Ф.Б. Березин Психическая адаптация и тревога

Березин Ф.Б. «Психическая и психофизиологическая адаптация человека».
Л., 1988. С.13—21. (с сокрщ.)

При любом нарушении сбалансированности системы человек — среда недостаточность психических или физических ресурсов индивидуума для удовлетворения актуальных потребностей, рассогласование самой системы потребностей, опасения, связанные с вероятной неспособностью реализовать значимые устремления в будущем, а также с тем, что новые требования среды могут обнаружить несостоятельность, являются источником тревоги. Тревога, обозначаемая как ощущение неопределенной угрозы, характер и (или) время возникновения которой не поддаются предсказыванию, как чувство диффузного опасения и тревожного ожидания ^[15], как неопределенное беспокойство ^[11], представляет собой результат возникновения или ожидания фрустрации и наиболее интимный (и облигатный) механизм психического стресса. Облигатность этого механизма вытекает, очевидно, из уже упоминавшейся связи психического стресса с включением психологической переменной — угрозы ^[12], ощущение которой представляет собой центральный элемент тревоги и обусловливает ее биологическое значение как сигнала неблагополучия и опасности.

С возникновением тревоги связывают усиление поведенческой активности, изменение характера поведения или включение механизмов интрапсихической адаптации, причем уменьшение интенсивности тревоги воспринимается как свидетельство достаточности и адекватности реализуемых форм поведения, как восстановление ранее нарушенной адаптации.

В отличие от боли, тревога — сигнал опасности, которая еще не реализована. Прогнозирование этой опасности носит вероятностный характер, зависит и от ситуационных, и от личностных факторов, определяясь в конечном итоге особенностями трансакций в системе человек — среда. При этом личностные факторы могут иметь более существенное значение, чем ситуационные, и в таком случае интенсивность тревоги в большей степени отражает индивидуальные особенности субъекта, чем реальную значимость угрозы. Значение личностных факторов определило направление исследований, разделяющих тревогу как личностную черту, обусловливающую готовность к тревожным реакциям, и актуальную тревогу, входящую в структуру психического состояния в данный конкретный момент ^{[1, 16, 7]}.

Тревога, по интенсивности и длительности неадекватная ситуации, препятствует формированию адаптивного поведения, приводит к нарушению поведенческой интеграции, к возникновению вторичных (осознанных или неосознаваемых) проявлений, которые наряду с тревогой определяют психическое состояние субъекта, а в случае развития клинически выраженных нарушений психической адаптации — картину этих нарушений. Таким образом, тревога лежит в основе любых (адаптивных и неадаптивных) изменений психического состояния и поведения, обусловленных психическим стрессом.

Психологическое и психопатологическое значение тревоги, которую со времени описания невроза тревоги 3.Фрейдом ^[9] рассматривали как ствол общей невротической организации, стало предметом обсуждения в поистине необозримой литературе. Анализ патогенетической роли тревоги при психопатологических явлениях, которые представляют собой клинически выраженные нарушения психической адаптации, дает основание считать тревогу ответственной за большую часть расстройств, в которых проявляются эти нарушения. Тревога выступает либо как основное слагаемое различных психопатологических синдромов, либо как базис, на котором формируются психопатологические или психосоматические проявления ^{[17, 8, 3, 4, 11, 14]}. Несмотря на длительные и обширные исследования в этой области, подход к понятию «тревога» и связанные с ней теоретические концепции нельзя считать однозначными. Среди вопросов, по которым точки зрения исследователей существенно расходятся, можно отметить различия между тревогой и страхом, проблему нормальной и патологической тревоги и понимание тревоги как единого явления или термина для обозначения совокупности явлений.

Разграничение тревоги и страха обычно базируется на критерии, введенном в психиатрию К. Ясперсом ^[10], в соответствии с которым тревога ощущается вне связи с каким-нибудь стимулом («свободно плавающая тревога»), тогда как страх соотносится с определенным стимулом и объектом. Такой подход наиболее распространен.

