История Михаила Молдованова 5 страница

В какой-то момент начали ходить слухи, будто Рубцов сказал, что Атман не Пробуждённый. Непонятно, откуда они поползли, но они заставили меня перетряхнуть свои представления об отношениях с Серёгой. Я стал размышлять над этой ситуацией и на полном серьёзе представил, что он мог и в самом деле не быть Пробуждённым, а значит, я отдал свою душу какому-то сумасшедшему. Вспомнил Мороза и другие Серёгины странности, которых было немало. А что, если так? Куда он нас заведёт? Что, если вообще никто из них не Пробуждён? Может, они всё это придумали и сами не знают, куда нас ведут? Но потом я вспомнил Мишины слова. Его неоднократно спрашивали, как он, придя к Рубцову, понял, что тот Пробуждённый? Миша отвечал? «Я не знал, Пробуждённый он или нет. Это невозможно проверить, но мне было абсолютно всё равно. Я сам хотел Пробуждения. И если этот человек действительно Пробуждённый, я разобьюсь об него (первоначальное значение слова „Гуру“ — твёрдый, неподвижный, камень, скала), а если не Пробуждённый, это ничего не изменит. Главное — Я верю. И Мне надо». И это была правда. Невозможно знать наверняка: Пробуждён человек или нет. Не существует детектора, который бы это определил. Знать об этом может только твоё сердце. Учитель, каким бы он ни был, может тебя довести только до того уровня, на котором находится сам. Если ты честен и знаешь, чего хочешь, то фальшь ты почувствуешь сразу. Я не знал, Пробуждён Серёга или нет, но ясно видел, что он находится где-то там, куда я ещё не залезал. И ни один из учителей, попадавшихся мне на пути, там не находился. Что бы это ни было — Пробуждение или что-то ещё, — я хочу туда. Решив это для себя, я успокоился.

Позже выяснилось, что Рубцов ничего такого об Атмане не говорил. Он только сказал, что Серёга пока ещё не Мастер, имея в виду, что, Пробудившись, ещё нужно стать Мастером, чтобы вести людей за собой. И в этом он был прав. Серёгу эти слухи тоже очень сильно расстроили, хоть он и не подавал виду. Нам пришлось напиться. Подтянулся какой-то народ из ищущих, мы отправились в «16 тонн» и пили там. Серёга был очень возбуждён и продолжал заводиться, срываясь на всех вокруг.

Наехал на Падрика, который был тамадой на нашей свадьбе (он как раз приехал из Екатеринбурга в Москву проводить тренинги). Кончилось всё отвратительной ситуацией, в результате которой в наших с Настей отношениях наступил самый серьёзный кризис за всю их историю. Отношения с Атманом также дали первую трещину. Подробностей не будет — скажу лишь, что в какой-то момент я снял кольцо и сказал Насте, чтобы она ехала жить к маме.

 

 

Декабря

 

В последние дни вижу вспышки, в которых Антон является мне очень сильным и мудрым, божественным. Утром поползли сплетни, что Рубцов сказал, будто Атман не Пробуждённый. Хотя на самом деле он сказал: «Пробуждённые так себя не ведут». С этого момента на наших переплетённых путях начался принципиально новый этап.

Мы встретились с Серёгой в «Шоколаднице». Ему уже успел позвонить Серёга П., а нам написали Люба К. и Оля Родионова. Накрыло всех сильно, хотя всё пытались свести к шутке. Серёгу зацепило очень глубоко, будто ребёнка, от которого отказался отец. События разворачивались стремительно. Приехал Падрик — мы давно хотели разделить с ним тему Просветления. Мы перекочевали в «16 тонн». Подъехали Димка с Соней (старые знакомые с Симорона), а Атман всё расходился. Падрик к тому моменту понуро замолчал, получив в свой адрес пару комментариев в духе «ну что, лохматый». Подъехал Лёха П. Серёга говорил, что много молился, в том числе за связь с Рубцовым, и теперь начинается новый этап.

