Баранкин, будь человеком!

Медведев Валерий

Валерий Медведев.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

БАРАНКИН, К ДОСКЕ!

СОБЫТИЕ ПЕРВОЕ

Две двойки!

Если бы я и Костя Малинин не умудрились получить две двойки по геометрии в самом начале учебного года, то, может быть, ничего такого невероятного и фантастического в нашей жизни не приключилось бы, но двойки мы схлопотали, и поэтому на следующий день с нами случилось что-то невероятное, фантастическое и даже, можно сказать, сверхъестественное!.. На перемене, сразу же после этого злополучного события, Зинка Фокина, староста нашего класса, подошла к нам и сказала: "Ой, Баранкин и Малинин! Ой, какой позор! На всю школу позор!" Потом она собрала вокруг себя девчонок и стала с ними, судя по всему, составлять против нас с Костей какой-то заговор. Совещание продолжалось всю перемену, пока не прозвенел звонок к следующему уроку. За это же время Алик Новиков, специальный фотокорреспондент нашей стенгазеты, сфотографировал нас с Костей и со словами: "Двойка скачет! Двойка мчится!", прилепил наши физиономии к газете, в разделе "Юмор и сатира". После этого Эра Кузякина, главный редактор стенгазеты, посмотрела на нас уничтожающим взглядом и прошипела: "Эх, вы! Такую газету испортили!" Газета, которую, по словам Кузякиной, испортили мы с Костей, выглядела действительно красиво, Она была вся раскрашена разноцветными красками, на самом видном месте от края до края был выведен яркими буквами лозунг: "Учиться только на "хорошо" и "отлично"!" Честно говоря, наши мрачные физиономии типичных двоечников действительно как-то не вязались с её нарядным и праздничным видом. Я даже не выдержал и послал Кузякиной записку следующего содержания: "Кузякина! Предлагаю снять наши карточки, чтобы газета была опять красивой!" Слово "красивой" я подчеркнул двумя жирными линиями, но Эрка только передёрнула плечами и даже не посмотрела в мою сторону...

СОБЫТИЕ ВТОРОЕ

Не дают даже опомниться...

Как только прозвенел звонок с последнего урока, все ребята гурьбой ринулись к дверям. Я уже собирался толкнуть дверь плечом, но Эрка Кузякина успела каким-то образом встать на моём пути. - Не расходиться! Не расходиться! Будет общее собрание! - закричала она и добавила ехидным тоном: - Посвящённое Баранкину и Малинину! -- И никакое не собрание, - крикнула Зинка Фокина, - а разговор! Очень серьёзный разговор!.. Садитесь на места!.. Что здесь началось! Все ребята стали возмущаться, хлопать партами, ругать нас с Костей и кричать, что они ни за что не останутся. Мы с Костей вопили, конечно, больше всех. Это ещё что за порядки? Не успели, можно сказать, получить двойки, и на тебе - сразу же общее собрание, ну, не собрание, так "серьёзный разговор"... Ещё неизвестно, что хуже. В прошлом учебном году этого не было. То есть двойки у нас с Костей и в прошлом году тоже были, но никто не устраивал из этого никакого пожара. Прорабатывали, конечно, но не так, не сразу... Давали, как говорится, опомниться... Пока такие мысли мелькали у меня в голове, староста нашего класса Фокина и главный редактор стенгазеты Кузякина успели "подавить бунт" и заставили всех ребят сесть на свои места. Когда шум постепенно затих и в классе наступила относительная тишина, Зинка Фокина сразу же начала собрание, то есть "серьёзный разговор", посвящённый мне и моему лучшему другу Косте Малинину. Мне, конечно, очень неприятно вспоминать, что говорили о нас с Костей Зинка Фокина и остальные наши товарищи на том собрании, и, несмотря на это, я расскажу всё так, как было на самом деле, не искажая ни одного слова и ничего не прибавляя от себя...

СОБЫТИЕ ТРЕТЬЕ

Как в опере получается...

Когда все расселись и в классе наступила тишина, Зинка Фокина закричала: - Ой, ребята! Это просто какое-то несчастье! Новый учебный год ещё не успел начаться, а Баран-кин и Малинин уже успели получить две двойки!.. В классе снова сразу же поднялся ужасный шум, но отдельные выкрики, конечно, можно было разобрать. - В таких условиях я отказываюсь быть главным редактором стенгазеты! (Это сказала Эра Кузякина.) - А ещё слово давали, что исправятся!' (Мишка Яковлев.) - Трутни несчастные! В прошлом году с ними нянчились, и опять всё сначала! (Алик Новиков.) - Вызвать родителей! (Нина Семёнова.) - Только класс наш позорят! (Ирка Пухова.) - Решили все заниматься на "хорошо" и "отлично", и вот вам, пожалуйста! (Элла Синицына.) - Позор Баранкину и Малинину!! (Нинка и Ирка вместе.) - Да выгнать их из нашей школы, и всё!!! (Эрка Кузякина.) "Ладно, Эрка, я тебе припомню эту фразу". После этих слов все заорали в один голос, да так громко, что нам с Костей уже совершенно было невозможно разобрать, кто и что о нас думает, хотя из отдельных слов можно было уловить, что мы с Ко-стей Малининым - оболтусы, тунеядцы, трутни! Ещё раз оболтусы, лоботрясы, эгоисты! И так далее! И тому подобное!.. Меня и Костю больше всего разозлило, что громче всех орал Венька Смирнов. Уж чья бы корова, как говорится, мычала, а его бы молчала. У этого Веньки успеваемость в прошлом году была ещё хуже, чем у нас с Костей. Поэтому я не выдержал и тоже закричал. - Рыжий, - закричал я на Веньку Смирнова, - а ты-то чего орёшь громче всех? Если бы первым вызвали тебя к доске, ты бы не двойку, а единицу схлопотал! Так что молчи в тряпочку. - Эх ты, Баранкин, - заорал на меня Венька Смирнов, - я же не против тебя, я за тебя ору! Я что хочу сказать, ребята!.. Я говорю: нельзя после каникул так сразу вызывать к доске. Надо, чтобы мы сначала пришли в себя после каникул... - Смирнов! - крикнула на Веньку Зинка Фокина. - И вообще, - продолжал кричать на весь класс Венька, - предлагаю, чтобы в течение первого месяца никому не задавали никаких вопросов и вообще не вызывали к доске!.. - Так ты эти слова ори отдельно, - крикнул я Веньке, - а не со всеми вместе!.. Здесь опять все ребята закричали в один голос, и так громко, что уже нельзя было разобрать ни одного слова. - Ой, тише, ребята, - сказала Фокина, - замолчите! Пусть говорит Баранкин! - А что говорить? - сказал я. - Мы с Костей не виноваты, что Михаил Михалыч в этом учебном году вызвал нас к доске первыми. Спросил бы сначала кого-нибудь из отличников, например Мишку Яковлева, и всё началось бы с пятёрки... Все стали шуметь и смеяться, а Фокина сказала: - Ты бы, Баранкин, лучше не острил, а брал пример с Миши Яковлева. - Подумаешь, пример-министр! - сказал я не очень громко, но так, чтобы все слышали. Ребята опять засмеялись. Зинка Фокина заойка-ла, а Эрка покачала головой, как большая, и сказала: - Баранкин! Ты лучше скажи, когда вы с Мали-ниным исправите свои двойки? - Малинин! - сказал я Косте. - Разъясни... - Чего вы орёте? - сказал Малинин. - Исправим мы двойки... - Когда? - Юра, когда мы исправим двойки? - спросил меня Костя Малинин. - А ты, Малинин, своей головы на плечах не имеешь? - закричала Кузякина. - В четверти исправим, - сказал я твёрдым голосом, чтобы внести окончательную ясность в этот вопрос. - Ребята! Это что же получается? Значит, -наш класс должен всю четверть переживать эти несчастные двойки! - Баранкин! - сказала Зинка Фокина. - Класс постановил, чтобы вы исправили двойки завтра! - Извините, пожалуйста! - возмутился я. - Завтра воскресенье! - Ничего, позанимайтесь! (Миша Яковлев.) - Так им и надо! (Алик Новиков.) - Привязать их верёвками к партам! (Эрка Кузякина.) - А если мы не понимаем с Костей решение задачи? (Это сказал уже я.) - А я вам объясню! (Миша Яковлев.) Мы с Костей переглянулись и ничего не сказали. - Молчание - знак согласия! - сказала Зинка Фокина. - Значит, договорились на воскресенье! Утром позанимаетесь с Яковлевым, а потом придёте в школьный сад - будем сажать деревья! - Что? - заорали мы с Костей в один голос. - Ещё и деревья сажать?.. Да мы же... мы же устанем после занятий! - Физический труд, - сказал главный редактор нашей стенгазеты, - лучший отдых после умственной работы. - Это что же получается, - сказал я, - значит, как в опере, получается... "Ни сна, ни отдыха измученной душе!.." - Алик! - сказала староста нашего класса. -Смотри, чтобы они не сбежали!.. - Не сбегут! - сказал Алик. - Сделайте весёлое лицо! У меня разговор короткий! В случае чего... - Алик навёл фотоаппарат на нас с Костей. - И подпись...

СОБЫТИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

(О ч е н ь в а ж н о е!)

А если я устал быть человеком?!

Ребята, переговариваясь, выходили из класса, а мы с Костей всё ещё продолжали сидеть за партой и молчать. Признаться честно, мы оба с ним были просто, как говорится, ошарашены. Я уже говорил, что раньше нам тоже приходилось получать двойки, и не раз, но никогда ещё наши ребята не брали нас с Костей в самом начале года в такой оборот, как в эту субботу. Я думал, что мы с Костей остались в классе совсем одни, и хотел уже поделиться с ним своими мрачными мыслями, но в это время сбоку ко мне подошла вдруг Зинка Фокина. - Юра! - сказала Зинка Фокина. (Вот странно! Раньше она всегда называла меня только по фамилии.) - Юра... Будь человеком!.. Исправь завтра двойку! Исправишь? Она говорила со мной так, словно мы были в классе совсем одни. Словно рядом со мной не сидел мой лучший друг Костя Малинин. - Исправишь? - тихо повторила она свой вопрос. - Фокина! - сказал я официальным голосом. - Если бы я был некультурный, я бы тебе сказал: "Не при-ста-вай!.." Фокина (возмущённо). С тобой совершенно невозможно разговаривать по-человечески!

Я (хладнокровно). Ну и не разговаривай! Фокина (ещё возмущённей). И не буду! Я (ещё хладнокровней). А сама разговариваешь!.. Фокина (возмущённей в тысячу раз). Потому что я хочу, чтобы ты стал че-ло-ве-ком! - А если я устал быть человеком, тогда что?.. - возмущённо закричал я на Фокину. - Ну, Баранкин! Знаешь, Баранкин!.. Всё, Ба-ранкин!.. - сказала Фокина и вышла из класса. А я снова остался сидеть за партой, молча сидеть и думать о том, как действительно я устал быть человеком.." Уже устал... А впереди ещё целая человеческая жизнь и такой тяжёлый учебный год... А завтра ещё такое тяжёлое воскресенье!...

СОБЫТИЕ ПЯТОЕ

Лопаты всё-таки вручают... И Мишка вот-вот появится

И вот это воскресенье наступило! На папином календаре число и буквы раскрашены весёлой розовой краской. У всех ребят из нашего дома праздник. Идут кто в кино, кто на футбол, кто по своим личным делам, а мы с Костей сидим во дворе на лавочке и ждём Мишку Яковлева, чтобы начать с ним заниматься. В будние дни учиться тоже небольшое удовольствие, но заниматься в выходной день, когда все отдыхают, - просто одно мучение. На дворе, как назло, стоит замечательная погода. На небе ни облачка, а солнце греет совсем по-летнему. С утра, когда я проснулся и выглянул на улицу, всё небо было в тучах. За окном свистел ветер и срывал с деревьев жёлтые листья. Я обрадовался. Думал, пойдёт град с голубиное яйцо, Мишка побоится выйти на улицу, и наши занятия не состоятся. Если не град, то, может быть, ветер надует снег или дождь. Мишка с его характером, конечно, и в снег и в дождь притащится, зато в слякоть будет не так обидно сидеть дома и корпеть над учебниками. Пока я составлял в голове разные планы, всё получилось наоборот. Тучи сначала превратились в облака, а потом совсем исчезли. А к приходу Кости Малинина погода вообще разгулялась, и теперь на дворе солнце и небо чистое-чистое. И воздух не шевелится. Тихо. Так тихо, что с берёзы, под которой мы сидим с Костей, даже перестали падать жёлтые листья. - Эй вы, подберёзовики! - раздался из окна нашей квартиры мамин голос. Вы пойдёте в конце концов заниматься или нет? Этот вопрос она задавала нам пятый или шестой раз. - Мы ждём Яковлева! - А разве без Яковлева начать нельзя? - Нельзя! - сказали мы с Костей в один голос и отвернулись от окошка и стали смотреть сквозь кусты акаций на калитку, из которой должен был появиться Мишка. Но Мишки всё не было. Вместо него за калиткой маячил, то и дело высовываясь из-за дерева, Алик Новиков. Он был, как всегда, весь увешан фотоаппаратами и всякими фотопринадлежностями. Я, конечно, не мог смотреть спокойно на этого лазутчика и поэтому отвёл взгляд в сторону. - Воскресенье называется! - сказал я, стиснув зубы. В это время к Алику подошла Зинка Фокина; на плече она несла четыре лопаты, под мышкой у неё была зажата какая-то картонная коробка, а в левой руке сачок для ловли бабочек. Алик сфотографировал Зинку с лопатами на плече, и они вместе направились к нам. Я думал, что Алик взвалит теперь лопаты на свои плечи, но этого почему-то не случилось. Все четыре лопаты продолжала тащить Зинка Фокина, а Алик продолжал держаться обеими руками за фотоаппарат, который висел у него на шее. - Эй вы, фото-граф, - сказал я Алику, когда они вместе с Зинкой приблизились к скамейке. - Кажется, эти лопаты Вам не по плечу, Ваше Прояви-тельство! - Зато они будут по плечу вам с Костей, - сказал, ничуть не смутившись, Алик Новиков, наводя аппарат на нас с Костей. - И подпись: староста класса 3. Фокина торжественно вручает хозинвен-тарь своим соотечественникам... Зинка Фокина прислонила лопаты к сиденью скамейки, а Алик Новиков щёлкнул фотоаппаратом. - Да, - сказал я, внимательно разглядывая лопаты. - Как в журнале "Костёр" получается... - Что это ещё получается? - спросила меня Фокина. - Загадочная картинка, - пояснил я. - Понимаю, - сказал Алик, - где у этой лопаты ручка? - Нет, - сказал я Алику. - Где мальчик, который будет работать этой лопатой?.. - Баранкин! - возмутилась Зинка Фокина. - Ты что, ты не собираешься сегодня озеленять школу? - Почему это я не собираюсь? - ответил я Зинке. - Собираться я собираюсь... Только неизвестно, сколько времени я буду собираться... - Баранкин, будь человеком! - сказала Зинка Фокина. - После занятий с Мишей Яковлевым немедленно приходите в школьный сад!

Она хотела сказать нам с Костей что-то ещё, но раздумала, повернулась и с лопатой на плече молча зашагала по направлению к школе. Алик Новиков снова занял свой пост у калитки за деревом. Костя помрачнел ещё больше и уставился на лопаты; он смотрел на них как загипнотизированный, а я наоборот; я пытался на этот "инвентарь" не обращать никакого внимания. Стараясь изо всех сил казаться весёлым, я стал смотреть на деревья, даже не догадываясь о том, что до невероятных, фантастических и, можно сказать, сверхъестественных событий, которые развернутся в нашем дворе, остаётся совсем немного времени...

СОБЫТИЕ ШЕСТОЕ

Семь выходных дней в неделе - вот что поразило моё воображение!

В кустах громко чирикали воробьи. Весёлыми компаниями они то и дело срывались с веток, перелетая с дерева на дерево, на лету их стайки то сжимались, то растягивались. Было похоже, будто все воробьи были связаны между собой резиновыми нитями. Перед самым моим носом в воздухе беззаботно летала какая-то мошкара. Над клумбой порхали бабочки. На скамейке, на которой мы сидели с Костей, бегали чёрненькие муравьи. Один муравей даже залез мне на колено и стал греться на солнышке. "Вот у кого, вероятно, каждый день воскресенье!" - подумал я, с завистью глядя на воробьев. Не сводя глаз с акации, я стал, наверное, в двести пятидесятый раз сравнивать свою жизнь и жизнь воробьев и пришёл к очень печальному заключению. Достаточно было взглянуть один раз, чтобы убедиться, что жизнь птиц и разных насекомых была беззаботной и просто замечательной; никто из них никого не ждал, никто ничему не учился, никого никуда не посылали, никому не читали нотации, никому не давали в руки лопаты... Каждый жил сам по себе и делал всё, что ему вздумается. И так всю жизнь! Все дни раскрашены розовой краской! Всё время - праздник! Семь дней в неделе - и все воскресенья! А у нас с Малининым один выходной в семь дней, и то разве это выходной день? Так, только одно название. А хорошо бы пожить хоть один денёчек вот так, как живут эти счастливые мураши, или воробьи, или бабочки, только чтобы не слышать этих глаголов, которые с утра до вечера так и сыплются на твою несчастную голову: просыпайся, одевайся, пойди, принеси, отнеси, купи, подмети, помоги, выучи! В школе тоже не легче. Стоит мне появиться в классе, только я и слышу от Зинки Фокиной: "Ой, Баранкин, будь человеком! Не вертись, не списывай, не груби, не опаздывай!.." И так далее, и тому подобное... В школе будь человеком! На улице будь человеком! Дома будь человеком! А отдыхать когда же?! И где взять время для отдыха? Немного свободного времени ещё, конечно, можно выкроить, а вот где найти для отдыха такое местечко, чтобы тебе абсолютно никто не мешал заниматься всем, что твоей душе угодно? И здесь мне пришла в голову та невероятная идея, которую я уже давно, тайно от всех вынашивал в своей голове. А что, если взять и попытаться её о-су-щест-вить! Осуществить сегодня же! Сейчас! Более подходящей минуты, может быть, больше никогда и не будет, и более подходящей обстановки и настроения тоже, может быть, никогда не будет!.. Сначала надо обо всём рассказать Косте Малинину. А может быть, не стоит?.. Нет, стоит! Расскажу! А там будь что будет! - Малинин! - сказал я шёпотом. - Слушай меня, Малинин!.. - От волнения я чуть было не задохнулся. - Слушай! Конечно, если бы мне не нужно было в этот выходной день заниматься, а потом ещё и работать в школьном саду, то я, может быть, никогда бы не поделился с Костей своим невероятным и неслыханным замыслом, но двойка, красовавшаяся в моём дневнике, и лопата, прислонившаяся ко мне своим черенком, переполнили, как говорится, чашу моего терпения, и я решил действовать.

