Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым.

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Символ веры – это торжественное исповедование христианских догматов, которое читается или поется во время литургии, перед началом Евхаристического канона. Первое слово этого священного текста: «верую» - связано с каждым последующим членом Символа и придает этому изъявлению общей веры христианского народа характер личного участия и ответственности каждого члена Церкви, который произносит вместе с другими «верую» и далее «исповедаю», «чаю» (ожидаю с надеждою).

 

Но достаточно ли исповедать одними устами, даже со всем сердечным благоговением, если ум не прилепляется к смыслу этих слов, найденных отцами Церкви, чтобы Богооткровенная истина стала доступной каждому человеческому разуму, просвещенному верой во Христа?

 

Великий православный богослов прошлого века, Митрополит Филарет Московский, делал различие между верой как Богооткровенной истиной и верой как сознательным принятием откровения. Слепая приверженность авторитету веры недостаточна для того, чтобы «обладать верой». Филарет Московский писал, что пока наша вера покоится на Священном Писании и Символе веры, она принадлежит Богу, Его пророкам, Его апостолам, отцам Церкви, это еще не наша вера. Но когда она закрепляется в наших мыслях, нашей памяти, тогда мы обрели ее, обладаем ею.

 

Следовательно, необходимо изучать все 12 членов Символа веры для того, чтобы слова, которые мы слышим за каждой литургией, пробуждали нашу мысль и делали нас сознательными членами Церкви Христовой.

 

Прежде чем приступить к изучению христианских догматов, сжато выраженных в Символе веры, скажем несколько слов об истории этого «правила веры», которое получило в Церкви силу вселенского авторитета.

 

До начала 4-го века «символы», или краткие формулы христианской веры, были главным образом связаны с Крещением и катехизацией. Этим объясняется их многочисленность и изменчивость в зависимости от поместной практики той или иной Церкви. Эти формулы исповедания, которые новокрещеные должны были произносить в день своего Крещения, во 2-ом веке назывались «правилами» или «канонами» веры.

 

Символ нового вида, отвечающий необходимости точно определять православное учение в противовес учениям еретиков, появляется в 4-ом веке. Эти принятые на соборах символы не связаны уже исключительно с обрядом Крещения, а приобретают более существенное значение в жизни Церкви.

 

Никейский Символ веры был первым догматическим символом, провозглашенным Вселенским Собором (325 год). Этот «крещальный» символ Поместной Церкви – возможно, Иерусалимской – был переработан богословами, которым пришлось его расширить, чтобы более точно выразить исповедание Божественности Христа (против учения Ария). Этот символ еще пользовался вселенским авторитетом на Константинопольском (381 год), Ефесском (431 год) и Халкидонском (451 год) Соборах как догматическое исповедание веры.

 

Никео-Цареградский Символ веры, используемый в наше время, имеет лишь общее сходство с первым, Никейским Символом. Первоначально он был одним из выражений «Никейской веры» с подробно изложенным исповеданием Божественности Христа, которое после 370 года родилось из крещальных антиохио-иерусалимских символов. Этот литургический символ был, по-видимому, поправлен Отцами Второго Вселенского Собора для употребления при Крещении, без намерения заменить им Никейский Символ. Он был провозглашен вместе с Никейским Символом на Четвертом Вселенском Соборе (Халкидонском) как официально признанная догматическая формула и таковым вошел в литургическую практику Имперской столицы. К концу 5-го века этот Константинопольский литургический Символ веры признается как полная и окончательная формулировка Никейского Символа, который она и заменила. Ему предстояло быть принятым повсюду как истинное «правило веры», и он вытесняет другие христианские символы, крещальные или соборные. Шестой Вселенский Собор (680 год) подтверждает непреложный характер так называемого Никео-Цареградского Символа веры.

 

 

Й член

Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым.

 

Бог христианского Откровения, Бог Священного Писания и веры, пребывающей в Предании Церкви – не безличное существо, не безликий Абсолют, безразличный к судьбам человека. Монотеизм христиан – не монотеизм философов. Но он также отличен от ограничительного монотеизма таких религиозных традиций, как иудаизм и ислам, которые, признавая живого и личного Бога Ветхого Завета, не допускают, однако, что этот Бог как Личность отличен от своей совершенной Сущности и, так сказать, способен выйти из Своего одиночества, быть больше, чем одним Лицом, ограниченным Своей единственностью. Полнота откровения – достояние Нового Завета: Сын Божий стал человеком и соделал нас способными к принятию Святого Духа, от Отца исходящего. Единый и личный Бог христианства – это Триединство Лиц. Поэтому воскресший Христос и послал своих учеников научить все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28,19). «Верую» Церкви есть раскрытие формулы Крещения.