Как казалось нам, Атман понял, что теперь, когда у него нет опоры на Гуру, ответственность за нас полностью лежала на нём, и ему нужно побыть наедине с собой, чтобы это осознать. Но внешне его состояние выражалось так: «Езжайте все к Рубцову, он всё знает», «Хочу ему в глаза посмотреть после такого заявления», «Как он мог? Идите все отсюда, я не Пробуждённый». Мы отвечали, что вне зависимости от того, что он скажет, мы поедем, только когда сами захотим. А сейчас мы хотим быть с ним. Он улыбался.

Дальше была жесть. Антона накрыло. Он говорил, что ему надоело быть марионеткой, что он хочет помнить и о себе, и о своём пути, о своей цели. <…>Антон целый час молился о том, чтобы избавиться от всего, что мешает. <…> Я не чувствую ни боли, ни страха. Меня опустили на самое глубокое дно. Ощущения, которые мне пришлось пережить на своей шкуре, были не из приятных: «Я — медуза, которая присосалась к чистому, светлому и честному Антону. Если я хочу познать себя и не быть тряпкой, я должна уйти от него. Все разрулится, если захочет Бог. Я использую Антона, обманываю его, вру, и нет меня хуже на земле». Я ушла всё это переваривать. В сердце по-прежнему пусто. Я приняла расставание: кратковременное, долговременное, даже, наверное, окончательное, даже смирилась, что приеду к маме на чемодане. Я перебрала все пути отхода, потом их отбросила и ощутила удовольствие от возможности довериться Богу.

Все ушли, и всё кончилось. Мы вдвоём с Антоном легли спать, и тут внезапно была поставлена последняя точка. Мы лежали в обнимку. Я много плакала — плакали отпадающие зажимы и забитые стороны. Я почти физически это ощущала. Плакали от счастья те грани, которые наконец увидели свет. В теле и психике что-то кардинально менялось, варилось.

На следующее утро мы спонтанно уехали от всего в Златоуст. Позвонил Серёга, мы сказали ему, что уезжаем. «Понятно», — ответил он и перестал выходить на связь.

 

 

Златоуст

 

Шесть месяцев до Пробуждения

Когда всё закончилось, мы были уже другими. После жопы, в которой мы побывали и из которой выбрались, нас уже ничего не пугало. Наши души, состоявшие из навязанных нам кем-то лживых ценностей, представлений и ожиданий, под действием сверхтемператур сложившейся ситуации переплавились в единый сверхпрочный монолит. Мы точно знали, чего хотим. Мы хотим быть вместе. А всё остальное — Пробуждение, Атман, Рубцов, тантра с её псевдосвободой и псевдооткрытостью — пойдёт лесом, если попытается это разрушить.

Мы решили, что нам срочно нужно уехать из Москвы. Куда угодно, лишь бы подальше от Атмана и всей этой пробужденческой темы. Мы купили билеты и тем же вечером уехали в Златоуст к моим родителям. В деревне под Златоустом у них был домик. Мы забрались в него, заперлись и спали круглыми сутками, практически не общаясь.

Родители, конечно, удивлялись, но ничего не говорили. Кормили нас домашним мясом и поили молоком. Постепенно мы отошли от шока.

В Златоусте мы съездили на могилы к моим деду и отцу. Прежде на их могилах я не был, хотя бабушка всё время меня об этом просила. У меня были свои отношения со смертью. Я считал, что смысла ездить на могилы нет никакого. Но на этот раз я решил: это нужно сделать. Нужно было восстановить родовой поток, как говорил Мороз, да и бабушку хотелось порадовать.

Когда мы пришли к могилам, у меня почему-то выступили слёзы. Мне вдруг стало ясно, зачем мы сюда приехали.