СОБЫТИЕ СЕДЬМОЕ

Единственная в мире инструкция

Я ещё раз взглянул на окна нашей квартиры, на небо, на Воробьёв, на калитку, из которой вот-вот должен был появиться Мишка Яковлев, и сказал по-настоящему взволнованным голосом: - Костя! А ты знаешь, что утверждает моя мама?! - Что? - спросил Костя. - Моя мама утверждает, - сказал л, - что если по-настоящему захотеть, то даже курносый нос может превратиться в орлиный! - В орлиный? - переспросил Костя Малинин и, не понимая, к чему это я говорю, уставился в стену нашего дома, на которой было написано мелом: БАРАНКИН ФАНТАЗЁР НЕСЧАСТНЫЙ!!! - В орлиный! - подтвердил я.-Но только, если захотеть по-настоящему. Малинин отвёл свой взгляд от забора и недоверчиво посмотрел на мой нос. Мой профиль был полной противоположностью орлиного. Я был курносый. По выражению моей мамы, я настолько курнос, что через дырочки моего задранного кверху носа можно разглядеть, о чём я думаю. - Так что же ты ходишь с таким носом, если он может у тебя превратиться в орлиный? - спросил Костя Малинин. - Да я не о носе, дуралей! - А о чём? - всё ещё не понимал Костя. - А о том, что, если по-настоящему захотеть, значит, можно из человека превратиться, к примеру, в воробья... - Это зачем же нам превращаться, к примеру, в воробьев? - спросил Костя Малинин, глядя на меня как на ненормального. - Как ~ зачем? Превратимся в воробьев и хоть одно воскресенье проведём по-человечески! - Как это - по-человечески? - спросил ошеломлённый Малинин. - По-человечески - значит по-настоящему, - пояснил я. - Устроим себе настоящий выходной день и отдохнём как полагается от этой арифметики, от Мишки Яковлева... от всего на свете отдохнём. Конечно, если ты не устал быть человеком, тогда можешь не превращаться - сиди и жди Мишку... - Как это - не устал? Я очень даже устал быть человеком! - сказал Костя. Может, побольше твоего устал!.. - Ну вот! Вот это по-товарищески! И я с ещё большим увлечением стал расписывать Косте Малинину ту жизнь, без всяких забот и хлопот, которая, по моему мнению, ожидала нас, если бы нам удалось каким-то образом превратиться в воробьев. - Вот здорово! - сказал Костя. - Конечно, здорово! - сказал я. - Подожди! - сказал Костя. - А как же мы с тобой будем превращаться? По какой системе? - Не читал, что ли, в сказках: "Стукнулся об землю и превратился Иванушка в орла быстрокрылого... Стукнулся ещё раз об землю и превратился..."? - Слушай, Юрка, - сказал мне Костя Малинин, - а это обязательно стукаться об землю?.. - Можно и не стукаться, - сказал я, - можно и при помощи настоящего желания и волшебных слов... - А где же мы с тобой возьмём волшебные слова? Из старой сказки, что ли? - Зачем - из сказки? Я сам придумал. Вот... - Я протянул Косте тетрадь, тетрадь, которую ещё никто не видел на свете, кроме меня. - Тут всё написано... - "Как превратиться из человека в воробья по системе Баранкина. Инструкция", - прочитал Костя свистящим шёпотом надпись на обложке тетради и перевернул первую страницу...

СОБЫТИЕ ВОСЬМОЕ

"Не хочу учиться, хочу быть птицей!.."

- "Не хочу учиться, хочу быть птицей!.." А это что, стихи, что ли? спросил меня Костя, - Не стихи, а заклинание. В рифму... - пояснил я. - В сказках так всегда полагается. Знаешь, снип-снап-снур-ре-пурре-базелюрре... - "Я уверен, без забот воробей живёт! Вот я! Вот я!.." А дальше неразборчиво... - Чего неразборчива? - сказал я. - "Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья!.."

- Складно получается! - сказал Костя. - Всю ночь не спал, - сказал я и оглянулся по сторонам: я боялся, чтобы нас с Костей кто-нибудь не подслушал. - А что ж мы с тобой теряем время? - крикнул Малинин. - Давай скорее превращаться, пока Мишка Яковлев не пришёл! - Ты какой-то чудак, Малинин! Как это - скорей? Может, у нас с тобой ещё ничего не получится. а ты уже радуешься да ещё орёшь на весь двор! - Ну и что? - Как это - ну и что! Дело таинственное, можно сказать, непроверенное. Кто-нибудь подслушает - потом смеяться будут, если у нас ничего не выйдет. - Ты же сам говорил, что если есть волшебные слова да ещё если захотеть по-настоящему, то обязательно выйдет! - сказал Костя шёпотом. - Конечно, выйдет, если захотеть по-настоящему! А вот как это - захотеть по-настоящему? Вот в чём загадка! - прошептал я. - Ты, Костя, в жизни чего-нибудь хотел по-настоящему? - Не знаю, - тихо сказал Костя. - Ну вот! А говоришь - скорей! Это тебе не двойку в тройку превращать. Здесь, брат, двух человек надо превратить в воробьев. Вот какая задача! - А зачем - в воробьев? В бабочек, я думаю, легче. - Зачем же в бабочек? Бабочки - насекомые, а воробьи - это как-никак птицы. На прошлом уроке мы как раз проходили воробьев. Ты в это время, правда, постороннюю книгу читал. - Верно. Я про воробьев не слушал. - Ну вот, а я слушал. Нина Николаевна нам целый час рассказывала о воробьях. Знаешь, какая у них замечательная жизнь? - В воробьев так в воробьев! - сдался Костя Малинин. - Я в драмкружке в "Снежной королеве" ворона играл, мне в воробья будет даже легче превращаться. Давай скорее! - Тебе бы только скорее! Сначала надо хоть немного потренироваться, сказал я, забираясь с ногами на лавочку. Присев на корточки, как воробей, я втянул голову в плечи и заложил руки за спину, словно крылья. - Похоже! - сказал Костя, повторяя за мной все движения. - Чик-чирик! - Ну вот что! - сказал я. - Тренироваться так тренироваться, а раньше времени чирикать нечего. Давай лучше отработаем воробьиную походку. Сидя на корточках, мы стали прыгать по лавочке и чуть не свалились на землю. - Тяжело! - сознался Костя, для равновесия размахивая руками, как крыльями. - Ничего, - успокоил я Малинина, - когда мы станем настоящими воробьями, прыгать будет легче. Костя хотел ещё немного попрыгать, но я ему сказал, что тренировка окончена и что теперь мы переходим к самому главному - к превращению человека Малинина и человека Баранкина в воробьев. - Замри! - скомандовал я Косте Малинину. - Замер! - Сосредоточься! - Сосредоточился! - ответил Костя. - А теперь по команде, мысленно, как говорится, в своём воображении, начинай превращаться в воробья! Понятно? - Понятно! - Если понятно, тогда к превращению из человека в воробья приготовились! - Приготовились! - Начали! - Начали! Я зажмурил глаза, напрягся и, мысленно повторяя слова заклинания, начал изо всех сил мысленно, в своём воображении, превращаться в воробья, сомневаясь про себя в том, что у меня хватит настоящего желания и настоящих сил, необходимых для такого неслыханного и невиданного и, можно сказать, сверхъестественного задания...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧИК-ЧИРИК! ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА!

СОБЫТИЕ ДЕВЯТОЕ

Стоит захотеть по-настоящему и..

