Лекция 8. Становление классической археологии.

1. Плоды Просвещения и античность. Главный труд Винкельмана появился в конце Века Просвещения. Последняя треть XVIII века и первые две трети XIX были богаты событиями в мире и идейными движениями. Через 7 лет после гибели Винкельмана началась Американская революция с ее войной за независимость (1775 – 1783), через 6 лет после ее победного окончания – Великая французская буржуазная революция 1789 г., потрясшая всю Европу. В 1792 – 1808 гг. европейские колониальные государства (Дания, Британия, Франция и Испания) заключили соглашение об отмене работорговли. Революционные войны Франции с силами контрреволюции переросли в Наполеоновские завоевательные войны (Бонапарт стал императором в 1804 г.).

Неоклассицизм пришелся ко двору французским революционерам: революция рядилась в греческие демократические одежды (сам термин "демократия" – греческий) и вспоминала тираноборческие мотивы древнегреческого искусства и принципы римской республики (термины "республика", "сенат", "трибун", "консул" взяты из латыни). Превращение революционного консула Бонапарта в императора Наполеона обратило взгляды ко времени римской империи, и неоклассицизм в архитектуре перерос в пышный императорский стиль (по-французски империя – ампир). Но господство его было кратковременным.

Венский конгресс 1814 – 1815 гг. реставрировал Бурбонов во Франции и на время пресек революционные и просто либеральные движения во всей Европе. Однако в 1830 г. новая французская революция сменила старую ветвь династии Бурбонов на более либеральную – Орлеанскую, довольствующуюся парламентской монархией, а через 18 лет еще одна революция, 1848 года, снесла монархию во Франции и установила республику. Эта революция снова громыхнула отзвуками по всей Европе – революционные выступления были в Венгрии, германских государствах. Во Франции же снова республика переросла в империю Бонапарта - на сей раз племянник Наполеона, Луи-Наполеон, стал императором Наполеоном III. Эта монархия продержалась до 1871 года, когда объединившаяся вокруг Пруссии Германия разбила Францию и взяла в плен Луи-Наполеона. Поражение в войне подорвало престиж монархии, и во Франции навсегда установилась республика, при чем парижские низы при этом подняли новую революцию, на сей раз под красным знаменем социализма, но Парижская Коммуна продержалась недолго, дав имя и знамя коммунистам ХХ века. К этому времени реформы 1860-х годов в России и Гражданская война 1861 – 65 гг. в Америке отменили рабство и крепостное право в двух крупнейших державах мира, что резко изменило их развитие.

Этому бурному веку революций – между 1775 и 1871 годами – неоклассицизм (как и классицизм вообще) всё меньше соответствовал - как стиль уравновешенный, рациональный и спокойный. Возникнув под воздействием подымающейся буржуазии, он из-за условий своей реализации всё больше стал ассоциироваться с верхами церкви и аристократией. Поэтому параллельно с ним развивался и вскоре его вытеснил другой стиль – романтизм, более отвечающий ожиданиям буржуазных слоев этого периода и характеру времени. Рационализму эпохи Просвещения он противопоставлял игру эмоций и воображения, городской и дворцовой цивилизации – близость к природе, естественность и простоту, ориентировке на изысканную античность – увлечение грубоватой готикой, средневековьем и всяческой экзотикой, строгой дисциплине – свободу проявлений личности, индивида. С одной стороны романтикам была свойственна мятежность, и они болезненно реагировали на национальное унижение, в частности подчинение своих стран наполеоновской Франции, с другой – они восхищались силой индивида, трагического героя, примером которого для них был Наполеон.

Романтики поднимали национально-освободительные и объединительные движения, пестовали фольклор, народную культуру и язык, мифологию и традиционную религию. Они культивировали меланхолию, трагизм, жертвенность и готовность умереть, обожали руины и могильные памятники. В литературе этот стиль господствовал до революции 1830 года и соревновался с критическим реализмом до революции 1848 года, после которой доминирование критического реализма стало явным. Одновременно резко усилились социалистические движения разного толка.

Казалось бы, увлечение классическими древностями отжило свой век.

Однако в обстановке постоянной борьбы архаичных феодальных монархий и церкви с буржуазно-демократическими движениями и либеральными идеями произошла переоценка античного наследия. Демократическая интеллигенция и либералы настаивали на приближении школы к жизненным потребностям развивающегося общества. Они требовали отказаться от изучения мертвых языков – латыни и греческого, прекратить долбежку классических авторов, а вместо этого расширить изучение новых европейских языков (чтобы сделать общедоступными современные политические газеты и журналы) и позитивных наук, обслуживающих реальную экономику и подрывающих библейские догмы. В этих условиях монархические правительства стали всячески поддерживать старое классическое образование, финансировать изучение античного наследия – как основы стабильной законности (римское право) и всей христианской культуры. Новый стимул для развития получила и наука о классических древностях, в рамках которой формировалась античная (классическая) археология.

Имела значение и внешняя политика: влияние в Италии и на Балканах (в Греции), стало предметом соревнования между государствами, лидировавшими в политике, отсюда и финансирование раскопок в Италии и Греции.

 

2. Дипломаты-антикварии. Дипломаты в средиземноморских странах нередко превращались в агентов по вывозу антиков, сначала по своему почину, позже – по поручению своего правительства или отечественных музеев. В Италии таким типичным дипломатом-антикварием был британский посланник при неаполитанском дворе видный коллекционер сэр Уильям Гамильтон (или, точнее, Хэмилтен: William Hamilton, 1730 – 1803), который прибыл в Неаполь, уже владея значительной коллекцией в 1764 г., как раз в год появления главного труда Винкельмана.

Через два года после прибытия Гамильтона в Неаполь прекратились раскопки Геркуланума, а уже при нем вторжение французских войск пресекло и вяло текшие раскопки Помпей. Но бессистемные раскопки могильников вокруг Неаполя продолжались и даже усиливались. Их подогревало наличие спроса со стороны антиквариев-любителей. Коллекционирование антиков – это было не только ученое занятие, это было еще развлечение, бизнес и мода. Ученые антикварии - это был верхний слой. Массу же антиквариев составляли любители, для которых возможность извлекать из своих коллекций доход была не последним стимулом к коллекционированию, а термин "антикварий" недаром превратился в название торговца – "антиквар".

Одним из видных любителей такого рода и являлся посол Гамильтон. Это был представитель высшей английской знати, молочный брат принца Уэльского (будущего короля Георга III), его шталмейстер (конюший) (рис. 1). Он пробыл в Неаполе 37 лет, изучая вулканы и древности, непрерывно пополняя свою коллекцию находками из раскопок и покупая целые коллекции других собирателей (был в это время в Италии и другой Гамильтон, Гэвин, шотландский художник, проводивший раскопки в Риме и других городах). Свою коллекцию сэр Уильям тоже продавал дважды: первую в Британский музей, вторую – голландскому коллекционеру, предварительно издавая иллюстрированные тома описаний (как бы каталоги для продажи, при чем готовил их не он сам, поручал специалистам). И продолжал поощрять раскопщиков и добывать греческие вазы. За этим занятием в 1790 г. он изображен на гравюре в позднем издании своей коллекции (рис. 2). Его сопровождает молодая супруга леди Эмма Гамильтон, которую пожилой супруг побуждал на вечерах танцевать в свободных одеждах, распустив волосы наподобие танцовщиц на фресках Геркуланума. Это восхитило Гёте, "как ничто виданное". Еще больше леди Эмма понравилось адмиралу Нельсону и вошла в историю как его любовница.

А изображения с краснофигурных ваз Гамильтона столь понравились производителю британского фарфора Уэджвуду, что он стал воспроизводить их на своем фарфоре, получившем название "этрусского", поскольку он производился в имении Уэджвуда "Этрурия" в графстве Стэффордшир. Настоящие этруски были еще почти неизвестны. А греческая античная мода сложилась в целый стиль, и начало ему положил Винкельман.

[Может быть, Таунли из лекции 6 сюда?]