 

 

Декабря

 

Мы приехали в деревню и спали два дня. С родителями отношения изменились. Меня жёстко плющило. Звонила Марина Штейн, говорила, что пообщалась с Мишей, рассказала ему нашу историю, и мы вдруг почувствовали, что теперь накрепко связаны с ним. День ото дня связь становилась всё прочнее и прочнее. Атман, как мы поняли, не хотел с нами общаться и жалел нас, поскольку увидел, что нам тяжело переносить происходящее. И вообще, он сам был рад избавиться от всего, что заставляет его вести себя странно, причиняя боль ближнему, — то есть в первую очередь, как это ни парадоксально, от нас.

Как-то ночью я не могла уснуть и отчаянно молилась: о пути, о силе, о себе и о свободе. Антону снились кошмары, а в момент пробуждения он увидел молившуюся женщину в белом. И тут я получила неожиданный подарок: я нашла маленькое светящееся зерно себя, которое давно прятала. Оно было погребено под страхом и неуверенностью, огорожено программами самосохранения и обмана, позволявшими мне сидеть на той груде богатства, которую удалось нажить: муж, семья, «духовность» — венец мечтаний любой женщины. Найдя это зерно, на волне огромной радости и безусловной любви к Антону, я впервые (!) обняла Антона как Бога, как светящегося духа, увидела в нем «своего маленького играющего весёлого Бога», золотого, доброго, резвящегося. Я впервые по-настоящему попросила у него прощения за то, что всю жизнь упорно не узнавала его и любила картонку. Я благодарила его так, как никогда прежде. Моя душа, которая почему-то была цвета индиго, сияла и радовалась, узнавая его, впервые прикасаясь к нему. Я любила его просто так. Это было чудо.

На следующий день мы спокойно провели время дома. Поехали в кафе, поговорили обо всём за чашечкой кофе. Потом поехали в гости к ребятам. Так здорово, что нас несёт поток, — просто не нужно ему сопротивляться. Мы не знаем, что будет дальше, в следующий момент, и думать об этом не имеет смысла.

Посмотрели кино про бабника, и эта тема впервые оставила меня равнодушной. Я ощутила радость, потому что то, что я нашла в себе и в Антоне, потихоньку раскрывается, и я начинаю видеть во всём, что причиняло мне боль, красоту и истину. Без усилий и необходимости принимать.

Дома мы общались с родителями и переписывались с друзьями. Мы вдруг поняли, что нам так часто бывает плохо от общения с родными, потому что мы прячем себя от них. Мы думаем, что бережём их, тщательно подбирая факты, слова и фразы. А на самом деле из ощущения, что они «не готовы», чтобы мы были рядом с ними такие, какие есть, со своими настоящими целями и идеями, вырастает гордыня. Нужно оставаться собой; не прятать, а открывать; познавать себя рядом с другими людьми. Иначе нам никогда не выбраться из безумных кругов гордыни и самообмана. Последние дни в Златоусте мы провели с родителями, почти ни с кем не встречаясь, занимаясь родителями и друг другом. Когда Антона не было, мы с его мамой проговорили много тем. Я очень хорошо её почувствовала, исчез внушительный слой закрытости и неискренности. За ужином мы в шутку поднимали очень острые темы: неопрятности, нехозяйственности, нарушенного режима, ухода Антона с работы. Маме было очень тяжело справиться, но наш разговор перед отъездом растопил лёд и залил на его место что-то новое и светлое.

Ещё одна интересная вещь, которую обнаружил Антон, — его внутренняя пустота, от которой он всю жизнь ищет спасения в тёлках, Интернете, алкоголе и развлечениях, потому что боится заглянуть в неё. Страшно быть одиноким среди людей. Как сказал Слюсарев во время одного упражнения, в этом одиночестве очень ярко проявились подлинная сущность и сила Антона.

Помимо прочего, говорили о детях. Эта тема продолжает висеть. Мы увидели, что Антон боится этого рубежа.