Сказать по правде, у меня всю жизнь часто возникали в голове всякие трудноосуществимые желания и фантазии. Одно время я, например, мечтал изобрести такой аппарат, с помощью которого можно было бы у любого человека на расстоянии отключить голос. По моим расчётам, этот аппарат (я его назвал ТИХОФОН БЮ-1 - отключатель голоса по системе Баранкина) должен был действовать так: предположим, сегодня на уроке учитель рассказывает нам о чём-нибудь неинтересном и тем самым мешает мне, Баранкину, думать о чём-нибудь интересном; я щёлкаю в кармане выключателем тихофона, и голос учителя исчезает. У кого такого аппарата нет, те продолжают слушать, а я в тишине спокойно занимаюсь своим делом. Другой пример: я вхожу утром в класс. Зинка Фокина налетает на меня и тут же начинает читать мне нотацию; я спокойно щёлкаю в кармане рычажком и выключаю голос Фокиной на весь день... Мне очень хотелось изобрести такой аппарат, но дальше названия у меня почему-то дело не пошло, может быть, потому, что я не по-настоящему хотел изобрести такой аппарат? Или вот в прошлом году, в последний день летних каникул, перед тем как лечь спать, мне, например, ужасно захотелось стать взрослым, но не через пятнадцать-двадцать лет, как становятся все нормальные люди, а назавтра же. Скажем, так: спать ты ложишься ещё мальчишкой, просыпаешься утром, смотришь - ты уже взрослый, с усами, и в школу идти не надо... Желание моё было ужасно сильным, я даже во сне только об этом и думал. Утром первого сентября я проснулся, конечно, пораньше. Смотрю - лежу в постели таким же, как уснул, без усов, и надо идти в школу... Были у меня и другие сильные желания, но ни одно из них, конечно, не захватывало меня вот так, по-настоящему, как желание превратиться из человека в воробья!.. Итак, когда я скомандовал Косте "начали" и зажмурился, я решил, что не открою глаза до тех пор, пока мне не покажется, что я уже превратился в воробья. Я сидел на лавочке, не шевелясь, не отвлекаясь, не размышляя ни о чём постороннем, и думал толь-ко об одном: "Как бы мне скорее превратиться в воробья". Я ждал наступления этого момента с такой силой, с какой не ждал даже начала летних каникул. А то, что во дворе с минуты на минуту должен был появиться Мишка Яковлев, только удесятеряло мои силы и намерения. Сначала я сидел на лавочке просто так, как сидят все обыкновенные люди, и не чувствовал ничего особенного. В голову по-прежнему лезли всякие неприятные человеческие мысли: и про двойку, и про арифметику, и про Мишку Яковлева, но я старался обо всём этом не думать. Я считал, что если уж я решил твердо превратиться в воробья, то и думать надо только исключительно о чём-нибудь воробьином. Через некоторое время я заметил, что у меня в голове наконец-то вместо человеческих мыслей стали появляться и нечеловеческие. Так, например, мне внезапно захотелось немного пощебетать на воробьином языке. Вслед за мыслями стали возникать сами по себе разные нечеловеческие желания и намерения: то мне хотелось спорхнуть с лавочки и немного полетать по воздуху, то посидеть на самой вершине берёзы, то немного пожить в скворечнике... А когда я, по привычке, попробовал опять подумать о чём-нибудь человеческом, то у меня, к моему удивлению, на этот раз ничего не получилось. Ариф-метика мне показалась глупейшим занятием. Двойка почему-то вообще перестала меня расстраивать и потеряла всякое значение, а Мишка Яковлев стал мне представляться не знаменитым на всю школу отличником, а каким-то неуклюжим и несчастным существом, которое не умеет делать даже такой простой вещи, как летать по воздуху. В это самое время у меня по ногам начали ползать мурашки. Они ползли всё скорее и скорее. Потом побежали по спине, по рукам, по всему телу. Вдруг совершенно неожиданно мне захотелось поклевать овса. Да, да! Овса! Нечищеного, сырого овса! И чтобы он лежал на земле в пыли. И чтоб его было много, этого овса, очень много. В общем, столько, чтобы я мог наклеваться досыта. Сижу я на лавочке с закрытыми глазами, по телу у меня мурашки, словно сумасшедшие, носятся, как ребята на большой перемене, а я сижу и думаю: "Интересно, что же означают эти мурашки и этот овёс? Мурашки - это ещё мне понятно, это я, наверное, ноги отсидел, а при чём здесь овёс?" Я даже мамину овсяную кашу на молоке с вареньем и ту ел дома всегда без всякого удовольствия. Почему же мне хочется сырого овса? Я ведь всё-таки человек, а не лошадь? Сижу, думаю, гадаю, но ничего сам себе объяснить не могу, потому что глаза у меня плотно закрыты, и от этого в голове совершенно темно и неясно. Тогда я подумал: "Уж не случилось ли со мной чего-нибудь такого..." - и поэтому решил осмотреть себя с ног до головы... Затаив дыхание я чуть-чуть приоткрыл глаза и первым делом взглянул на свои ноги. Смотрю - у меня вместо ног, одетых я ботинки, босые воробьиные лапы, и этими лапами я стою босиком на лавочке, как самый заправский воробей. Я открыл глаза пошире, смотрю - вместо рук у меня крылья. Открываю глаза ещё больше, верчу головой, гляжу - сзади торчит хвост. Это что же получается? Получается, что я всё-таки превратился в воробья!

Я - воробей! Я больше не Баранкин! Я самый настоящий, самый что ни на есть воробейный воробей! Так вот почему мне так вдруг захотелось овса: овёс любимое кушанье лошадей и воробьев! Всё понятно! Нет, не всё понятно! Это что же выходит? Значит, моя мама была. права. Значит, если по-на-сто-я-ще-му захотеть, то можно действительно всего достичь и всего добиться! Вот это открытие! О таком открытии стоит, пожалуй, прочирикать на весь двор. Да что на весь двор - на весь город, даже на весь мир! Я распустил свои крылья! Я выкатил грудь! Я повернулся в сторону Кости Малинина - и замер с разинутым клювом. Мой друг Костя Малинин продолжал сидеть на лавочке, как самый обыкновенный человек... Косте Малинину не удалось превратиться в воробья!.. Вот тебе раз!

СОБЫТИЕ ДЕСЯТОЕ

Что на воробьином языке означает...

Косте Малинину не удалось превратиться в воробья! Он пыжился, жмурился, всё время ощупывал себя руками, чуть слышно шептал себе под нос: "Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья!"-и всё безрезультатно. А ещё торопил меня, а ещё кричал на весь двор: "Давай скорее превращаться в воробьев! Давай быстрее! Давай сейчас же!" А сам как был Малининым, так и остался. Только покраснел как рак, и больше ничего. - Малинин! - закричал я на Костю. - В чём дело? Почему ты не превращаешься в воробья?.. Но вместо этих слов из моего рта вылетело обыкновенное воробьиное чириканье: "Чик-чирик! Чьвит-чьвит! Чиу-чиу!" Повернув голову, Костя посмотрел в мою сторону и с изумлением вытаращил глаза. - Баранкин! - сказал он. - Это ты, Баранкин?.. - Чио! Чио! Чья! Чья! - ответил я ему по-воробьиному, что означало: "Конечно, я! Не узнаёшь, что ли?!" Убедившись, что я не вру и что я уже действительно не я, а самый настоящий воробей, Малинин покраснел ещё больше - наверное, от зависти! - и чуть не расплакался. - Как же это у тебя получилось? - спросил он, часто моргая глазами. Я сказал: - Чень-чень-чень! Чик-чик-чик!.. (Очень просто! Чик! Чик! Чик! И готово!) Затем между мною и Костей произошёл следующий разговор на разных языках: Костя (со слезами на глазах). Значит, превратился! Вот здорово! А почему же я не превратился? Я. Чирик! Чим-чирим! (Откуда я знаю!) Чирик-чи-чвить-чить! (Наверное, хотел не по-настоящему!) Костя. Что ты на меня чвикаешь? Говори по-человечески! Я. Р-р-р-чик! Чуть-чуть-чьвим-чим! (Как же я могу говорить по-человечески, если я воробей!) Чепчик! Чи-чи-нип!

Костя. Ещё "чепчиком" обзывает! А я совсем его и не обзывал "чепчиком". Я ему сказал: "Не падай духом, Малинин! Ещё раз попытайся". Костя стал ругать меня за то, что я, не дожидаясь его, превратился в воробья, но я ему не стал ничего чирикать в ответ. Мне самому тоже было это неприятно. Уговаривались вместе превратиться в воробьёв - и вот вам, пожалуйста. Конечно, быть воробьем одному не так интересно, как вдвоём. Я махнул крылом. Взлетел. Уселся на заборе злой-презлой и повернулся спиной к Косте Малинину. И надо же было, чтобы в эту минуту на улице из-за угла показался на велосипеде Мишка Яковлев. Я схватился крыльями за голову. Всё пропало! Теперь Малинин уж ни за что не успеет превратиться в воробья! - Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья! - донёсся до меня снизу голос Кости Малинина. Не сводя глаз с Мишки Яковлева, я крикнул Косте с забора: - Чим-чим-чим! Чер-чилим! Чер-чилим! Чересчур! Черес-чур! (Поздно! Мишка на велосипеде едет! Сейчас он тебя учиться поведёт!) Сам чирикаю и вижу, как Мишка уже въехал во двор и к лавочке подъезжает, на которой сидит несчастный Костя Малинин, то есть не сидит, а должен был сидеть... Я говорю "должен был", потому что, когда Мишка Яковлев подрулил к лавочке, Кости на скамейке уже не было. Вместо Кости на скамейке стоял на полусогнутых лапах воробей, и, судя по всему, этот воробей был не воробей, а бывший Костя Малинин. Значит, пока я переживал и уже ни во что не верил, Костя Малинин взял и тоже превратился в воробья со второй, а может, и с третьей попытки. Впрочем, неважно, с какой попытки, важно, что превратился.