&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&&

 

3. Археология Бонапартов. Наиболее заметным и действительно важным для археологии делом французской революции и Наполеоновской империи было основание в Париже огромного музея, размещенного в Лувре. По примеру древнеримских императоров Наполеон, еще будучи революционным генералом, победоносным генералом, включал в свои условия капитуляции побежденных стран контрибуцию сокровищами искусства и древности. Например, в договоре с папой пункт 8 гласил: "Папа поставляет Французской республике сто картин, бюстов, ваз или статуй по выбору комиссаров… и сто рукописей…". Под конфискацию попали и коллекции кардиналов, в том числе кардинала Альбани. Лучшие статуи Капитолия, сотни статуй и картин Рима были отправлены в Париж. Флоренция лишилась Венеры Медицейской, Венеция – своих четырех бронзовых коней с церкви Св. Марка, и т. д. Центральный Музей был открыт в Лувре еще 18 брюмера (в ноябре) 1801 г., ровно за два года до государственного переворота, сделавшего Наполеона полновластным диктатором.

Душой организации музея был Доминик Виван Денон. Художник по профессии, Денон был любимцем фаворитки короля маркизы де Помпадур, ездил к Вольтеру в Ферне (в Швейцарию), стал дипломатом, побывал у Фридриха Великого и Екатерины II, пребывал при неаполитанском дворе (в этом королевстве тогда правила тоже династия Бурбонов). В годы революции этот королевский дипломат сблизился с Робеспьером, а потом с Жозефиной Богарне, женой Бонапарта. Когда в 1798 г. 28-летний Наполеон начал свой знаменитый поход в Египет, с ним отправилась целая экспедиция ученых во главе с 51-летним Деноном – изучать природу и культуру Египта. Денон проделал эту экспедицию верхом, зарисовывал сфинкса (рис. 3) и пирамиды, проник внутрь пирамиды Хеопса, затем вместе с войсками поднимался вверх по Нилу. В Египте основал Египетский институт и собрал внушительную коллекцию. Однако Нельсон разбил французский флот, Наполеон, оставив армию, один прорвался во Францию, и в 1801 г. французы вынуждены были покинуть Египет. По мирному договору коллекция досталась Британскому музею, но дневники и зарисовки остались у французов, а это сильно продвинуло французскую папирологию и в конечном счете привело к расшифровке иероглифов Шамполионом. А Денон, написавший в это время роман из современной жизни, высоко оцененный Бальзаком, возглавил организацию музея в Лувре.

К нему присоединился крупнейший антикварий Италии – Эннио Квирино Висконти, который сначала стал одним из консулов Римской республики, а в 1799 г. он переехал в Париж и вскоре сделался придворным антикварием Наполеона. Он и составлял первый каталог "Музея Наполеона", который закончил и опубликовал его сын в 1820 г. Музей был открыт для публики, а при нем была создана мастерская для отливок гипсовых копий, которыми снабжались другие музеи. Это был в основном музей римских древностей, поскольку императора особенно привлекали древности Римской империи. Он и свой новый кодекс основал на римском праве. Забыты были заветы Винкельмана воспринимать антики в греческом ключе – они воспринимались снова как римские. Даже после падения Наполеона эта традиция осталась надолго. Еще в 1820 г., когда греческий крестьянин нашел прекрасную статую на греческом о. Мелос и ее приобрел Лувр, она была названа Венерой Милосской. Какая Венера на Мелосе?! Это же Афродита! Но вернемся к Лувру наполеоновского времени.

В 1806 г. Наполеон купил всю коллекцию Боргезе, своего зятя. К итальянским древностям прибавились антики из Германии. В 1809 г. после поражения Австрии Денон осмотрел тамошний кабинет антиков и отобрал для Лувра 34 предмета. Вначале в Лувре было 117 памятников, к 1815 г. было уже 384. После низвержения Наполеона далеко не все они вернулись к прежним владельцам: купленная коллекция Боргезе, естественно, осталась во Франции, а обедневшие папа, кардиналы и правители итальянских городов не имели достаточно средств, чтобы оплатить транспортировку своих антиков назад в Италию. Из 70 захваченных предметов коллекции Альбани (тех, которыми восхищался Винкельман) наследники кардинала увезли домой только 4.

Таким образом, в годы владычества Наполеона над значительной частью Европы в Париж было свезено огромное количество классических древностей. Ограбление многих музеев и частных собраний Италии и других завоеванных стран нанесло, конечно, ущерб культуре этих стран, но способствовало развитию французской науки о древностях и централизации европейской науки: в Париже была собрана невиданная ранее полнота материалов (Ridley 1992). Археологи, посетив Париж или живя там, могли сразу увидеть и сопоставить античные древности разных местностей – это способствовало развитию сравнительного метода в археологии. Еще в годы консульства Бонапарта француз А. Луи Миллен (A. Louis Millin, 1759 - 1818) основал в Париже археологический журнал "Magazin encyclopedique", выходивший (1795 – 1816) вплоть до падения Наполеона.

К деятельности наполеоновской администрации можно отнести и события в Италии под наполеоновским господством (Ridley 1992). В Италии наполеоновское вторжение вначале прервало раскопки Помпей. В Неаполе сначала была создана республика, потом Наполеон, уже как император, посадил в Неаполе на трон своего брата Жозефа, а затем своего зятя Мюрата. Мюрат, а особенно его жена Каролина Бонапарт живо заинтересовались раскопками. Раскопки были поручены неаполитанскому археологу Микеле Ардити (Michele Arditi) и французскому архитектору Франсуа Мазуа (François Masois). C 1808 раскопки развернулись с поистине имперским размахом. Отпущены были большие деньги, наняты сотни рабочих (более 600), и работы стали вестись с таким расчетом, чтобы все участки раскопок объединились в один большой раскоп, и стал ясен план города. В 1815 г., после поражения Наполеона, в Неаполь вернулась местная династия Бурбонов, и масштабные раскопки вскоре были свернуты (Grant 1971).

Следствием этих раскопок была новая волна помпеянской моды во всём с 20-х годов. В 1840-х Людвиг I Баварский заказал полную копию одного помпеянского дома в Ашафенбурге. В Лондоне в 1844 г. принц Альберт построил при Букингемском дворце Помпеянский садовый павильон. В 1857 г. в Париже, где уже вернулись к власти Бонапарты, принц Наполеон построил Помпеянский дворец – виллу Диомеда на авеню Монтэнь. "Весь Париж" спешил смотреть эту виллу. В 1860 художник Гюстав Буланже запечатлел на картине маслом актеров в тогах, расположившихся в этом атриуме (рис. 4).

В 1830 – 33 гг. русский художник Карл Брюллов писал свою картину "Последний день Помпеи", которая принесла ему международную славу. По его следам в 1834 г. вышел роман Эдварда Булверса "Последние дни Помпеи" на английском и немецком языках. Писатели и дальше обращались к этой теме: в 1858 поэма Фердинанда Грегоровиуса "Эуфорион" (как четыре песни из Помпей), в 1882 г. "Помпеянские новеллы" Вольдемара Кадена, в 1884 "Глинтия, Сцена из Помпей" Шермана Линга, в 1900 "В лупанаре" Густава Адольфа Мюллера, а в 1907 его же "Умирающие Помпеи".

Брат Наполеона, Люсьен, ставший принцем Канино, уцелел в этом статусе и в 1828 г. случайно обнаружил в своем имении огромный этрусский могильник Вульчи, что повлекло за собой большие раскопки. Принц и его семейство сами руководили раскопками и реставрацией ваз. Расписные вазы оттуда поступили во многие музеи Европы, а нерасписанные было приказано сразу же разбивать как poca roba (ничтожный материал).

