Кубань: дерзость, новаторство 3 страница

– Закончив дозаправку самолетов, будете вылетать восьмеркой. Первым пойдет звено Науменко в составе четырех самолетов. А ты со своим звеном поднимешься в воздух через тридцать минут, наращивая усилия первой группы. Второй парой в твоем звене полетит Крюков.

– Товарищ командир! Этого делать нельзя. Я не успею взлететь, как звено Науменко уже сожгут, а потом и мое. Науменко молодой командир, ни разу не водил самостоятельно группы. Разрешите мне сразу вылетать восьмеркой.

– Выполняйте приказание.

Что мне оставалось? Спорить с командиром полка?

Пошло в воздух звено Науменко. Летчикам моей группы приказал сидеть в самолетах с включенными радиостанциями и ждать команды на вылет. Сам внимательно вслушивался в переговоры Науменко с «Тигром». Слушаю и все больше волнуюсь. Обстановка в районе Крымской, судя по радиообмену, была угрожающей. Минут через пятнадцать после взлета Науменко я, не вытерпев, дал команду на вылет. Сразу повел звено в район прикрытия.

А над Крымской уже скопилось около сотни Ю-88. Когда мы подошли, на бомбометание заходили последние девятки. Звено с ходу бросилось в атаку. Надо было не дать сбросить прицельно бомбы. Нацелился на девятку «юнкерсов», которая стала на боевой курс. Через секунды посыплются бомбы. Мы спешили. Из кабин стрелков навстречу нам потянулись дымные трассы. Создав пикированием большие угловые скорости для стрелков, беру в прицел самолет ведущего. Вот он рядом. Даю очередь.

Атакуя, я и не заметил, как от меня оторвался Крюков. Он устремился на бомбардировщики в середине колонны. Только я успел сбить ведущего, как услышал голос Аркадия Федорова:

– Покрышкин, «мессеры» в хвосте! Уходи!

Среагировал мгновенно и вышел из-под удара четверки Ме-109. А затем мы с Федоровым, моим ведомым, закрутились с ними. Прорваться к бомбардировщикам теперь уже не могли.

После посадки стали разбираться, кто же не вернулся. Надуманный вылет с «наращиванием» сил принес потери. Науменко и его ведомый были сбиты. Крюков, решивший действовать самостоятельно в бою, подбит, как и его ведомый. Они сели вынужденно в поле.

Вылет еще раз подтвердил истину – нельзя летать мелкими группами, нельзя включать в одну группу равных по положению начальников. Это привело к поражению пары Крюкова, поставило меня с Федоровым в тяжелейшее положение.

Гибель Науменко вызывала боль в душе, жгучую обиду на безответственность некоторых товарищей, которых перед вылетом я предупреждал в неизбежной неудаче.

Еще один боевой день позади. Начался он с блестящей победы, а закончился гибелью боевых товарищей. С Николаем Науменко я летал часто. Не раз вел бои с превосходящими силами врага. Стремился вырастить из него хорошего командира звена. Это был честный и отважный боец. В последнем боевом вылете он, зная, что его наверняка могут сбить, храбро ринулся в атаку на армаду вражеских самолетов. Этот летчик до конца выполнил свой священный долг бойца.

Подходя к командному пункту полка, встретил командующего нашей воздушной армией генерала Науменко. Поприветствовал его.

– Покрышкин, ты что такой сердитый? – спросил он, поздоровавшись.

– Товарищ генерал! Нельзя так воевать, как мы действовали сегодня.

– Чем недоволен, говори конкретнее.

– А тем, что воюем растопыренными пальцами. Мы прикрываем наши войска от мощных ударов вражеской авиации отдельными четверками или шестерками.

– Рассказывай, как по-твоему надо действовать? Пойдем походим и поговорим.

Я хорошо знал генерала Науменко. Под его личным руководством мне пришлось выполнять специальные задачи, не раз беседовать с ним. Я знал, что он относится ко мне с доверием. Его внимание располагало к откровенному разговору.

