День шестой: просветление и эйфория 2 страница

 

В девять утра Эдам Крайдер вышел из полицейского участка Аспена и с аннулированным чеком из моей чековой книжки направился в отделение Банка США. Утром в четверг там не было посетителей, он подошел к первому окошку и прервал кассиршу, которая готовила рабочее место к новому дню.

Выслушав его жалостный рассказ, кассирша позвала старшего смены, чтобы получить разрешение открыть доступ к истории моей дебетовой карты.

— Похоже, что последняя транзакция была двадцать пятого, в Моабе, в «Сити-маркете».

— Сколько?

— Покупка на двадцать два тридцать один… наличных не получал.

(Я запасался водой, соком, фруктами, леденцами и буррито.)

— А что до этого?

— Двадцать девять двадцать два в супермаркете «Кларкс», тут в городе, двадцать четвертого числа.

(Я купил продукты вечером двадцать третьего перед тем, как пойти домой складывать вещи для лыжной вылазки с Брэдом и поездки в Юту, но супермаркет провел деньги только после полуночи.)

— И все? После двадцать пятого ничего? Как часто это обновляется?

— Мгновенно… по крайней мере в течение нескольких часов — смотря как быстро магазин проводит данные.

Крайдер уже знал — вчера вечером выяснили по телефону, — что последняя операция с моей кредитной картой производилась двадцать четвертого, на заправке в Гленвуд-Спрингс — городке у слияния рек Роаринг-Форк и Колорадо. Из Гленвуда можно направиться на восток или запад по трассе I–70, что ни о чем не говорит, за исключением того, что я не пользовался кредитной картой неделю. Итак, Эдам узнал, что я приехал в Моаб и, возможно, уехал оттуда в пятницу двадцать пятого. Но где я пропал?

 

Утром в четверг, в 9:07, Стив Пэтчетт сидел в Альбукерке на своей кухне и размышлял, как дальше вести поиски. Стив был электриком и членом профсоюза, так что примерно раз в полгода от четырех до шести недель сидел без работы, и как раз сейчас был такой момент, поэтому времени, чтобы посвятить себя планированию поиска, у него было навалом. Сначала он набрал номер конторы шерифа округа Эмери с домашнего телефона, и звонок перевели на капитана Кайла Эккера. Они обсудили состояние поисков, начатых благодаря их вчерашнему разговору. Кайл объяснил, что первый поиск не дал результатов.

— Наши парни были в Блэк-Боксе с ребятами из поисково-спасательной команды на внедорожниках, но ничего не нашли. Двое отправились в Джо-Вэлли — этого каньона вроде не было в вашем списке, но там много пеших маршрутов. В общем, и там ничего нет. Мы отозвали всех назад до темноты.

— Кто-нибудь добрался до Сегерс-Хоул? — спросил Стив.

Каньон Сегерс имелся в списке Кайла, но туда он еще никого не отправлял — почти три часа езды от Кэстл-Дейла на крайний северо-запад округа. Поскольку в дневную смену людей было больше, Кайл мог позволить себе послать в Мадди кого-нибудь с волонтерами из поисково-спасательной команды округа.

— Это далеко, но мы проверим и там. Я ждал, пока рассветет и появится еще пара глаз, но это потом. Вы ничего больше не хотите мне сказать?

Стив мысленно пробежался по всем обсужденным пунктам. Это была всего лишь интуиция, но он сказал Кайлу:

— Я почти уверен, что он в вашем округе.

Кайл пообещал сообщить Стиву, когда придут отчеты из более отдаленных районов, и поблагодарил его за участие. Повесив трубку, капитан разложил перед собой карты и составил список мест, куда его людям и волонтерам ПСС надо будет заехать по пути к Сегерс. «Мы уже обыскали все верхние углы, — размышлял капитан, — и большинство подходов в центральной части округа. Если он у нас, то внизу на юге. Как люди туда попадают? Там же нет дорог». Только одна грунтовая дорога — Нижняя Сан-Рафаэль — петляет на юге округа Эмери и упирается в дикий край национального парка Каньонлендс. «Может быть, в районе Робберз-Руст…» — подумал Кайл, изучая подробную карту округа. Там несколько каньонов и пересохших русел, большая часть земель БЗУ доступна с Нижней Сан-Рафаэльской дороги и ее продолжения, заканчивающегося у Мейз-Дистрикт. Кайл знал, что по пути к Мейз многие проезжают из округа Эмери в округ Уэйн. Пожалуй, есть смысл там проверить, решил он, даже если придется послать ребят через границу округа.