- Костя, - крикнул Мишка, слезая с велосипеда, - Малинин! Ты куда спрятался? Странно! По-моему, я его только что видел на лавочке. Конечно, видел. Вот его учебники и тетради! Мишка собрал тетради и учебники и, не обращая никакого внимания на рядом сидящего воробья (который был вовсе не воробей, а Костя Малинин - вот смехота!), оглядел весь двор, потом посмотрел на наше окно, из которого показалась голова моей мамы. - Здравствуй, Миша! - сказала мама. - А где же Юра и Костя? - А я как раз хотел вас об этом спросить! - сказал Яковлев. - Учебники и лопаты на лавочке лежат, а их нет... - Вот сорванцы! - сказала мама. - Наверное, на улицу убежали... Ты, Миша, заходи в комнату, они сейчас вернутся! Мишка положил Костины учебники на седло и скрылся в подъезде, а я слетел с забора на лавочку к Косте Малинину. - Ир-чик! Ир-чик! Чуть-чуть-чуть! - сказал я Косте. (Молодец, Малинин! Превратился всё-таки!) На что мне Костя прочирикал: - Че-че-че? (Честное слово?) - Че-че-че! - сказал я. - Чуф-чуф-чуф! Чи-чи-чи! (Честное слово! Открой глаза и увидишь!) И Костя открыл свои голубые, как у девчонки, глаза... Глаза у него так и остались голубыми! Воробей с голубыми глазами! Здорово! Стоит на лапках, качается, хвостом сам себе равновесие помогает держать и от удивления прийти в себя никак не может. А я вытер крылом пот со лба и сказал: - Всё в порядке! (Ч-уфф!) - Ч-уфф! (Всё в порядке!) - сказал Костя Малинин и тоже вытер крылом лоб. Мы обнялись и, подпрыгивая от радости, закружились по скамейке...

СОБЫТИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Встреча с бесхвостым

- Сей-час наедимся овса, - сказал я Косте Малинину, - и пом-чим-чим-ся! Полетим! - Куда? - Можно направо, можно налево. Раз мы с тобой превратились, то нам теперь всё можно. - Я поднял крыло, отставил лапку и прочитал с выражением; - "Мы вольные пти-ти-ти-цы! Пора, брат, пора! Туда, где за морем белеет гора!.." Одним словом, куда захо-тим-тим, туда и поле-тим-тим! Вот какая жизнь! Малинин засмеялся. - Юр-чи-чик! - сказал он. - В воробья ты превратился, а клюв у тебя остался курносым. Чу-чу-деса! - Врёшь! - Ни-чуть! - А у тебя глаза голубыми остались, как у дев-чон-ки! Чеп-чик!. Я спорхнул с лавочки к луже и стал смотреться в воду. Клюв у меня действительно остался курносым, и вообще я весь получился какой-то серый, и перья у меня топорщились во все стороны, и на лбу торчал хохолок... Костя Малинин выглядел совсем по-другому: у него была нарядная белая грудка с галстуком, сам он был весь чистенький, аккурат-ненький, с приглаженными перышками, как будто он только что из парикмахерской вылетел. Впрочем, я ничуть не расстроился: я, когда был человеком, тоже не отличался особенной красотой и аккуратностью. Подумаешь, курносый так курносый. Взъерошенный так взъерошенный. Не в этом дело. Дело в том, что я во-ро-бей и что теперь мне никто и ничто не может испортить моего замечательного воробьиного настроения. А настроение у меня было действительно замечательное! Ещё бы! В голове совершенно пусто - ни забот, ни мыслей, ни тревог! И так будет весь день! Целый день-день-день-день! Ну и день-день-день! Вот так день-день-день! Я напился дождевой воды и ударил крылом по своему отражению, обдав брызгами Костю Малинина, скакавшего по ту сторону лужицы. - Костю-чок-чок-чок! Ну, как жизнь? - Заме-ча-тельная! - чирикнул Малинин, брызгая в меня водой. - А что я тебе говорил? А ты говорил: "Превратимся лучше в бабочек"! Давай искупаемся! - Холодно! Давай лучше овёс искать. Очень-чень есть хочется. Найти овёс на нашем дворе оказалось делом нелёгким. Мне попадались и конопляные зёрнышки, и арбузные семечки, и семечки обыкновенные, а вот овса всё не было. - Ты че-чего дерёшься! - услышал я вдруг за спиной Костин голос. - Юр-чик! Он у меня из хвоста перо выдернул! Хулиган какой! Я оглянулся и увидел, что невдалеке от меня Костю Малинина гоняет по траве здоровенный бесхвостый воробей. - Я скачу, - затрещал Костя, подбегая вприпрыжку и прячась за мою спину, вижу, в траве овёс лежит, нагнулся-слышу, у меня из хвоста кто-то перо дёргает! Хулиганство какое! - Ты че-чего к маленьким пристаёшь? - спросил я, подскакивая к здоровенному воробью. - Че-чего ты людям выходной день-день портишь? - Я ни-че-че-го! А че-че-го этот птен-чик на мой овёс разлетелся? На чу-чу-жой двор заявились да ещё распоряжаются здесь! Что-то я вас здесь раньше никогда не замечал! Я хотел по-хорошему объяснить воробью, почему он не мог нас раньше видеть на дворе, но верзила-воробей и не стал меня слушать. Он подскочил ко мне и, не говоря ни слова, ударил меня по-воробьиному крылом в грудь. Ударил. Отскочил. Ноги расставил и крылья для устрашения распустил.

Но я не растерялся. Я тоже распустил крылья веером, хвост - трубой, подскочил к верзиле нос к носу да ка-ак дам ему подножку! Обыкновенную человеческую подножку. Конечно, верзила-воробей не знал такого приёма и, хотя он был выше меня на целую голову, свалился на траву как подкошенный. Лежит на лопатках, ноги кверху задрал и молчит и больше не задирается. Он думал, наверное, что мы ему сейчас с Костей зададим хорошую взбучку. А мне этого воробья почему-то даже жалко стало. - Эй ты, куцый! - сказал я. - Вставай! У. нас лежачего не бьют! Можешь проваливать... Впро-чем-чем, можешь и остаться! Мы тебя сейчас-час угостим овсом. Костя, где овёс? - Здесь, в траве. Вот ов-син-синки, и вот ов-син-синки. Но бесхвостый не обратил на мои слова никакого внимания. Он молча поднялся, отряхнулся и испуганно запрыгал прочь. ~ Чеп-чик! - крикнул ему Малинин вслед, махая хвостом. ~ Сам ты чеп-чик! - сказал я Косте, зажимая лапой золотистую овсинку. - Не мог без меня дать сда-чи! Ко мне снова вернулось хорошее настроение. И Костя Малинин опять стал весёлый-превесёлый. - А здорово ты его чеб-чеб-чебурахнул! - ска-зал Костя, выгребая из травы зёрнышко овса. У меня даже слюнки потекли от одного вида аппетитных овсинок. Я поточил клюв о камешек и ещё крепче зажал зёрнышко лапой. Сейчас я эту овсинку раздолблю и съем... Сейчас! - Кошка! - услышал я за спиной отчаянный голос Кости Малинина. Я обернулся...

СОБЫТИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Кошка Муська хочет меня съесть.

Итак, я обернулся... Смотрю, Кости Малинина уже на земле нет, он уже на акации. Привесился к ветке вниз головой, крыльями машет и кричит как сумасшедший: - Кошка! Сзади тебя кошка! Я повернул голову в другую сторону. От мусорного сарая ко мне действительно приближалась кошка, обыкновенная кошка. Только я никак не мог понять, что было в этом ужасного и почему Костя устраивает такую панику, как будто на дворе появился тигр. Просто псих какой-то этот Малинин! Если бы я знал, что он будет таким нервным воробьем, я бы ни за что с ним не связывался.

