Тангалашки: телевизионное восстание бесов

 

Правильно заметил один из блогеров: если вы не знаете, что такое ад, включите 2 мая официальные развлекательные каналы российского телевидения и наложите их образы на искореженные трупы жертв Дома Профсоюзов. Сами физиономии Баскова или Киркорова, да и практически всего телебомонда России — Урганта, Цекало и т. д. — вообще несовместимы с русским представлением о достойном поведении, корректной внешности, жестах, действиях и словах. Что-то во всем это удивительно напоминает Киев, его олигархические лживые каналы, распущенность старающихся подражать Западу провинциальных дегенератов. Те, кто заполняет российское ТВ и кто его делает, — настоящие преступники перед нравственностью, духом, историей, идентичностью России. Здесь вообще нет ничего русского, ни малейшего намека на солидарность, честь, сострадание, жертвенность, чистоту, благочестие, целомудрие. Это пляска бесов, тангалашек (по Паисию Святогорцу), бесстыдная демонстрация вырождения и глубинного нравственного падения. Это совершенно не весело и не смешно. Это на самом деле ужасает.

С такой культурой, с таким уровнем развлекательных программ, с такими рожами, с такими передачами и ведущими мы Россию не возродим, не мобилизуем, не пробудим. На наших глазах сожгли заживо десятки людей, сожгли нацисты, жестоко, цинично, добили раненых, убили русских. И никакого такта, чтобы внести коррективы в программу. Ни малейшего нравственного движения. Кто они, российские телемагнаты? Иногда кажется, что они ничем не отличаются от своих украинских коллег, работающих по заказу циничных олигархов — порошенок, коломойских и ахметовых. Да, Путин поставил политическое вещание под прямой контроль, и оно очень качественно, почти безупречно. Но все остальное? Ведь очень важен контекст. Когда на фоне полной дегенерации появляются серьезные и скорбные лица дикторов, говорящих о политике, войне, жертвах, смертях, они воспринимаются очень странно — как будто продолжается какое-то циничное и особо жестокое телешоу.

Так же дело обстоит и в культуре, и в образовании. Здесь зверствует уже даже не шестая колонна, но пятая, откровенная русофобия вполне в духе Евромайдана и «Правого Сектора». В России преобладает антироссийская культура. В России образование построено в антироссийском ключе. И что мы хотим от Юго-Востока Украины? Они видят в нас и любят в нас идеальную Россию. Ту Россию, которая, конечно, есть, но под спудом, в глубине. На ТВ беснуется другая Россия, Россия либеральных вырожденцев, Россия телебесов.

Контраст между трагедией 2 мая в Одессе, событиями в Краматорске и Мариуполе и линией развлекательного российского телевещания — это приговор. Это просто предательство. Это моральный конец тех, кто за это отвечает — на самом ТВ и в государстве. С таким настроем мы далеко не уедем. Мы потеряем то, что еще осталось в нас от нас самих.

 

На Запад!

 

…Мы прожили страшные дни. Кровавые праздники. Все, кто сомневался, увидел истинное лицо хунты и ее террористических карательных отрядов. Все точки расставлены. Места для иллюзий и надежд, что все обойдется само собой, больше не осталось. Киев будет убивать и потирать руки всякий раз, когда будет получать информацию о новых и новых жертвах. И чтобы мы ни делали, Запад будет на стороне убийц. Может быть, вообще положить конец всей этой отвратительной истории, пока не стало слишком поздно? Да, нам придется очень трудно, если мы поставим в истории украинского неонацизма точку. Да, мы очень многое потеряем, если сейчас примем вызов Запада и ответим на геноцид, не просто на угрозу геноцида, но на сам фактически состоявшийся геноцид, адекватными мерами. Но… Но нам будет еще труднее, и мы потеряем еще больше, если не примем вызова и не ответим на него.

Можно, конечно, ждать еще. Но я убежден, что больше ждать нечего. У того, кто действует быстрее, есть больше времени даже на то, чтобы исправить ошибки.

Поэтому я думаю, что время пришло. На Запад!

 

 

Приложение

 

«Мы увидели настоящего Путина»

 

(интервью А. Г. Дугина для «Накануне. RU», 24.04.2014 г.)

 

«Прямая линия» с Владимиром Путиным стала по-настоящему исторической.

Дело не в количестве вопросов и потраченном на ответы времени — Путин не стал бить рекорд предыдущего общения с народом, — а в том, что и как было сказано жителям страны. События на Украине, в Крыму, отношения с Западом и Востоком, о чем, собственно, президент и говорил большую часть времени, заставили говорить о главном — Россия идет против глобальной мировой тенденции, и это неудивительно: на это способен только русский человек — с особым генным кодом. О главных посылах Путина — в интервью «Накануне. RU» с политологом Александром Дугиным.