В четверть десятого утра Кайл набрал номер станции рейнджеров Ханс-Флэт перед Мейз-Дистрикт и спросил про красный пикап «тойота-такома». Трубку взял рейнджер Гленн Шеррилл — и тут же узнал по описанию машину, которая с выходных стояла у каньона Хорсшу.

— Я только что был там. Эта машина стоит там уже дня три, — сказал он Кайлу.

Обычно за день каньон Хорсшу посещает от силы десяток человек, в выходные, может, чуть больше. Почти все укладываются в полдня. Служба национального парка каждый день посылает рейнджеров в Большую галерею приглядывать за посетителями и охранять петроглифы, которым пять тысяч лет. Поскольку обычно рейнджеры приезжают первыми, а уезжают последними, они привыкли видеть площадку для машин пустой, ну максимум с двумя-тремя машинами и палатками. Рейнджеры не могли не обратить внимания, что одна машина стоит на площадке большую часть недели. Поскольку мой пикап вызывающе загородил вывеску, которая должна быть видна с подъездной дороги (я поставил машину так, чтобы было ровно спать), он был еще более заметен.

Даже чувствуя девяностопроцентную уверенность, Гленн помедлил и сдержанно высказался:

— Да, я думаю, это та самая машина.

— Можете послать кого-нибудь уточнить номер? — спросил Кайл.

— Да, конечно. Я вам перезвоню.

Гленн связался по рации с рейнджерами, которые как раз собирались выдвинуться со стоянки в каньон. Они подтвердили, что пикап так и стоит, где стоял, и уточнили номер. Гленн тут же перезвонил Кайлу:

— Его машина у нас.

— Спасибо за помощь. Мы пришлем кого-нибудь.

Капитан отправил сержанта Митча Ветере, чтобы тот поехал к началу тропы. Затем диспетчер по рации попытался связаться с Куртом Тейлором — шерифом округа Уэйн. Тейлор отсутствовал на дежурстве до второй половины дня, но его первый помощник Даг Блисс перезвонил в течение часа.

Поскольку подход к каньону Хорсшу расположен прямо на границе с округом Уэйн, поиски могли потенциально выйти из зоны ответственности Кайла и его помощников. Моя машина стояла на территории округа Уэйн; если бы я пошел по каньону на север, то оказался бы в округе Эмери, а если бы пошел на юг — то в округе Уэйн. С разрешения Дага Кайл продолжал быть начальником поисков и начал подключать к делу спасательную команду службы национальных парков. Он уже позвонил диспетчеру ПСС в Прайсе, чтобы прислали вертолет.

 

Новость о том, что мой пикап нашелся у каньона Хорсшу, достигла Элиота утром в 9:37, и следующий час он провел на телефоне. Это был настоящий прорыв, вселивший надежду в моих друзей по всей стране. Рейчел отправила из Аспена мейлы моим друзьям в долину реки Роаринг-Форк, набранные сорок восьмым кеглем. Южнее, в Нью-Мексико, Стив Пэтчетт говорил с Джейсоном Хэлладеем по телефону в 10:31 утра. В течение часа они скоординировали две группы моих друзей, поисковиков-спасателей и альпинистов из Альбукерке и Лос-Аламоса, которые тут же спланировали выезд к каньону Хорсшу. Стив позвонил Кайлу Эккеру и рассказал ему о намерениях Совета горных спасателей Альбукерке. Капитан Эккер заверил Стива, что их участие в поисках только приветствуется.