 

 

Екатеринбург и Серёга Тамаев

 

Шесть месяцев до Пробуждения

Златоуст находится в трёх часах езды от Екатеринбурга, где жил Падрик. Ту злополучную встречу, на которой Атман выплеснул на него свою агрессию, Падрик в спешке покинул, и нам хотелось как-то объяснить ему случившееся, а заодно встретиться с его бывшей женой Аней, с которой он развелся, но продолжал поддерживать тёплые отношения. Как я уже говорил, с Аней и Серёгой (Падриком) мы познакомились на Симороне и, съездив вместе на пару фестивалей, очень сблизились. У Ани родилась дочка, и нам интересно было на них посмотреть. Серёга встретил нас на вокзале, и мы сразу поехали к Ане.

Анька жила в однокомнатной светлой квартире в центре Екатеринбурга. Мы обнялись и сели пить чай. Спрашивали Аньку про дочку, про роды. Она рассказывала, как она теперь счастлива и что все тренинги яйца выеденного не стоят по сравнению с процессом, через который она прошла. Она действительно сильно изменилась. Потом мы поехали к Серёге. Видно было, что он хочет поговорить об Атмане, но подходящей ситуации не возникало. По странному совпадению в те же дни в Екатеринбург приехал Борода с тренингом «Симорон». Его семинар организовывал Падрик. На вечер была запланирована баня, в которую мы с удовольствием пошли. Я был очень рад встрече с Бородой. Я до сих пор с теплотой отношусь к Папе и Бороде, хоть и ёрничаю иногда по поводу их учения. Всё это — поездка к родителям и на могилы к отцу и деду, неожиданные встречи с Бородой, моим первым учителем, и Слюсаревым, моим предпоследним учителем, — как бы обрубало концы и отдавало долги. Эти события заворачивали меня на самого себя. После каждой такой встречи я как бы забирал частичку себя, оставленную когда-то по неосознанности.

После бани мы поехали к Серёге (Падрику) домой. Взяли пива, хотя Серёга не пил, но без пива мы никак не могли поговорить про Атмана. Тема была слишком болезненной для нас обоих. После первого же глотка Серёга буквально взорвался и произнёс монолог минут на сорок, суть которого сводилась к следующему: если то, к чему мы идём, — Пробуждение, и к этому Пробуждению ведут такие люди, как Атман, то мы идём куда-то не туда. Я был готов к этому разговору.

Атман явно не был классическим Гуру из проспектов об Индии. Мы стали разбирать ситуацию. В итоге выяснилось, что Серёгу тема Пробуждения задела очень сильно. Что он к этому шёл всю свою жизнь, но, когда он увидел Атмана, в его картине мира возник гигантский разрыв. Пробуждённый не должен быть таким! К середине ночи мы общими усилиями более или менее залатали дыры, образовавшиеся в его картине мира, и пошли спать. Наутро он отвёз нас в аэропорт, и мы улетели в Москву. В итоге Серёга смирился с тем, что Пробуждённые бывают разными, и встал на Путь. Из всех наших многочисленных «сектантских» друзей с тренингов и из эзокружков только он и Вика, услышав о Пробуждении, пошли к нему, вместо того чтобы прятаться за пёстрой вывеской бесконечного саморазвития и бескрайнего и неопределённого пути к чему-то светлому. Мы искренне желаем ему дойти.

 

 

Декабря

 

Было очень приятно и радостно вернуться на страницы прошлого, поболтать с Бородой о том, что интересно им с Папой, побыть собой, потанцевать, пообщаться с людьми.

Дома мы зажгли свечи и наконец распечатали тему, которая висела весь день: Серёга Атман в жизни Падрика. Мы никогда не видели, чтобы Падрик так размахивал руками и «брызгал слюной». Его зацепило очень сильно. Интересно, как по-разному Гуру цепляет каждого человека. Мы проговорили полночи.

