Илья Бортнюк (р. 1968) — независимый продюсер. Идея записывать музыку и вообще заниматься рекорд-бизнесом крутилась у меня с самого начала

 

Идея записывать музыку и вообще заниматься рекорд-бизнесом крутилась у меня с самого начала. Еще начиная работать в TaMtAm’е, я постоянно думал: как бы все, что я здесь слышу, записать?

Первый раз я попробовал всем этим заняться в 1994-м. Тогда я основал крошечный лейбл «Крек-Трек» и выпустил сборник «Русская indie-музыка. Vol. 1». Туда вошли все главные звезды городской независимой сцены: «Югендштиль», «Нож для фрау Мюллер», Pep-See, Vine… Тираж сборника составил сто экземпляров. Сделать на этом хоть какие-то деньги было нереально.

Группы рок-клубовской волны успели вскочить в отъезжающий вагон. Их записи распространялись еще через советские сети. Для тамтамовских групп этой возможности уже не существовало. После 1991 года система полностью развалилась. В музыкальной истории страны зияет дырка размером в десятилетие. Обидно, что в эту дырку ухнуло все самое интересное, что было в русском рок-н-ролле.

Практически все из того, что звучало в TaMtAm’е, имело коммерческий потенциал. Я убежден: если бы в начале 1990-х в стране существовала бы хоть какая-нибудь структура, хоть один независимый лейбл — вся история русской культуры пошла бы другим путем. Группы стали бы звездами не спустя десятилетие, а прямо тогда. Девяностые стали бы эпохой небывалого музыкального бума. Но структуры не существовало. Почти ничто из музыки начала 1990-х записано не было, а то что было — так никто и не услышал.

 

* * *

 

В 1997-м на вечеринке в клубе «Планетарий» я познакомился с бизнесменом Олегом Тиньковым. Сам Олег жил тогда в Калифорнии, ежедневно ходил на концерты и прекрасно понимал, насколько прибыльным может быть рекорд-бизнес. Сразу же, прямо там, в «Планетарии», он предложил мне заняться выпуском пластинок.

Я по-прежнему не понимал, с какого бока ко всему этому подступиться. Однако подумал, мы встретились еще раз — и я согласился. В Петербурге у Олега тогда была сеть магазинов по продаже бытовой электроники «Техно-Шок». При этой сети существовало несколько музыкальных магазинов «Мюзик-Шок». Соответственно мой лейбл получил название «Шок-Рекордс».

Правда, Тиньков разочаровался в идее довольно быстро. Он дал четыре тысячи долларов на выпуск первого альбома группы «Кирпичи», но убедился, что быстрой и большой прибыли здесь не получится, и отошел в сторону. Во время нашей следующей встречи Олег сказал, что денег больше не даст, однако готов помочь с кредитом. Через его финансового директора я нашел кредит, а они за меня поручились.

Девяносто пять процентов русского музыкального бизнеса принадлежало пиратам. Но даже в такой ситуации заниматься звукозаписью имело смысл. Через фирму «Союз» мы стали поставлять продукцию на всю страну. Например, при отпускной цене $5–6 за диск тех же «Кирпичей» мы сумели продать около тысячи дисков. Это уже было похоже на бизнес.

Сперва весь штат компании состоял из меня одного. Потом он увеличился до трех человек. До этого на протяжении почти десяти лет я был наемным работником. «Шок-Рекордс» стал первым целиком моим собственным бизнесом. Впервые я мог попробовать заработать самостоятельно.

Я начал с воплощения юношеских грез. После «Кирпичей» я наконец спродюсировал альбом группе «Нож для фрау Мюллер». Об этом я мечтал с 1991 года. Потом мы сделали сборник групп, выступавших в Fish Fabrique и записали нескольких диджеев, выступавших на рейв-фестивале «Восточный Удар». А потом я встретил группу «Ленинград».

 

* * *

 

Клуб «Грибоедов» открыли музыканты группы «2ва Самолета». Для конца 1990-х это место стало тем же, чем TaMtAm был для начала десятилетия. «Грибоедов» почти сразу стал главным центром независимого искусства. Там проходили выставки, поэтические вечера, концерты совсем начинающих групп… Времена изменились, и масштаб был уже совсем не тот, что в TaMtAm’е, но я ходил сюда каждую неделю. Первый раз выступление «Ленинграда» я увидел тоже в «Грибоедове».