 

У нас дома в Денвере Энн Форт и моя мама разрабатывали другой план. Они делали листовку о том, что пропал человек, и собирались разослать ее по факсу по всем Объединенным методистским церквям около Гранд-Джанкшн с просьбой расклеить на заправках, — мол, не видел ли меня кто-нибудь, когда я ехал в Юту. Мама раскопала статью из «Аспен таймс» за прошлый март и вырезала оттуда мой автопортрет, который я сделал на пике Кэпитол. Она вставила фотографию (десять на пятнадцать сантиметров) в бумажную рамку, а ниже написала мои приметы и максимум, что знала о моем вероятном местонахождении:

 

Арон Ральстон, р. 27 окт. 1975 г., возраст 27 лет. Рост прим. 190 см, вес прим. 75 кг, темные растрепанные волосы. Последний раз его видели в четверг 24 апр. прим. в 18 ч. около Карбондейла, Колорадо. Расплачивался кредитной картой на заправке в Гленвуд-Спрингс ранним вечером 24 апр. Очень спортивный и, вероятно, направлялся в Юту кататься на велосипеде или на лыжах.

 

Добавив описание пикапа и правильный номер, напоследок мама привела и телефон аспенской полиции. Они с Энн были у копировальной машины, когда позвонили в дверь.

— Интересно, кто это? — громко спросила мама. Даже не выглянув из окна, она спустилась к двери и отворила ее. Там была Сью Досс, еще одна подруга из церкви. Сью и ее муж Кит были содиректорами молодежной программы для средней школы, когда я учился в Черри-Крик. Я провел у них, наверно, десятки выходных, дважды мы путешествовали в Вайоминг с детскими группами, работая волонтерами в лагерях от церкви; я даже дал первый урок игры на пианино их дочери Джейми. После того как я закончил школу и уехал в колледж, семья Досс продолжала поддерживать близкие отношения с моими родителями.

Сью приехала прямо из ОМЦ Надежды, где узнала о маминой просьбе поддержать ее в трудный момент. Мама быстро рассказала Сью то немногое, что знала о моей ситуации. Снова были слезы, объятия, рыдания, но вскоре Сью, Энн и моя мама вернулись к работе.

Итак, листовка была сделана, оставалось ее распространить. Мама попросила администратора из офиса церкви Надежды переслать ей по факсу список телефонов Объединенных методистских церквей Гранд-Джанкшн. Манипулируя двумя телефонными аппаратами, мама заодно разогревала факс. В девять сорок пять утра они были готовы двигаться дальше, и тут зазвонил мамин мобильник.

Голос на том конце принадлежал командиру группы рейнджеров Стиву Сванке из национального парка Каньонлендс. Мама впервые говорила с рейнджером Стивом, как он себя назвал, — он подключился к поискам только час назад, — но была в восторге от поразительно хороших новостей.

— Миссис Ральстон, мы обнаружили машину вашего сына, — сказал Стив приветливым голосом, растягивая слова; такая манера выработалась у него за долгие годы взаимодействия с людьми.

Ахнув, мама передала новости подругам — радостно, на грани визга:

— Пикап нашелся! Спасибо Тебе, Господи! Пикап нашелся!

После того как Стив подробно рассказал моей маме последние новости, она крепко обнялась с подругами, а затем они сели на заднем крыльце, понимая: теперь остается только молиться, чтобы спасатели нашли меня живым и невредимым.

 

В рамках совместной операции ПСС и конторы шерифа округа Эмери рейнджер Стив Сванке и капитан Кайл Эккер запрашивали вертолеты, собак-ищеек, команды альпинистов, наземный персонал и конных спасателей для поисков в каньоне Хорсшу. В объединенной штаб-квартире в Моабе Сванке поручил двоим следователям составить на меня досье. Первым делом они набрали мое имя в поисковике. И, сразу же попав на мой сайт, принялись изучать описания моих походов — горных, лыжных и т. д., а также фотоальбом с красивыми видами скал Нью-Мексико. Они вычислили, что я опытный турист, но, скорее всего, не очень хорошо знаком с окрестностью каньона Хорсшу. Это был один из девяти факторов, учитывающихся при расчете срочности поисковых работ.

