, в демографическом смысле, более спокойное. Решение о продлении рода, которое требует активного участия, гражданам этих стран принимать сложнее».

Рассмотрим ошибки автора: во времена Веймарской республики уровень рождаемости в Германии был низок, но он все-таки превосходил аналогичный показатель для демократической Франции начала века; в Третьем Рейхе (по Тодту - авторитарная диктатура) этот показатель вырос больше чем на треть; в 50-х и 60-х годах, в то время, когда ценности национал-социализма все еще сохраняли свое влияние в обществе, уровень рождаемости был по-прежнему высок, а вот дрейф ценностных ориентиров в сторону индивидуализма, общей безответственности и проч. привел к его снижению. В авторитарной ГДР показатель рождаемости был всегда в среднем на одну треть выше, чем в Западной Германии, и только после объединения страны он резко пошел вниз.