 

Вопрос: Александр Гельевич, как бы вы оценили сегодняшнее общение президента России с народом?

Александр Дугин: Это первая «линия», которая фундаментально отличается от предыдущих. Здесь была стратегия, геополитика, идеология, программа, и здесь был Путин. Я увидел того, в кого я всегда верил, на кого я всегда надеялся, увидеть и услышать кого я всегда мечтал, начиная с 2000 года. Всякий раз это откладывалось, всякий раз это было неполно, всякий раз это сочеталось с недосказанностями, замалчиванием и т. д. Причем эта половинчатость присутствовала во всех предшествующих выступлениях — общение с народом, Послания Федеральному Собранию всегда подлежали двойной интерпретации. Они могли быть интерпретированы в евразийском патриотическом ключе, но всегда могли быть интерпретированы и в либерально-западническом ключе. Может быть, это специфическая форма маскировки, ведь сегодня Путин сказал, что он агент по своему происхождению, как и Сноуден, и я не исключаю, что это было так. Но сегодня Путин снял балаклаву.

Сегодня мы увидели настоящего Путина. Я всегда надеялся, что Путин именно таков. Наверное, очень многие надеялись, что он совсем другой, что он сторонник либеральной олигархии, прагматик-западник, который считается с патриотическим движением для того, чтобы поддерживать антирусскую элиту, которая сложилась в 90-е годы. Но у тех, кто слышал сегодня его в прямом эфире, уже нет никаких сомнений.

Предшествующая игра в интерпретации Путина развертывалась относительно того, в какой степени он патриот или либерал. На мой взгляд, в совокупности с присоединением Крыма, в совокупности с третьим сроком, с его предвыборными статьями, с изменением стратегии, тона и содержания всего политического вещания центральных каналов за последние два года, все это показывает, что «свершилось» — в России произошла патриотическая революция, причем прошла она сверху.

То есть не путем подъема народа, а путем движения в сторону народа со стороны верхов, не ультимативное, а добровольное, не по причине усилий патриотов, которые 23 года предпринимали попытки изменить курс России в сторону самостоятельного развития. А благодаря тому, что во главе государства в третий раз оказался человек с позициями, которые были достаточно неоднозначно поняты раньше. Теперь все встало на свои места. Сегодня мы видели Путина, как он есть, и все предшествующее выстроилось в четкую логику — Путин постепенно двигался к тому, что мы имеем сейчас. И он сегодня озвучил главные моменты, которые многие боялись, а многие желали от него услышать.

Вопрос: Какую главную мысль президента после сегодняшнего общения вы для себя выделили?

Александр Дугин: Исходя из его заявлений, я вижу, что есть курс на многополярный мир и укрепление России как самостоятельного субъекта, жесткое непринятие диктата со стороны Запада и однополярного мира. Такая степень уверенности в себе, которая превышает, может быть, даже наши возможности, но это прекрасная цель, которая точно обозначена — мы будем действовать независимо от того, что хочет от нас Вашингтон. Мы бросаем вызов так называемому Атлантическому консенсусу, мы взяли курс на жесткую, тотальную и абсолютную конфронтацию с тем Западом, который пытается сохранить свою гегемонию. В этом нет никаких сомнений, и к этой теме возвращались снова и снова — и в вопросах либералов, и в выкриках патриотов, и в обращении простых людей, и даже в письме шестилетней девочки звучала тематика борьбы с американской гегемонией, выраженная детским наивным языком.

Это был лейтмотив всего общения — Россия официально заявляет, что больше не признает США в качестве глобального гегемона и отказывается от Атлантического консенсуса. Мы не просто признаем конец гегемонии, а делаем ставку, что этот конец должен наступить. Фактически мы приняли войну с атлантизмом, которая была нам уже давно навязана, но долгое время велась в одностороннем порядке. Я в 2005 году встречался с Бжезинским. Между нами стояла шахматная доска, на которой лежала его книга. Я тогда сказал ему: «Господин Бжезинский, как вы понимаете смысл шахматной доски, ведь шахматы — это игра для двоих?». Он поднял на меня глаза и сказал: «Господин Дугин, я об этом никогда не думал». Что это значит? Америка играла в шахматы двумя руками: с одной стороны — Америка, с другой стороны — Америка. Так было в 90-е годы, так же было в начале 2000 годов — это и есть американский консенсус. То есть Америка начинает и выигрывает, а если ей кто-то мешает, то она действует так, как ей нужно, сохраняя свою позицию ровно на тех моментах, которые выгодны Америке. Шахматная игра для одного — это и есть однополярный мир.