Инструкция Национальной поисково-спасательной ассоциации (НПСА) помогает оценить относительную срочность поисковых работ, исходя из количества пропавших человек, их возраста, состояния здоровья, снаряжения и опыта, наряду с погодными условиями, ландшафтом и историей спасательных работ в этой местности. Каждый фактор оценивается по трехбалльной шкале, причем единица означает более высокую срочность, чем тройка. Очень пожилой (1) и неопытный (1) человек с кардиологическим заболеванием (2), заблудившийся в одиночку (1) в пургу (1) только с той одеждой, которая есть на нем (1), в области крутого, скалистого ландшафта (1), где уже случались аналогичные происшествия (1) с низкой вероятностью ложного вызова на поиск (1) — итого выходит 10. Любой результат от 9 до 12 означает быстрое реагирование первой степени.

Исходя из всего, что было известно обо мне, поисковым работам присвоили бы срочность второй степени, которая отличается от неотложной только скоростью и количеством людей, а также задействованного на первом этапе снаряжения. Однако из-за моего большого опыта зимних соло-восхождений на четырнадцатитысячники и почти недельного отсутствия, рейнджер Сванке объявил высший приоритет — аварийного реагирования.

По приказу Сванке «Нью эйр геликоптерс» — чартерная компания из Дюранго — выпустила вертолет в каньон Хорсшу в четверг около полудня. Позднее ПСС запросила еще одну «птичку» у пожарной команды лесоохранной службы Южной Юты. Сванке объявил, что его второй по значимости целью, после обеспечения безопасности поисково-спасательного персонала, является то, чтобы «определить местонахождение, получить доступ, стабилизировать и транспортировать Ральстона до 20:00 часов 01 мая 2003 г.». При такой заявленной срочности операции, устав требовал вытащить меня в первые десять часов. Руководители поисково-спасательных работ иногда используют сокращение LAST — locate, access, stabilize, transport (обнаружить, получить доступ, стабилизировать, транспортировать).

Капитан Эккер посовещался с помощником шерифа округа Уэйн Дагом Блиссом, и тот согласился предоставить свою поисково-спасательную команду, включая конную группу для ускорения поиска. Хотя это была его просьба вызвать поисковиков, капитан Эккер шутил:

— Ну да, с вертолетом в воздухе к тому времени, когда вы спуститесь с лошадьми в каньон, мы уже локализуем паршивца. Но вызовите их и будьте готовы оставить на ночь.

В 11:25 утра Блисс послал поисково-спасательной группе приказ встретиться в Хэнксвилле: «Встречаемся у „Карла Ханта“ для поисков в районе каньона Хорсшу. Приведите лошадей, будьте готовы остаться на всю ночь».

 

Терри Мерсеру, пилоту из Управления общественной безопасности, только что отменили полет, и его заправленная машина стояла на взлетно-посадочной площадке для вертолетов в Международном аэропорту Солт-Лейк-Сити, когда в десять сорок пять утра ему позвонили.

Через двадцать пять минут Терри был на борту вертолета и звонил капитану Эккеру, который попросил его подобрать одного из своих офицеров в аэропорту Хантингтон в северо-западной части округа, примерно за семьдесят воздушных миль от каньона Хорсшу. В 12:50 Терри приземлился и взял на борт детектива Грега Фанка с большой кустистой бородой (только что работавшего под прикрытием по поручению отдела по борьбе наркотиками). Они вылетели в каньон, до которого было всего тридцать пять минут лёту.

Хотя Терри пришлось лететь два часа из Солт-Лейк-Сити, его вертолет первым приземлился на грунтовой парковке перед каньоном Хорсшу. Сержант Митч Ветере показал Терри мой бордовый пикап, и они осмотрели мое походное и кемпинговое снаряжение в багажнике. После короткого совещания рейнджеров из БЗУ и ПСС, собравшихся на подходе, Терри и два офицера решили, что опытный турист скорее направился бы к северному концу каньона, где тот пересекается с каньоном Грин-Ривер. Когда прилетит второй вертолет, он покружит и над верхней частью каньона к югу от подхода.