При Наполеоне III археологическая активность классической археологии Франции возобновилась. Луи-Наполеон очень хотел походить на своего великого дядю и по его примеру чрезвычайно интересовался римской империей и в частности историей Юлия Цезаря и его племянника Августа (параллель ясна). Поэтому в 1861 г. он поставил Жоржа Перро во главе "галатской" экспедиции в Турцию – обследовать двуязычную (греческую и латинскую) надпись императора Августа, племянника Юлия Цезаря, в храме Августа и Ромы в Анкаре. При этом случайно обнаружили и рельефы неизвестного народа в Богазкеое (это оказались хеттские памятники). Он также проявил инициативу в раскопках цитаделей Бибракте и Алезии, связанных с войной Цезаря в Галлии. Раскопки начались в 1862 г. Затем он отправил "македонскую" экспедицию по руководством археолога Леона Эзе (Léon Heuzey) и архитектора Оноре Доме (Honoré Daumet) изучить поле битвы при Фарсале. Но экспедиция не ограничилась этим и обследовала также другие местности и памятники.

Стоит обратить внимание на использование архитекторов в "археологии Бонапартов" в Помпеях и Македонии. Это нововведение привилось в классической археологии и принесло свои плоды. Отчеты и чертежи стали гораздо более точными.

 

4. Открытие реальной Греции. Столь любя и боготворя греческую скульптуру, Винкельман ее, по сути, не знал. Точнее, он знал ее только по римским копиям, потому что Греция, с XV века под властью Турции, была практически почти закрыта для европейцев. Но в середине XVIII века были сделаны послабления для некоторых европейцев. При султане Махмуде I был приглашен французский офицер наладить туркам современную артиллерию на европейский манер, и Турция имела некоторые успехи в войне с Австрией и Россией. Таким образом, турки стали пользоваться соперничеством европейских государств – дружить с одними, враждуя с другими. Пришло время археологического открытия Греции (Etienne and Etienne 1992).

Еще во времена Кейлюса и Винкельмана английское Общество Дилетантов финансировало интенсивные исследования афинских памятников – между 1751 и 1753 годами художник Джеймс Стюарт (James Stuart) и архитектор Николас Реветт (Nicholas Revett) провели интенсивное обследование Афинских памятников (рис. 5). Десятилетием позже Общество финансировало и аналогичные обследования руин Ионии Ричардом Чэндлером (Richard Chandler). Четырехтомное издание "Древностей Афин" Стюарта и Реветта публиковались с 1762 г. по 1816 г. Книга Чэндлера "Ионийские древности" вышла в 1769 г., а тома его более подробного издания "Древности Ионии" выходили в 1769 – 1797 гг. Ко времени создания своего труда Винкельман, конечно, не успел ознакомиться с этими томами. А так как с тех пор многие описанные и зарисованные памятники были разрушены, то эти тома стали неоценимым источником для ученых. Эти же тома послужили материалом для вдохновения многих архитекторов неоклассицизма Европы и Америки.

Когда британские войска выбили Наполеоновскую армию из Египта, турецкого тогда владения, из благодарности турецкий султан выдал британскому посланнику в Блистательной Порте фирман на вывоз из Афин "некоторых камней с надписями и фигурами", которые его заинтересуют. Посланник, шотландец Томас Брюс, генерал, он же граф Элджин и Кинкардайн (Thomas Bruce Earl of Elgin and Kincardine, 1766-1841, рис. 6), находившийся под влиянием сэра Гамильтона, истолковал фирман весьма вольно и решил вывезти самые ценные греческие скульптуры с афинского Акрополя (St. Claire 1967). Британское правительство отказалось финансировать транспортировку и обеспечение греческих скульптур, и лорд Элджин взял все расходы на себя. Он наметил для вывоза барельефы и скульптуры Парфенона и Эрехтейона. Это означало разрушение храмов.

Надо признать, оба храма были сильно повреждены за время турецкого владычества. Парфенон был давно превращен в мечеть (пристроен минарет), а в 1687 г. во время войны турки устроили в Парфеноне пороховой склад. При обстреле Афин венецианским флотом одна из бомб угодила в склад, и Парфенон разметало взрывом. Многие колонны и резные фризы были сломаны и разрушены, статуи упали с фронтонов. На западном фронтоне стояло 20 статуй, осталось 12. Еще страшнее, что к 1800 г. уже стояло только 4. Вполне можно было ожидать, что разрушение продолжится. И действительно Парфенон ждали еще две бомардировки.

Поэтому лорд Элджин имел все основания заявлять, что его разрушение - иное, что разрушая Парфенон, он спасает его лучшие детали от гибели. Лорд нанял в 1801 г. архитекторов, художников, формовщиков гипса и 300 – 400 рабочих. С 1803 по 1812 гг. его люди снимали с Парфенона сохранившиеся метопы, фризы и с фронтонов статуи. Они также и в другом храме, Эрехтейоне, удалили часть одного фриза и одну из кариатид. Все эти скульптуры были погружены на корабли и вывезены в Лондон, при чем один из кораблей затонул, и только через три года водолазы достали ящики с него. "Элджиновы мраморы" были публично выставлены в 1814 г. (рис. 7), при чем на выставке мраморные подлинники были дополнены гипсовыми отливками фриза Тезея и рисунками. Элджин предложил было известному скульптору Канове реставрировать статуи, но Канова отверг это предложение: произведения такого высокого достоинства, решил он, вообще нельзя реставрировать, и это мнение привилось в науке.

С самого начала "Элджиновы мраморы" стали предметом спора, продолжающегося по сей день. Одни, начиная с лорда Байрона, обвиняли Элджина в вандализме. Байрон в "Проклятиях Минервы" и в "Чайлд-Гарольде" восклицал: годы сберегли, варвары и турки пощадили, а он разрушил. Говорили "чего не сделали готы, довершили скоты (т. е. шотландцы). Другие восхваляли Элджина как спасителя бесценных сокровищ. Михаэлис писал в 1906 г.:

"Лишь благодаря увозу остатков, которые на месте подвержены были бы разного рода опасностям, и выставлению их в легко доступном месте мраморные скульптуры из школы Фидия получили влияние на развитие археологии, на установление определенного исходного центра для изучения истории греческого искусства, которого они никогда не имели бы в отдаленных в то время от мира Афинах, находясь на недосягаемой высоте тимпанов и будучи рассеяны по более или менее недоступным уголкам. История греческого искусства еще на полстолетия или больше была бы лишена того прочного успеха, которому она обязана Элчинским мраморам в Лондоне. Итак, наука имеет полное основание быть благодарной лорду Элчину" (Михаэлис 1913: 32 - 33).

Третьи, привыкшие к римскому стилю в скульптуре, столь вознесенному Винкельманом под именем греческого, заявляли, что это работы незначительных греческих мастеров. Парламент в 1816 г. купил скульптуры у Элджина, но заплатил ему только 35 000 фунтов, гораздо меньше, чем лорд Элджин израсходовал на добывание и доставку этих памятников в Англию (он претендовал на 73 600 фунтов).

Примерно в то же время английский архитектор Кокерелл (Charles Robert Cockerell) и немецкий художник и классицист К. Халлер фон Халлерштейн (K. Haller von Hallerstein) открыли ряд статуй на острове Эгина, упавших с фронтона храма Афеи. Они были несколько старше элджиновых, но в том же стиле. Их приобрел принц Людвиг Баварский в 1812 г. После реставрации под руководством Торвальдсена они были в 1828 г. выставлены в Мюнхенской Глиптотеке.

В 1829 г. Греция завоевала автономию в составе Турецкой империи, а затем в ходе освободительной войны в 1830 году добилась полной независимости. Франция в 1829 г. посылала войска в помощь грекам в борьбе за независимость, а с войсками отправился отряд ученых, составивших Expedition scientifique de Moree (Научную Экспедицию Пелопоннеса). Ученые описывали и зарисовывали все древние памятники Пелопоннеса, которые видели. Так, в Олимпии они открыли фрагменты метоп храма Зевса. Кое-где они провели и короткие раскопки.

