Правая половина сцены: берег, выжженный лес, небо и тучи, из-за которых выглядывает Бог.

У берега моря сидят Рыбаки с удочками, рыбачат. Скоморох стоит на берегу.

 

СКОМОРОХ.

 

Ай леса в той долине тёмные,

звери там ходят гордые,

непокорные, на люд не похожие,

с очень гадкими рожами.

Если медведь, то людоедище.

Если козёл, то вреднище.

А ежели заяц с белкой,

то вред от них самый мелкий:

всю траву да орехи сожрали.

Лес голый стоит, в печали.

В эти степи богатырь и въехал.

На ветке ворон не брехал.

В деревнях народ не баловался,

а у моря сидел и каялся

о том, что всю рыбу вытягали,

стало нечего есть. Выли теперь

и старые времена поминали,

о том как по морю гуляли

киты могучие, да из-за тучи

бог выглядывал робко.

 

Скоморох присаживается рядом с Рыбаками. Рыбаки обсуждают то ли мифического богатыря, то ли Бога.

 

РЫБАК 1.

 

Бог/атырь?

 

РЫБАК 2.

 

Не, холоп тот!

 

СКОМОРОХ.

 

Какой такой Бог/атырь, как наши?

 

РЫБАК 1.

 

Наши то краше:

деревенски мужики

и сильны, да и умны!

 

РЫБАК 2.

 

А этот повыше,

чуть поболее крыши!

 

РЫБАК 1.

 

Нет, он как гора,

я видел сам Бога/тыря!

 

СКОМОРОХ.

 

Да за что вы Бога/тыря ругаете?

Сами, поди, не знаете,

что шеломом он достаёт до солнца могучего,

головой расшибает тучу за тучею,

ногами стоит на обоих китах,

а хвост третьего держит в руках!

Вот на третьем то киту

я с вами, братья, и плыву!

 

РЫБАК 1.

 

Уж больно мудрёно,

то ли врёшь нескладёно.

 

РЫБАК 2.

 

Наш кит, получается, самый большой?

Почему же не виден Бог/атырешка твой?

 

СКОМОРОХ.

 

Потому Бог/атырь и не виден,

народ его сильно обидел:

сидят люди на китах,

ловят рыбу всю подряд,

а Бог/атырю да китам уже кушать нечего.

 

(Рыбаки охают, вздыхают, продолжают рыбачить)

 

Вот так с байками и предтечами

сахалинцы у моря рыбачили

и не ведали, и не бачили,

как история начиналась другая

про огромную рыбу-карась.

 

РЫБАК 1.

 

Вот это про нас!

 

СКОМОРОХ.

 

Но как бы мужик ни баил,

а Добрыня по небушку вдарил,

и на остров-рыбу спустился.

Народ в ужасе.

 

На сцену вбегают Добрыня Никитич и Сивка. Рыбаки подскакивают, бросая удочки.

 

РЫБАК 2.

 

Бог воротился!

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Да не Бог я, а богатырь!

 

РЫБАК 1.

 

Вот мы о том и говорим.

Хотим, Бог/атырешка, рыбки,

ведь мы сами хилы яки хлипки.

Сколько неводы наши ни бились,

они лишь тиной умылись.

Ты б пошёл, взлохматил море синее,

к берегу рыбёшку и прибило бы.

 

Добрыня Никитич берёт сети, раскачивает их.

 

СКОМОРОХ.

 

Вздохнул богатырь, но сделал

всё что мужланы хотели,

взбаламутил он море синее,

шторм поднял, да сильно так!

Затопило волной долину,

дома затопило, овины,

медведей, белок и зайцев,

да жителей местных нанайцев.

 

(Рыбаки в ужасе убегают со сцены, Скоморох встаёт, отряхивается)

 

А как волна схлынула,

так долина гнилая и вымерла,

стоит чёрная да пустая.

Никитич что делать — не знает.

Ни людей, ни рыбы, ни леса.

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Да куды ж это влез я?

 

СКОМОРОХ.

 

Стоит добродей, чешет «репу».

 

БАБА ЯГА.

 

(голос из-за кулис)

 

Вляпался ты крепко!

 

СКОМОРОХ.

 

Слышен голос с болота.

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Кому ещё тут охота?

 

СКОМОРОХ.

 

Со всех сторон хороша,

выходит баба Яга.

 

Появляется Баба Яга.

 

БАБА ЯГА.

 

Одна я в тундре осталась,

так как мудрая, не якшалась

с людями, зверями. Всё лесом...

Какой у тебя интерес тут?

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Я, бабулечка, тоже не сдался,

с чертями срамными дрался.

Да и сам народу погубил, ой, немерено!

Скажи, как жить теперя мне?

А ищу я Забаву Путятичну —

жену царскую. Видимо, «пасечник»

нашёлся на нашу «пчёлку»:

уволок её далече за ёлку.

Ничего ты о том не слыхала?

 

БАБА ЯГА.

 

Знаешь, рыцарь, да прилетала

дева-лебедь, сидит в Озёрском,

плавает в водах холодных

моря Охотского, стонет:

то слезу, то перо уронит.

Говорит, что летать не может,

мол, изнутри её черви гложут.

 

СКОМОРОХ.

 

Помутнело в глазах у Добрыни.

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Ну, бабка!

 

СКОМОРОХ.

 

Промолвил былинный

и бегом к Охотскому морю.

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Горе какое, горе!