Рассказал командующему о наблюдениях за действиями противника, высказал мнение о том, как лучше организовать прикрытие объектов на линии фронта. Анализ действий воздушного противника показывает, что он наносит массированные удары бомбардировщиками два или три раза в день. А предварительно высылает до двенадцати и более «мессершмиттов». Они имеют цель связать боем нашу патрулирующую группу, сковать ее. Наши истребители в этих условиях не всегда могут сорвать удар бомбардировщиков. В предполагаемые по времени налеты надо высылать на прикрытие две или три самостоятельные группы истребителей, по шесть, а лучше по восемь самолетов в каждой. Это потребует, конечно, увеличения боевых вылетов. Однако все летчики, а я беседовал по этому вопросу со многими, одобряют такой вариант. Они согласны летать в два раза больше, чем сейчас. Да это и понятно. Летчики стремятся успешно выполнять боевые задачи. Для того чтобы иметь твердую уверенность, что бомбардировщики противника вылетели, видимо, следует вести разведку и подслушивание радиообмена противника в воздухе.

Генералу Науменко я подробно рассказал о последнем бое. Не стал скрывать, что по неразумному решению о применении наращивания сил в бою эскадрилья потеряла двух летчиков.

– Ну что же, спасибо за откровенность. Мысли дельные. Подумаем над твоими предложениями.

Я понимал, что резких изменений сразу ждать нельзя. Нужно время. А обстановка не ждет. Надо и самим искать новые приемы.

Утром командир полка поставил боевую задачу: вылететь первой группе Фадеева в составе восьми самолетов, а моей шестерке на смену ему через сорок минут.

– Быть все время над Крымской. И чтобы ни одна бомба не упала на головы нашим. Понятно? – строго спросил Заев.

Мы с Вадимом дружно ответили, что все понятно, и пошли на стоянку. По пути уточнили свои действия.

– Вадим, я готов прийти на Крымскую раньше, чем установил Заев. Если потребуется, конечно. Твоя задача: сковать боем группу очистки. А я буду перехватывать бомберов. Если будет трудно, то сразу же сообщи мне по радио. Помогу.

– Хорошо, Саша, договорились.

Первая группа взлетела. Летчики моей шестерки сели в самолеты и включили рации. Я тоже внимательно вслушивался в эфир. Минут через двадцать услышал голос Фадеева.

– Я – «Борода», вижу восьмерку «мессов». Приготовиться к бою.

Это была команда и на взлет моей группы. Пока летим, подойдут и бомбардировщики.

Вот и Крымская. Правее нас ведет бой с «мессершмиттами» группа Фадеева.

– «Борода», я – Покрышкин, как дела?

– Все в порядке. Троих уже спустили.

– Помочь?

– Сами справимся. Действуй, как наметили.

Впереди, левее и ниже, к переднему краю крались три девятки пикировщиков Ю-87, прикрытые четверкой истребителей. Они шли в колонне одна за другой на дистанции до километра.

– Речкалов, прикрой! Четверкой мы атакуем бомберов.

– Понял, прикрываю!

Пикируем на первую девятку. Ловлю в прицел ведущего. Вот он, рядом. Хорошо видны кресты. Разящая очередь – и из Ю-87 полетели клочья. С правой стороны девятки от очереди Бережного загорелся второй. Видим, что посыпались бомбы из «юнкерсов». Хорошр, ведь внизу оборона врага. А бомбардировщики врассыпную, с пикированием развернулись на запад.

В повторном ударе по второй девятке я сбил еще одного Ю-87. Картина повторилась. Летчики врага сбросили бомбы и в панике ушли на запад. Третья девятка, видя участь передних, не дожидаясь нашего удара, сбросила бомбы и повернула на свой аэродром. Я успел догнать еще одного Ю-87 и длинной очередью свалить его на землю. Пара Речкалова, сбив Ме-109, крутилась с тремя «мессершмиттами». Преследовать удирающих бомбардировщиков в этих условиях было нельзя, надо помочь Речкалову. Увидев нас, «мессершмитты» вышли из боя.