Одной из причин, обусловливающих разноречивость взглядов на тревогу (и, вероятно, наиболее существенной), может быть представление о том, что понятию «тревога» должно соответствовать единое феноменологическое выражение ее. Если же допустить, что проявления тревоги закономерно изменяются в зависимости от ее интенсивности и особенностей формирования, то феноменологические различия между тревогой и страхом, между нормальной и патологической тревогой могут быть выражением этих изменений.

Такие закономерности можно изучать на моделях (клинических и экспериментальных), в которых возникновение тревоги и страха обусловлено вызванным экспериментальным воздействием или патогенными факторами нарушения функционирования церебральных структур, играющих важную роль в генезе эмоциональных состояний.

Гипоталамус, представляющий собой достаточно высокий уровень интегративной деятельности мозга, имеет столь важное значение в организации эмоционального поведения, что в нем практически нет зон, раздражение которых вызвало бы вегетативные эффекты без параллельного возникновения эмоциональных реакций ^[5], с чем может быть связана особая роль гипоталамуса среди лимбических структур, контролирующих тревогу и страх. Эта особая роль гипоталамуса объясняется также тем обстоятельством, что структуры других уровней мозга, включающиеся в эмоциональное возбуждение, находятся в морфологической и функциональной зависимости от эмоциогенных зон гипоталамуса, а раздражение этих зон можно использовать для получения экспериментальных моделей эмоционального стресса ^[6].

Для решения вопроса о возможности оценки тревоги как единого функционального явления, имеющего различные феноменологические выражения, представляют интерес данные о смене таких явлений при раздражении тех гипоталамических структур, воздействие на которые вызывает у животных реакцию страха. В этом плане особенно характерны результаты, полученные при исследовании мотивированного поведения обезьян, вызванного раздражением подкорковых структур ^[13]. В названных экспериментах раздражение зон избегания в гипоталамусе током нарастающей силы позволило выделить три порога реакции. Достижение первого из них характеризовалось появлением настороженности, но не сопровождалось явным страхом; при втором наблюдались выраженные реакции страха и стремление к бегству; при третьем пороге возникала реакция паники, при которой целесообразное поведение становилось невозможным.

То обстоятельство, что описанное развитие аффективных реакций в ряду настороженность — страх — паника отмечалось при стимуляции одной и той же зоны гипоталамуса при неизменном характере раздражителя только в силу изменения интенсивности воздействия, свидетельствует в пользу рассмотрения этих реакций как единого явления. Однако феноменологическое выражение его меняется в зависимости от выраженности. В то же время условия физиологического эксперимента не позволяют дифференцировать тревогу и страх и достаточно адекватно моделировать сложные психологические и психопатологические явления.

Исследование феноменологии тревоги и ее динамики при гипоталамических нарушениях у человека, которые можно расценивать как клинический аналог рассмотренной экспериментальной модели, представляет возможность детально проанализировать характер и динамику наблюдающихся аффективных состояний. Такое изучение позволило сформулировать представления о существовании тревожного ряда ^{[2, 3]}, который оказался неспецифичным для гипоталамических расстройств и представляет собой существенный элемент процесса психической адаптации. Тревожный ряд включает несколько аффективных феноменов, закономерно сменяющих друг друга по мере возникновения и нарастания тревоги.

Ощущение внутренней напряженности. Это элемент тревож-ного ряда, отражающий наименьшую интенсивность тревоги. Создавая напряженность, настороженность, а при достаточной выраженности — и тягостный душевный дискомфорт, это ощущение не имеет в то же время оттенка угрозы, а служит сигналом вероятного приближения более тяжелых тревожных явлений. Именно этот уровень тревоги имеет наиболее адаптивное значение, поскольку ощущение внутренней напряженности способствует интенсификации и модификации активности, включению механизмов интрапсихической адаптации и при этом может не сопровождаться нарушениями интеграции поведения.