 

Добрыня Никитич и Сивка идут по сцене кружок-другой. Бабка убегает со сцены, вместо неё появляется Змей Горыныч, машет крыльями /летит/.

 

СКОМОРОХ.

 

А бабка вдруг стала змеем,

полетел он Добрыни быстрее!

Присел на камни прибрежные,

морду сменил на вежливую

и обернулся девушкой-птицей.

Ну как в такую не влюбиться?

 

(Змей Горыныч убегает, а вместо него на море появляется Лебедь)

 

Никитич к брегу подходит,

на деву серьёзно смотрит,

и почти что зовёт её замуж.

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Ты бы это, до дому пошла б уж,

Николаша тя ждёт, не дождётся!

 

СКОМОРОХ.

 

А у самого сердечечко бьётся.

Опустила очи дивчина.

 

ЛЕБЕДЬ.

 

Ох, воин ты милый,

не люб мне больше муж любимый,

я сгораю по Добрыне!

 

СКОМОРОХ.

 

А Добрыня, он парень честный,

растаял при виде невесты,

губу толстую отвесил,

грех велик на чаше взвесил,

и полез с объятиями жаркими

на Забавушку. А та из жалкой

вдруг превратилась в дракона,

жаром дышит, со рта вони!

 

Лебедь падает. Вбегает Змей Горыныч, хватает Добрыню Никитича, тащит в море и кидает его в воду. Добрыня Никитич барахтается. Поднимаются большие волны, и богатырь тонет. Сивка остаётся на берегу.

 

ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ.

 

Пришла, былинничек, твоя кончина!

 

СКОМОРОХ.

 

Когтями цап да волочёт в пучину

добра молодца на свет не поглядевшего,

удалого храбреца бездетного.

И кидает змей Добрыню в море синее.

Тонет богатырь. Картина дивная

перед глазами вдруг ему открылась —

это царство подводное просилось

прямо в лёгкие богатырские.

А вокруг всё зелёное, склизкое:

чудные водоросли и рыбы;

караси-иваси, как грибы,

по дну пешеходят хвостами.

Вот они то Добрыню подобрали

и вынесли на поверхность.

Но до брега далеко. Ай, ехал

мимо рыба-кит великан.

 

(из пучины поднимается Кит с Добрыней Никитичем на спине)

 

Кит воеводушку взял

да на спину свою забросил.

А как забросил, так и загундосил.

 

КИТ.

 

Гой еси, Добрынюшка победоносный,

ты избавь меня от отбросов:

на моей спине народец поселился

дюже нехороший, расплодился,

сеет, жнёт да пашет —

кожу мою лопатит.

От боли жить мне тяжко.

Скинь их в море, вояжка!

Вздохнул богатырь, огляделся,

да уж, некуда деться:

сараи, дома и пашни,

люд песни поёт да квасит

капусту в огромных бочках;

сети ставят, бродят

рыбку большую и малую,

солят, сушат да жарят её

Весело живут, не накладно.

Разозлился Добрыня.

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Ай ладно,

помогу я тебе, рыба-кит,

только и ты отблагодари:

довези меня до столицы.

Мне оттуда надобно пуститься,

сызнова да по ново,

на поиски нашей пановы,

племянницы князя Владимира.

 

СКОМОРОХ.

 

И меч булатен вынул он.

Но вовремя остановился,

мысль темя пронзила: сила

богатырская тут не в пору.

Добрыня как закричит.

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

(обращаясь к деревеньке на спине Кита)

 

Который

год вы сидите на рыбе?

Вы ж не люди, а грибы!

Не мешайте жить животине.

Знаю я пустой остров в пучине,

а ежели сверху глянуть, он — рыба.

Вот на нём вам плодиться и треба!

 

СКОМОРОХ.

 

Развернул Добрыня кита

туда, где людишек смыла волна,

и поплыли они к Сахалину.

Там уже прорастала полынью

земелька после цунами.

И последние нивхи не знали

какая их ждёт беда:

люд дурной плывёт сюда,

чтоб раскинуть свои шатры.

Айны, это были не вы?

Но такова была сила природы,

кит с людьми уже на подходе,

близёхонько к берегу пристаёт.

 

(Кит приваливается боком к берегу; Добрыня Никитич скидывает деревеньку на берег; Сивка прыгает на Кита; Кит разворачивается и уплывает; Добрыня Никитич машет руками, прощаясь с деревенькой)

 

Народ на сушу идёт

и дивится долго:

как же так? Есть реки, и ёлки

растут особенно смело,

а фонтанов нет. Не умеют

они жить в таких условиях!

Но кит покинул уже акваторию —

ушёл в Атлантический океан,

коня богатырского подобрав.

И Добрыня махал им руками обеими.

 

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ.

 

Да ладно вам, что из дерева сделано,

то и крепче намного!

Хотя, спросите об этом у Бога.

 

СКОМОРОХ.

 

Долго ли, коротко рыба-кит плыла,

но до моря Белого, наконец, дошла.

Простилась со спасителем да в обратный путь —

от народа глупого отдохнуть.

А Добрыня в Архангельске попировав

дня эдак три, пустился вплавь

по реке могучей Двине Северной,

на лодочке белой.

Доплыл он до Устюга Великого.

Тут в леса потянуло дикие

его кобылу верную —

та чует зло, проверено!

 

Действие второе

 

Картина четвёртая

 

Жилище Деда Мороза.