Вокалистом у них тогда был еще не Шнуров, а Игорь Вдовин. Концерт настолько меня впечатлил, что контракт группе я предложил в тот же вечер. И они почти сразу согласились. Как я понял, им уже поступали какие-то предложения, однако я успел первым.

Мы сели на студии и начали писать «Ленинграду» первый альбом. И тут в город заявились люди из московского издательства «О.Г.И.», которые тоже очень интересовались этим коллективом.

К этому времени мой первоначальный восторг по поводу рекорд-бизнеса уже поулегся. Я понимал, что в условиях тотального пиратства более или менее прибыльно издавать либо полную попсу, либо редкие единичные продукты вроде «Ленинграда». Ни на чем другом заработать невозможно. Поэтому за группу я держался изо всех сил.

Дело было в августе 1998-го. Москвичи приехали целой делегацией и сперва хотели группу просто перекупить. Я ответил, что контракт не продается. Тогда они стали разговаривать куда жестче. Пугать меня было глупо. В конце концов, это они приехали в мой город, а не я к ним. Москвичи не получили бы ничего — но в этот момент изменились обстоятельства. В стране грохнул дефолт — финансовый кризис 1998 года. К концу августа стало понятно, что весь мой бизнес окончательно рухнул. Контракт все-таки утек.

 

* * *

 

«О.Г.И.» раскруткой групп заниматься не умели вообще. И учиться не собирались. Парни из группы оказались предоставлены себе самим. Так что нет ничего странного в том, что скоро «Ленинград» утек от них в большую компанию «Гала-Рекордс». Спустя еще год та же компания предложила мне стать их директором по артистам и репертуару. Я вернулся к работе с «Ленинградом».

На подходе тогда был альбом «Дачники». Пробить его в газеты и на радио было очень сложно. Я редактировал тексты, контролировал запись, занимался маркетингом и с утра до вечера общался с «Нашим Радио», которое не хотело брать «Ленинград» в ротацию. Но в результате мы победили. Именно после «Дачников» стало понятно, что в России впервые за пятнадцать лет появилась собственная мегазвезда.

Но все это было позже, через несколько лет. А в августе 1998-го я снова был в самом низу. Рекорд-история для меня была окончена. Два года работы — и я вернулся туда, откуда начал. Никаких денег, и все надо начинать заново.

Психологически мне кажется, что 1990-е закончились не в Millenium, и не с приходом Путина, а именно в августе 1998-го.

Финансовые катаклизмы имели место и до этого. В 1991-м правительство затеяло обмен купюр, на котором сгорели все теневые капиталы советских времен. В 1993-м в стране бушевала гиперинфляция, и ценники в магазинах переписывали по два раза в день. Потом еще были ваучеры, финансовые пирамиды, обесценивание вкладов в Сбербанк… Катаклизмы превратились в привычный ритм жизни. К ним давно привыкли. Но то, что произошло в августе 1998-го, было реальной катастрофой.

У меня была компания, а у компании были долги. В августе 1998-го компании в один момент не стало, а долги остались. Сумма была относительно небольшая: десять или пятнадцать тысяч долларов. Но отдавать долги теперь было просто не с чего. Слава богу — удалось обойтись без неприятностей. Люди, помогавшие мне открыть этот лейбл, помогли и закрыть долг. Но дальше мне нужно было начинать с нуля.

В дефолт пострадали все. Те, у кого был серьезный бизнес, пострадали серьезно, а небольшие предприниматели вроде меня потеряли вообще все. Ты несколько лет хуячишь, а когда только-только начинаешь выходить из минуса, все в один момент накрывается. Ни денег, ни бизнеса! В 1998-м ощущение катастрофы было даже у людей, у которых и до дефолта-то ничего не было.

Дальше нужно было просто как-то выживать. Через два месяца после всеобщего краха Олег Тиньков предложил мне работать арт-директором его нового ресторана. Других предложений не было, и я согласился. Работа категорически мне не нравилась, но зато я как-то перебился в самые тяжкие времена.

 

Глава 15