Термин «символическая интеракция» относится к совершенно определенному, особому виду интеракции, которая осуществляется людьми. Особенность этой интеракции заключается в том, что люди интерпретируют или определяют действия друг друга, а не просто реагируют на них. Их реакции не вызываются непосредственно действиями другого, а основываются на значении, которое они придают подобным действиям. Таким образом, интеракция людей опосредуется использованием символов, их интерпретацией или приданием значения действиям другого. Это опосредование эквивалентно включению процесса интерпретации между стимулом и реакцией.
Простое признание того, что люди интерпретируют действия друг друга, используя это как средство осуществления интеракции, пронизывает взгляды и труды многих исследователей. Однако немногие из них пытались проанализировать, что же означает подобная интерпретация для понимания человека и сообществ людей. Обычно просто довольствуются признанием того, что исследователь должен учитывать «интерпретацию» или что символы, такие как культурные нормы и ценности, должны быть включены в анализ. Один лишь Дж. Мид, на мой взгляд, пытался глубоко разобраться в том, что означает акт интерпретации для понимания самого человека, человеческого действия и человеческого сообщества. Основные положения его анализа настолько проницательны, глубоки и важны для понимания групповой жизни людей, что мне хотелось бы их разъяснить.
Ключевая идея анализа Мида заключается в том, что человек обладает «личностным Я» (self). Эта мысль не должна отбрасываться как слишком сложная или как настолько простая, что она очевидна и не заслуживает внимания. Заявляя, что человек обладает «личностным Я», Мид имел в виду главным образом то, что человек может служить объектом для своих собственных действий. Человек может действовать по отношению к себе так же, как по отношению к другим. Каждый из нас знаком с подобного рода действиями, когда человек сердится на себя, дает себе отпор, гордится собой, спорит с собой, старается поддержать свое мужество, говорит себе, что он должен «сделать это» или «не делать этого>, ставит перед собой цели, совершает компромиссы с самим собой или планирует, что он собирается сделать. То, что человек действует по отношению к себе таким или сотнями других способов, подтверждается простым эмпирическим наблюдением.
Мид рассматривает эту способность человека действовать по отношению к самому себе как к объекту в качестве центрального механизма, при помощи которого человек взаимодействует с окружающим миром. Этот механизм дает возможность человеку формировать значение предметов в своем окружении и, таким образом, руководить своими действиями. Все, что человек осознает, он обозначает для себя: тиканье часов, стук в дверь, появление друга, замечание товарища, признание того, что он должен выполнить задачу, или понимание того, что он простудился. И, наоборот, все, что он не осознает, он, естественно, не может мысленно обозначить.
Сознательная жизнь человека с того времени, как он просыпается утром и до того, как от засыпает вечером, представляет собой сплошной поток формирования значений вещей, с которыми он имеет дело и которые он принимает во внимание. Таким образом, человек, его организм взаимодействует с окружающим миром посредством механизма формирования значений. Именно этот механизм включен в интерпретацию действий других. Интерпретировать действие другого — это определить для себя, что действие имеет то или иное значение, тот или иной характер.
Согласно Миду, формирование значений имеет первостепенную важность. Важность эта двоякая. Во-первых, сформировать значение чего-то — значит выделить это из окружения, отделить, придать этому смысл или по терминологии Мида превратить это в объект. Объект — т. е. то, что индивид мысленно обозначает, -отличается от стимула. Отличие объекта от стимула заключается в том, что объект не может воздействовать на индивида непосредственно и не может быть идентифицирован независимо от индивида. Значение объекта придается ему индивидом. Объект является продуктом диспозиции индивида действовать, а не стимулом, который вызывает действие. Индивид не окружен уже существующими объектами, которые воздействуют на него и вызывают его действия. На самом деле индивид сам конструирует свои объекты на основе осуществляемой им деятельности. В любом из своих бесчисленных действий — либо малых, таких как одевание, либо больших, таких как подготовка к профессиональной карьере, — индивид мысленно обозначает для себя различные объекты, наделяя их значением, определяя их уместность для своего действия и принимая решение на основе этой оценки. Вот что подразумевается под интерпретацией, или действованием на основе символов.