 

 

Декабря

 

На следующий день после прилёта в Москву нас с Антоном разбросало в разные стороны из-за казавшегося незначительным пустяка. Я написала Атману. Он сухо ответил, чтоб мы приходили 13-го на общую йогу. После того как мы в тот день вернулись домой, Антон, ничего не сказав, ушёл в неизвестном направлении. Дал о себе знать только в 11 вечера: написал, что сидит с Таней С. Меня плющило, я не понимала, что с ним случилось. Я кое-как уснула, а в 3 часа ночи он опять вышел на связь и позвал меня в «16тонн». Сидел в обществе официанток и выпивал. Видно было, что у него на душе очень плохо: не депрессия или уныние, а глубочайшая экзистенциальная тоска, которую не утопить даже в алкоголе. Мы потусили в «16тоннах» и вернулись домой.

Серёга пригласил нас в гости, на посиделки по случаю свадьбы Руслана и Маши. Мы с Антоном, общаясь и смеясь, причесались и очень хорошенькие и весёлые отправились в гости. В гостях Антона как подменили, он скис. Через час он исчез. Ушёл, не сказав ни слова. Меня накрыло, я стала пережёвывать в уме эту ситуацию, и тут Атман мне помог. Он сказал, что нужно просто любить мужа таким, какой он есть, что такая любовь — великая сила, сметающая всё. И всё прошло.

Атман говорил с новобрачными о браке, об особенностях жены, о чемоданах ожиданий и планов, с которыми она приходит к жениху, а в моём случае — ещё и к будущему отцу моего ребёнка. Я поняла, что, если прийти в новую жизнь максимально чистыми, можно каждый момент писать страницу совместной жизни, на которой будет только настоящий момент, наполненный любовью, писать любовь прямо сейчас.

Потом Атман перестал говорить позитивно, снова пытался громить моё «слипание с Антоном», издевался. Он прекрасно умеет заклинить ум. Меня от всего это выворачивало, весь мой мир рушился. Я не знала, как это всё понимать и что Атман пытается мне сказать. Не хотела слышать и слушать. Чувствовала, что он хочет, чтобы я перестала трястись над нажитым, отлепилась от уютного гнезда семейной жизни, которое свила в голове. Но я не знала, что делать. Я оцепенела и не могла сдвинуться со своей позиции, я застряла. Мне хотелось убежать и никогда больше не поднимать эту тему. Всё что угодно, но только не это.

Потом Атман хотел со мной поехать на машине по пробкам к нам домой, где меня ждал Антон. Я представила, сколько мне ещё придётся его терпеть, и сказала, что хочу поехать на метро. Мы очень долго проторчали на улице препираясь. Я никак не могла уйти, просто оцепенела. Атман не отпускал меня, а Антон звонил и ждал меня дома. Я была очень зажата и взволнована. Мне было страшно, что Серёга меня разрушит окончательно, но я оставалась, потому что другая часть меня хотела разрушения всего, что постоянно причиняет мне такую боль. Атман проделал колоссальную работу. У меня сел телефон, и Серёга запрещал мне отвечать Антону на эсэмэс. Он что-то видел в нас со стороны и хотел, чтобы Антон тоже кое-что понял, поволновавшись за меня после того, как оставил одну. Наконец мы, по-видимому, этого дождались и поехали домой. Перед отъездом мы час разговаривали по-английски с чернокожим парнем о самопознании у ларька с фастфудом.

Атман заявился к Антону и в своём стиле успел достать его очень быстро и очень сильно. Антон велел Атману ехать домой, сказал, что Атман ему не нужен и что он как-нибудь сам разберётся со своей женой. И если ему не видать Пробуждения в этой жизни, то он и без него как-нибудь проживёт. Атман уехал. Антон сказал, что ему, кроме меня, никто не нужен, что ему нужно идти ко мне, а не за странными Гуру, что он готов завести детей, и пошли к чёрту все Гуру и самокопания. Я заплакала от счастья, а потом уснула. Серёга, похоже, добился, чего хотел.

 

 

Декабря

 

Весь день во мне разворачивались вчерашние события, заявление Антона о детях и всём остальном. Я снова почувствовала себя растерянной невестой, стоящей перед рубежом, к которому так стремилась, увидела багаж своих ожиданий и растерялась. Потом думала об Атмане, о том, что я не могу открыться, не доверяю ему, боюсь, хотя он желает нам только добра. Мне было стыдно за вчерашние беспочвенные страхи и кривляния.