Гиперестезические реакции. При нарастании тревоги они сменяют ощущение внутренней напряженности или присоединяются к нему. При проявлении гиперестезических реакций ранее нейтральные стимулы приобретают значимость, привлекают внимание, а при большой их выраженности придают таким стимулам отрицательную эмоциональную окраску, что может лежать в основе недифференцированного реагирования, описываемого, в частности, как раздражительность. Повышение значимости ранее нейтральных воздействий может сопровождаться ощущением усиления их интенсивности (это особенно часто касается слуховых восприятий — гиперакузии, несколько реже — зрительных и тактильных). Однако такое ощущение — не обязательный компонент гиперестезических явлений, основную отличительную черту которых представляет собой нарушение дифференцировки значимых и незначимых стимулов, ведущее к неадекватным по направленности и силе поведенческим реакциям. С возникновением гиперестезических реакций может быть связан описываемый П. В. Симоновым ^[5] переход от поведения, тонко специализированного, к реагированию по типу доминанты Ухтомского, в результате которого множество событий внешней среды становится значимым для субъекта. Уменьшение избирательности реагирования, вызванное сглаживанием различий между нейтральными и значимыми восприятиями, между сигналом и фоном, биологически целесообразно в случаях недостаточно структурированных и потенциально опасных ситуаций, ибо обеспечивает необходимую генерализацию бдительности. Однако усиление реакций на обычно незначимые стимулы и отрицательная эмоциональная окраска нейтральных восприятий любой модальности еще более уменьшают структурированность ситуации и усиливают тревогу, способствуя появлению ощущения неопределенной угрозы.

Собственно тревога. Это центральный элемент рассматриваемого ряда, который проявляется ощущением неопределенной угрозы, чувством неясной опасности (немотивированная, свободно плавающая тревога). Как уже отмечалось, характерный признак тревоги — невозможность определить характер угрозы и предсказать время ее возникновения. Неосознаваемость причин, вызвавших тревогу, может быть связана с отсутствием или бедностью информации, позволяющей в необходимой мере анализировать ситуацию, с неадекватностью ее логической переработки или несознаванием факторов, вызывающих тревогу, в результате включения психологических защит. В последнем случае недостаточная структурированность ситуации может быть результатом несовместимости информации о причинах тревоги с установками субъекта, сложившимися системами отношений или его представлениями о собственной личности. Интенсивность тревоги сама по себе снижает возможность логической оценки информации. Так, в случае тревоги, наблюдающейся в структуре гипоталамических пароксизмов, сообщенная ранее информация о генезе этих явлений и опыт предшествующих аналогичных состояний (которые адекватно используются вне тревожных состояний) не определяют поведение субъекта при нарастании интенсивности тревоги.

Страх. Неосознаваемость причин тревоги, отсутствие связи ее с определенным объектом, невозможность конкретизировать ощущаемую угрозу делают невозможным и какую-либо деятельность, направленную на предотвращение или устранение угрозы. Психологическая неприемлемость такой ситуации вызывает смещение тревоги к тем или иным объектам. В результате неопределенная угроза конкретизируется. Опасность связывается с вероятностью наступления конкретных обстоятельств, с ожиданием соприкосновения с объектами, которые расцениваются как угрожающие. Такая конкретизированная тревога представляет собой страх. Хотя объекты, с которыми связывается страх, необязательно имеют отношение к действительным причинам тревоги, конкретизация тревоги создает у субъекта представление о том, что угроза может быть устранена с помощью определенных действий. Такое представление не зависит от соответствия объекта, вызывающего страх, и реальных причин тревоги. Для его формирования необходимо только ощущение связи угрозы с конкретной ситуацией. Так, при гипоталамических нарушениях формирование страха одиночества, толпы, страха перед поездками на городском транспорте позволяло ослабить интенсивность расстройств тревожного ряда за счет ограничительного поведения, дающего возможность избегать подобных ситуаций, хотя такое поведение не затрагивало причины тревожных расстройств, тогда как до этого при ощущении неопределенной угрозы формирование поведения, уменьшающего тревогу, было невозможно.