Второй важный вывод, который можно сделать из того факта, что человек формирует значения, заключается в том, что его действия конструируются или строятся, а не просто протекают. Какое бы действие не предпринимал человек, он всегда мысленно для себя обозначает различные вещи, которые надо принять во внимание в ходе этого действия. Он должен отметить, что хочет сделать и как он должен это сделать; он должен отметить для себя различные условия, те, которые могут быть полезны для его действия, и те, которые могут помешать его действию; он должен принимать во внимание требования, ожидания, запрещения и угрозы, которые могут возникнуть в ситуации, в которой он действует. Его действие строится шаг за шагом посредством процесса формирования значений. Индивид объединяет в единое целое свое действие и руководит им, принимая во внимание различные вещи и интер: претируя их значимость для своего будущего действия. Нет такого сознательного действия, в отношении которого это утверждение не было бы справедливо.
Процесс конструирования действия посредством формирования значений не укладывается ни в одну из принятых психологических категорий. Этот процесс отличен и различен по сравнению с тем, что называют «эго», так же, как он отличен от любой концепции, которая рассматривает «личностное Я» (self) в терминах составных частей. Формирование значений — это развивающийся коммуникативный процесс, в ходе которого индивид замечает предмет, оценивает его, придает ему значение и решает действовать на основе данного значения. Человек противостоит миру и другим людям посредством этого процесса, а не просто при помощи «эго». Далее, процесс формирования значений не может бьггь отнесен к тем внешним или внутренним силам, которые, как предполагается, оказывают воздействие на индивида и вызывают его поведение. Давление окружающей среды, внешние стимулы, побуждения, желания, социальные установки, чувства, идеи — все это не объясняет процесс формирования значений. Индивид формирует значение и интерпретирует подобные явления, учитывая предъявляемые ему социальные требования, замечая, что он сердится, осознавая, что он Хочет купить что-то, что он испытывает данное чувство, сознавая, что ему не нравится обедать с тем, кого он презирает, понимая, что он думает, делая те или иные вещи. Обозначая для себя подобные явления, индивид противопоставляет себя им, принимая или отвергая их, или преобразуя их в соответствии с тем, как он их определяет или интерпретирует. Следовательно поведение человека не является результатом давления окружающей среды, стимулов, мотивов, социальных установок или идей. Оно возникает в результате того, как он интерпретирует эти вещи и обращается с ними в действии, которое он конструирует. Процесс формирования значений, посредством которого конструируется человеческое действие, не может быть объяснен факторами, которые предшествовали действию. Процесс формирования значений существует как таковой и должен таким приниматься и изучаться. Именно при помощи этого процесса человек конструирует сознательное действие.
Мид признает, что конструирование индивидом действия посредством процесса формирования значений всегда происходит в социальном контексте. Поскольку этот процесс очень важен для понимания символического интеракционизма, его надо объяснить более подробно. Весьма существенно, что групповое действие принимает форму приспособления друг к другу индивидуальных линий действий. Каждый индивид подстраивает свое действие под действия других, выясняя, что они делают или что они собираются делать, т. е. выясняя значение их актов. Для Мида это происходит при помощи индивидуального «принятия роли» других — либо роли конкретного лица, лито роли группы (мидовского «обобщенного другого»). Принимая подобные роли индивид стремится определить намерение или направление действий других. Именно таким образом происходит групповое действие в человеческом обществе. Вышеизложенное характеризует, на мой взгляд, основные черты мидовского анализа, основы символического интеракционизма. Они предполагают следующее: человеческое общество состоит из индивидов, которые обладают «личностным Я» (self), т. е. они сами формируют значения; индивидуальное действие есть его конструирование, а не просто совершение, оно осуществляется индивидом при помощи оценивания и интерпретации ситуации, в которой он действует; групповое или коллективное действие состоит из выравнивания индивидуальных действий, при помощи интерпретации и принятием во внимание действий друг друга. Эти положения могут быть легко проверены эмпирически. Я не знаю ни одного случая группового действия людей, к которым бы не были применимы эти положения.
Практически все социологические концепции человеческого, общества не учитывают, что индивиды, составляющие общество, обладают «личностным Я» в вышеизложенном смысле.
Соответственно, подобные социологические концепции не рассматривают социальные действия индивидов в человеческом обществе как конструируемые ими при помощи процесса интерпретации. Вместо этого действие рассматривается как продукт факторов, которые воздействуют на индивидов и действуют через них. Если уделяется место «интерпретации», то интерпретация рассматривается лишь как выражение других факторов (таких как мотивы), которые предшествуют действию, и, следовательно, интерпретация исчезает как самостоятельный фактор. Таким образом, социальное действие людей рассматривается как внешний поток или выражение воздействующих на них сил, а не как акты, которые строятся людьми при помощи интерпретации ими тех ситуаций, в которые они попадают.