Собрал группу в боевой порядок, пошел к Фадееву. И здесь та же картина. Обнаружив подмогу, «мессершмитты» пикированием вышли из боя. В воздухе противника не было. Группе Фадеева надо идти на аэродром.

– «Борода», я – Покрышкин, поздравляю с победой. Вас сменяю.

– Выполняю. Хорошо мы причесали «худых». Желаю успеха.

В этом бою наши две группы сбили вместе одиннадцать самолетов, не понеся потерь. Вот, наверное, так и надо наращивать силы в ходе боя. Но после посадки получил нахлобучку от Заева за преждевременный вылет.

– Товарищ командир, если бы я задержался, то не выполнили бы вашего приказа. Бомбы упали бы на головы наших войск, – ответил я.

– Это только вас и оправдывает. Самовольства чтобы больше не было.

– Есть, товарищ командир!

Данные о результатах боя работники штаба дивизии решили перепроверить. Им не верилось, что можно сбить одиннадцать вражеских самолетов и не потерять своих. Они связались с командным пунктом наземных войск. Заместитель командующего фронтом сообщил, что он лично наблюдал воздушный бой наших групп с переднего края, видел, как падали горящие машины врага.

В этот день наступление наших войск по прорыву мощной обороны противника в направлении станицы Крымской выдохлось. 56-я армия, имея мало артиллерии и незначительное количество танков, смогла лишь вклиниться в «Голубую линию» обороны. Сильные контратаки и массированные удары авиации сорвали наступление. На фронте наступило затишье.

А в полку продолжалась боевая работа. В воздухе стало спокойнее. Бомбардировщиков противник почти не использовал. Бои проходили лишь с небольшими группами вражеских истребителей. Они появлялись на больших высотах в поисках легкой добычи.

Как-то, патрулируя в районе Крымской, решил проучить этих любителей наживы. В предыдущих вылетах обратил внимание на их попытки атаковать наши группы бомбардировщиков и истребителей сопровождения после выполнения боевой задачи при отходе. Во время нашего патрулирования ниже нас заканчивали бомбежку три девятки Пе-2. Я свою группу повел на запад, набирая высоту. Прикинул, что наши бомбардировщики уже выходят на свою территорию. Дал команду на разворот. С крутым снижением группа пошла им вдогон. Расчеты оправдались. Гитлеровские охотники уже подкрадывались сзади к нашим Пе-2. Увлеченные преследованием, вражеские летчики не заметили нас. На большой скорости мы сблизились с «мессерами». Короткая атака и один Ме-109 превратился из охотника в дичь. Второй «мессершмитт» увернулся из-под удара Савина, моего ведомого. Пикируя к земле, враг ушел восвояси. Преследовать его не могли. Потеряли бы высоту, а она нам была необходима для патрулирования. Боевым разворотом мы вернулись в прикрываемый нами район. А вскоре пошли на аэродром. Результат хоть и невелик, но все же один из гитлеровских асов уже не вернется к своим.

Под вечер меня вызвали на командный пункт. Заев поставил задачу немедленно вылететь и на аэродроме города Таганрога сжечь самолет Як-1.

– Надо обязательно его уничтожить, – подчеркнул он.

– Есть уничтожить «яка»! – Иду к самолету и думаю, как мог оказаться на вражеском аэродроме наш истребитель? Сколько бед может натворить такой самолет в руках врага!

Над таганрогским аэродромом выскочили на малой высоте. Мы понимали, что успеха добьемся при внезапности. Внимательно осмотрели полосу, стоянки. «Яка» не было. Зенитчики врага всполошились, открыли огонь. Наша маленькая группа ответила штурмовым ударом и ушла домой.