- Юр-чик! Скорее улетай! - продолжал метаться на ветке Костя Малинин. Кошка подошла поближе и остановилась. И в этой незнакомой кошке я узнал любимую мамину кошку Муську. Когда я ещё сидел на лавочке как человек, она спрыгнула с подоконника, подошла ко мне и стала тереться о мою ногу, а я её прогнал, чтобы она не мешала мне думать. - Здорово, Муська!-чирикнул я. - Чу-чу-чу-ешь, кто я такой, или нет?.. Ты что, не узнаёшь своего хозяина, что ли?.. Да ты не бойся, подойди поближе, я тебя не съем! Это же я! Вотчу-чу-дач-ка! А вон на дереве Костя Малинин. Тоже не узнаёшь? Костя, не бойся, лети сюда! Это наша Муська! - Ты с ума сошёл! - снова затрещал на акации Малинин. - Она же тебя съест! - Меня? Своего хозяина? Это ты с ума сошёл! Ты какой-то, Малинин, чу-чу-чумовой! Не успел я закончить фразу, как сзади на меня обрушилось что-то урчащее, тяжёлое и подмяло под себя. "Муська!" - успел подумать я и рванулся изо всех сил в сторону и вверх по направлению к акации, на ветках которой продолжал чокать и трещать Костя Малинин. Я летел, как камень из рогатки. Я чуть не сбил с дерева своего лучшего друга. Хорошо, что он удержался. Тем временем я тоже успел зацепиться за ветку. С ветки акации я взглянул вниз. Муська водила хвостом по траве, продолжая урчать и облизываться. В воздухе медленно, как рыбки в аквариуме, плавали выдранные Муськой из моего бока маленькие перышки. - Полу-чи-чил! Полу-чи-чил! - продолжал злорадно трещать Костя Малинин. - Ниче-че-го не понимаю, - чирикнул я. - Такая знакомая кошка... Можно сказать, родная... - "Родная! Знакомая"!.. Скажи спасибо, что вывернулся... - Баранкин перед кошками никогда не отступал! - Храбрый какой! Расчи-чи-рикался: "Иди сюда, я тебя не съем, чу-дач-ка"! Сам чу-чу-дак! Ты забыл, что ли, что кошки едят воробьев? - Да нет, - сказал я, - просто я ещё не привык к тому, что я воробей! - "Не привык"! А почему же я сразу привык? - сказал Костя и добавил: - Вот съела бы тебя твоя родная Муська, что бы я твоей матери сказал? Я представил на секунду, что было бы, если бы мне действительно не удалось вырваться из Муськи-ных лап, и мне стало не по себе. Откровенно говоря, я просто испугался, хотя опасность миновала и бояться было уже нечего, но перья у меня всё равно зашевелились и встали дыбом. - Что это с тобой? - спросил меня Костя Малинин. - Да так... Жарко! - сказал я, обмахиваясь одним крылом Костя опять начал ругать меня, а я взял и сунул голову под крыло, чтобы не слышать больше Костиной ругани, но в это время кто-то ткнул меня чем-то острым в бок...

СОБЫТИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

О чём чирикают бабушки

Я выглянул из-под крыла и увидел сидящего рядом со мной старого, облезлого воробья. - Ты, птен-чик желторотый, - сказал мне старый воробей, - я тут всё время за тобой с берёзы наблюдал. Ты что, вообще дура-чок-чок-чок или только притворяешься? - А что вам от меня надо? - Ты не груби старшим. - Я не грублю. Это у меня такой голос. Чтобы отвязаться от старика, я снова спрятал голову под крыло, но старик опять пребольно клюнул меня в шею. - Слушай, когда с тобой разговаривают старшие! Чти взрослых! Чти-чти-чти! Не чуф-чуф... не чуфырься! - А я и не чу-фырюсь! - А что это ты про кошек чирикал? Какие могут быть у воробья знакомые кошки? Ах вы, птенч-птенч-птенчики! И чему только учат вас родители? Старик закатил глаза и стал чирикать о том, какие в его времена были прилежные и послушные воробьята, какие они все были умные, как они не чуфырились, а теперь все чуфырятся. Стоило превращаться в воробьев, чтобы выслушивать эту чеп-чеп-чепуховую нотацию. Да у нас по вечерам старухи как усядутся вместе на лавочке, только об этом и чирикают, то есть разговаривают. - Вы чьи дети? Чьи вы? Чьи вы? - спросил меня старик. - Ничьи! Ничьи! - сказал я, срываясь с ветки и увлекая за собой Костю Малинина. - "Чуфырься! Не чуфырься!" - сказал Костя, работая крыльями. Чох-чок-чокнутый какой-то! Мы закружились над нашим двором, выбирая дерево, не занятое воробьями. Хотя я и сам был воробей, но мне почему-то вдруг захотелось держаться о г них подальше. Знакомство с бесхвостым и со стариком произвело на меня не совсем приятное впечатление. А больше всего меня расстраивало вот что: с той минуты, как мы превратились с Костей в воробьев, прошло, наверное, уже полчаса, а наша воробьиная жизнь всё как-то не налаживалась, и вообще всё шло совсем не так, как я ожидал. Время идёт... Завтра, между прочим, снова в школу... Косте Малинину я, конечно, ничего не сказал. В конце концов впереди ещё целый день - жизнь наладится, и всё будет хорошо. Главное, не надо отчаиваться и терять надежды. Покружив в воздухе, мы опустились с Костей на дерево, не занятое воробьями. Ветка, на которую мы уселись, выходила на солнечную сторону. Солнце пригревало, как летом. С удовольствием втянув голову в плечи, я уже собирался спрятать её под крыло, как вдруг у меня над ухом что-то противно свистнуло. Раздался щелчок. Посыпались листья. Ну что ещё такое? В чём дело? Я открыл глаза и посмотрел вниз.

СОБЫТИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Дальнобойная рогатка с оптическим прицелом

Возле лавочки, на которой мы ещё недавно сидели с Костей Малининым, стоял мой сосед по квартире, белобрысый Венька Смирнов, и отвратительно щурился. В руках у него была рогатка с оптическим прицелом. Рогатку я узнал сразу. Никто лучше меня не делал таких дальнобойных рогаток. Веньки-ну рогатку тоже смастерил я по его личной просьбе. Венька смотрел на меня в оптический прибор. Я смотрел на Веньку. На Веньки-ном лице было написано: "Не попал! А жаль!.." Так. Мало того что меня чуть-чуть не слопала наша кошка, теперь в меня стреляют из рогатки, сделанной моими же руками. - Ну, подожди, Венька! - чирикнул я с дерева. - Подожди, белобрысый! Когда я опять превращусь в че-че-ловека, я тебе покажу, как стрелять в меня из рогатки!

Не обращая никакого внимания на моё чири-канье, Венька нагнулся и стал искать камень. Мы с Костей переглянулись и, не сговариваясь, одновременно рванули с дерева. Я решил улететь подальше от нашего двора, подальше от кошки Муськи, от белобрысого Веньки с рогаткой, от этих драчливых и негостеприимных воробьев. Мы пролетали один двор за другим. С высоты нашего птичьего полёта оказалось, что в нашем городе кошек было гораздо больше, чем я предполагал, когда был человеком. Мальчишек с рогатками тоже было много. Это открытие меня расстроило. Из своего небольшого воробьиного опыта я уже успел понять, что любое знакомство с рогаткой или кошкой может окончиться очень плохо для воробьев. Малинин тоже меня стал почему-то ужасно раздражать. Тащится где-то там, в хвосте, отстаёт всё время и вообще летит с таким видом, как будто он мне одолжение делает. - Че-че-го ты все время отстаёшь? - не вытерпел я и заругался на Костю. Тянучка противная! - Я устал! - "Устал"!.. Че-че-тыре квартала пролетели, а он уже устал! - Я не лететь устал. Я устал быть воробьем! - Подумаешь! Полчаса всего, как воробей, и уже устал! А как же воробьи бывают всю жизнь воробьями?! Знал бы, не связывался с тобой! Я высмотрел сверху небольшой сквер с большими и высокими деревьями и спланировал вниз. - Можешь отдыхать! - сказал я Косте, когда он следом за мной плюхнулся на ветку. Костя приподнял крыло и уже хотел спрятать голову под мышку, но вдруг над нами раздался голос: - Вот они где, бездельники! Я их послала за соломой, а они греются на солнце! Хороши сыночки!..

СОБЫТИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Что бывает, когда сыновья отрекаются от своей матери

Я взглянул вверх и увидел толстую воробьиху, свесившуюся с соседней ветки. Это она назвала нас своими сыночками. - А почему вы молчите, почему вы ничего не отве-че-че-чаете своей мамочке? - Ниче-го не понимаю! - шепнул мне Костя. - Почему она называет себя нашей мамочкой? - А че-че-го тут непонятного? Наверное, она приняла нас за своих птенцов. - А мы что, похожи? - Откуда я знаю... - По-чему вы пря-че-тесь от своей мамо-чки? - продолжала щебетать воробьиха. - Не бойтесь! Летите сюда. Так и быть, я вам ничего не сделаю. - А может, мы действительно похожи на её сыновей? - Может, и дей-стви-тви-тельно! - Этого ещё не хватало! Извините, гражданка! - сказал Костя. - Мы ни от кого не пря-чем-ся, а вас мы вообще видим в первый раз! - Это что ещё за гражданка! - заверещала воробьиха. - Воробьи добрые, вы только послушайте, как он называет свою мамо-чку! Воробьи, сидевшие целой стаей на соседнем дереве, громко возмутились, а толстая воробьиха так разозлилась, что даже клюнула Костю Малинина в шею. Костя заорал. - Тё-тень-ка! - вступился я за своего друга. - Че-че-стное слово, мы не ваши дети. Ну, че-че-стное-прече-че-стное! - Глядите, воробьи добрые, и этот не хо-чет признавать свою мамо-чку, затрещала воробьиха, подскакивая на ветке и взмахивая крылышками. Воробьи стали ругать нас с Костей ещё громче, а наша "мамочка" задала нам такую трёпку, что из нас с Костей пух полетел, как из подушек... Пришлось нам с Малининым взять свои слова обратно и назвать воробьиху "мамочкой". - То-то! - мгновенно успокоилась воробьиха. - А теперь, сыночки, летим! Учи-читься вить-вить гнездо! - Как - учи-чи-ться? - закричали мы с Костей в один голос.

СОБЫТИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Мы с Костей учимся вить гнездо

- Вы что, всё позабыли, что ли? - сказала воробьиха. - Вчера ваша мамочка у-чила вас, как нужно вить-вить гнездо, а сегодня будете вить-вить сами! - Интересное дело! - чирикнул тихо Костя. - По-чему ты мне не сказал, что воробьи тоже у-чатся? - А откуда я мог знать? - А за-чем ты говорил, что у воробьев заме-ча-тельная жизнь? - Это же не я, это Нина Николаевна говорила, - соврал я. - Вот привязался! - В общем, ты как хочешь, а я лич-но не буду у-читься вить-вить гнездо! громко прочирикал Костя Малинин. - Кто сказал, что не хо-чет у-читься вить-вить гнездо? - спросила грозно воробьиха, подлетая к нам с Костей. - Это не он сказал, это я сказал! - чирикнул я, загораживая Костю, и добавил: - А драться, по-моему, не педаго-ги-чно! - Что! Ты где это таких слов нахватался? Воробьиха изо всех сил клюнула меня в спину и погнала нас вместе с Костей на соседнее дерево, где были заготовлены впрок соломинки, конский волос и другие стройматериалы. - Зна-чи-чит, гнездо вьётся так... - защебетала воробьиха. - В клюв берётся соломинка и сворачив-чивается в ко-леч-ко... Урок начался. Мы с Костей, не глядя друг на друга, с отвращением взяли в рот по соломинке. "Интересно, бывают у воробьев на уроках перемены?.." - подумал я с тоской, сворачивая соломинку в колечко так, как учила нас толстая воробьиха. - За-тем, зна-чит!.. - продолжала щебетать воробьиха, ловко укладывая соломинки и приминая их грудью. - За-тем, зна-чит!.. Но что делается "затем", мы так и не узнали, потому что в эту минуту к нам свалился с неба прямо на голову толстый рыжий воробей. Ветка, на которой мы сидели, так и закачалась под его тяжестью.

- Папо-чка прилетел! Чиканька наш! Чика! Чи-ка! Чика! - обрадовалась воробьиха, приседая и раскачивая ветку ещё сильней. Мы раскрыли с Костей от удивления клювы и выронили соломинки и уставились на рыжего воробья Чику, который, по словам толстой воробьихи, был нам с Костей родным папочкой...

СОБЫТИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Драка за скворечник

- Скорей, сыно-чки! Скорей, воробьятки! - за-трещал рыжий дяденька-воробей, похлопывая себя крыльями по толстым ножкам и бокам. Стрижи улетают на юг! Освобождается скворечник-чник. Чудесный скво-реч-ник! - Скворе-чник-чник!- зачирикала радостно воробьиха. - Моя меч-та Меч-та! Меч-та! -- Да-да! Скворечник! Надо только успеть занять. Боюсь, придётся подраться! Скорей в путь-путь-путь! Летим-тим-тим! -- Ле-тим-тим-тим! - подхватил я, решив, что уж лучше драться за скворечник, чем учиться вить гнездо. - А может, не надо драться... Может, лучше поу-чим-чим-ся вить-вить гнездо! - пискнул Костя Малинин, - Хвост не дорос старших учить! Хотел бы я видеть, что ты запоёшь зимой, когда будет холодно! - Вот именно! - поддакнул я рыжему воробью. Воробей сорвался с ветки, столкнул крылом меня и Костю и, отчаянно чирикая, рванулся вперёд, показывая нам направление. Воробьиха пристроилась сзади, и, как только мы начинали с Костей отставать, она тут же своим острым клювом подгоняла нас и поддавала нам жару.

- Чур-чур, не отставать! Чур-чур! Вперёд! Вперёд! Чур-чур! - трещал рыжий воробей, то и дело оглядываясь. - Ладно, Юрка, я тебе этого никогда не забуду! - сказал-мне Костя на лету, - Если уж ты на всю жизнь решил остаться воробьем, и оставайся и дерись за свой скворечник. А я лично не буду. Вот выберу момент и сбегу! Улечу, и всё! - Тише, чудак! Всё дело испортишь! Сейчас от этого рыжего всё равно подобру-поздорову не отвяжешься! - Что же делать? У меня уже сил больше нет быть воробьем! - Что делать? Сбежим по дороге! Жди сигнала! С Баранкиным не пропадёшь! - Не пропадёшь? Как же! С тобой как раз, того и гляди, пропадёшь! простонал Костя Малинин., И он оказался прав. Мы действительно с ним чуть-чуть не пропали, и всё из-за меня. И зачем я только согласился драться за этот скворечник?! Сбежать по дороге нам, конечно, не удалось. Рыжий воробей и воробьиха всё время внимательно следили за нами и не давали отстать ни на шаг. Дело оборачивалось хуже, чем я предполагал. Если мы ввяжемся против своего желания в драку, то я-то, может быть, и вывернусь, а уж Косте наверняка несдобровать. Он вообще не приспособлен к драке, тем более с воробьями. Не успел я подумать об этом, как вдруг неожиданно рядом послышалось отчаянное чириканье, и мы всей "семьёй" врезались в стаю воробьев, дерущихся в каком-то незнакомом саду за тот самый скворечник, о котором мечтали наши "родители". Я даже не знаю, как это получилось, но мы с Костей внезапно очутились в самой гуще боя, сразу же потеряв из виду рыжего воробья и воробьиху. Справа, слева, сверху и снизу, отчаянно чирикая, кружились незнакомые воробьи. Хорошо, что Костя Малинин догадался вцепиться клювом в мой хвост, а то бы мы наверняка потеряли друг друга в этой суматохе. Тащить Костю на буксире и отбиваться было, конечно, трудновато, но я довольно ловко увёртывался от налетающих на меня воробьев, осыпая их всякими угрозами и проклятьями. Я взмывал вверх, падал на крыло, взлетал свечкой, входил в штопор, и наконец-то на бреющем полёте мне удалось выйти из воробьиного окружения. Костя, увидев, что опасность миновала, отцепился от моего хвоста, и мы вместе что есть духу пустились наутёк от этих проклятущих воробьев. - Бей их чем-чем-чем попало! - раздались вдруг за нашими спинами воробьиные голоса. Я оглянулся и увидел, как от дерущихся отделились четыре воробья и сыпанули за нами вслед...

СОБЫТИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Костя Малинин "начирикался"

