Большинство обзоров среди основных подходов к изучению дискурса (в широком смысле) и прагматики языка в целом выделяет следующие [ср.: Verschueren e. а. 1995; Schiffrin 1994]:
• теория речевых актов (Дж. Остин, Дж. Р. Сёрль, Дж. М. Сейдок, П. Коул, Д. Вундерлих);
• логико-прагматическая теория коммуникации (Г. П. Грайс, Дж. Лич, Дж. Газдар, С.
Левинсон, П. Браун);
• конверсационный анализ (Г. Сакс, Э. Щеглов, Г. Джефферсон, Д. Циммерман, Дж. М.
Аткинсон, Ч. Гудвин, Г. Хенне, Г. Ребок, К. Элих, Й. Ребайн);
• лингвистический анализ диалога (М. Даскал, Ф. Хундснуршер, Э. Вайганд, Г. Фриц, Л.
Карлсон);
• лингвистический дискурс-анализ (Бирмингемская школа: Дж. Синклер, М. Култхард, Д.
Брэзил, Д. Гиббон);
• лингвистика текста (В. Дресслер, Р. де Богранд, Т. ван Дейк, 3. Шмидт) и грамматика
дискурса (Р. Лонгейкр, Т. Гивон);
• критический дискурс-анализ (Н. Фэйрклау, Р. Лаков, Р. Водак, Т. ван Дейк);
• социолингвистический анализ вариативности (У. Лабов, С. М. Эрвин-Трипп);
• интерактивная социолингвистика (Дж. Гамперц, Э. Гоффман);
• этнография коммуникации (Д. Хаймс, Дж. Гамперц, Дж. Филипсен);
• модели репрезентации дискурса в теории искусственного интеллекта (Р. Шенк, Р.
Абельсон);
• когнитивные и психолингвистические модели обработки и понимания дискурса (Т. А. ван Дейк, В. Кинч).
Как видно из этого далеко не полного списка — существуют и другие подходы, как, например, типологический дискурс-анализ [Myhill 1992], — некоторые школы, послужившие предпосылками формирования дискурс-анализа как междисциплинарного [см.: van Dijk 1997b; 1997a] научного направления, развиваются вместе с ним и фактически стали его составными частями.
Ферс и Лондонская школа функционального структурализма через социальную семиотику М. Хэллидея и Бирмингемская группа исследователей, за которой, собственно, и закрепилось само название дискурс-анализ [Coulthard 1977; 1985; 1992; 1994; Coulthard, Montgomery 1981; Sinclair, Coulthard 1975]
Бирмингемская модель дискурс-анализа была разработана в результате проекта «The English Used by Teachers and Pupils» (сентябрь 1970 г. — август 1972 г.) Изучая речевое взаимодействие учителей и учеников на уроках, авторы проекта пытались найти ответы на вопросы о том, как связаны соседние высказывания в потоке речи, кто и как управляет ходом общения, как меняются роли говорящего и слушающего, как вводятся новые темы и как заканчиваются старые, как, какими языковыми данными можно доказать существование единиц, превосходящих высказывание и т. д. [Sinclair, Coulthard 1975: 4]. Школьный урок представлял собой довольно удачный языковой материал, лишенный хаоса и спонтанности обыденной повседневной речи, что позволяло легче выделять структурные единицы дискурса.
Конверсационный анализ был впервые разработан в пионерских исследованиях Гарви Сакса в начале 60-х годов в университете штата Калифорния [Sacks 1995]. Рабочей гипотезой, с которой Г. Сакс начал анализ телефонных звонков в центр предотвращения самоубийств Лос-Анджелеса, было предположение о структурной организации самых обычных разговоров, которую можно изучать посредством многократного наблюдения, прослушивания записанных эпизодов естественного речевого общения. Постепенно его вниманием все больше овладевали механизмы и правила мены коммуникативных ролей и особенности линейного структурирования разговора в аспекте социальной организации взаимодействия. Позже был расширен круг анализируемого речевого материала, сформировался новый метод его изучения, уточнены теоретические положения.
Дискурс-анализ и конверсационный анализ отличаются и теоретически, и методологически, хотя и имеют много общего. Оба направления отталкиваются от структуры, а не от функций. Оба направления весьма похоже выделяют сегменты дискурса. В то же время дискурс-анализ незаслуженно считается методом дедуктивным, выводящим гипотезы из «грамматики дискурса», а конверсационный анализ — индуктивным, где гипотезы могут появляться лишь из наблюдения эмпирического материала [rule or grammar driven vs. data driven — Mey 1993: 195].
Следуя этой логике, С. Левинсон делает вывод о методологическом и теоретическом приоритете конверсационного анализа, с ходу отвергая дискурс-анализ как «fundamentally misconceived» [Levinson 1983: 288]. Сегодня объяснение этому видится в многозначности термина «дискурс-анализ»: С. Левинсон скорее всего говорит о структурно-формальной традиции изучения дискурса, связанной с синтаксически ориентированной грамматикой текста, которая понимается как речеактовое дополнение к традиционной грамматике, надстраивающееся выше уровня предложения.
Дискурс-анализ в бирмингемской версии не отрицает конверсационного, а скорее включает его [Coulthard 1985: 59], оговаривая этнометодологические отличия последнего от собственного «лингвистического» подхода. Экстралингвистические истоки конверсационного анализа не должны быть препятствием на пути к интеграции этого подхода в модель анализа языкового общения, особенно если вспомнить, что это не первая и не последняя традиция в изучении речевой коммуникации, возникшая за пределами лингвистики (ср.: теория речевых актов, этнография коммуникации и т. д.). В пользу интеграции конверсационного анализа в междисциплинарный дискурс-анализ говорит само соотношение категорий «дискурса» (discourse) и «разговора» (conversation): разговор — это лишь частный случай дискурса, но не наоборот. Понятно, что вследствие этого нельзя говорить о конверсационном анализе как о синониме дискурс-анализу. При этом надо помнить, что и дискурс-анализ (в широком смысле) не сводим к традициям одной лишь Бирмингемской школы.
Встречается по крайней мере три его употребления, в связи с чем иногдавозникает опасность терминологического многозначия, некорректной подмены смыслов:
1) дискурс-анализ (в самом широком смысле) как интегральная сфера изучения языкового общения с точки зрения его формы, функции и ситуативной, социально-культурной обусловленности;
2) дискурс-анализ (в узком смысле) как наименование традиции анализа Бирмингемской исследовательской группы;
3) дискурс-анализ как «грамматика дискурса» (Р. Лонгейкр, Т. Гивон), близкое, но не тождественное лингвистике текста направление.