После освобождения в Греции утвердилась немецкая династия. Это усилило позиции там немецких ученых. В Афины прибыл из Киля, тогда еще датского, Людвиг Росс (1806 – 1859), который, получив на родине образование по медицине и орнитологии, в 1834 г. поступил на греческую службу главным "эфором" (хранителем и консерватором древностей). Он всерьез занялся классическими древностями и в 1837 г. занял в Афинском университете кафедру археологии и филологии. Росс перевел на новогреческий учебник Мюллера и способствовал визитам многих немецких ученых. С его участием греки снесли турецкие постройки с афинского Акрополя, раскопали занесенные мусором фрагменты парфенонского фриза, расчистили остатки храма Нике, лестницу Пропилей, Эрехтейон. В 1837 г. было основано Греческое Археологическое Общество. Ряд европейских государств стал организовывать в Греции постоянные Институты или Школы, сначала французы (в 1846), потом немцы, американцы, англичане и австрийцы, позже – итальянцы и шведы.

Так были заново открыты греческие изобразительные искусства, известные Винкельману лишь по копиям.

 

5. Обнаружение двух чудес света. Но древнегреческий мир не ограничивался ни материковой Грецией, ни даже островами Эгейского моря. Греки колонизовали и все побережье Малой Азии. Из семи чудес света два находились в Малой Азии – это Галикарнасский Мавзолей и храм Артемиды в Эфесе. Малая Азия была теперь основной территорией Турции. Турция теперь была открыта своим союзникам в борьбе с Россией – Англии и Франции.

Французы обследовали запад Малой Азии (экспедиция Шарля Тексье 1833 – 37 гг.). Английский любитель Чарлз Феллоуз (Charles Fellows), сын богатого банкира, в 1838 г. объездил значительную часть Турции и зарисовывал всё, чтó видел. В 1839 г. опубликовал книгу о своем путешествии ("Малая Азия"). В Лондоне наибольший интерес возбудили его зарисовки, сделанные в Ликии – на западном побережье Малой Азии. Феллоуз решил немедленно повторить путешествие специально в Ликию в 1840 г. С собою он взял молодого художника Джорджа Шарфа. В новой книге ("Ликия") есть много рисунков гробниц, с рельефами, с надписями неизвестного письма. В третьей экспедиции, для которой морское ведомство Британии предоставило Феллоузу матросов и офицеров, велись раскопки в Ксанфе, и 87 ящиков со скульптурами были доставлены на военном судне в Лондон. Раскопки продолжались еще один сезон, в экспедиции 1843 – 44 годов, и еще 27 ящиков были увезены. Британский музей пополнился коллекцией рельефов, уступающих только "Элджиновым мраморам". Причем свои находки Феллоуз отказался продавать, гордо заявив, что он камнями не торгует (намек в сторону лорда Элджина). Он подарил добытые сокровища музею, ожидая лишь благодарности от парламента. Парламент счел это ожидание чрезмерным, но королева Виктория возвела Феллоуза в рыцарское звание.

Но в Британском музее находки Феллоуза возбудили страсть к новым приобретениям в Малой Азии. Когда Феллоуз в конце 1841 г. отправился в Константинополь улаживать дела планируемой третьей экспедиции в Ликию, британское правительство вручило ему список еще некоторых пожеланий, среди которых находилось намерение извлечь некоторые рельефы, замурованные в крепостные стены Будруна – древнего Галикарнасса. Феллоуз тогда отказался испрашивать этот "неразумный запрос", боясь, как бы он не повредил его собственной просьбе.

Двенадцать плит с рельефами были замурованы в стены замка, выстроенного рыцарями Иоаннитского ордена и ставшего турецкой крепостью. Подозревали, что эти плиты происходят от остатков знаменитого Мавзолея, – в древности одного из семи чудес света, гробницы ликийского царя Мавзола. Три года посол Британии при турецком дворе сэр Стрэтфорд Кэнингхэм вел хлопоты, и в 1846 г. они увенчались успехом. За месяц двенадцать плит от фриза с амазонками были исторгнуты из крепостной стены и увезены в Лондон. В Генуе была обнаружена еще одна такая плита. Встала задача разыскать прочие остатки Мавзолея и, главное, разыскать место Мавзолея и раскопать его.

Этим загорелся один из хранителей музея тридцатилетний Чарлз Томас Ньютон (Charles Thomas Newton, 1816 - 1894). Лишь в 1851 г., когда окончилась Крымская война, выигранная Турцией лишь благодаря участию Англии и Франции, Ньютон смог впервые посетить замок в Будруне. Он обнаружил двух львов, тоже замурованных в стену – явно от Мавзолея. В 1852 г. он устроился вице-консулом на Лесбосе и консулом на о. Родос. В Константинопольском музее он обнаружил амазонку – кусок от того же фриза. Еще некоторые фрагменты оказались замурованными в стены домов на Родосе. Посол, Кэнингхэм, ставший лордом Рэдклифом, добился от султана разрешения на раскопки. Расположение Мавзолея было установлено еще тридцатью годами ранее английским архитектором Т. Л. Доналдсоном. В 1857 г. начались девятимесячные раскопки, и было обнаружено множество обломков, из которых были составлены статуи Мавзола и Артемисии.

В 1858 – 59 годах Ньютон проводил раскопки в Книде, где он повел их так, что раскрыл планировку древнего города – до него этого не делал никто.

В 1861 г. Ньютон вернулся в Британский музей после десятилетней паузы в своей хранительской деятельности, но музей за это время обогатился одним из чудес света – Галикарнасским Мавзолеем, предком всех мавзолеев. Ньютон сумел собрать в Британском музее все остатки Мавзолея.

Другое из семи чудес света, оказавшееся в Британском музее благодаря хлопотам Ньютона, это храм Артемиды Эфесской. Сожженный в 356 г. до н. э. Геростратом, он был восстановлен греками вскоре после пожара. Но в бедствиях последующих времен (турецкое завоевание, нашествия арабов) храм был разрушен и место его утеряно. В начале 1830-х годов географ Генрих Киперт предположил, где он должен находиться, и в 1863 г. архитектор Джон Тёртл Вуд (John Turtle Wood), получив ассигнования от Британского музея и Общества Дилетантов, отправился на это место и под скалистым холмом Аязолук нашел следы храма. Основание храма залегало в болотистой земле на глубине более 6 м под нынешним уровнем. За пять лет раскопок были извлечены барабаны колонн и фрагменты еще более древнего храма (эпохи Креза), но в трудных обстоятельствах провести раскопки качественно не удалось, храм как целое остался загадкой.

 

6. Открытие этрусков. Еще одним важным открытием этого периода в мире классических древностей были этрусские памятники Италии, также слабо известные Винкельману. Он считал их греческими. В каком-то смысле этрусские памятники можно относить не к классической древности, а к древности восточной. По крайней мере, изучение этрусков совпадают с изучением восточных народов по необходимости расшифровки языка, не индоевропейского. Да и многие особенности культуры этрусков требуют привлечения ориенталистов. Во всяком случае можно располагать памятники этрусков на грани классической и восточной археологии.

Об этрусках, господство которых в Италии предшествовало Риму, сохранилось очень мало исторических сведений, надписи читаются, но язык непонятен до сих пор. В XV - XVI веках могилы их подвергались разграблению, некоторые вещи попадали к коллекционерам. В 1723 г. флорентийский ученый Филиппо Буонаротти опубликовал рукопись шотландского баронета Томаса Демпстера, составленную в 1616 – 17 гг. по письменным греческим и римским источникам об этрусках, с добавлением репродукции фрески из могилы в Тарталье. В 1726 г. было учреждено общество " Этрусская Академия", которое публиковало отчеты о своих заседаниях и доклады. В 1737 – 43 гг. Антонии Гори опубликовал трехтомный труд "Этрусский Музей", в котором многие греческие и римские памятники отнес к этрускам. Такую же путаницу представляет и труд по римской архитектуре художника Джан Батиста Пиранези, вышедший в 1761 г. Его жестко критиковал французский классицист Жан-Пьер Мариэтт, утверждавший, что римляне копировали греческие модели, а этруски и сами были по происхождению греками. Греческими иммигрантами их считал и Винкельман.