Человеческое общество необходимо рассматривать как состоящее из действующих людей, и жизнь общества надо рассматривать как состоящую из этих действий. Действующими единицами могут быть отдельные индивиды, коллективы, члены которых действуют вместе в общем поиске, или организации, действующие от имени группы. Соответствующими примерами могут служить отдельные покупатели на рынке, театральная труппа или группа миссионеров, деловая корпорация или национальная профессиональная ассоциация. Безусловно, можно рассматривать общество и по-другому, а не только в терминах действующих единиц, которые составляют общество. Я просто хочу указать на то, что в отношении конкретной или эмпирической деятельности человеческое общество обязательно должно рассматриваться в терминах действующих единиц, которые его составляют. Я бы добавил, что любая модель человеческого общества, претендующая на реалистический анализ, должна уважать эмпирическое признание того, что человеческое общество состоит из действующих единиц.
Соответствующее уважение должно быть проявлено и в отношении тех условий, в которых подобные единицы действуют. Одно из основных условий заключается в том, что действие происходит в определенной ситуации и по отношению к этой ситуации. Какова бы ни была действующая единица — индивид, семья, школа, церковь, деловая фирма, профсоюз, законодательный орган и т. д., любое конкретное действие формируется в свете той ситуации, в которой оно происходит. Это приводит к признанию второго основного условия, а именно к тому, что действие формируется и конструируется посредством интерпретации ситуации. Действующая единица обязательно должна идентифицировать вещи, которые она- должна принять во внимание — задачи, возможности, препятствия, средства, требования, неудобства, опасности и т. п.; она должна их определенным образом оценить и принять решение на основе этой оценки. Такое поведение по интерпретации может иметь место у индивида, когда он руководит своими собственными действиями, в коллективе индивидов, действующих согласованно, или у «агентов», действующих от имени группы или организации. Групповая жизнь состоит из действующих единиц, развивающих действия, направленные на то, чтобы справиться с ситуациями, в которых они оказываются.
Обычно большинство ситуаций, с которыми сталкиваются люди в данном обществе, дефинируются или «структурируются» ими одним и тем же образом. Посредством предшествующей интеракции они развивают и приобретают общее понимание или определение того, как надо действовать в той или иной ситуации. Эти общие определения дают возможность людям действовать одинаково. Обычно повторяющееся поведение людей в подобных ситуациях не должно привести исследователя к заблуждению, что здесь нет процесса интерпретации. Наоборот, даже если действия участвующих людей и одинаковы, эти действия конструируются ими при помощи процесса интерпретации. Поскольку под рукой имеются готовые и общепринятые определения ситуаций, то руководство действиями, их организация не требуют большего напряжения у людей. Однако многие другие ситуации не могут определяться участвующими людьми одинаково. В этом случае линии их действий не согласуются и коллективное действие блокируется. Необходимо развивать интерпретации и вырабатывать эффективное приспособление участников друг к другу. В случае таких неопределенных ситуаций необходимо выделить и изучить процесс возникновения определения.
В то время как социологи и исследователи человеческого общества сосредотачивают свое внимание на поведении действующих единиц, символический интеракционизм «требует» от исследователя, чтобы он понял процесс интерпретации, при помощи которого они конструируют свои действия. Этот процесс нельзя понять лишь обращаясь к условиям, которые предшествовали этому процессу. Подобные предшествующие условия помогают понять этот процесс в той степени, в какой они включаются в него, но как указывалось выше, они не составляют самого процесса. Этот процесс нельзя также понять, выводя его характер из открытого действия, которое является его результатом. Для того чтобы понять этот процесс, исследователь должен принять роль действующей единицы, поведение которой он изучает. Поскольку интерпретация осуществляется действующей единицей в терминах формирования значений, оценивания объектов, принятия решений, то процесс должен рассматриваться с точки зрения действующей единицы. Старание понять процесс интерпретации, оставаясь в стороне так называемым «объективным» наблюдателем и отказываясь принять роль действующей единицы, приводит к риску проявления наихудшего субъективизма — объективный наблюдатель склонен включить в процесс интерпретации свои собственные догадки вместо того, чтобы понять процесс так, как он происходит у действующей единицы: С точки зрения символического интеракционизма, социальная организация является структурой, внутри которой действующие единицы развивают свои действия. Структурные характеристики, такие как «культура», «социальная система», «социальная стратификация» или «социальные роли», создают условия для их действия, но не детерминируют их действие. Люди — т. е. действующие единицы — не действуют в отношении культуры, социальной структуры и т. д.; они действуют в отношении ситуаций. Социальная организация входит в действие лишь в той мере, в какой она создает ситуации, в которых люди действуют, в какой она поставляет наборы символов, которые люди используют в интерпретации ситуаций. Эти две формы влияния социальной организации важны. В утвердившихся, стабилизированных обществах, таких как изолированные примитивные племена или крестьянские общины, это влияние, безусловно, глубоко. В случае других человеческих обществ, особенно современных, в которых возникают потоки новых ситуаций, а старые ситуации становятся нестабильными, влияние организации уменьшается. Необходимо иметь в виду, что наиболее важным элементом, с которым сталкивается действующая единица в ситуациях, являются действия других действующих единиц. В современном обществе со все возрастающим числом перекрещивающихся линий действий обычным является появление ситуаций, в которых действия участников до этого не были отрегулированы и стандартизированы. В этом случае существующая социальная организация не формирует ситуаций. Соответственно символы или средства интерпретации, используемые действующими единицами в подобных ситуациях, могут значительно варьировать. Поэтому социальное действие может выходить за рамки существующей организации в любом из ее структурных компонентов. Организацию человеческого общества нельзя идентифицировать с процессом интерпретации, используемым ее действующими единицами; хотя организация и влияет на этот процесс, она не охватывает этот процесс.