Весь день я гуляла, а вечером произошли события, позволившие Антону своими глазами увидеть ситуации, в которых недавно пришлось побывать мне, увидеть, что всё действительно неважно, главное — мы вместе. Но ему было больно и тяжело, он снова ощутил свою слабость, которую он так боится показать сам себе и другим. Он увидел, что у нас общая проблема: мы дошли до определённого рубежа, до пропасти и уже стоим на краю, но боимся полностью отдаться Богу, который сильнее нас.

Потом была безумная ночь. Говорили о страхе утратить контроль, лишиться пути к отступлению. Это и называется «сдаться». Мы обнаружили, что уже можно не делать бездумно всё, что скажет Гуру, потому что Истина начинает просыпаться и в нас. Пора начинать делать что-то от Себя. Каждый из нас уже может от Себя сказать: «Я хочу этого, Я не хочу того». Мы разобрали (не прошло и полгода) мою ситуацию с девочками, которыми увлекается Антон, и выяснили, что я могу не терпеть этого, могу вести себя по-другому.

Пока у меня есть выбор, я могу и должна выбирать то, что выбирает Истина во мне. Когда выбора нет — остаётся только сдаться. Господи, как просто. Мы получали то, что хотели — тотальную жесть. Мы шли на «всегда говори „да“», прожигали руку щёлочью до кости, как в «Бойцовском клубе». Это глупо. Моё сердце наконец-то открылось всему, что было, всем мучившим меня людям. Начала зарождаться не вымученная, а подлинная любовь и благодарность — без надрывов, без истерик и показухи. Потому что это всё очень просто и всего лишь у меня в голове. Всё очень хорошо.

 

 

Появление Вики

 

Четыре месяца до Пробуждения

Внезапно появилась Вика. Она окончательно ушла из тантры — навсегда. Ушла в таком состоянии, что готова была уже на всё. Личные отношения с тренером вконец измотали её. Она за одни сутки прошла с Атманом все «испытания», которые мы проходили несколько месяцев, и осталась у нас жить. Мы были ей очень рады. Утром мы вчетвером пошли в кафешку перекусить, и Атман начал в очередной раз «ковыряться» во мне. Он сказал: «Тебе нужно прямо сейчас взять и выкинуть всё. Просто выбросить всё старое. Одним махом. Представь, что прямо сейчас мы с тобой берём и уходим. Больше ничего нет: ни дома, ни семьи, ни денег — вообще ничего. Будем бомжевать. Может, есть будет нечего. Вот так будем жить всю жизнь, пока не Пробудишься». Он часто говорил нечто подобное, пытался выбить меня из привычной колеи. А я пытался представить эту ситуацию. Допустим, у меня ничего нет, допустим, я бомжую и т. д. Но дальше умственных построений дело не шло. Как будто была какая-то стена, за которую я не мог шагнуть. Но на этот раз случилось нечто необычное. Я вдруг в один момент смирился с тем, что всю жизнь буду нищим, сопьюсь, стану бомжом. Все мои самые яркие страхи встали передо мной, и, вместо того чтобы смотреть на них и рассуждать, как я обычно делал, я просто «пошёл» в них. Я решил: как этот человек сейчас скажет, так я и сделаю. Пойду с ним и буду бомжевать. Мне не нужна жизнь, которой я живу. Если я не знаю себя, то зачем мне жить? Чем мне дорожить? Моей квартирой? Комфортом? Зачем всё это, если я всё равно в конце концов умру? Не лучше ли сделать это сейчас и не бояться больше никогда? Это были даже не мысли. Я не думал и не рассуждал — все эти формулировки пришли уже потом, а в тот момент я просто решил: «Будь что будет!» Я посмотрел на Атмана и сказал, глядя ему в глаза: «Давай, говори, что делать, я готов». И во мне что-то лопнуло. Будто вспышка какая-то. Словно я перевалился сквозь эту стену, за которой так долго не мог оказаться. Почему-то стало легко. Мне было всё равно, что он сейчас скажет: я был готов ко всему. Но он ничего не сказал. Просто загадочно посмотрел на меня, заказал ещё по коньяку и как-то по-особому мне его предложил. Уже без вызова, с уважением. Я выпил. Серёга сказал, что во мне что-то изменилось. И от Миши, и от Серёги я слышал, что есть некая стена страха, сквозь которую человек в определённый момент проваливается. Для Миши этой стеной была встреча со странным тёмным существом, которым оказалось его эго. Серёга вообще несколько таких стен страха проломил. А у меня, как я понял уже позже, был этот момент преодоления в кафе. Это ещё не было Пробуждением, но дальше всё стало как-то значительно легче. Видимо, это и было пресловутое «становление на Путь», когда ты решаешь: либо смерть, либо Пробуждение. Рубцов говорил, что только после этого всё начинается, а до этого идёт разминка.