Определившись с полетными планами, Митч присоединился к своему коллеге Грегу на заднем сиденье вертолета в качестве дополнительной пары глаз на борту, хотя и очень боялся летать. Постановление федеральных органов запрещает работникам БЗУ и службы парка садиться на борт любого летательного средства, не имеющего зеленой карты. Поскольку ПСС Юты помогает в первую очередь округам, пилотам не позволено иметь зеленые карты, и таким образом они избегают обязательств помогать федеральным властям. Эта политика работает в пользу ПСС, сохраняя ограниченные ресурсы отдела для нужд штата, — но сейчас рейнджеры БЗУ и ПСС, собравшиеся на стоянке у Хорсшу, оказались фактически отлучены от спасработ. Поэтому, хотя Митч летать не любил, и сильно не любил, хотя он не доверял вертолетам, он был единственным человеком на парковке, кто мог лететь.

В 13:56 Терри поднял вертолет ПСС в вихре красной пыли и, влетев в каньон Хорсшу, двинулся в северо-восточном направлении, к слиянию Бэрриер-Крик и Грин-Ривер. На протяжении двадцати миль он вел машину как можно ниже, повторяя все изгибы пересохшего русла Бэрриер-Крик. Грег и Митч искали следы на песчаном дне каньона и опасливо поглядывали на ничтожный промежуток между кончиками лопастей пропеллера и каменными стенами. Вдыхая запах отработанного топлива, Митч ежесекундно спрашивал себя: «Бог мой, что я тут делаю, на этом летающем бензобаке?»

Примерно через час они долетели до Грин-Ривер. Грег и Митч не заметили никаких признаков туриста; впрочем, заметить они могли бы только того, кто находится на открытом пространстве. А в каньоне было много крупных камней и деревьев, которые отбрасывали густые тени и не позволили бы обнаружить меня, если бы я был ранен и не мог подать сигнал вертолету или скрыт из виду.

В 14:50 Терри развернул вертолет и спешно полетел обратно к стоянке. Топлива у него осталось на полчаса, а нужно было приземлиться, оставить офицеров у парковки, потом снова подняться и за двадцать минут перелететь через Каньонлендс в Моаб на дозаправку. Это было довольно рискованно, времени — в обрез.

К тому времени Терри сделал все возможное. Как только он поднялся над каньоном, Митч впервые за последний час вздохнул легко, ожидая возможности снова ступить на terra firma. [91]

 

ГЛАВА 15

Свидание с судьбой

 

Было похоже на секс со смертью.

Барри Бланшар о попытке своей команды взойти на Рупальскую стену (4500 м) Нанга Парбата в Пакистане

 

11:34, четверг, 1 мая 2003 года. Я кладу нож сверху на каменную пробку и упаковываю культю в пластиковый пакет, который раньше служил прокладкой между правой рукой и стеной. Обернув белый пакет желтой тесьмой, снятой с шеи, я сую руку в пустой рюкзак кэмелбэка и перебрасываю затянутые ремни через голову, чтобы прижать ампутированную руку к груди в самодельной перевязи. Мне не приходит в голову остановиться и снять велосипедные шорты, чтобы вытащить из них впитывающую прокладку; в этот момент нужно двигаться вперед. Я выстегиваю два карабина из моего полиспаста и встегиваю их в петлю на обвязке, затем лихорадочно бросаю несколько непристегнутых предметов в мешок — пустую емкость для воды, почти полную бутылку мочи, видеокамеру, мультитул — и делаю паузу, взяв в руки фотоаппарат. Какой-то инстинкт просыпается внутри меня, и я включаю камеру. За пять секунд я делаю два снимка отрезанной руки. Такое несентиментальное прощание. Выключив камеру, надеваю крышку на объектив, бросаю ее в рюкзак и тщательно затягиваю узел. Быстро осмотрев все вокруг каменной пробки, дабы убедиться в том, что не забыл ничего важного, я сгребаю в левую руку две дюжины витков альпинистской веревки и пускаюсь ковылять по каньону.