Я хочу подчеркнуть, что любое социальное изменение, поскольку оно включает изменение в человеческих действиях, неизбежно опосредуется интерпретацией со стороны людей, которые попадают в меняющиеся условия, — изменение проявляется в форме новых ситуаций, в которых люди должны конструировать новые формы действия. Интерпретации новых ситуаций не предопределены условиями, предшествующими ситуациям, а зависят от того, что принимается во внимание и оценивается в конкретных ситуациях, в которых формируется поведение. Вполне возможны различные вариации в интерпретации, поскольку действующие единицы обращают внимание на различные объекты в ситуации или придают различный вес объектам, которые они замечают или объединяют по-разному. В теоретических положениях, касающихся проблемы социальных изменений, было бы разумно признавать то, что любое социальное изменение опосредуется действующими единицами, интерпретирующими ситуации, с которыми они сталкиваются.
Э. Гофман. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СЕБЯ ДРУГИМ.
Когда индивид оказывается в присутствии других людей, последние обычно осуществляют поиск адекватной информации о нем или используют уже имеющуюся информацию. Они будут интересоваться его общим социально-экономическим статусом, его представлением о себе самом, его отношением к ним, его компетентностью, надежностью и т. д. Хотя, по-видимому, часть этой информации рассматривается как самоцель, обычно имеются весьма серьезные причины для ее получения. Информация об индивиде помогает окружающим определить ситуацию, дает им возможность заранее знать, что он будет ожидать от них и что они могут ожидать от него. Получив такую информацию, окружающие будут знать, как наилучшим образом вести себя для того, чтобы вызвать у него желаемую для них реакцию.
В этом случае многие источники информации становятся доступными и многие средства (или знаконосители) пускаются в ход для передачи такой информации. Когда окружающие не знакомы с индивидом, они могут тщательно собирать отдельные данные, основываясь на его поведении и наружности, что позволяет использовать уже имеющиеся у них знания о людях приблизительно похожих на того, кто сейчас перед ними, или, что более вероятно, они приложат к нему не проверенные опытом стереотипы. Они могут также на основе прошлого опыта предположить, что в данной социальной обстановке встретятся, вероятнее всего, лишь определенные люди. Окружающие могут формировать свои представления о незнакомом индивиде на основе того,что индивид говорит сам о себе или на основе информации, содержащейся в его документах. Если они знакомы с индивидом или имеют сведения о нем до начала взаимодействия, то они могут основываться на допущениях относительно постоянства и общности психологических черт как средства предвидения его актуального и будущего поведения.
Однако за это время, пока индивид находится в непосредственном контакте сдругими людьми, может произойти весьма мало событий, которые дадут им необходимую убедительную информацию для того, чтобы разумным образом регулировать свою собственную активность. Много значимых событий происходит за пространственными и временными пределами взаимодействия или же скрыты в нем. К примеру, «настоящие», или «истинные», отношения, убеждения и эмоции индивида могут быть установлены только косвенным образом на основе его признаний или на основе того, что по-видимому, является непроизвольным экспрессивным поведением.