Неудача беспокоила. Год тому назад я летал на Ме-109 по выполнению специальных заданий. И сейчас был уверен, что противник использует «яка» в своих интересах. Надо быть настороже. Мучил также вопрос, как очутилась наша машина у неприятеля. Лишь после посадки узнал эту историю. Случай нелепый и преступный со стороны летчиков Пе-2. Они лидировали группу «яков», перелетающих с Дальнего Востока на Кубань. Потеряв ориентировку в сложных метеоусловиях, Пе-2 завел истребителей вместо Ростова в Таганрог.

Как впоследствии стало известно, первым сел командир эскадрильи. Выключив мотор, он стал по радио спокойно руководить посадкой остальных летчиков группы. Лишь после приземления второго самолета наши пилоты увидели бегущих к ним гитлеровцев. Летчик второго самолета тут же взлетел. Но на наборе высоты был сбит зенитным огнем. Командир эскадрильи отстреливался до конца. Он предпочел смерть плену. Последний выстрел оставил себе…

 

Сквозь огненные трассы

 

17 апреля 1943 года противник, воспользовавшись приостановкой наступления наших войск на Крымскую, предпринял мощное наступление на Мысхако. Этот клочок суши, названный Малой землей, был захвачен в начале февраля морским десантом под командованием Цезаря Куникова. Стремясь сбросить десант в Черное море, гитлеровцы сосредоточили юго-западнее Новороссийска крупные силы наземных войск. Но они своевременно были вскрыты нашей авиационной разведкой.

Чтобы сорвать наступление противника, командование перенацелило действия всей авиации в район Малой земли. Истребительные части должны были прикрыть десант от вражеской авиации, сопровождать бомбардировщиков и штурмовиков при нанесении ими ударов по наступающим войскам немцев.

Рано утром командир приказал мне в составе четверки сопровождать бомбардировщиков. Такую же задачу получил и Дмитрий Глинка. Пе-2 подошли к аэродрому в колонне девяток на дистанции метров триста. При таком построении боевого порядка бомбардировщики летели одной группой.

Меня удивила такая расстановка истребителей. Какую цель преследовало командование дивизии, выделяя самостоятельные четверки из разных полков для сопровождения фактически единой группы бомбардировщиков? Это было не на пользу делу. Боевой опыт неоднократно доказывал нецелесообразность такого решения. Группы истребителей из разных полков в таких случаях действовали несогласованно в бою, а значит, и прикрытие бомбардировщиков выполняли плохо.

На подходе к Цемесской бухте нас встретили «мессершмитты». Глинка своей четверкой стал набирать высоту, где вскоре завязал бой с вражескими истребителями.

Группа сопровождения во всех случаях идет вместе с бомбардировщиками и не допускает по ним атак вражеских истребителей. Теперь моей четверке придется охранять свою девятку и девятку, за которую ответственным был Глинка.

«Пешки» были еще на боевом курсе, когда навстречу нам с запада появились вражеские бомбардировщики Ю-88 и Ю-87. Они были на той же высоте, что и мы. Между Новороссийском и Анапой произошла встреча. Я и мои ведомые, не покидая «пешек», пошли в лобовую атаку. Прицеливаясь по носовым кабинам «юнкерсов», старались расстрелять летчиков. Наши бомбардировщики также обстреляли из передних пулеметов вражеские самолеты. Этот встречный бой длился чуть больше минуты. Наша атака несколько расстроила боевой порядок армады противника, но определить, сколько сбито самолетов, не было возможности: во встречной схватке необходимо было вести поиск, быть начеку, ведь могли появиться «мессершмитты».

Мы ждали, когда же наши девятки развернутся домой. Но они, строго выполняя порядок полета, держали курс в западном направлении. Правее нас, чуть впереди, аэродром противника в Анапе. Над взлетной полосой видны струи пыли. Это взлетали немецкие истребители. Сейчас придется схватиться с ними. Лишь на траверзе Анапы бомбардировщики пошли в пологий левый разворот в сторону моря. На удалении пятнадцати километров от берега «пешки» стали на обратный курс.