Первые пятнадцать метров меня мотает от стены к стене. Приходится остановиться и успокоиться. Мое сердце на пределе, бьется в три раза чаще, чем в нормальном состоянии, но давление сильно понижено. Есть опасность отрубиться.

Успокойся, Арон. Сейчас нельзя терять сознание.

Если я буду торопиться и перенапрягаться, ничем хорошим это не кончится. Прежде всего, нужно добраться до воды. Я делаю три глубоких вдоха и выдоха, внутренне собираюсь и иду дальше, таща за собой запутанную веревку. Следующие сто сорок метров я прохожу за двадцать минут. Два часа назад, с появлением солнечного кинжала, здесь было немного света, сейчас темно. Но мои глаза привыкли к сумеркам, я даже не включаю налобник. Извилистый узкий каньон почти на всем своем протяжении у же ширины плеч; я осторожно протискиваюсь боком по этому проходу, чтобы не задеть правую руку. По крайней мере в десяти разных местах мне приходится одной рукой выполнять замысловатые полутехнические маневры. Сначала я перекидываю веревку через каждый узкий изгиб в каньоне, а затем ползу вслед за ней. Я соскальзываю на заднице в нечто, напоминающее туалетный бачок, где вода сформировала круглую вымоину на дне пары S-образных изгибов. К счастью, это мелкая чаша, у выхода есть полка, через которую можно легко перелезть. Я волнуюсь, как бы мне не встретилась вымоина с гладкими стенами, — даже если она будет всего несколько футов глубиной, это препятствие может оказаться для меня сейчас непреодолимым. Я веду себя как одержимый; стараюсь двигаться так быстро, как только могу, но в то же время адреналин и эндорфины деформируют мое сознание. Кажется, что эти сто метров каньона растягиваются и становятся вдвое больше их действительной длины, четыре или пять раз я думаю, что вот-вот выйду из узкой щели, прежде чем вываливаюсь наконец на яркое солнце. Я оказываюсь на скальной полке, на половине высоты амфитеатра с отвесными стенами глубиной метров сорок пять. Я выхожу на середину полки и оглядываюсь вокруг. Отсюда открывается очень красивый вид, как в «Храме Судьбы», когда Индиана Джонс выезжает на вагонетке из подземной шахты и оказывается посреди высоченной, неприступной скальной стены. К счастью, я к этому готов: у меня есть обвязка, спусковуха для дюльфера и толстая веревка достаточной длины. Слева от меня — два шлямбура, вбитые в скалу, с недавно прикрепленной петлей из стропы, продетой через ушки шлямбура, и качающееся кольцо для дюльфера, которое висит примерно в метре от края скальной полки. Это дюльфер на Большой сброс.

Стоя под солнцем впервые за шесть дней, я чувствую легкое головокружение. Шатаясь, подбираюсь к переднему краю полки размером с двуспальную кровать, чтобы посмотреть вниз на Большой сброс. На песчаном дне амфитеатра, прямо под сбросом, я вижу воду в широком мелком водоеме, ее там примерно столько же, сколько в обычной ванне. Солнце печет мне голову, при виде манящей воды я впадаю в экстаз и чудом удерживаюсь на краю полки, едва не нырнув вниз головой в пропасть.

Эй, Арон! Притормози! Не надо глупых ошибок.