Путин сказал: на этом мы заканчиваем подобного рода правила. Он указал, когда именно это закончилось — «конец перезагрузки» произошел во время событий в Ливии. Видимо, на всем протяжении своего нахождения у власти он собирал силы, чтобы выйти на эту колею. Поэтому мы находимся сейчас в фундаментальной оппозиции американской гегемонии. Уже все фразы сказаны, все модели о ПРО, о расширении НАТО, о работе американцев на Украине были подсказаны, высказаны, сформулированы в виде вопросов, и Путин на все эти вопросы, предложения, критику, поддержку дал однозначный ответ: Россия идет против этой глобальной мировой тенденции. Он показал, какие риски мы несем, в чем мы можем потерять, что нам грозит. Мы говорили о санкциях, об удушении НАТО, о цене на газ, о том, насколько это скажется на отношениях с Европой, и по каждому из этих пунктов Путин дал развернутое, подробное, внятное разъяснение о том, как Россия будет существовать в условиях жесткой конфронтации с американоцентричным миром.

Никогда ничего подобного не было. Все предыдущие его речи были смазаны. А теперь, в ситуации с Крымом, в ситуации борьбы за Юго-Восток Украины это самое главное. Это не жест, не кампания, не пиар, не ситуативный ответ на эскалацию отношений на Украине. Нет! Это стратегия, которая объясняет предшествующее и захватывает курс будущего. Россия вступила на путь утверждения многополярного мира, и это означает войну с американской гегемонией — не с Америкой, не с Западом, но с американской гегемонией в глобальном геополитическом, стратегическом, идеологическом, культурном, цивилизационном смысле.

Вопрос: Путин в первый раз упомянул Новороссию по отношению к Юго-Востоку Украины. Может ли это означать новый курс, новую политику? Может быть, стоит ждать более решительных действий России на Юго-Востоке?

Александр Дугин: Ничего нового я тут не увидел, так как это естественная логика. Что значит Новороссия? После того как Америка совершила прямое лобовое столкновение, свергнув Януковича, она не оставила нам, как Путин показал, никакого другого выбора, только воссоединение с Крымом и защиту интересов Новороссии и Юго-Востока Украины перед лицом киевской хунты. Ни у Путина, ни у страны нет никакого другого выхода, никто не хочет и не думает в этой идеологической парадигме ни о чем, кроме того, что Юго-Восток Украины сам выберет свою судьбу. Таким образом, Киев, который поддерживается НАТО и американской гегемонией, не сделает этого выбора за Юго-Восток, и российское вооружение, российская политика, российская экономика, российское ядерное оружие является гарантом того, что Новороссия определит свою судьбу сама.

Территория Юго-Востока выбирает не между отчаянным восстанием против Киева или покорностью перед лицом нацистской хунты, она делает выбор, который обеспечен российской мощью — либо самостоятельность, либо федеральный статус, либо создание новой государственности, либо вхождение в Россию, на что Путин абсолютно однозначно намекнул. Но он сказал, что это не выбор России, Россия выступает лишь гарантом свободного выбора. Хунта скажет: голосовать за нее либо быть объявленным сепаратистом и быть расстрелянным. Это выбор хунты, базирующейся на мощи НАТО. Если хунта и НАТО действуют сообща, а Россия устраняется, то, конечно, у Юго-Востока нет никакого выбора — люди не самоубийцы. Если же при наличии русского Крыма, при наличии мощной, последовательной, строгой и жесткой позиции России Юго-Восток начинает думать о своей судьбе, то у него есть совершенно другой выбор. Это практически расставляет точки над «i» в вопросе Юго-Востока. Путин говорит: если Киев попытается решить вопрос силой, ему это не удастся, потому что Россия это не позволит сделать. Будет ли Россия вводить войска? «Нет», — сказал Путин. Будет ли Россия настаивать на вхождении Новороссии в состав России? «Ни в коем случае», — говорит Путин. Он дает свободу выбора. Поэтому мне представляется, что сейчас борьба Юго-Востока Украины за свои права, за свою свободу и независимость вспыхнет с новой силой.

Вопрос: Но люди же продолжают гибнуть. Нельзя же это так оставить. Что должен сделать Юго-Восток, чтобы Россия имела право на более решительные действия?