Но на развороте от строя отстали правые крайние. Почти в каждой девятке. Это нам прибавило хлопот. А тут еще подошли немецкие истребители. Завязался воздушный бой над морем. Отбивая атаки «мессершмиттов» и в какие-то моменты выполнения маневра, бросаю взгляд вниз, на море. На воде видны большие круги. Значит, кто-то врезался в волны? Свои или вражеские самолеты? Разбираться некогда. На аэродроме все станет ясным. А сейчас надо выручать двух оторвавшихся от строя «пешек». К ним в хвост уже пристраивались два «фоккера» – решили поживиться легкой добычей.

Делаю резкий переворот. Ведомый не отстает. Пикируем в хвост «фоккерам». Они, увлеченные атакой, не замечают нас. Теперь кто кого опередит. Мы раньше вышли на дистанцию стрельбы, чем они. Мощный огонь нашей пары из всех пулеметов и пушек сорвали атаки «Фокке-Вульф-190». Вижу, на воде появились новые круги. Это упали в море «фоккеры».

Вскоре заметил ведущего верхней нашей пары Ершова. Он, со снижением, на дымящем самолете, уходил в направлении аэродрома Геленджик. Подбит. Вверху остался его ведомый, он один. Ему трудно, атакуют несколько «мессеров». Делаю вертикальную горку и тут же очередью бью по Ме-109. Он был уже в хвосте нашего истребителя.

Наконец пересекли Цемесскую бухту. В воздухе стало спокойнее. Пересчитал «пешек» – все целы. Нас тоже трое. Как Ершов? Забегая вперед, скажу, что к вечеру сообщили, летчик благополучно сел на подбитом самолете.

После посадки я подошел к Глинке. Хотелось поговорить с ним об этом боевом вылете.

– Дмитрий! Почему вы ушли от своей девятки «пешек» и остались над Новороссийском? Кто же должен был бомберов прикрывать?

– Ты же сам видел, мы начали бой с группой «мессеров» и оторвались.

– Это не оправдание. Я тоже мог бросить «пешек» и вступить в бой. Тогда бы бомбардировщиков сбили.

– Саша! Не будем затевать ссору. Замечания правильные. На будущее учту.

– Хорошо! Будем считать вопрос закрытым.

Вскоре последовал еще один боевой вылет в район Мысхако на сопровождение двух девяток Пе-2. Моя группа из шести самолетов назначалась ударной. Нам ставилась задача сковать боем истребителей прикрытия противника. Непосредственное сопровождение было возложено на четверку Д. Глинки.

Над Новороссийском мы встретились с двенадцатою Ме-109. Имея превышение, с ходу атаковали «мессеров». Противник, численно превосходящий нас, принял бой. Схватка разгорелась яростная. Однако пара Искрина сбила двух Ме-109, потом я зажег одного, Фадеев и Труд еще двух. Это поубавило активности у противника. Потеряв еще пару самолетов, группа «мессершмиттов» драпанула. Пикированием к земле покинула район патрулирования.

Мы направились на помощь нашим бомбардировщикам. Они, развернувшись, уже шли обратным курсом. Задача была выполнена. Но тут со стороны моря появилась новая группа вражеских истребителей. Она попыталась прорваться к «петляковым». Отбивая их нападение, Д. Глинка сбил Ме-109. Наша группа подоспела вовремя. Внезапной атакой разогнали остальных. В этом вылете обе наши группы сбили около десяти самолетов, не имея потерь ни бомбардировщиков, ни истребителей.

Во второй половине дня командир снова поставил задачу сопровождать две девятки Пе-2. Моя группа состояла из шести самолетов. На этот раз удача нам изменила. При перестроении ведомый Бережного Сапунов, засмотревшись на появившихся над Новороссийском «мессершмиттов», ударил винтом своего самолета по хвосту истребителя ведущего и отбил ему рули управления. Бережной на парашюте приводнился в центре Цемесской бухты. С берега оказать ему помощь не смогли. Да и не успели бы – мы летали без спасательных жилетов. Летчики группы при виде этой катастрофы разволновались и в беспорядке заметались. Пришлось вмешаться.