Я торопливо вщелкиваюсь в крюк вместе с лесенкой и берусь за дело, распутывая оставшуюся веревку (от исходных шестидесяти метров осталось пятьдесят). Левой рукой и зубами я кропотливо вытягиваю по одному концу веревки зараз через узлы, которые нечаянно навязал в течение пяти прошедших ночей, когда наматывал петли себе на ноги, а потом еще двадцать минут тащил веревочный ком за собой по щели. Слева от меня, вне моего поля зрения, один конец веревки случайно соскальзывает через край дюльферного борта, и в какой-то момент его масса становится достаточной, чтобы подтянуть остаток веревки опасно близко к краю полки. Я слышу характерный свист веревки, поворачиваюсь и вижу, как она скользит через край. Инстинктивно прыгаю на конец веревки и плотно прижимаю ее к песчаниковой полке левой ногой. Если веревка упадет, игра будет окончена. Эта линия жизни диаметром десять с половиной миллиметров — необходимое условие моего выхода из каньона Блю-Джон. Без нее я был бы вынужден идти вверх по каньону, где, я знаю, нет воды, и путешествовать со своим увечьем по пересеченной местности четыре часа, пока мне теоретически не предоставилась бы возможность поймать кого-то и попросить помощи на грунтовой дороге в Мейз-Дистрикт. Это если я дожил бы до этого момента, а я не доживу. Если я уроню веревку, я с тем же успехом могу броситься вниз с высоты двадцать метров и вслед за свободно падающей дугой веревки нырнуть, как неизлечимо больная ласточка, в лужу глубиной по голень.

Не урони веревку, Арон. Не надо глупых ошибок.

Я прикрепляю восьмерку на петлю рядом с серединой веревки и вщелкиваю узел в крюк. За последние пять минут — две оплошности, которые могли оказаться фатальными; я стараюсь максимально сосредоточиться на том, чтобы повесить дюльфер и спуститься к луже. С каждой минутой, которую я провожу, распутывая веревку, жажда мучает меня все сильнее и сильнее. Теперь, когда я стою под прямыми лучами солнца, я чувствую, что обезвоживание ускорилось втрое; с каждым проходом выпачканной в песке веревки мои губы, язык и нёбо приобретают все больше сходства с наждачной бумагой. Чтобы развязать один узел на пятнадцати метрах веревки, мне приходится больше тридцати раз перехватывать зубами веревку. В конце концов я нахожу лучший способ — держу узел во рту и протягиваю веревку через петлю. Мне все еще приходится прижимать веревку губами и подавлять инстинктивное стремление облизывать ее каждые несколько секунд. Дыхание выветривает последнюю влагу из организма, и, хотя до лужи остается каких-то пять минут, мне срочно нужно попить.

Выплюнув веревку, я зажимаю ее между коленями и сбрасываю рюкзак с левого плеча, затем осторожно спускаю правый ремень с конца перевязанного обрубка. На дне главного отделения лежит темно-серая налгеновская бутылка, на три четверти заполненная мочой. До этого я пил маленькими глотками и лишь временами набирал полный рот сцеженной оранжевой мочи. Сейчас я жадно заглатываю три, пять, семь унций за десять секунд и резко срыгиваю от мерзкого вкуса. Но ощущение, что я иссыхаю на этом уступе, проходит, и я продолжаю готовить веревку.

Через пятнадцать минут, проведенных за раскладыванием веревки в две бухты без единого узла, все готово для спуска через край. Я проверяю узел, вщелкнутый в единственный карабин, закрепленный фиолетовой стропой на крюке, и, по одной зараз, сбрасываю обе бухты веревки со скалы. Обычно я развязываю узел, чтобы веревка свободно свисала с крюка. Это позволяет сдернуть ее после спуска. Однако сегодня я намерен оставить веревку здесь. Больше она мне не понадобится, а проблема уборки мусора с маршрута меня в данный момент совершенно не волнует.[92]

В нормальном состоянии я начал бы спускаться на двух замуфтованных карабинах — повернутых в разные стороны защелками, чтобы по крайней мере один из них остался закрытым, если второй случайно откроется или муфта развинтится бегущей веревкой. Но сейчас я не беспокоюсь о том, что мой единственный карабин случайно откроется или даст сбой. По характеристикам он может выдержать два пикапа, зацепиться здесь ему не за что. Стропа новая, висит не больше месяца, ее прочность меня тоже устраивает, она не потерта, не надорвана и не высушена солнцем. Если бы я не доверял стропе, я мог бы вщелкнуть веревку сразу в карабин, прямо в одно из ушек шлямбура, но я решаю, что станция более чем достаточная, чтобы удержать мой вес на спуске.