Александр Дугин: В начале конфликта я описал три его фазы. Первая из них — общественная самоорганизация. Если самоорганизация Юго-Востока начнет сталкиваться с силовыми нападениями «Правого сектора» и националистических группировок, для защиты этой инициативы потребуется создание отрядов самообороны. Когда протест от мирного переходит к вооруженному, начинается вторая фаза. Сейчас мы как раз находимся на второй фазе, когда мирные протесты не дают своего эффекта, Киев не хочет слушать мнение народа Юго-Востока, продолжает им навязывать свою точку зрения и бросает туда карательные отряды националистов. Тогда народ формирует отряды самообороны. Когда же на отряды самообороны областей, которые заявили о своей независимости, бросаются военные силы Украины, начинается третья фаза. И Путин тоже сегодня об этом говорил. Он говорил, что когда он видит самолеты, танки и пушки, которые идут в сторону Юго-Востока, ему это не просто не нравится — если это выстрелит, Киев очень-очень пожалеет. На самом деле, если Киев перейдет к третьей фазе, то в дело вступит Россия. Пока речь идет о противостоянии «Правого сектора» и народного ополчения, тоже вооруженного, Россия не вмешивается и вмешиваться не будет, потому что если «Правому сектору» помогает Киев, то самоорганизации Юго-Востока должно быть достаточно для того, чтобы отразить эти атаки самостоятельно, а Россия лишь дипломатически отстаивает позицию Юго-Востока.

Вопрос: Получается, что надо ждать решительных действий, когда, к сожалению, начнется массовое уничтожение людей?

Александр Дугин: Мы ждем начала применения оружия Вооруженными силами Украины для подавления гражданского волеизъявления Юго-Востока Украины. Раньше мы, даже если какие-то гражданские пострадают, что действительно очень трагично, войска вводить не будем. «Мы не агрессоры, мы не оккупанты», — говорит Путин. Вся наша стратегия тем не менее следует из нового понимания нашего места в миропорядке, который больше не будет, по словам Путина, однополярным, а будет многополярным, где Россия будет представлять самостоятельный полюс.

Вопрос: А как бы вы прокомментировали ответ Путина на вопрос о русском народе?

Александр Дугин: Президент Российской Федерации впервые говорит о русском человеке, а потом говорит о россиянине, потому что русский — это ядро российского. Это абсолютно правильно и абсолютно естественно, но то, что это говорит президент, и то, как он об этом говорит, означает, что это является его глубинным убеждением, так же как это является глубинным убеждением всех русских людей без исключения, кроме либеральной мрази, которая вообще не имеет отношения к русским. То, что сказал Путин, — это великие слова. Они не являются какими-то особыми, философски и культурологически идеальными. Это просто некое утверждение собственной идентичности простого русского человека, который находится сейчас на посту президента России. Путин сказал самое главное — то, что наш человек не является индивидуальным, то есть либералом. Мы живем в обществе другой антропологии. Для нас частное — это не целое, а часть. Для нас отдельный индивидуум — это лишь часть большого народа.

И тут Путин сказал самое важное, что является вообще сверхавангардом. Он привлек для описания нашей идентичности самый главный фундаментальный критерий — критерий смерти. Путин говорил о красной смерти, о русской смерти, о том, что русский человек предпочитает гибнуть как герой ради своего Отечества, ради религии, ради народа, вместо того чтобы процветать индивидуально. Отношение индивидуума к смерти — это одно, а для русского человека — это другое. Для русского человека смерть является «красной», если она «на миру», то есть если она в коллективе, если она является частью исторического плана, исторической миссии нашего народа. Я таких слов ни от кого не слышал. То, что он вообще заговорил о категории народа, которая является субъектом «четвертой политической теории», и противопоставил понимание народа пониманию либерального индивидуализма, и то, что он сочетал понимание народа с понятием смерти, является сутью идеологического послания Путина. Причем именно к народам Европы — не к лидерам, не к элитам Европы обращается Путин.

Не зря он процитировал два политических течения в Европе, которые явно ему ближе всех — это консерваторы Венгрии и Национальный Фронт во Франции. Путин обращается к тем, кто представляет совсем другую Европу — Европу народов. Не к народу атлантических и либеральных элит, а совершенно к другой, глубинной Европе, которая является продолжателем и носителем средиземноморской греко-римской цивилизации, частью которой, в ее православно-византийском варианте, являемся и мы. Сегодня я три с лишним часа не отрывался от телевизора, потому что я слышал, как президент страны последовательно, логично, очень мягко, очень искренне излагает то, чему я посвятил всю свою жизнь. Путин на самом деле на практике управления такой сложной страной в такой сложный исторический период пришел к абсолютным выводам — к нашей русской истине. Не к либеральной, западнической, русофобской, буржуазно-капиталистической, а именно к нашей русской истине. Она одинакова для меня, для вас, для Путина, для обычного человека, для крымчанина, для жителя Новороссии, для огромного количества людей, которые живут за пределами России.