– Я – Покрышкин, всем занять свои места!

Боевой порядок восстановился. Я решал: что делать с ведомым? Дать ему команду уходить на аэродром? Опасно. Одного наверняка собьют. Сейчас здесь пекло. Вражеских истребителей как комаров над озером. Лететь с нами на поврежденном самолете трудно. Долго думать не было времени, вот-вот схватимся с «мессерами». Запросил по радио:

– Сапунов, как ваш самолет?

– Все в порядке! – слышу в ответ. По тону чувствую – сильно переживает, удручен.

– Успокойся и пристраивайся к моей паре. На этот раз вылет прошел без серьезных схваток. Вскоре пошли на свой аэродром. После посадки подошел к самолету Сапунова. Он сидел в кабине и рыдал. С трудом удалось успокоить его. Конечно, очень тяжело быть виновником гибели боевого товарища. У меня тоже на душе скребли кошки. Владимир Бережной был моим воспитанником, способным летчиком.

В последующие дни в небе над Малой землей наших сил прибавилось. Вступили в бой летчики прибывшего на Кубань 3-го авиационного корпуса. На это соединение и была возложена задача по прикрытию района. Командовал им Е. Я. Савицкий. А наш полк обеспечивал боевые действия бомбардировщиков и штурмовиков. Один из вылетов в район Малой земли чуть было не оказался для меня последним.

В тот раз мы вылетели четверкой на сопровождение штурмовиков Ил-2 в середине дня. После взлета обнаружил, что на моем самолете отказал радиоприемник. По инструкции должен был прекратить полет и сесть. Однако оставлять без ведущего группу в составе трех истребителей опасно. Решил продолжать полет на боевое задание.

При пересечении Цемесской бухты я переходил на скорости с левой стороны группы штурмовиков на правую. Впереди был Новороссийск. Как раз в эти секунды меня и ведомого атаковала пара Ме-109. Ершов предупредил о противнике по радио и закрутился с «мессером». Я, естественно, его сигнала не слышал. Ведущий же Ме-109 успел пристроиться в хвост моего самолета. Интуиция заставила меня оглянуться назад. Ме-109 висел в хвосте в пятидесяти метрах.

Резко бросил самолет с полностью данными рулями в косой переворот. Опередил врага на какое-то мгновение – вся трасса огня трехпушечного «мессершмитта» прошла ниже крыла. Враг был так близко, что сквозь шум мотора я услышал эту пушечную очередь. По-видимому, летчик Ме-109 посчитал меня сбитым и не теряя времени направился к штурмовикам. Меня охватила ярость. Да и мой ведомый действовал в этом полете не лучшим образом. Резко вывел свой самолет из косого переворота и ринулся за Ме-109, явно упоенным своим успехом. Еще миг – и противник у меня в прицеле. Наверное, в эти секунды фашист и заметил смертельную опасность. Энергичным переворотом он уходит из моего прицела и вертикально пикирует к воде. Я за ним. Малая высота, на которой проходил бой, не позволила ему оторваться. На выходе из пикирования он снова попал мне в прицел. Две хорошие очереди сразили наповал Ме-109, и тот пошел на дно бухты, куда всего лишь две минуты назад собирался отправить меня.

Боевым разворотом вновь набираю высоту. Только в этот момент почувствовал, что весь мокрый от пота. Да, нелегко достается победа…

Пристроив к себе Ершова, мы парой пошли сопровождать «илов». В тот вылет они нанесли мощный штурмовой удар по скоплению гитлеровских войск.

20 апреля противник предпринял отчаянные попытки уничтожить наш десант. В воздухе обстановка еще больше накалилась.

В первый вылет на сопровождение группы Пе-2 взлетели тройкой. У ведущего второй пары отказала матчасть. В этом полете нам удалось отразить все атаки «мессершмиттов», но ведение боя усложнял идущий ниже своей группы одиночный Пе-2, поврежденный зениткой.