 

 

Разговор с Мишей

 

Шесть месяцев до Пробуждения

Всё это время в Москву раз в один-два месяца приезжал Миша, чтобы проводить семинары. Останавливался у нас. Он видел, что с нами происходит, или догадывался об этом, но не вмешивался. До нас доходили какие-то слухи о том, что ни он, ни Рубцов совершенно не одобряют того, что с нами творится. Но мы-то знали лучше и продолжали тонуть. Когда до нас постепенно стало доходить, что мы занимаемся чем-то не тем, мы спросили Мишу, что мы делаем не так, и он ответил:

— Есть два способа осветить дом. Первый — разрушить стены. Второй — провести электричество и включить свет. Вы рушите стены…

Вообще-то все наши извращённые попытки достичь Пробуждения своим умом очень подробно описаны в книге Чогьяма Трунгпы «Преодоление духовного материализма». Это, наверное, единственная книга, в которой настолько точно и полно описаны игры ума на пути к Просветлению. Но, к сожалению, даже её неоднократное прочтение не помогло нам избежать и половины описанных в ней ловушек, хотя и помогло осознать, что мы в ловушке, а не на Пути.

Однажды мы решились поговорить с Мишей на тему семейных отношений. Решили узнать его точку зрения на всё, что с нами происходило. Миша был в курсе истории с Машей Штейн. Я рассказал ему в общих чертах о том, что произошло, а также о моей проблеме с девочками. Миша сказал, чтобы мы заказали ягью на семейные отношения. И добавил: «Ну, нравится смотреть на девочек — смотри. Зачем же к действиям переходить?» «Хм, — подумал я, — а ведь действительно. И почему я раньше об этом не думал?» Мы заказали ягью. В итоге она привела к новому обострению наших отношений, в ходе которого был выметен весь оставшийся мусор.

 

 

Метания от Гуру к Гуру

 

После нескольких крайне неприятных ситуаций, описать которые, не навредив действующим лицам, не представляется возможным, я начал постепенно отдаляться от Серёги. Но до конца отлепиться не мог; было страшно остаться без Гуру. Мне казалось, что я предам его, ведь мы «столько прошли вместе». Но моё сердце потянулось к Мише, хотя сам я этого не понимал. Просто делал то, что он говорил, и не делал того, что говорил Атман.

В очередной свой приезд Миша предложил провести у нас дома Курс Полного Знания. Я согласился, а согласившись, понял, что влип. Нужно было нести ответственность за людей. Два раза в неделю люди собирались у нас дома, медитировали и смотрели КПЗ — так мы прозвали Курс Полного Знания, лекции Махариши, составленные с особым садизмом. В ходе каждой из сорока лекций Махариши и его коллеги на протяжении двух часов повторяют три с половиной слова и обмусоливают их с разных сторон. Миша говорил, что в смысл вслушиваться не нужно — надо уходить за слова, тогда всё будет хорошо. Но легко сказать, да нелегко сделать. Больше месяца таких вечерних занятий выдерживали немногие. У Вики на первом занятии случилась истерика, но она стоически продолжала смотреть.