 

Начальный член Символа, в Котором мы исповедуем веру «во Единого Бога», относится к Первому Лицу Пресвятой Троицы, к Отцу который есть личностное начало нераздельного Божества, равно присущего Трем Лицам. Все Три – Отец, Сын и Дух Святой – Бог; не «три Бога», а «Бог единый», единая Сущность, единая Субстанция или Природа в трех Ипостасях, Лицах. В силу этого совершенного единства Божественного Бытия между Лицами Пресвятой Троицы нет иного различия, кроме как в формах (модусах) существования, присущих каждому из Лиц: нерождение Отца, рождение Сына, исхождение Святого Духа. Следует добавить, что эти личные свойства устанавливают тройственную связь, которая, позволяя различать Отца, Сына и Святого Духа, должна научить нас соотносить положительно каждое Лицо с двумя другими Лицами и никогда не разделять их в наших мыслях. Так, когда мы говорим об Отце «Вседержителе» и «Творце», не будем забывать того, что Он все сотворил своим Словом (Ин. 1,3) и что та же творческая сила свойственна и Духу животворящему (Иов. 33,4).

 

Заметим, что выражение «Вседержитель», собственно, значит «Господин всяческого», то есть Бог, все в бытии держащий. Только Бог Библии, открывший Свое имя Моисею, когда сказал ему Аз есмь Сущий (Исх. 3,14), один только Он – «Творец» в абсолютном смысле этого слова. Создатель бытия из небытия. Он не «Божественный Ремесленник», не «Демиург», устроитель вечной, бесформенной материи, некоего предбытийного хаоса. Если Бог сотворил все «из ничего», не следует воображать, что сотворению мира, как возможности бытия, предсуществовало некое «ничто». «Ничто» не есть начало, которое можно было бы противопоставить совершенному Бытию Бога. Это выражение обретает смысл только по отношению к бытию тварному, которое начало быть без всякого предварительного условия по отношению к этому началу (Быт. 1,1), а только по всемогущей воле Бога. Однако не следует также думать, что отсутствие внешних условий обязывает нас предполагать, будто Бог создал все «из Самого Себя», путем своего рода эманации или «экстериоризации». Мир – не ущербное и умаленное Божество, а бытие совершенно новое, вызванное к жизни Творцом, творчество Которого не было обусловлено какой-либо внутренней необходимостью. Сотворение – акт совершенно свободный, дарственный акт воли Божией, а не бессознательное, непроизвольное действие. Строй вселенной заставляет нас признать благость, мудрость, любовь Создателя, Который наполнил мир смыслом и дал ему высшее предназначение, подчинив личностным и свободным существам, сотворенным по образу и подобию Бога (Быт. 1,26-27).

 

Библейское выражение небо и земля (Быт. 1,1), которое обозначает целиком весь космос, все то, что существует и сотворено Богом, в святоотеческом толковании получает разделительный смысл, указывая на существование реальности духовной и реальности телесной, невидимого мира «небесных духов» и мира видимого, с которым мы тесно связаны по биологическим условиям нашего земного существования. Мы видим, что это различение «неба» и «земли» отнюдь не влечет к необходимости признания «геоцентрической» космологии. Вообще, надо сказать, что «конфликт между наукой и религией» в этой проблеме выглядит искусственным. Действительно, не путем же исследования космических пространств откроется нам духовная безмерность тварной вселенной. И тем более, не ядерная физика, анализируя строение материи, даст нам познать ту всемогущую Энергию Творца, которая сообщает бытие «видимым же всем и невидимым».

 

 

Й член

И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, имже вся быша.

В Символе есть явная непропорциональность: на единственный член, относящийся к Первому Лицу Пресвятой Троицы, приходится шесть, относящихся ко Второму. Это можно легко объяснить: вероисповедание Единого всемогущего Бога, Творца вселенной, было общим как для иудаизма, так и для христианства, но иначе обстоит дело, когда речь заходит о личности и деле Господа нашего Иисуса Христа.

 

Связь Бога-Отца с Сыном прежде всего ставит вопрос о монотеизме (единобожии): Новый Завет явно утверждает Божество Христа (Ин. 1,1), но ни в коей мере не отрицает строго монотеизма. Отец и Сын едины – это провозвещает Сам Господь (Ин. 17,22), но различное понимание этого единства, различные подходы к этой истине вызвали жестокие разногласия. Было предложено два ложных решения вопроса. Одно принадлежит модалистам, отрицавшим всякое различие между Отцом и Сыном, другое – арианам, отрицавшим за Сыном полноту Божества. С другой стороны, совершенная реальность человеческого в Господе нашем Иисусе Христе поднимает вопрос о соотношении человеческого и Божественного в Его Существе. Споры по этому поводу приняли широкий размах в период, последовавший за редакцией нашего Символа веры, и Церкви пришлось уточнять новыми определениями – особенно на Соборах Ефесском (431 год) и Халкидонском (451 год) – то, что уже подразумевалось в Символе Никео-Цареградском.

 

Здесь мы должны подчеркнуть, что члены Символа веры, относящиеся к Личности Господа нашего Иисуса Христа и Его делу, а также определения последующих Вселенских Соборов ни в какой мере нельзя рассматривать как безосновательные рассуждения, которые, так сказать, замутили чистоту евангельского благовестия, поскольку Церковь защищает в этих догматах самое основание новозаветного откровения – благовестие спасения, данного человечеству в Иисусе Христе. Однако если Христос не есть Бог и Человек во всей реальности и полноте, бездна между Божественным и человеческим непреодолима. Мы еще вернемся к этому вопросу, когда приступим к членам Символа, касающимся Воплощения и Искупления.