- Кон-чится это когда-нибудь или нет? - простонал Малинин, прибавляя ходу. - Вот эти громче всех чи-рикали! - крикнул кто-то сзади. Преследующие нас воробьи стали заходить нам в хвост. - Ребята! Да ч-то вы! Мы же только чи-рикали! - оправдывался я на лету. - А за-чем-чем прилетели? - Ни за чем. Так просто - посмотреть! - Посмотреть? Вот мы сей-час вам покажем!.. Воробьи стали нагонять нас, и, вероятней всего, они задали бы нам такую взбучку, после которой от нас с Малининым не осталось бы ни пуха ни пера, если бы я не изобрёл на лету один остроумный боевой приём: выбрав удобный момент, я подпустил преследователей к себе поближе, потом совершенно неожиданно перевернулся в воздухе на спину и лягнул одного из наседающих на меня воробьев ногами - воробей отлетел в сторону и шмякнулся о забор. Я лягнул другого - и другой отлетел. Так я летел и брыкался до тех пор, пока не разбросал в разные стороны всех преследователей. Противники опешили, совершенно растерялись и стали отставать. Пользуясь замешательством воробьев, мы, прибавив ходу, скрылись за деревьями и в изнеможении свалились на первую попавшуюся крышу. От меня валил пар, а сердце прыгало, как крышка на кипящем чайнике. -- Кончено! - сказал Костя, еле переводя дух. - Ты как хочешь, а я ли-чно на-чи-рикался! Всё! Малинин стукнул клювом по крыше и стал из последних сил ругать меня за то, что я всё ему наврал про замечательную жизнь воробьев. - А ещё целый месяц наблюдал за ними... - сказал Малинин. - "У них жизнь без забот! У них жизнь без хлопот"!.. - А что я виноват, - сказал я, - если мне так показалось!.. А Костя Малинин сказал: - Я говорил, что нам надо было сразу в бабочек превратиться. Бабочки и гнёзд не вьют, и кошки их не едят, и питаются они не овсом, а сладким нектаром. Ох, и вкусная, наверное, штука!.. Я промолчал. В жизни бабочек Костя Малинин, конечно, гораздо лучше меня разбирался. У него одно время даже была их целая коллекция, только он её променял на марки. А в бабочках Костя здорово разбирался, даже знал, как зовут каждую и из какого она семейства. Вероятно, Костя был прав и нам действительно следовало сразу же превратиться в бабочек. Заманчиво, конечно, целый день порхать с цветка на цветок и всё время есть сладкое... И всё же, прежде чем начать превращаться в бабочек, я хотел расспросить Костю поподробнее об их жизни. А то как бы нам не напороться во второй раз... - А помнишь, нам Нина Николаевна рассказывала, - сказал я, - что бабочки опыляют цветки... - Ну и пусть опыляют себе! - сказал Костя. - А мы с тобой не будем! Дураков нет! Несмотря на то что в Костином ответе была своя железная логика, я всё-таки решил ему задать ещё один вопрос: - А как у бабочек в смысле учёбы? - спросил я. - Может, они тоже чему-нибудь учатся? - Ты долго мне будешь вопросы задавать? Вон уже кошки появились! - заорал на меня как очумелый Костя Малинин. Я думал, он меня разыгрывает. Смотрю - из чердачного окна действительно вылезли три кошки, перемазанные углем, и уставились на нас с Костей. Две из них мне были совершенно незнакомы, а третья была наша Муська. Видно, она всё-таки решила меня съесть. Рассуждать больше было некогда. - К перепревращению в бабочек приготовились! - скомандовал я лихорадочным шёпотом. - Приготовились! -- отозвался Малинин. - На-чали! - сказал я. - Как - на-чали?, - сказал Костя Малинин. - А чего говорить? Какие слова? Действительно, я совсем и забыл, что моё старое воробьиное заклинание совсем не годится для нового превращения в бабочек. - Сейчас! - сказал я. - Сейчас! Сейчас переделаю... - Скорей переделывай! - заорал Костя. - Готово! - сказал я. - Повторяй за мной!.. Не хочу быть воробьем! Хочу быть бабочкой!.. То есть мотыльком!.. Я уверен, без забот Мотылёк живёт! Вот я! Вот я! Превращаюсь в мотылька!.. - Нескладно получается! - сказал Костя, глядя в ужасе на приближающихся кошек. - Вот очутишься в животе у кошки, - сказал я,-тогда складно получится! Повторяй скорее! И Костя Малинин, закрыв от страха глаза, стал сыпать скороговоркой слова моего нескладного волшебного заклинания, обгоняя меня на каждом слове... Я уверен, без забот Мотылёк живёт!.. "Только бы успеть! - подумал я. - Только бы успеть превратиться до того, как нас сцапают кошки!.." Это была последняя мысль, мелькнувшая в моей измученной воробьиной голове...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Я - КАПУСТНИК И КОСТЯ - МАХАОН

СОБЫТИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Вредитель, известный населению

Пока мы с Костей Малининым шептали наперегонки слова заклинания и сосредоточивались, кошки во главе с нашей Муськой тоже не теряли даром времени. Осторожно ступая на лапы, они подкрадывались к нам всё ближе. "Ладно, Муська, - мелькнуло у меня в голове, - если я останусь в живых, я с тобой дома рассчитаюсь!" Больше о кошках я решил не думать, так как это мне мешало превращаться в бабочку. Теперь я всё своё внимание сосредоточил на цветах, на жизни, в которой не надо вить гнёзд или драться за скворечники, а нужно только порхать с цветка на цветок, греться на солнце и есть один сладкий нектар, но вместо этого мне, как назло, в голову всё время лез проклятый овёс и перед глазами продолжали мелькать воробьи, кошки, Венька с рогаткой и всякая подобная чепуха из моей воробьиной жизни. Я расстроился, открыл глаза и увидел, что расстояние между мною и кошками значительно сократилось, а я как был проклятым воробьем, так им и остался. Тогда я расстроился еще сильнее и решил больше не закрывать глаза - будь что будет! Сделав ещё несколько шагов, кошки вдруг остановились и стали о чём-то между собой фыркать и мяукать. "Совещаются, кому кого есть, - подумал я, - делят двух воробьев на трёх кошек. Ну и пусть... Теперь уж я наверняка не успею превратиться в бабочку"... На всякий случай я ещё несколько раз мысленно произнёс волшебное заклинание. Я уверен, без забот Мотылёк живёт! Вот я! Вот я! Превращаюсь в мотылька! Поспорив между собой, кошки разделились: одна стала подкрадываться к Косте, а Муська со своей подругой направилась ко мне. "Вот хитрюга! Знает, что она одна со мной всё равно не справится... И что я ей такого сделал, подумал я, не сводя глаз с Муськи, - только один раз чернилами облил, и то нечаянно..." В трёх шагах от меня Муська и её помощница заперли на месте. Они присели, выгнули спины трамвайной дугой и заурчали. Царапая железную крышу ногтями, приготовились к прыжку. "Собираются прыгать! Значит, мы с Костей не превратились в бабочек, - подумал я. - Не успели! Значит, всё пропало!.." Мне стало холодно. По телу побежали мурашки. Очевидно, это были последние мурашки в моей жизни... Я уже хотел крикнуть: "Прощай, Малинин! Извини, что я втянул тебя в такую историю!" Но здесь с кошками случилось что-то непонятное: они выпучили глаза, фыркнули и, вместо того чтобы прыгнуть вперёд, изо всех сил прыгнули в обратную сторону от нас. Шерсть у кошек поднялась дыбом; покрутив очумело головой, все трое ещё раз подскочили на месте и дунули в чердачное окно. Они исчезли так быстро и неожиданно, словно позади нас с Костей увидели огромную собаку. Я оглянулся - никакой собаки сзади не было. Зато я увидел бабочкины крылья, которые торчали за моей спиной, как два паруса. Так вот почему кошки так испугались: на их глазах из съедобного воробья я превратился в несъедобную бабочку! Успел всё-таки! Вот здорово! Я в восторге пошевелил маленькими треугольными крыльями и повернулся к Косте Малинину, чтобы поделиться с ним своей радостью, но от неожиданности вытаращил глаза. Рядом со мной, на том самом месте, где несколько минут назад лежал пластом и чуть слышно чирикал полуживой воробей Малинин, теперь сидела прекрасная бабочка с огромны-ми треугольными крыльями черно-зелёного цвета. Такую красивую бабочку я ещё никогда не видел, даже на картинках в книжке. Не может же быть, что Малинину Косте удалось превратиться в такое красивое насекомое. Нет, эта бабочка безусловно настоящая - сразу видно. А если это настоящая бабочка, то где же тогда мой друг Малинин?.. Уж не свалился ли он от страха с крыши на мостовую. Я посмотрел вниз. А может быть, Костю в суматохе незаметно для меня всё-таки успела сцапать кошка? Я посмотрел в чердачное окно. А может быть, он испугался кошек и перелетел на соседнее дерево? Я повернулся и стал разглядывать растущий рядом с домом тополь. - Чего ты крутишься, как на уроке? - спросила меня вдруг красивая бабочка голосом Кости Малинина.

Я уставился на бабочку и спросил не своим голосом: - А ты кто такая? - Не кто такая, а кто такой! - А кто ты такой? - Да ты что, Баранкин, ты нарочно не узнаёшь меня, что ли? - Малинин, это ты? - А то кто же! Не узнал? - Да, попробуй тебя узнай! Вот это превратился так превратился! А я уж испугался, думал, с тобой что случилось. - Как же! Держи карман шире! - сказал Малинин, разводя крыльями. Я даже не мог отвести от Кости глаз, такой он был необычный. - Костя, - сказал я, - а как же ты называешься? - Как я называюсь? Очень просто!.. Сейчас вспомню. Крылья у меня сверху черно-зелёные? - Черно-зелёные. - А с обратной стороны? - Коричневато-чёрные. - С золотыми точками? - С точками... И ещё на каждом крыле по половине луны и по целой радуге. - Всё ясно! Я превратился в махаона из семейства парусников. - А я? - А ты превратился в этого... Ну-ка, повернись! Я повернулся. Малинин критически осмотрел меня с ног до головы. - Так... - сказал он. - Крылья у тебя маленькие, жёлтенькие с чёрными пятнышками. Понятно. Ты превратился в этого... во вредителя. - В какого вредителя? - В огородного. Известного населению под названием капустник из семейства белянок... - Вот тебе раз! А почему я превратился в капустника, а ты - в махаона? - "Почему, почему"! Откуда я знаю! Наверное, потому что махаоны водятся на Дальнем Востоке, а я жил три года в Хабаровске. А ты водишься в средней полосе России. - А это точно? - Точно! У меня же коллекция была! Я все породы бабочек знаю... Я махаон, а ты - вредитель... - "Вредитель"! От тебя очень много пользы! Если хочешь знать, так капустником быть даже лучше, чем махаоном. - Это почему же? - Потому что у тебя крылья расфуфыренные, как у девчонки. Мне, например, с такими крыльями было бы просто стыдно появиться среди ребят... то есть среди мотыльков. - Стыдно - и появляйся на своих! - И появлюсь! Я взлетел над крышей и сделал пробный круг возле чердачного окна. Крылья у меня были, конечно, не такие удобные и прочные, как у