Но настоящая охота за экзотическими этрусками началась под влиянием романтизма. В конце XVIII века английский художник Джеймс Байрс (James Byres) зарисовал ряд этрусских могил (рис. 8), открытых в Тарквинии и опубликовал их под названием "Гипогеи, или Погребальные катакомбы Тарквинии". Аббат Луиджи Ланци (Luigi Lanzi), изучавший этрусский язык и считавший его италийским (в чем он ошибался), опубликовал в 1806 г. том этрусской керамики. Он убедительно подтвердил (стилистическим анализом и надписями) предположение Винкельмана, что многие этрусские вазы на деле греческие. Это не решает вопроса о происхождении этрусков, но в этом частном выводе Винкельман оказался прав.

Дальнейшее расширение знаний об этрусках – заслуга Института, созданного Герхардом, о котором речь будет дальше. Этот институт финансировал раскопки этрусских могильников Корнето, Бомарцо, Чьюзи и Вульчи (следом за принцем Канино) и опубликовал исследования материалов – фресок, керамики, зеркал. Становилось всё более ясно, что и этрусские фрески находились под сильным греческим влиянием, и что по ним можно прослеживать развитие и греческой живописи, недоступной в оригиналах.

Британский консул в Италии Джордж Деннис (George Dennis) объездил труднодоступные пустоши Тоскании (туски – по латыни этруски), обследовал их этрусские древности (рис. 9) и опубликовал в 1848 г. двухтомный отчет о своем путешествии "Города и могильники Этрурии". Он с горечью описывал разрушение этих памятников, происходившее на его глазах:

"Тщетно мы пытались предохранить некоторые от разрушения; они были roba di scioccheza – "дурацкий хлам" – capo (местный старейшина) был непреклонен; его приказы были разрушить немедленно всё, что не имело денежной стоимости, и он не мог разрешить мне унести один из этих остатков, которые он так презирал. Плачевно, что раскопки ведутся в таком духе; с единственным видом на прибыль и без учета развития науки" (Dennis 1883: 450).

Между тем борьба за объединение Италии подстегнула идеологов национальной культуры к осмыслению этрусков как великих предков итальянского народа и обратила многих к опровержению взгляда Мариэтта и Винкельмана, что это были просто греки.

Гораздо более драматична и парадоксальна была судьба основной концепции Винкельмана. Поднятая как знамя великим Гёте и его Веймарским кругом, она была очень двойственно воспринята университетскими профессорами.

 

7. Гёте и древности. Движения общественной мысли рассматриваемого периода и отношения общества к классическим древностям отразились в творчестве величайшего литератора Германии Йогана Вольфганга Гёте (1749 – 1832). В Лейпцигском университете в 1865 – 68 гг. он обучался праву и там стал брать уроки рисования у Эзера, который двенадцатью годами ранее дружил в Дрездене с Винкельманом. Обучение в Лейпциге было прервано болезнью, которая побудила Гёте вернуться в родной Франкфурт на Майне, где он отдал дань увлечению пиетизмом, алхимией, астрологией и всяческой мистикой. Продолжил образование он в 1770 – 71 гг. Штрассбурге, где знакомство его с Гердером привело к формированию литературного движения "Бури и Натиска" ("Sturm und Drang"). Движение это рассматривают как протест против господства французского классицизма в литературе и провозвестник романтизма. Провозвестником романтизма оно было, но, с его драматичностью и напряженностью, контрастами, с неподчинением классическим правилам, в не меньшей мере оно может рассматриваться и как последняя вспышка северного барокко.

С 1775 г. Гёте поселился в Веймаре, а в 1886 – 88 гг. совершил поездку в Италию, куда, как полагают, его погнала неудовлетворенность идеями движения "Штурм унд Дранг", которое он к этому времени перерос. В своих стихах он сформулировал девиз века: "Kennst du das Land, wo die Zitronen blühn...? … Dahin, dahin!" ("Знаешь ли ты страну, где цветут цитроны? Туда, туда!"). "Только теперь я начинаю жить!" – воскликнул он, прибыв в Рим. В Риме он не расставался с трудами Винкельмана и с наслаждением впитывал классический дух Возрождения, уравновешенность и спокойное величие архитектуры и скульптуры, трезвую верность природе. Пребывание в Италии и погружение в античность (рис. 10) произвело на него огромное впечатление и отразилось в ряде произведений: "Римские элегии" (1788 – 89), "Ахиллеида" (1808), "Итальянское путешествие" (1816 – 17) и др.

В 1808 г. он организовал публикацию сборника "Винкельман и его век", где поместил свои хвалебные "Наброски к характеристике Винкельмана". Тема для его величайшего художественного произведения "Фауст" была выбрана не без участия его ранних увлечений мистикой. Развитие темы обязано его энтузиазму Бури и Натиска, а продолжение работы над "Фаустом" и окончательное оформление всей эпопеи последовали уже после возвращения из Италии и несут на себе отпечаток холодных размышлений зрелого Гёте и его новой увлеченности наукой. Он занялся сравнительной морфологией растений, гомологией скелета разных видов животных и прочим естествознанием. В литературном творчестве Гёте это был классический период. Он говорил: "Классицизм – это здоровье, романтизм – болезнь".

В политике он занимал консервативные позиции, не поддавался националистическим чувствам, стоял в стороне от движения за объединение Германии – он пользовался преимуществами существования маленьких государств с просвещенными монархами, как приютившее его Саксо-Веймарское герцогство, где можно было спокойно пересидеть революционные потрясения и наполеоновское нашествие, занимаясь литературой и наукой.

Занимался Гёте и сам тем, что можно назвать археологическим исследованием древностей. Такой известный немецкий археолог ХХ века, как Эрнст Бушор, назвал Гёте "героем-основателем" (греч. ήρος κτίστες) археологии (Sichtermann 1996: 132). Это, конечно, сугубое преувеличение. Но об археологических статьях Гёте написан ряд специальных работ (Bapp 1921; Praschniker 1937; Grumach 1949; Weickert 1952; см. также Schiering 1969: 25 – 33; 1986; Sichtermann 1996: 132 – 144). Гёте писал статьи об античных скульптурах, рельефах, где оценивал материал, технику, подлинность, композицию, сравнивал пропорции произведений, помещал рецензии на археологические книги. Таких его работ не менее десятка. Он создал и редактировал журнал "Искусство и древность" (1816 – 1832, вышло 6 томов). В своих археологических работах Гёте не выходил за пределы концепции Винкельмана, разве что несколько больше упирал на индивидуальность творцов.

Гораздо больше можно было бы сказать о значении идей Гёте для последующего развития археологии, имея в виду его естествоведческие работы по морфологии, в частности его понимание типа, но само по себе это не археологическая деятельность.

Гёте был одним из последних (и блестящих) представителей просвещенного дилетантизма, на грани с наукой. Его собственное отношение к назревающей сциентификации знания и специализации наук было скорее негативным. В "Фаусте" Мефистофель издевательски замечает: "Daran erkenn ich den gelehrten Herrn, was ihr nicht tastet, steht euch meilenfern... was ihr nicht wünscht, das, meint ihr, gelte nicht" (Ученого я узнаю по манере: что вы не можете потрогать, то запредельно далеко,.. что вам не нужно, то не имеет значения". Канцлер фон Мюллер передает слова Гёте: "Вы, ученые, не что иное, как книги, переплетенные в человеческую кожу, а часто - в свиную кожу". Дилетантизм же он ставил высоко: "Ибо дилетант приводит в действие продуктивную силу, так что культивирует в человеке нечто важное". А в "Максимах и размышлениях" наставлял: "Назойливость юных дилетантов нужно переносить с благожелательностью: с возрастом они станут самыми истинными почитателями искусства и мастера". Себя он в освоении античного искусства хотел поставить "в середку между ученым и другом искусства" (цит. по: Sichtermann 1996: 133 – 134).