Экспрессивность индивида (а тем самым и его способность создавать впечатление), по-видимому, состоит из двух радикально различающихся видов сигнальной активности: экспрессии, которую он сам выдает, и экспрессии, которая его выдает. Первый вид содержит словесные символы или их заменители, которые индивид использует конвенционально и исключительно для сообщения той информации, которая придана этим символам. Это и есть коммуникация в традиционном и узком смысле. Второй вид включает в себя широкий диапазон действий, которые другие люди могут рассматривать в качестве симптоматичных по отношению к субъекту действий; считается, что эти действия совершаются не для передачи той информации, которую они несут. Как мы сможем далее убедиться, это разделение имеет смысл лишь в первом приближении. Ведь индивид может намеренно давать дезинформацию, используя оба указанных типа коммуникации. В этом случае первый — содержит обман, второй — симуляцию.
А теперь перейдем от окружающих к индивиду, который представляет им себя. Он может хотеть, чтобы они были о нем высокого мнения, или думали, что он высокого мнения о них, или воспринимали то, как он в действительности относится к ним, или не имели никакого четкого представления; он может пожелать обеспечить достаточную согласованность для поддержания взаимодействия, или обмануть, отделаться, привести в замешательство, ввести в заблуждение, вызвать вражду, или нанести им оскорбление. Независимо от конкретного намерения индивид заинтересован в осуществлении контроля за поведением других. Такой контроль осуществляется преимущественно путем воздействия на определение ими ситуации. Индивид может воздействовать на это определение ситуации подавая себя таким образом, чтобы окружающие добровольно действовали в соответствии с его собственными планами. Например, соседки по студенческому общежитию будут составлять представление о популярности девушки на основе того, сколько раз ее вызовут к телефону. Поэтому мы можем предположить, что некоторые девушки будут устраивать себе такие вызовы. Из двух видов коммуникации — экспрессии, выдаваемых индивидом, и экспрессии, выдающих его, — внимание в данной работе будет уделено в первую очередь последнему, более театральному и контекстуальному, невербальному, предположительно ненамеренному, хотя, возможно, и специально подстроенному. В качестве примера, который мы должны разобрать, я бы хотел в полном объеме привести эпизод, взятый из художественной литературы, в котором Приди, отдыхающий англичанин, впервые появляется на пляже своего летнего отеля в Испании:
«Прежде всего он должен сделать очевидным для потенциальных спутников его отпуска, что они для него совершенно безразличны. Он смотрел сквозь них, мимо них, через них — глаза терялись в пространстве. Взморье должно быть пустым. Если случайно мяч пересекал его путь, он выглядел удивленным, затем позволял улыбке отвлечения осветить свое лицо (доброжелательный Приди), оглядывался изумленный тем, что на взморье были люди, отпасовывал мяч назад с улыбкой для себя, а затем беззаботно возобновлял свое бесстрастное обследование пространства.
Но подошло время устроить небольшое представление идеального Приди. Окольными путями он давал возможность любому разглядеть название его книги — испанского перевода Гомера, а затем, сложив вместе свое пляжное одеяло и сумку в аккуратный, не пропускающий песка пакет (методичный и благоразумный Приди), медленно поднялся, непринужденно напрягая свое гигантское тело («большой кот» Приди), отбросив свои сандалии (беззаботный Приди, в конце концов).
Писатель дает нам понять, что Приди чересчур заботится о том большом впечатлении, которое, как он чувствует, его внешние телесные действия производят на окружающих. Мы можем продолжать злословить, о Приди, полагая, что он живет только для того; чтобы создать определенное впечатление, что это ложное впечатление и что окружающие либо вовсе не получают никакого впечатления, либо, хуже того, получают впечатление, что Приди искусственно пытается вынудить их принять это определенное впечатление. Но в данном случае важным для нас является то, что тот вид впечатления, который, по мнению Приди, он производит, фактически есть то впечатление, которое окружающие, правильно или ошибочно, получают в своей среде.
Я говорил, что когда индивид предстает перед другими людьми, его действия будут влиять на их определение ситуации. Индивид иногда будет действовать в тщательно рассчитанной манере, подавая себя соответствующим образом только для того, чтобы создать определенное впечатление, которое предположительно вызовет у присутствующих конкретные желательные для него реакции. Иногда эта активность индивида будет рассчитанной, но не вполне осознанной. Иногда он будет намеренно и осознанно подавать себя определенным образом, но преимущественно потому, что так принято в его группе или же его социальный статус требует именно этот вид выражения, а не для того, чтобы вызвать определенную реакцию (помимо расплывчатого одобрения), которая предположительно должна возникнуть у тех, на кого производится впечатление. Иногда традиции роли индивида вынуждают его создавать хорошо продуманное впечатление особого рода, и, более того, он может быть, ни сознательно, ни бессознательно не расположен производить такое впечатление. Окружающие, в свою очередь, могут находиться под соответствующим впечатлением вследствие усилий индивида нечто выразить или могут не разобраться в ситуации и прийти к выводам, которые не основаны ни на намерениях индивида, ни на действительности. В любом случае, поскольку другие действуют так, как если бы индивид внушал определенное впечатление, мы можем занять функциональную или прагматическую позицию и говорить, что индивид «эффективно» спроектировал данное определение ситуации и «эффективно» способствовал необходимому пониманию положения дел.