 

Из шести членов Символа веры, относящихся ко второму Лицу Пресвятой Троицы, первый говорит об онтологической, а значит, и предвечной связи Сына с Отцом; остальные пять членов говорят о деле спасения мира Иисусом Христом.

 

Церковь во втором члене своего Символа веры исповедует, прежде всего, Единого Сына Божия, Этим отвергается еретическое учение об усыновлении, по которому Иисус был всего лишь Богом усыновленный человек. Только Иисус Христос по своей природе – Сын Божий. Сыновство христиан, которые через Крещение становятся во Христе сынами Бога, никак не упраздняет коренного различия между нетварным и тварным бытием. Мы становимся сынами Бога по благодати, Христос – Сын Божий по природе. И только потому, что Христос – Сын Божий по природе, мы и можем становиться сынами Божиими по благодати.

 

Исповедуя Сына «от Отца рожденнаго прежде всех век», мы не говорим, что это рождение просто предшествует сотворению, но утверждаем, что оно вне времени, поскольку понятие времени связано с понятием тварности. Поэтому мы читаем в Евангелии: прежде нежели был Авраам, Я есмь (Ин. 8,58), а не «Я был», что указывало бы только на предшествование во времени. Отметим, что это утверждение рождения «прежде всех век» было направлено против кощунственных слов ариан о Сыне: «было время, когда Его не было».

 

Сын – «Свет от Света, Бог истинный от Бога истиннаго» (1Ин. 5,20), потому что, помимо личного начала (то есть тех личных свойств, по которым мы различаем одно Лицо Пресвятой Троицы от другого), три Божественных Лица совершенно тождественны, о чем и пишет святой Григорий Нисский: «Если мы исповедуем неизменную природу Бога, мы не отрицаем различия между Причиной и Причинным, и только в этом улавливаем, чем Один от другого отличен». Чтобы выразить это совершенное сходство Отца и Сына, апостол Павел говорит нам, что Христос есть образ Бога (2Кор. 4,4). В послании к Евреям отношение Сына к Отцу выражено в таких словах: Сияние славы Его и образ Ипостаси Его (Евр. 1,3). Один из отцов 3-го века, святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский, прекрасно и сжато изложил это богословие образа в своем исповедании веры: «Один Бог Отец Слова живого, Премудрости ипостасной, и Силы и Образа присносущего; Совершенный, Родитель Совершенного, Отец Сына единородного, один Господь, Единый от Единого, Бог от Бога, Образ и Изображение Божества, Слово действенное, Мудрость, объемлющая состав всего, и Творческая Сила всей твари, истинный Сын истинного Отца, Невидимый Невидимого, Нетленный Нетленного, Бессмертный Бессмертного, Присносущий Присносущего».

 

Уточняя провозглашенное в начальных слова второго члена Символа, Церковь всегда исповедует в противовес Арию и его сторонникам Сына «рожденна, несотворенна», поскольку предвечное рождение Сына от Отца так же, как и исхождение Святого Духа, есть акт Божественной внутритроичной жизни, не имеющий ничего общего с сотворением. Это значит, что даже аналогии нельзя провести между рождением Сына от Отца и сотворением мира, которое есть акт «ad extra» (во вне). Пресвятой Троицы, потому что, как прекрасно говорит святой Григорий Неокесарийский: «нет в Троице чего-либо привнесенного, как бы прежде не бывшего, а впоследствии произошедшего».

 

Чтобы навсегда покончить со всякой двусмысленностью, отцы Никейского Вселенского Собора провозгласили, что Сын «единосущен Отцу». Это стало логическим выводом из предыдущих утверждений: совечность и равнобожественность Божественных Лиц, их совершенное сущностное единство. Сила термина заключалась в том, что он исключал всякую неопределенность. Еретики же ариане охотно пользовались то выражениями из Священного Писания, толкуя их путем, казалось бы, правдоподобных умозаключений в пользу своих теорий, то неясными формулами, которые могли быть понятны не однозначно. Поэтому, после необходимых разъяснений, все православные учители Церкви, в конце концов, сошлись именно на этом термине. Единосущность Божественных Лиц – один из основных догматов истинно христианского учения.

 

Второй член Символа веры заканчивается утверждением, что все было соделано Сыном. Это – отголосок учения, ясно выраженного в Новом Завете (Ин. 1,3; Кол. 1,16). Все созданное есть творение трех Божественных Лиц. Однако Каждое из Них является причиной бытия особым, свойственным именно Ему образом. Если Отец – Причина первичная, а Дух – Причина совершенствующая, то Слово может быть названо Причиной действующей.

 

Символ не говорит об этом пространно, но только утверждает установившееся в Предании верование простыми словами: «все чрез Него начало быть». Краткость эта легко объяснима: с одной стороны, это догмат, раскрытый в Евангелии, не стал среди христиан объектом споров, с другой стороны, Символ есть исповедание веры, и в него не следовало вводить чисто умозрительных построений, которые, как бы ни были они правомочны, не могут претендовать на возведение их в правило веры.

 

Й член