Ощущение неотвратимости надвигающейся катастрофы. Нарастание интенсивности тревожных расстройств приводит субъекта к представлению о невозможности избежать угрозы, даже если она связывается с конкретным объектом, с определенной ситуацией. Так, страх перед возможным возникновением тяжелого соматического заболевания при появлении ощущения неотвратимости надвигающейся катастрофы сменяется ужасом перед неминуемой и близкой гибелью. Возможность возникновения ощущения неотвратимости надвигающейся катастрофы зависит только от интенсивности тревоги, а не от фабулы предшествовавшего страха. При нарастании интенсивности тревоги это ощущение может возникнуть на базе любого страха (например, уже упоминавшегося страха перед поездками на городском транспорте, на базе фобий одиночества или толпы), фабула которого не свидетельствует о возможности катастрофы. Неотвратимой может представляться даже неопределенная угроза. В этом случае развитие тревожных расстройств достигает степени неотвратимости надвигающейся катастрофы, минуя стадию страха.

Тревожно-боязливое возбуждение. Потребность в двигательной разрядке при ощущении неотвратимости надвигающейся катастрофы, панические поиски помощи проявляются в тревожно-боязливом возбуждении, которое представляет собой наиболее выраженное из расстройств тревожного ряда. При тревожно-боязливом возбуждении вызываемая тревогой дезорганизация поведения достигает максимума, и возможность целенаправленной деятельности исчезает.

Соответственно тревожный ряд в порядке нарастающей тяжести включает в себя следующие явления: ощущение внутренней напряженности — гиперестезические реакции — собственно тревогу — страх — ощущение неотвратимости надвига-ющейся катастрофы — тревожно-боязливое возбуждение. При пароксизмальном^[2] нарастании тревоги все указанные явления можно наблюдать в течение одного пароксизма. В других случаях их смена происходит постепенно, а при относительно стабильных состояниях каждый из элементов тревожного ряда отмечается в течение продолжительного времени. Как правило, между стабильностью состояния и выраженностью тревожных расстройств существует обратная зависимость: наиболее стабильны состояния, характеризующиеся внутренней напряженностью, наименее стабильны те, картина которых определяется ощущением неотвратимости надвигающейся катастрофы и тревожно-боязливым возбуждением.

От выраженности тревоги и интенсивности ее нарастания зависит полнота представленности элементов тревожного ряда: при малой интенсивности тревоги ее проявления могут ограничиваться ощущением внутренней напряженности, при стремительном нарастании интенсивности могут не улавливаться начальные элементы ряда, при постепенном развитии и достаточной выраженности могут прослеживаться все элементы ряда. Таким образом, все феноменологические проявления тревоги могут отмечаться при участии одних и тех же гипоталамических структур, возникать в этом случае независимо от преморбидных личностных особенностей, сменять друг друга при изменении тяжести тревожных расстройств. Все это свидетельствует в пользу представлений о единой природе тревоги.

Литература

 

1. Бакеев В. А. О тревожно-внушаемом типе личности // Новые исследования в психологии. М., 1974. N 1. С. 19.

2. Березин Ф. Б. Роль гипоталамуса в механизме действия психотропных средств в свете изучения психопатологии гипоталамического синдрома // Современные психотропные средства. М., 1967. Вып. 2. С. 61—70.

3. Березин Ф. Б. Психопатология гипоталамических поражений (клиника, нейро-гуморальное регулирование, закономерности действия психотропных средств): Автореф. дис. д-ра мед. наук.М., 1971.

4. Пуховский Н. H. Клиника тревожных расстройств и некоторые гуморальные корреляты тревоги при гипоталамических поражениях: Автореф. дис... канд. мед. наук. М., 1971.

5. Симонов П. В. Эмоциональный мозг. М., 1981.

6. Судаков К. В. Системные механизмы эмоционального стресса. М., 1981.

7. Ханин Ю. Л. Исследование тревоги в спорте // Вопр. психологии. 1978. N 6. С. 94—106.

8. Ey H., Bernard P., Brisset Ch. Manuel de psychiatric. Paris, 1967.

9. Freud S. Collected papers. London, 1953.

10. Jaspers K. Allgemeine Psychopathologie. 5th ed. Berlin, 1948.

11. Kapinski A. Lek. Warsawa, 1977.

12. (Lazarus R. S.)Лазарус Р. Теория стресса и психофизиологические исследования. Эмоциональный стресс: Пер. с англ. М., 1970. С. 178—208.