Существует один аспект в реакциях других людей, который в данном случае порождает специальное толкование. Зная, что индивид скорее всего подает себя в благоприятном для себя свете, другие могут разделять все, чему они были свидетелями, на две части: часть, которой индивиду относительно легко произвольно управлять, главным образом это его словесные заявления, и часть, на которой он сосредоточен меньше и которую в меньшей степени контролирует. Она состоит преимущественно из выдающих его экспрессии. Тогда другие люди могут использовать то, что рассматривается как неконтролируемые аспекты экспрессивного поведения для проверки достоверности того, что сообщается тем аспектом поведения, который контролируется индивидом. В этом проявляется фундаментальная ассиметрия процесса коммуникации. Индивид предположительно осведомлен только об одном потоке своей коммуникации, а окружающие — еще об одном. К примеру, на Шетландском острове жена одного фермера при угощении национальными блюдами гостя из Англии будет с вежливой улыбкой выслушивать его вежливые утверждения о том, как ему нравится то, что он ест. В это же время она будет отмечать быстроту, с которой гость подносит ко рту вилку или ложку, и выражаемое им удовлетворение при жевании пищи, используя эти признаки для проверки достоверности его утверждений об испытываемых им чувствах. Эта же женщина, для того чтобы определить, что один ее знакомый (А) «действительно» думает о другом знакомом (В), будет ждать случая, когда А окажется в присутствии В, но будет занят разговором с еще одним лицом (С). Тогда она тайком будет анализировать выражение лица А, когда он будет говорить о В с С. Не беседуя с В и не являясь непосредственно им наблюдаемым, А на время ослабит обычный контроль над собой и свободно выразит то, что он «действительно» чувствует по отношению к В. Короче говоря, эта женщина будет наблюдать ненаблюдаемого наблюдателя. Приняв во внимание, что другие люди, по-видимому, проверяют более контролируемые аспекты поведения с помощью менее контролируемых, можно ожидать, что иногда индивид будет использовать эту возможность для того, чтобы управлять впечатлением, посредством поведения, которое, как считается, несет в себе надежную информацию. К примеру, получив доступ в закрытый социальный круг, включенный наблюдатель может не только сохранять приемлемое выражение лица при выслушивании информанта, но также может быть столь предусмотрителен, чтобы сохранять то же самое выражение, когда наблюдает беседу информанта с другими, тогда наблюдатели наблюдателя не смогут легко обнаружить, какую позицию он занимает. Характерный пример может быть взят из жизни Шетландского острова. Например, сосед заходит на чашку чая, его лицо выражает обычно, по крайней мере, намек на ожидаемую теплую улыбку, когда он входит в дверь дома. Так как дома стоят на открытом месте, а в доме не зажжен свет, то хозяин обычно имеет возможность наблюдать за подходящим к дому гостем, оставаясь ненаблюдаемым, и жители острова временами имеют удовольствие видеть, как гость «сбрасывает» с лица то выражение, которое у него было, и заменяет его приветливым как раз перед тем, как подойти к двери. Однако некоторые гости, предвосхищая эту возможность, будут на всякий случай придавать лицу приветливое выражение задолго до подхода к дому, обеспечивая тем самым проецирование постоянного образа.
Этот вид контроля со стороны индивида восстанавливает симметрию коммуникативного процесса и устанавливает стадию одного из видов информационной игры — потенциально бесконечного цикла маскировки, раскрытия, ложного откровения, повторного раскрытия. Необходимо добавить, что поскольку окружающие, по-видимому, не ставят под сомнение информативность предполагаемо нерегулируемых аспектов поведения индивида, то он может многого достигнуть путем управления этим аспектом поведения. Конечно же, другие люди могут почувствовать, что индивид манипулирует теми аспектами поведения, которые считаются спонтанными, и будут искать в этом самом акте манипулирования какое-то экранирование поведения, которое индивид не в состоянии контролировать. А это вновь вызовет проверку достоверности поведения индивида, на этот раз предположительно непреднамеренного, тем самым восстанавливая ассимегрию коммуникативного процесса. Здесь я бы хотел добавить лишь то, что искусство проникать в усилия индивида сыграть спонтанность, по-видимому, развивается лучше, чем наша способность манипулировать своим собственным поведением, и поэтому, сколько бы ходов не было сделано в информационной игре, наблюдатель скорее всего имеет преимущества перед актером и изначальная ассиметрия коммуникативного процесса, по-видимому, сохраняется.