Но время успехов гениальных универсалов и просвещенных дилетантов безвозвратно уходило. Антикварии, сортировавшие вещички и упивавшиеся прекрасными антиками на досуге, могли быть любителями и практиковать еще бездну разных занятий. А ведь после Винкельмана нужно было очень полно и системно охватить весь объем знаний по истории искусства и по источникам этой истории, по археологии. Наступало время ученых специалистов, экспертов, профессионалов.

 

8. Генеалогическое древо профессуры и археология. Винкельман погиб, не оставив непосредственных учеников. Он ведь не был ни художником, ни университетским профессором. Более того, он неприязненно и насмешливо относился к университетским профессорам, и это отношение усвоили многие археологи – еще в 1939 г. Фр. Кёпп восклицал: "Кто же станет искать археологию в аудиториях университетов!" (Koepp 1939: 12). Но для становления науки требовались преемственность, школа, обучение. Сменивший Винкельмана на посту папского "префекта древностей" Джованни Батиста Висконти (ум. в 1784), представитель обедневшей ветви знатной семьи, правившей в эпоху Возрождения в Милане, работал в итальянской антикварианистской традиции: его целью была не история искусств и стилей, а публикация античных памятников, разбитых по видам и мифологическому содержанию. Сын его, Эннио Квирино Висконти (1751 – 1818), продолжавший именно эту традицию, стал самым видным антикварием Италии. Другой сын Филиппо Аурелио опубликовал в 1820 г. первый каталог Лувра, а внук Пьетро Эрколе представлял собой уже третье поколение антиквариев этой династии - он был официальным археологом Италии, который оценивал коллекцию Кампаны. Другой внук (сын Эннио) Лодовико Туллио (1791 – 1859) был архитектором в Риме. Во второй половине XIX века Карло Лодовико из той же династии стоял во главе археологической комиссии Рима. Отдаленным потомком этого семейства является кинорежиссер Лючино Висконти.

Учение Винкельмана нашло отзвук не в Италии, а в Германии. Его воздействие на формирование археологии там распространялось именно через университеты, захватывая университетских профессоров и делая их его более или менее верными апостолами, прежде всего в Германии. Такая особая восприимчивость Германии к его учению объяснялась, вероятно, тем, что в Германии почитание античности и грекофильство в это время культивировались влиятельными интеллектуалами (Гёте, Лессинг, Гердер). Сказалось и то, что Винкельман стал одним из создателей немецкого литературного языка, который был в это время главным средством объединения Германии – культурного, поскольку политически Германия оставалась раздробленной.

В Германии преемственность шла не по семейной линии, а по университетской. Рассмотрим сеть преемственных связей немецкой профессуры в классической археологии (рис. 11).

В Лейпциге в первой половине XVIII века читал курс античных изобразительных искусств профессор поэзии и красноречия Йоган Фридрих Крист (Johann Friedrich Christ, 1700 – 1756). Он начал в Германии университетскую традицию чтения курсов по искусству, но по времени еще не мог учитывать Винкельмана: он был современником Монфокона.

Его учеником был профессор элоквенции (красноречия) Кристиан Готлоб Гейне (Christian Gottlob Heyne, 1729 – 1812), тот самый, который с 1767 г., с последнего года жизни Винкельмана, стал читать в Гёттингенском университете курс археологии искусства. У него было много учеников. Один из них, Й. А. Эрнести (J. A. Ernesti,????????), занял место в Лейпциге и читал там курс "литературной археологии" (archaeologia literaria). Другим был Й. Гурлит (J. Gurlitt, 1754 – 1824), который также использовал термин Спона и даже назвал Спона "отцом археологии". Третьим учеником Гейне был датчанин Георг Цоэга (Georg Zoёga, 1755 – 1809), переселившийся подобно Винкельману в Италию. А четвертым был филолог Ф. А. Вольф (F. A. Wolf, 1754 – 1824), работавший в Галле и известный тем, что инициировал длительный спор об авторстве Илиады и Одиссеи. Учениками Гейне были также Йоган Филипп Зибенкес (Johann Philipp Siebenkees), которому принадлежит первое (1799 – 1800) руководство по археологии – "Handbuch der Archäologie" в двух томах (распечатка конспекта лекций Гейне вышла только в 1822), и К. Авг. Бёттигер (Boettiger), основавший первый археологический журнал в Германии – "Amalthea, Archäologie und Kunst".

Учеником Цоэги был Фридрих Готлиб Велькер (Friedrich Gottlieb Welcker, 1784 – 1868), работавший в Гёттингене и Бонне, а учеником Вольфа – Август Бёкх (August Boeckh, 1785 - 1867), филолог и историк искусства, создавший "Корпус греческих надписей". В свою очередь у этих двух профессоров, работавших в первой половине XIX века, учились многие археологи-античники. Учениками Бёкха были археологи второй четверти века Эдуард Герхард (Eduard Gerhard, 1795 – 1867), работавший в Риме и Берлине, Карл Отфрид Мюллер (Karl Ottfried Müller, 1795 – 1844), сменивший Велькера в Гёттингене, и Отто Ян (Otto Jahn, 1813 – 1869), преподававший в Грейфсвальде, Лейпциге и Бонне. Учениками Велькера были археологи второй половины века Генрих Брун (Heinrich Brunn, 1822 – 1894) и Йоганнес Овербек (Johannes Overbeck, 1826 – 1895).

Из учеников Эдуарда Герхарда более всего известен Эрнст Курциус (Ernst Curzius, 1814 – 1896). Учеником Мюллера был Людвиг Преллер (Ludwig Preller, 1809 – 1861), специализировавшийся по греческой мифологии. Учеником Яна был его племянник Адольф Михаэлис (Adolf Michaelis, 1835 - 1810), известный своим историческим обзором археологических открытий XIX века.

Эту "родословную" можно продолжать и дальше, к концу века и за его пределы. Из учеников Бруна известны Рейнгард Кекуле фон Штрадониц (Reinhard Kekulé von Stradonitz, 1839 - 1911), который учился также у Герхарда, и Адольф Фуртвенглер (Adolf Furtwängler, 1853 - 1907). И т. д.

Между прочим, от некоторых мест этого генеалогического древа ответвляются линии развития русской классической археологии, да и не только классической.

Как можно было заметить, именно в этой среде привилось обозначение ученых занятий классическими древностями как археологии. Причем не всяких ученых занятий, а нацеленных на изучение истории классического вещественного искусства – скульптуры, резьбы по камню, архитектуры, то есть того, чем занимался Винкельман. Но Винкельман свои занятия археологией не называл, он прямо говорил об истории искусств древности, а окружающие несомненно относили его к числу антиквариев. Антикварианизм к этому времени охватывал, особенно вне классического круга, не только произведения искусства, но и оружие, могильные сооружения, религиозную утварь (треножники) и прочее. Почему термин "археология" прилип к классическим древностям ясно: он и составлен из греческих корней. Но почему он стал обозначать историю искусства?

Это сводится к вопросу о том, почему ученые, занимающиеся классическими древностями, выдвинули Винкельмановскую тематику на первый план в своих занятиях и сочли именно ее достойной получить статус и имя особой науки. Дело в том высоком статусе, который в немецкой философии начала XIX века получило искусство. По учению Йогана Голиба Фихте Johann Gottlieb Fichte, 1762 – 1814), воззвавшего к осознанию достоинства нации и возглавившего в 1810 г. новосозданный берлинский университет, искусство выполняет высокое гуманитарное назначение. Преподававший в конце своей карьеры в Берлинском университете Георг Вильгельм Фридрих Гегель (Georg Wilhelm Friedrich Hegel, 1770 – 1831) читал в 1820 – 29 годах лекции по эстетике, пользовавшиеся огромным авторитетом и напечатанные в 1835 – 38 гг. В них он провозглашал, что религия, философия и искусство это те области, где человек достигает высшего развития духовного и абсолютного знания (Kaminsky 1970).

Философия Фихте и Гегеля прежде всего распространялась в университетской среде. Здесь археология и наполнилась искусствоведческим смыслом, а учение Винкельмана стало называться археологией (Robertson 1963).