13. (Lilly J. С.) Лилли Дж. Мотивированное поведение при раздражении подкорковых структур: Старт- и стопреакции // Механизмы целого мозга: Пер. с англ. М., 1963. С. 232–256.

14. May R. The meaning of anxiety. New York, 1979.

15. Pöldinger W. Aspects of anxiety// Anxiety and tension — new therapeutic aspects. Basel, 1970. P. 7—21.

16. Spielberger Ch., Sarason J. Stress and anxiety. Washington, D. C., 1975. Vol. 1.

17. Sullivan H. S. The interpersonal theory in psychiatry. NewYork, 1953.

 

АДАПТАЦИЯ И СОСТОЯНИЕ ЗДОРОВЬЯ ШКОЛЬНИКОВ

Многие патологические изменения состояния здоровья школьников в процессе обучения обусловлены нарушением приспособительной деятельности при изменении социальных условий. Для установления влияния процессов адаптации школьников на формирование их здоровья проводилось комплексное исследование адаптивных реакций школьников 1-х, 5-х, 7-х классов. Ухудшение состояния здоровья детей в процессе обучения наиболее выражено при поступлении в школу и при переходе к предметному обучению. В структуре патологии эти периоды преобладают невротические расстройства, которые у 58,4% детей предшествуют появлению соматической патологии. Возникновению невротических реакций способствуют характерологческие особенности ребенка, неприятие его сверстниками и учителем, сниженный уровень умственного развития. Высокий уровень умственного развития, выявленный у первоклассников, сохраняется к 7 классу лишь у половины детей.Выраженность и продолжительность адаптивных реакций у школьников при изменении социальных условий зависит от возраста и характера адаптивной ситуации. Так у 6-летних первоклассников перестройка более генерализирована, чем у 7-летних с вовлечением всех исследуемых уровней, что свидетельствует о меньшей зрелости приспособительных механизмов у детей 8-ти лет.При переходе же к предметному обучению, адаптивная перестройка более продолжительная, чем при поступлению в школу, что связано с началом пубертатной перестройки.Особенности неблагоприятного течения адаптации, по сравнению с благоприятным и условно благоприятным, характеризуется у 7—летних первоклассников более негативными изменениями психоэмоциональной сферы, регуляторных уровней мозгового кровотока, что клинически проявляется выраженными невротическими реакциями, у 6- летних первоклассников, кроме того, отмечается большое напряжение и истощение уровней местной защиты, что приводит еще и к учащению острой заболеваемости, недостаточной прибавке массы тела, с чем мы и столкнулись, обследуя семиклассников школ района, а также к развитию анемии; у четвероклассников наиболее продолжительные реакции ведут к хрониэации патологии. Соотношение адаптированности к учебе, коллективу и динамика здоровья различно. Нередко адаптированность к школьным факторам сопровождается ухудшением здоровья. При этом отмечается более выраженное напряжение и перенапряжение ряда уровней. В группе детей, не адаптированных к учебе и коллективу, ухудшение здоровья, перенапряжение наиболее продолжительное. От первого к седьмому классу среди адаптированных детей почти в два раза возрастает число учеников, расплачивающихся за адаптацию ухудшением здоровья. Психическая напряженность, фрустрация, утомление и стрессовые состояния, создающие угрозу невротических расстройств и провоцирующие хронические заболевания, а отсюда и срыв адаптации, возникают главным образом у учащихся, для которых программные требования сказались трудновыполнимыми.Для улучшения периода адаптации детей предлагается соблюдение следующих условий:

проведение оздоровительных мероприятий:

ЛФК, массаж, плавание, подвижные игры на свежем воздухе для более высокой аэрации мозгового кровотока;

витамино и фитотерапия;

адаптогены весной и осенью;

противорецидивное лечение основного заболевания;

закаливание;

упорядочение режима дня:

гигиенический режим;

обязательный завтрак - голодный ребенок плохо воспринимает учебный материал, особенно математику.