Если предполагать, что индивид проектирует определение ситуации, когда он появляется перед другими, -то мы должны также учитывать, что другие, какой бы пассивной ни представлялась им их роль, могут эффективно проектировать определение ситуации посредством своих реакций на индивида и посредством определенной линии действий по отношению к нему. Обычно определения ситуации разными участниками, достаточно взаимосогласованы для того, чтобы не было выявлено открытое противоречие. Я не думаю, что это будет тот вид согласия, который возникает, когда каждый индивид искренне выражает то, что он действительно чувствует и принимает выражаемые чувства окружающих. Такой вид гармонии является оптимистичным идеалом и во всяком случае не обязателен для беспрепятственного функционирования общества. Скорее, ожидается, что каждый участник будет подавлять свои непосредственные искренние чувства, демонстрируя то видение ситуации, которое, как он ощущает, другие смогут хотя бы временно признать приемлемым. Поддержание видимости показного единодушия облегчается тем, что каждый участник скрывает свои собственные желания за заявлениями, в которых утверждаются общепринятые ценности. Кроме того, обычно существует определенный вид разделения усилий. Каждому участнику позволяется устанавливать предварительные формальные правила в отношении того, что жизненно необходимо ему, но непосредственно не затрагивает других, например в отношении оправдания своей прошлой активности. В обмен на эту любезность он не вмешивается в дела, важные для других, но непосредственно не затрагивающие его. Здесь мы имеем тип интеракционного временного соглашения. Вместе с тем участники разделяют единое общее для всех определение ситуации, которое заключается не столько в реальном согласии по поводу того, что действительно существует, сколько по поводу того, чьи претензии будут временно приняты. Существует также реальное согласие по поводу желательности избегания открытого конфликта определений ситуации. Я буду обозначать этот уровень согласия как «рабочее соглашение». Необходимо учитывать, что рабочее соглашение, установленное в одной ситуации взаимодействия, будет совершенно отличным по своему содержанию от рабочего соглашения, установленного в ситуации другого типа. Однако, несмотря на различия в содержании, общая форма этих рабочих соглашений является идентичной.
Указывая на тенденцию участника принимать во внимание заявление окружающих, мы должны иметь в виду первостепенную важность информации относительно партнеров, которой индивид первоначально овладевает, так как именно на основе этой начальной информации индивид начинает определять ситуацию и строить ряд ответных действий. Первоначальная самоподача индивида обязывает его придерживаться того, что он уже представил, и требует от него избегания отговорок. Конечно же, по мере развития взаимодействия, возникают дополнения и изменения в первоначальном информационном состоянии, но важно помнить, чтобы это дальнейшее развитие не только не противоречило начальным позициям, занятым несколькими участниками, а исходило бы из них. Представляется, что индивиду легче в самом начале знакомства сделать выбор того, какой линии обращения требовать от других присутствующих, и продолжать ее придерживаться, чем изменить ту линию обращения, что уже образовалась в ходе взаимодействия.
Когда взаимодействие, которое начато «первым впечатлением» является лишь первым взаимодействием в длинной серии взаимодействий, включающих тех же самых участников, то мы говорим, что «взят правильный тон», и чувствуем важность этого. Так, некоторые учителя разделяют следующую точку зрения: «Вы не можете позволить им взять верх над собой или же с вами будет «покончено». В первый день, когда я вхожу в новый класс; я даю им понять, кто есть хозяин. Вы должны начать с жесткости, затем вы можете стать мягче, когда дело сдвинется. Если вы начнете мягко, то когда вы попытаетесь стать жестким, они будут только смеяться вам в лицо».
Приняв во внимание то, что индивид эффективно спроектировал определение ситуации, когда он появился в присутствии других, мы можем предположить, что в процессе взаимодействия могут произойти события, которые будут дискредитировать или еще как-либо ставить под сомнение это определение ситуации. Когда происходят такие разрушительные события, может остановиться само взаимодействие. Некоторые из предположений, на которых основывались реакции участников, становятся несостоятельными и они чувствуют себя «завязнувшими» во взаимодействии. В такие моменты индивид, чье представление было дискредитировано, может чувствовать себя пристыженным, в то время как другие присутствующие почувствуют неловкость, замешательство, смущение, растерянность.