 

9. Профессора и их учение: Гейне, Герхард и др. Таким образом, Гейне (Fittschen 1980) стоит у начала той университетской традиции, которая могла воспринять и в значительной мере восприняла учение Винкельмана.

Младше Винкельмана на 12 лет и пережив его на 44 года, Гейне (рис. 12) происходил из столь же бедной среды, также после обучения прибыл в Дрезден работать в библиотеке, прежде чем устроился профессором в Гёттингене. Гейне познакомился с Винкельманом еще в Дрездене, затем переписывался с ним и находился под влиянием его знаменитого труда. Участвовал он и в кассельском соревновании посмертных восхвалений Винкельмана и выиграл его у Гердера. Но, как ехидно замечает биограф Винкельмана Карл Юсти, гёттингенский профессор, возлагая на главу Винкельмана лавровый венец, постарался между строк выщипать из него столько листьев, сколько смог. Поэтически-вдохновенная манера Винкельмана была ему чужда, он считал выводы Винкельмана поспешными, сделанными до полной обработки материалов, отмечал он и некритическое пользование древними авторами. Уже в 1771 г. он опубликовал "Исправления и дополнения к Винкельмановской истории искусства древности". Отвергал он и винкельмановское объяснение высот греческого искусства духом свободы, а основную опору в обрисовке истории искусства искал в письменных источниках. Он признавал, что Винкельман показал миру путь объяснения древних произведений, но что касается "механики" искусства, то "несравненный граф Кейлюс … бесспорно обладал более точными и глубокими познаниями" (цит. по: Sichtermann 1996: 187). Сам же он не столько рисовал целостную картину развития искусства, сколько углублялся в частные аспекты, в которых и реализовывал свою ученость. У него очень много мелких работ.

Лекции его быстро стали знамениты и привлекли множество студентов, в числе которых были братья Гумбольдты, братья Шлегели; хотел отправиться в Гёттинген и юный Гёте, но отец его отдал в Лейпциг. Читал и писал Гейне большей частью по латыни. Дружил с композитором Гайдном. Многие боготворили Гейне, историографы называли его "подлинным основателем немецкой университетской археологии", но В. Гумбольдт считал его "настоящим прообразом всякого филистерства" (Sichtermann 1996: 186).

Ученик гёттингенского профессора датчанин Цоэга (Welcker 1819) происходил из итальянской семьи, переселившейся в XVI веке на север – отсюда его необычная для датчанина фамилия. По окончании курса он писал другу: "Господин Гейне хочет сделать из меня крупного субъекта… Я добровольно и motu proprio (буквально) дал себя завербовать в археологисты" (Schiering 1969: 38). Цоэга (рис. 13) имеет еще больше общего с Винкельманом: также переселился в Италию насовсем, также сменил религию на католическую, также в Италии попал под покровительство кардинала – его покровителем был Стефано Борджиа, - и также в Италии его удерживала любовь, но не к юношам, а к прекрасной римлянке, на которой он и женился, став в результате многодетным отцом (Sichtermann 1996: 190). Он дружил со скульпторами Кановой и Торвальдсеном, и с семейством Вильгельма Гумбольдта, который был послом Пруссии в Ватикане.

Цоэга отошел от историко-филологической манеры Гейне и перенял способ работы Винкельмана – исходя из стилистических особенностей памятников. Но он почти не упоминает Винкельмана в своих произведениях, а без устали восхваляет своего учителя Гейне. Он стремился соединить традиции Винкельмана и Гейне, но с преобладанием Гейне - старался перенести на памятники филологическую методику. Он работал над египетскими древностями в духе Винкельмана, но более сухо и методично, в большой мере находясь под влиянием Эннио Квирино Висконти. Цоэга более детально проследил развитие египетского искусства, чем это сделал Винкельман, и составил образцовый свод обелисков, а также свод римских барельефов. Он не был университетским профессором, но в Риме ввел Велькера в изучение древностей.

И Гейне и его ученики были современниками французской революции и наполеоновских войн, все они окончили жизненный путь в первой четверти XIX века. Следующее поколение жило в первой половине века.

Увлекавшийся поэзией Велькер (Kekulé 1881; Geominy 1986; Himmelmann 1986; рис. 14), в 1805 г., еще юношей, побывал в Веймаре и посетил Виланда и Гёте. В Германии он был знаком также с братьями Шлегелями и Платеном, затем прибыл в Рим на три года (1806 – 1808) и работал воспитателем детей Вильгельма Гумбольдта, поддерживал там также связи с Торвальдсеном и Цоэгой. Любя поэзию, Велькер предпочитал всё же изучать скульптуру и был чистым археологом искусства. Нормативный характер классической скульптуры был для него аксиомой. Вернувшись из Рима, Велькер стал с 1816 г. профессором в Гёттингене, сменив Гейне. Затем он 40 лет преподавал в Бонне, создал там учебный музей и написал свои "Древние памятники" в 5 томах (1849 – 1864). Писал он и о греческой религии. Ценя независимость, он задирался с юстицией и полицией и даже был временно отстранен от преподавания. Экзальтированный и идеализировавший древнюю Грецию, по духу и стилю занятий он был ближе всех к Винкельману. Его основные ученики-археологи (Брун и Овербек) поступили к нему только в боннский период и вошли в науку позже, чем ученики его сверстника филолога Бёкха из той же школы.

Преподававший с 1811 г. в Берлинском университете Бёкх рядом особенностей напоминает своего старшего сверстника Александра Гумбольдта (Humboldt, 1767 - 1835), который был героем и символом естествознания своего времени. Гумбольдт, страстный коллекционер и путешественник-открыватель, был комплексным исследователем – он географ, геолог, гидролог, метеоролог, биолог, этнограф, и бог весть кто еще. Но не открытие законов манило его, а описание мира. Его «Космос» заложил основы дескриптивного понимания задач науки. Он, конечно, прежде всего естествоиспытатель, со страстью все собирать, анатомировать и измерять. Собирал он и антропологические факты. Он всегда выступал за человеческие права аборигенов и их политические свободы, дружил с Симоном Боливаром. Шиллер называл Гумбольдта «придворным демократом». Бёкх же, хотя и был чистым филологом, но предпочитал позитивные знания – измерял и высчитывал метрику поэтов, изучал веса и меры, основания для чеканки монет. У него было много учеников, в числе их, между прочим, социалист Лассаль, с которым Бёкх был очень дружен. Из русских академиков немецкого происхождения у Бёкха учились Генрих Карл Эрнст (Егор Егорович) Кёлер и Бернгард Карл (Борис Васильевич) Кёне.

В 60-е годы Бёкх читал лекции по "энциклопедии и методологии филологической науки" (она вышла в 1877). Он считал, что "дисциплина антиквитетов или древностей … больше образовалась случайно и без научного принципа", поэтому "древности как особая дисциплина не держатся, а могут быть разделены на четыре раздела древлеведения": публичная жизнь, частная жизнь, внешняя религия и искусство, общее знание древности (мифология, философия, наука, литература и языкознание). Иными словами, в древней культуре он не находил структурного единства и тоже предпочитал простейшим образом упорядоченное описание, дескриптивный принцип изучения. Поэтому он предпочитал группировать знания о древности, которые он называл филологическими, в алфавитном порядке. Это и есть словарно-энциклопедический подход, только недавно введенный французскими просветителями-энциклопедистами.

Характерно, что именно в годы доминирования Бёкха и его школы в Германии стала выходить "Реальная Энциклопедия классической древности" Паули (1842 – 1866), в 8 томах, впоследствии вышедшая в 80-х годах вторым изданием, а с 1894 г. развернувшаяся в колоссальное предприятие, более полусотни томов (называемых полутомами), и завершенное к середине ХХ века. Пользуются ею до сих пор.