На обратном маршруте, уже подходя к Новороссийску, увидел, как в хвост ему заходят два «Фокке-Вульфа-190». Я и мой ведомый, Иван Савин, пикированием свалились на них. Атака была молниеносной. Мы сразу же сбили обоих. По-видимому, вражеские пилоты не заметили, как сами превратились в мишень. После этого я горкой выскочил к группе наших бомбардировщиков, а Савин остался прикрывать подбитый Пе-2. Тот шел на аэродром к Геленджику. Обеспечив безопасную посадку бомбардировщика, Савин, несмотря на мое строгое распоряжение сесть на этом аэродроме, решил нас догнать.

Но практикой десятки раз подтверждено: одиночный самолет – верная цель. К несчастью, так и получилось. Савина вскоре атаковала пара «охотников» и сбила в предгорьях севернее Геленджика. Так мы потеряли еще одного очень способного молодого летчика.

На другой день вновь сопровождали две девятки Пе-2. Вылетали шестеркой. Заев приказал включить в нашу группу Паскеева с ведомым Степаном Вербицким и назначил их верхней парой в боевом порядке. После бомбометания бомбардировщики на траверзе Анапы начали разворачиваться в сторону моря. Пара Паскеева несколько оторвалась от нашей четверки и летела ближе к берегу. Я дал команду Паскееву подойти к нашей группе, и тут же увидел четверку Ме-109: выскочив из облаков, они шли в атаку.

– Паскеев! Сзади «мессеры»! Разворот на них и атакуйте в лоб! – дал команду и сразу пошел на помощь.

Вербицкий, выполняя приказ, ринулся на четверку «мессершмиттов». Паскеев же со снижением нырнул под нашу группу. Четверка «мессеров» накинулась на одиночный самолет, быстро подожгла его и скрылась за облаками. На наших глазах ветром сносило Вербицкого на парашюте в открытое море. Мы ничем не могли ему помочь…

После посадки командир части, выслушав мой доклад о ходе боя, спросил:

– Что будем делать?

Еще когда летели домой, у меня не выходил из головы этот случай. Чем объяснить, что летчик, боевой в прошлом, так ведет себя? Ведь Паскеев до того, как его сбили, храбро сражался.

– Может быть, его медики проверят? Хоть поступок и отвратителен, но надо разобраться со всех сторон.

Вскоре на медкомиссии у Паскеева действительно выявились серьезные отклонения. Тяжелая травма нарушила его психику. Редко, но случалось, что летчик после этого не мог справиться с собой. Паскееву надо было основательно лечиться. Позднее он был переведен в авиацию связи и добросовестно выполнял свои задачи.

Случай этот говорил о многом. Прежде всего, о необходимости иметь крепкую закалку, быть готовым ко всем превратностям боевой жизни.

Натиск противника в районе Мысхако после семидневных ожесточенных боев затихал. Десантники, проявив беспримерный героизм, упорно удерживали этот клочок земли, обильно политый их кровью. Воздушная обстановка также изменилась в нашу пользу. Смелые действия советской авиации, усиление ее прибывшими на Кубань авиационными соединениями укрепляли боевую мощь наших Воздушных Сил на Северном Кавказе. Однако и враг в долгу не оставался.

Вскоре на мою долю вновь выпала задача сопровождать две девятки Пе-2 в район Мысхако. При определении группы меня настойчиво упрашивал взять на боевое задание молодой летчик Николай Островский. Но в тот момент он еще слабо был подготовлен к тяжелым схваткам, которые мы вели здесь.

Островский прибыл в наш полк осенью сорок второго года после окончания авиашколы. Проверили его летную подготовку. Она была, мягко говоря, невысока. Стали обучать молодого пилота. Учился он старательно. Однажды увидел его плачущим, с письмом в руках.

– Островский, – спрашиваю, – что произошло?

