Песнь о Соколе» - гимн действию во имя свободы, света

«Безумство храбрых – вот мудрость жиз­ни» – утверждает Горький в «Песне о Соко­ле». Основной прием, с помощью которого утверждается этот тезис, – диалог двух раз­ных «правд», двух миросозерцании, двух кон­трастных образов – Сокола и Ужа. Тем же приемом пользовался писатель в других рас­сказах. Вольный чабан – антипод слепого Крота, эгоист Ларра противопоставлен альт­руисту Данко. В «Песне о Соколе» перед чи­тателем выступают герой и мещанин. Само­довольный Уж убежден в незыблемости ста­рого порядка. В темном ущелье ему прекрас­но: «тепло и сыро». Небо для него – пустое место, а Сокол, мечтающий о полетах в небо, – настоящий безумец. С ядовитой иро­нией Уж утверждает, что прелесть полетов – в паденье.

В душе Сокола живет безумная жажда свободы, света. Своей смертью он утвержда­ет правоту подвига во имя свободы. Смерть Сокола – это одновременно и полное раз­венчание «мудрого» Ужа. В «Песне о Соко­ле» заметна прямая перекличка с легендой о Данко: голубые искры горящего сердца вспы­хивают во тьме ночи, вечно напоминая лю­дям о Данко. Смерть Сокола тоже приносит ему бессмертие: «И капли крови твоей горя­чей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаж­дой свободы, света!».

От произведения к произведению в раннем творчестве Горького нарастает и выкристаллизовывается тема подвига. Лойко Зобар, Радда, маленькая фея совершают безум­ства во имя любви. Их поступки неординар­ны, но это еще не подвиг. Девушка, вступаю­щая в конфликт с царем, дерзко побеждает Страх, Судьбу и Смерть («Девушка и Смерть»). Ее смелость – тоже безумство храбрых, хотя оно и направлено на защиту личного счастья. Смелость и дерзость Ларры приводят к преступлению, ибо он, как пуш­кинский Алеко, «для себя лишь хочет воли». И только Данко и Сокол своей смертью ут­верждают бессмертие подвига. Так пробле­ма воли и счастья отдельного человека отхо­дит на второй план, сменяясь проблемой сча­стья для всего человечества. «Безумство храбрых» приносит моральное удовлетворе­ние самим смельчакам: «Иду, чтобы сгореть как можно ярче и глубже осветить тьму жиз­ни. И гибель для меня – моя награда!» – дек­ларирует горьковский Человек.

Ранние романтические произведе­ния Горького будили сознание неполноцен­ности жизни, несправедливой и безобразной, рождали мечту о героях, восстающих против установленных веками порядков.

Революционно-романтическая идея опре­делила и художественное своеобразие про­изведений Горького: патетический возвы­шенный стиль, романтическая фабула, жанр сказки, легенды, песни, аллегории, условно символический фон действия. В рассказах Горького легко обнаружить характерные для романтизма исключительность героев, обста­новки действия, языка. Но вместе с тем в них наличествуют черты, свойственные лишь Горькому: контрастное сопоставление героя и мещанина, Человека и раба. Действие про­изведения, как правило, организовано вокруг диалога идей, романтическое обрамление рассказа создает фон, на котором выпукло выступает авторская мысль. Иногда таким обрамлением служит пейзаж – романтичес­кое описание моря, степи, грозы. Иногда – стройная гармония звуков песни. Значение звуковых образов в романтических произве­дениях Горького трудно переоценить: мело­дия скрипки звучит в рассказе о любви Лойко Зобара и Радды, свист вольного ветра и дыхание грозы – в сказке о маленькой фее, «дивная музыка откровения» – в «Песне о Соколе», грозный рев бури – в «Песне о Бу­ревестнике». Гармония звуков дополняет гармонию аллегорических образов. Образ орла как символ сильной личности, возника­ет при характеристике героев, имеющих ниц­шеанские черты: орлица Радда, свободный, как орел, чабан, сын орла Ларра. Образ Со­кола связан с представлением о герое-альт­руисте. Макар Чудра называет соколом рас­сказчика, мечтающего сделать всех людей счастливыми. Наконец, Буревестник симво­лизирует движение самих масс, образ гряду­щего возмездия.

Горький щедро пользуется фольклорны­ми мотивами и образами, перелагает молдав­ские, валашские, гуцульские легенды, кото­рые подслушал во время скитаний по Руси. Язык романтических произведений Горько­го цветист и узорен, напевно звучен.