Из нескольких видных учеников Бёкха ведущее место в археологии второй четверти XIX века занимает Эдуард Герхард (Jahn 1868; Kekulé 1911; Wrede 1997; рис. 15). Защитив диссертацию по сугубой филологии в 1815 г. в Берлине, этот уроженец Познани, тогда немецкой, отправился в Рим (и стал там жить в 1819 - 20, потом с 1822 по 1833). Это был уже третий крупный немецкий антиковед, поселившийся в Риме. Но в Рим он прибыл отнюдь не как антикварий, а как филолог, лечить болезнь глаз, которая на время вынудила его отказаться от чтения литературы. Именно поэтому он заинтересовался большими произведениями искусства, которые не требовали напряжения глаз для своего осмотра и которые в его студенческие годы были предметом одного из семинаров у Бёкха. Это обратило его к восприятию памятников древнего искусства как источников для понимания античности и к проблематике Винкельмана.

Вот Герхард стал безоговорочным поклонником Винкельмана, развивающим его учение о стилях. Вместе с силезцем Панофкой, другим учеником Бёкха, он издал "Античные статуи Неаполя" (1827). Тогда же он затеял обширное издание "Античные статуи", выходившее с 1827 по 1837 гг. (вышло 20 таблиц из задуманных 300). Для коллективного "Описания города Рима" он написал искусствоведческое введение и "Античные древности Ватикана" (1830 – 31). Затем в результате его увлечения раскопками этрусских могильников последовал длинный ряд его работ, из которых наиболее известен "Отчет о находках в Вульчи" ("Rapporto volcente", 1831). В нем дана классификация расписной керамики, ставшая канонической и воплотившая методику Винкельмана на новом материале. Известны и его "Избранные греческие вазовые изображения" (1840).

Герхард исходил из правила эмпиризма основываться на фактах: "primum monumentarum, deinde philosophari" ("сначала памятники, потом философствовать") (цит. по: Niemeyer 1974: 222). Он сформулировал уже приведенный мною афоризм о сравнительном методе: "С памятниками искусства так: кто видел один - ничего не видел, кто видел много – видел один". Он же ввел повторяемую и в ХХ веке в учебниках классической археологии трехступенчатую схему интерпретации памятников: 1) аутопсия объекта и его описание, 2) классификация по местонахождениям, технике и т. п. 3) объяснение памятника с помощью привлечения других источников, особенно письменных. В своих работах Герхард дал образцы систематического описания памятников. Там обязательно есть разделы: 1) "Место и происхождение" (включая сведения о приобретении), 2) "Возраст", 3) "Материал и состояние" (или "Материал и техника"), 4) "Назначение и определение", 5) "Стиль и изображение", 6) "Предмет и значение".

Его соученик у Бёкха Отто Ян назвал его "основателем археологии как научной дисциплины" (цит. по: Bruer 1994: 127), Виламовиц называл его "первым цеховым археологом", т. е. первым профессионалом.

Но больше всего Герхард прославился своей организаторской деятельностью. В Риме тогда проживало и бывало наездами много немецких и вообще северных ученых-антиквариев, художников и любителей древности: кроме Герхарда, Панофки и Велькера, также Вильгельм фон Гумбольдт, Бартольд Георг Нибур, Кристиан Карл Иосия фон Бунзен (все трое были последовательно посланниками в Ватикане, и все трое слушатели лекций Гейне), Уильям Гамильтон (английский посланник в Неаполе и коллекционер) и др. Ученик Цоэги Велькер еще в 1819 г. предложил создать в Риме научный институт. Тогда нашлось немного молодых энтузиастов (четверо), которые в 1823 – 25 гг. объединились в Гиперборейско-Римское Общество (Societá Iperborea-Romana), среди них были Герхард и Панофка.

Герхард оказался наиболее активным, и благодаря его деятельности в 1829 г. из общества был создан Институт Археологической Корреспонденции (Instituto di Corrispondenza Archeologica) – международная организация для обмена археологическими сведениями, с отделениями итальянским, французским, английским и немецким. Президентом избиралась знатная персона (например, князь Меттерних), а секретарем был Эдуард Герхард. Институту покровительствовали европейские монархи, и Герхард сумел добыть средства на издание институтской периодики: большеформатных "Неизданных памятников", "Анналов" и "Бюллетеня". Кроме того Институт издавал отдельные монографии, и сам Герхард показал пример, подготовив и издав "Этрусские зеркала". Издавались большие каталоги ваз, барельефов с саркофагов, зеркал и т. п.

В 1833 г. Герхард переехал в Берлин, где стал Археологом Королевского Музея (для него был учрежден такой пост) и с 1844 г. профессором Берлинского университета (рис. 16). Там у Герхарда слушал лекции Алексей Сергеевич Уваров, археолог-античник и основатель русской первобытной археологии.

Герхард создал в Берлине Археологическое Общество (1841) и стал издавать "Археологическую газету" (с 1843 г.). Что же касается Рима, то там Герхарда сменил Эмиль Браун, а того Генрих Брун. При них Институт превратился в высшую школу, куда выпускники немецких (и не только немецких) университетов ехали совершенствоваться в археологии. В числе их при Брауне был Лудольф Эрнст Стефани, впоследствии русский профессор (Дерптского университета) и академик, руководитель античного отдела Эрмитажа. В 1859 г. прусское прусское правительство взяло на себя все расходы Института археологической корреспонденции, и он из международного превратился в прусский государственный институт с центральной дирекцией в Берлине. Ныне это Немецкий археологический Институт, его Анналы стали Ежегодником (Jahrbuch), а Бюллетень – Сообщениями (Mitteilungen). Герхард же основал в 1843 г. ежегодные берлинские "Программы Винкельмана", приуроченные ко дню рождения его кумира (9 декабря), распространившиеся на другие университетские центры Германии и отмечаемые по сей день.

Целиком под влиянием Герхарда находился его соученик Теодор Сигизмунд Панофка.

Из других учеников Бёкха кафедру Гёттингена, ставшую знаменитой и авторитетной благодаря Гейне, занимал Карл Отфрид Мюллер. В 22 года он сменил там Велькера, работал там 20 лет, в 20-х годах выпускал монографии о древних народностях – миниях, дорийцах, этрусках и написал "Введение (Prolegomena) в научную мифологию", в 1830 г. составил "Руководство по археологии искусства" (над которым работал 11 лет), издал "памятники древнего искусства" (1832) (Franke und Fuchs 1984). Умер 43 лет в Греции от солнечного удара, восторженно осматривая древний храм. По преданию, последние слова его были: "Какие колонны!"

Его соученик у Бёкха Отто Ян (Gerhard 1866; рис. 17), устроившийся в Киле, был очень разносторонним человеком. Кроме античного изобразительного искусства он также профессионально занимался историей музыки, написал биографию Моцарта, исследование о музыке Бетховена. Это он основал в немецких университетах утвердившийся надолго стиль археологически-искусствоведческих занятий. Он планомерно читал "Введение в археологию и археологическое интерпретаторство" ("archäologische Interpretatorien"), понимая под археологией историю античного искусства, а параллельно с этим вел семинарские занятия. В революционной обстановке 1848 года Ян симпатизировал революции и был по политическим основаниям лишен профессорства. Потом он переехал в Бонн, сменив там Велькера.

Он еще больше, чем Герхард, почитал Винкельмана: над своим письменным столом держал его портрет, еще до Берлина учредил в Киле и Грейфсвальде ежегодное празднования дня рождения Винкельмана. В Винкельмане он ценил не столько историзм, сколько преданность классическим традициям: в "учебном музее искусства" в Бонне он расположил гипсовые отливки античных скульптур не в хронологическом порядке или по тематике, а по их эстетической ценности, увенчав ряд скульптурами Парфенона.

 

10. Филологическая школа. Родоначальник этой "родословной" Крист, современник Кейлюса, был филологом, но понятием "литературы" он покрывал все виды исторических памятников: книги, надписи, монеты, статуи, утварь и т. п. Памятники древнего искусства он приравнивал к рукописям. Он применял к памятникам искусства испытанные методы историко-филологической работы: критику источников, сверку оригинала и копий, учет ясных признаков, сбор фактов и доказательств, отклонение недоказанных предположений и т. д. и, конечно, основывался прежде всего на письменных источниках. Историю античных скульпторов и архитекторов он извлека