 

Лященко Р.А.

 

В настоящее время внимание разработчиков обучающих программ сосредоточено на организации технологий обучения и усвоения знаний, хотя авторы, как правило, эксплуатируют тезис о гуманизации образования.

Этот тезис декларативен, пока концепция образования не имеет четких критериев контроля эмоциональной конфортности для учеников обстановки усвоения знаний.

Цвето-социометрический (ЦСМ) тест основан на естественной способности ребенка соотносить эмоциональные обертоны восприятия с образцами восьмицветового теста М.Люшера, и является логическим завершением идеи, заложенной А.Эткиндом в его "Цветовой тест отношений" (Эткинд,1987). В основе процедуры измерения лежит методический прием косвенного семантического шкалирования посредством взаимной цветовой оценки учеников, причем учитель тоже выступает как субъект и объект эмоциональной оценки.

Цветовые оценки преобразуются в равностороннюю матрицу ранговых оценок (от 1 до 8 балла в клетке), характеризующую имплицитную структуру эмоциональных предпочтений учениками и учителем друг друга.

Средние для каждого ученика по столбцам и строкам этой матрицы дают представление о статусе по предпочтению (привлекательность ученика для класса) и привлекательности класса для данного ученика.

Диагональ матрицы - данные самооценки. Корреляционный анализ взаимных оценок с последующей кластеризацией предоставляет характеристики эмоциональной референтности, эмоциональной "включенности" в группу, конформности или эмоциональной отгороженности", а также общей согласованности оценок.

В сочетании с богатыми диагностическими возможностями теста Люшера ЦСМ позволяет получить полноценную картину эмоционального климата класса и изучать влияние на нее личностных и стилевых характеристик учителя. Достаточно легко определяются "группировки" и дети, плохо адаптированные в учебный коллектив.

Если с классом работает группа учителей, мы имеем характеристики их слаженности и широкий перечень рейтинговых показателей, сопоставимых с таковыми у учеников. По отношению к учителям, классу, школе и отдельным предметам можно точно определить отношение детей к учебному процессу.

Уникальным качеством метода является нечувствительность к различиям в возрасте, что позволяет получать полностью сравнимые результаты на разных возрастных группах, начиная со старших групп детского сада.

Тест также нечувствителен к ретестированию, а методический прием защищает результаты от фальсификации.

Проведенные к настоящему моменту исследования валидности ЦСМ выявили высокую корреляцию рейтинга эмоционального предпочтения с социометрическим статусом, а также значимые различия между обследованными

классами по ряду параметров эмоционального благополучия: суммарной самооценке, эмоциональной напряженности, гомогенности эмоционального предпочтения, геторооценке, что позволяет использовать тест для мониторинга. В качестве исследовательского инструмента ЦСМ позволил выявить характерную динамику этих параметров. Например, рост самооценки учеников от первого к третьему классу, что соотносится с одновременным уменьшением эмоциональной напряженности, и резкое падением и рост напряженности в пятом классе.

Получены также интересные данные по взаимовлиянию ряда личностных характеристик учителя и эмоционального состояния класса, а также выделен особый коммуникативный параметр: "эмоциональная чуткость" учителя, коррелирующий с такими параметрами, как конформность пребывания в классе (по экспертной оценке завуча) и суммарной эмоциональной дисгармоничностью класса. Удалось выделить "фактор неблагополучия" класса, включающий низкую гетерооценку, потребность в отдыхе, внутреннюю напряженность, нечуткость друг к другу и высокую дисперсию взаимооценок. Получены обнадеживающие данные по интерпретации объективных и субъективных коррелятов "цветового портрета" отдельного ученика.

В целом ЦСМ предоставляет в распоряжение психолога и учителя около двадцати параметров эмоционального состояния класса и контакта с учителем.

Литература:

Эткинд А. Цветовой тест отношений // Общая психодиагностика: Основы

психодиагностики, немедицинской психотерапии и психологического кон-

сультирования / Ред.: А.А.Бодалев, В.В.Столин. М.,1987. С.221-227.