Николай протянул мне письмо. В нем сообщалось, что его мать, отца, всех братьев и сестер, оставшихся на оккупированной территории, гитлеровцы расстреляли за связь с партизанами. Его боль передалась и мне.

– Вот фашистские выродки!.. Придет время, и мы за все рассчитаемся!

– Тяжело, товарищ командир. Никого из родных у меня теперь не осталось.

– Считай, Коля, теперь меня своим отцом. А ты теперь для меня родной сын.

Еще до событий в районе Мысхако он вылетал на задание ведомым. Бой сложился неудачно. Островский остался один против пары опытных «охотников». В трудном бою был сбит. Но удачно приземлился, вернулся в боевую часть. Пришлось дать ему несколько дней отдыха. Сейчас он снова рвался в небо. Настойчивость покорила меня – я назначил его ведомым в свою пару. Вылетели мы четверкой. Вторую пару возглавлял Павел Крюков.

После отхода от аэродрома я заметил позади самолета Островского струю черного дыма. Он начал отставать от нас.

– Островский, что у вас с мотором? Почему отстаете?

Николай молчал. На неоднократные запросы не ответил. Тогда приказал ему вернуться на аэродром. Не доходя до предгорий Кавказа, Островский развернулся в сторону аэродрома. «Пошел домой, порядок», – решил я.

Бомбардировщики отбомбились и, как всегда, продолжали идти на боевом курсе почти до Анапы. Над морем на развороте от второй девятки отстал внешний Пе-2. Я знал, что при нападении вражеских истребителей он будет атакован первым. Поэтому летел рядом с ним. В какой-то момент засмотрелся на появившуюся слева четверку «мессершмиттов». В это время мимо пронеслись пушечные трассы по Пе-2. Резкой горкой развернулся на атакующих. Два «фоккера» сразу же переворотом ушли вниз. На моих глазах разворачивалась трагедия. Пе-2 стал заваливаться на правое крыло, и около него раскрылись два парашюта. Все!.. Не уберег! Сбили. Дал максимальный газ мотору и стал догонять группу бомбардировщиков, от которой пара Крюкова отбивала «мессершмиттов». Я уже почти догнал группу, когда вдруг перед моим самолетом сверху вынырнул Ме-109 и начал пристраиваться в хвост группе Пе-2. Ме-109 сам влез под прицел. Оставалось только чуть довести перекрестие и нажать гашетку. Длинная очередь – и «мессер» пошел к воде. После этого остальные истребители противника ушли в сторону берега.

После посадки я спросил у Чувашкина:

– Островский сел благополучно? Что с его самолетом?

– Нет, не садился.

Это меня встревожило. Что могло случиться? Надо запрашивать населенные пункты по линии предполагаемого полета. Но телефонные запросы ничего не дали. Как осуждал я себя за то, что поддался просьбе Островского и взял его в полет.

На следующий день в штаб сообщили, что летчик 16-го гвардейского полка Николай Островский похоронен у станицы Кубанской. Его подловили при возвращении на аэродром два Ме-109, атаковали и подожгли. Николай выбросился из горящего самолета, но был расстрелян «мессершмиттами» при спуске на парашюте. Узнав об этом, дал себе зарок, что теперь всегда буду стрелять по спасающимся на парашютах гитлеровским летчикам. Пусть эти «рыцари» не ждут снисхождения.

Вскоре после тяжелых воздушных сражений в районе Мысхако наступило короткое затишье в воздухе. Мы использовали его для глубокого разбора действий летчиков эскадрильи в период, боев на Кубани. Подробно разобрали итоги каждого самолетовылета, критически рассмотрели, как вел себя в боях каждый пилот. Уделили особое внимание причинам неоправданной гибели боевых товарищей, что значительно ослабило подразделение. Я разъяснил преимущества перехвата бомбардировщиков в глубоком тылу противника, еще на маршруте их полета к линии фронта. Такой метод не давал возможности истребителям противника сковывать нас боем над районом прикрытия и гарантировал от нанесения ударов по нашим войскам.