Кроме того, по выходным мы проводили интенсивы по Мишиной технологии. Атман сначала смотрел на всё это со снисходительной улыбкой, а потом, когда понял, что происходит, попытался объяснить нам, что мы пошли не туда (куда бы он хотел), но было уже поздно.

Время шло, а со мной «ничего не происходило». Стало только хуже. К чему я пришёл? Чего я достиг? Я ездил в Крым, ездил на Алтай, истязал себя практиками, топил себя в вине, а потом в вине за вино. И что в итоге? От чего ушёл к тому и пришёл. Делаю Мишину йогу, медитирую. Сделал какой-то адский круг. Зачем? Почему я не могу выбрать между Мишей и Атманом? Сколько ещё это будет продолжаться? А может, всё это разводка? Есть ли вообще Пробуждение и Пробуждены ли эти люди? Может быть, они — шайка шарлатанов? Почему никто не Пробуждается? Ведь прошёл уже почти год с момента последнего Пробуждения. Последним был Атман. Может быть, всё, лавочка закрылась? Я не знал ответов на эти вопросы. Но назад пути уже не было. Я просто делал практику.

 

 

Февраля

 

Надоела привязанность к дневнику, и я решила ничего не писать. В этой последней записи опишу события прошедших двух месяцев.

Как мы готовились к встрече Нового года, не помню совершенно. 21-го на неделю приезжал Миша, и у нас снова получился уютный персональный «семинар» с байками и историями, незаметно что-то меняющими внутри. Приходил Серёга Атман, и они на пару с Мишей своими монологами и диалогами «друг с другом» снова чуть не довели Антона до самадхи. Баловались джйотищем, узнали, что мы брахманы и кшатрии. Послушали Мишины истории про детей и их души, про Юги и т. д.

Новый год и десять дней после него мы провели с Ильнаром и его сестрой. Ильнар приехал из Казани, чтобы познакомиться с Серёгой. Сам Новый год прошёл тихо, с Сашей и Юлей И., Лёхой И., его девушкой Светой и с кем-то ещё. Но в следующие дни мутная московская волна пьянства, разброда и шатания всё-таки захлестнула нас, и началась череда настоящих безумств. Приезжала Эля, каждый день был Карим (кличка Ильнара).

Что было ещё… Когда праздники закончились и мы остались одни, приехал Миша, и во мне открылось простое бытовое служение Гуру и ищущим, которые идут за ним. Я всё намывала и начищала, готовила круглые сутки. Я в этом ощущаю себя очень хорошо. Миша на этот раз был серьёзный и уставший. Кажется, он очень много себя отдаёт нам. Разговоров на этот раз меньше, и они менее развлекательные.

Когда все уехали, мне стало совсем тяжело. Я всё время плакала, злилась непонятно на что, не могла справиться с тем, что чувствую, вернее, чувствует кто-то во мне. Я уже ничего не понимала. Меня постоянно что-то не устраивало в Антоне, и я злилась на это. Но он все эти дни держался молодцом. Мой герой.

Мы разобрали кровать, два раза в неделю стали проводить совместные трансцендентальные медитации с Мишиной группой, смотреть лекции Махариши. По выходным — интенсивы. Жизнь стала ашрамная, и то русло, в какое мы попали, кажется очень правильным, единственно правильным, таким, какого хочет вселенная. Постоянно какие-то люди, разговоры или просто пребывание вместе. Каждый ощущает, что делает то, что делает, для другого, а другой — в свою очередь — для него. Жить для других — это прекрасно. Это сложно, но очень правильно. Я всё больше понимаю, что мне нужно двигаться к моему мужчине, отдать ему всю себя, принять и полюбить его, а не целый мир и каких-то замороченных людей. Я знаю, что мне туда. Я молю Бога дать ему сил дойти туда, куда он идёт, а мне — сделать то, что от меня для этого требуется.