Мы не можем оценивать важность разрушения определений ситуаций по частоте, с которой они происходят, так как очевидно, что они происходили бы чаще, если бы не принимались постоянные предосторожности. Мы обнаруживаем, что для предотвращения этих замешательств постоянно предпринимаются превентивные корректирующие действия для того, чтобы компенсировать дискредитирующие случайности, которые не удалось эффективно исключить. Когда индивид использует эти стратегии и тактики, чтобы предохранить свое собственное определение ситуации, мы можем отнести их к «защитным действиям»; когда их используют другие участники для того, чтобы спасти определение ситуации, спроектированное другими, мы говорим об «охранительных действиях» или «такте». Взятые вместе защитные и охранительные действия включают методы, используемые для гарантирования сохранности впечатления, созданного индивидом в течение его пребывания перед другими.
В добавление к тому, что принимаются предосторожности для предотвращения разрушения проектируемых определений ситуации, можно отметить также большой интерес к этим разрушениям, который стал играть значительную роль в социальной жизни группы. Разыгрываются грубые шутки и социальные игры, где специально создаются ситуации замешательства, которые не должны приниматься всерьез. Сочиняются фантазии, в которых происходят ужасные разоблачения. Рассказываются и пересказываются анекдотичные истории из прошлого, действительно произошедшие, приукрашенные или вымышленные, описывающие разрушения взаимодействия, которые произошли, почти произошли или могли бы произойти, но закончились благополучно. По-видимому, нет ни одной группировки, которая бы не была готова представить эти предостерегающие истории, используемые как источник юмора и как санкции, вынуждающие индивидов быть скромными в своих притязаниях и благоразумными в проектируемых ожиданиях. Индивид может предостерегать себя посредством воображаемого попадания в невозможные положения. В семье рассказывают о случае, когда гость перепутал время, и ни дом, ни его обитатели не были готовы к его приему. Журналисты рассказывают о случаях, когда произошла чересчур осмысленная опечатка, и поэтому претензии газеты на объективность и приличие были юмористически дискредитированы. Государственные служащие рассказывают о случаях, когда клиент нелепым образом не разобрался в формальной инструкции, давая ответы, которые предполагали неожиданное и странное определение ситуации. Дипломаты рассказывают о случае, когда королева спросила республиканского посла о здоровье его короля.
Подводя итоги, хочу отметить, что когда индивид появляется перед другими людьми, у него много причин для попыток контролировать то впечатление, которое они получают в этой ситуации. Данная работа касалась некоторых методов и средств, которые используются людьми для поддержания таких впечатлений и некоторых непредвиденных обстоятельств, связанных с применением этих методов. Конкретное содержание какой-либо активности, демонстрируемой индивидуальными участниками, или роли, которую оно играет во взаимообусловленных действиях социальной системы, не было предметом рассмотрения; я только затронул драматургические проблемы участника, возникающие при демонстрировании активности перед другими. Проблемы мастерства драматурга и сценического руководства иногда тривиальны, но они достаточно общие. По-видимому, они есть везде в социальной жизни.
В заключение уместно дать несколько определений, которые вытекают из того, что было изложено выше. Взаимодействие (т. е. взаимодействие лицом к лицу) может быть определено как взаимное влияние индивидов на действия друг друга, когда они находятся в присутствии друг друга. «Исполнение» может быть определено как активность данного участника в данных обстоятельствах, которая служит для того, чтобы каким-либо способом повлиять на других участников. Взяв какого-либо участника и его исполнение в качестве точки отсчета, мы можем обозначить тех, кто способствует этому исполнению, как аудиторию, зрителей или соучастников. Предварительно установленный состав действии, которые развертываются в процессе исполнения и которые могут быть представлены или проиграны в других обстоятельствах, можно назвать «партией» или «шаблоном». Эти ситуационные термины могут быть легко соотнесены с общепринятыми структурными. Когда индивид или исполнитель роли проигрывает одну и ту же партию перед той же самой аудиторией в разных обстоятельствах, по-видимому, возникает социальное отношение. Определяя социальную роль как приведение в действие прав и обязанностей, связанных с данным статусом, мы можем сказать, что социальная роль содержит в себе одну или более партий и что каждая из этих различных партий может быть проиграна исполнителем в серии обстоятельств перед аудиторией одного и того же типа.