Затем я беру устройство для спуска и страховки, так называемый Эй-ти-си — «Эйр трафик контроллер»[93]— и протаскиваю петлю каждого конца веревки через одну из щелей устройства. Когда они вставлены, я вщелкиваю мой главный карабин в веревочные петли. После этого затягиваю муфту на защелке карабина. Все — я на дюльфере. Я выщелкиваю обвязку из стропы на шлямбуре и откидываюсь назад так, чтобы мой вес полностью грузил веревку и станцию. Проверив обвязку, вижу, что не заправил поясной ремень назад через двухщелевую пряжку, фиксирующую поясной ремень. Теоретически пояс может выскочить из пряжки, и тогда я повисну на одних только ножных обхватах. Если бы у меня было две руки и я мало-помалу не истекал кровью, я пропустил бы ремень назад, но прямо сейчас, когда вода ждет меня внизу, я готов пойти на риск.

Стоя спиной к обрыву, я смотрю под ноги, откидываюсь на веревке и с каждым неуверенным шагом толчками подаю сантиметров двадцать веревки через Эй-ти-си. На краю полки я могу различить, глядя в зазор между ногами, головокружительный сброс с высоты шестиэтажного дома. Я вижу, что уступ, с которого я стартую, нависает над остальной частью скалы. Я немного нервничаю, дюльферяя с одной левой рукой. Если рука соскользнет или я по какой-то причине отпущу ее, страховки у меня нет; веревка начнет протравливаться со все увеличивающейся скоростью, ненамного медленнее, чем скорость свободного падения, и я совершу жесткую посадку рядом с лужей — скорее всего, сломав себе ноги или чего похуже. Очень важно, чтобы в висе я спускался медленно.

Просто откинься назад. Еще немного. Еще немного. Вот так, Арон. Наступи вот на тот камень. Нет, сначала левой. Хорошо. Спокойно. Теперь правой ногой. Отлично. Откинься на веревку. Доверяй ей. Толкни задницу назад. Выпрями ноги. Теперь выдай еще немного веревки. Медленно. Меееееееееедленно. Хорошо. Теперь держись крепче.

На верхней части дюльфера высока вероятность застревания веревки. Вес веревки создает дополнительное трение в спусковухе, мне приходится его преодолевать, чтобы потихоньку протравливать веревку. Усилия, с которыми я это делаю, лишают меня последних сил. Но не настолько, чтобы я отпустил веревку и потерял равновесие. Это примерно так же, как, то и дело останавливаясь, вести машину в плотном потоке на скорости десять километров в час, вдавив в пол педаль газа и управляя движением с помощью ручного тормоза. Я должен отпустить тормоз, чтобы начать двигаться, но высока опасность отпустить его слишком далеко и потерять контроль над ситуацией. Я ограничен одной рукой и не могу вытянуть другую руку к опоре и стабилизировать себя, когда начинаю закручиваться в том или ином направлении, перемещая ноги через неудобный, неровный край полки. В основном я беспокоюсь о том, что стравлю слишком много веревки, упаду с полки и ударюсь о ее край плечом или головой, а затем отпущу веревку. Воздух, нагретый на медленном огне, иссушает мои поры, я переживаю три минуты жестокой пытки, пока совершаю длинный ряд микроскопических подгонок и маневров, чтобы перебраться под полку. Наконец-то я пропускаю через Эй-ти-си еще немного веревки, мои ноги отрываются от нижнего края полки, и я свободно повисаю у стены примерно в двадцати метрах от земли. Беспокойство сменяется головокружительным восторгом, когда я поворачиваюсь вокруг оси и вижу амфитеатр, с комфортом паря в воздушном пространстве. Чем ближе я к земле, тем быстрее двигаюсь; скользя вниз, я слышу эхо от пения веревок, протягивающихся через Эй-ти-си.