В этот момент конечно же резервы должны были пойти в контратаку и выручить нас из беды. И командование 54-й егерской дивизий действительно приказало командиру 27-го резервного егерского полка начать контратаку двумя батальонами и вернуть утраченные позиции; задача была поставлена в точном соответствии с уставом. Но за боевые действия пехоты отвечал штаб 108-й пехотной бригады, и он немедленно отменил переброску сил; контратака провалилась, и единственным подразделением, которое смогло оказать хоть какую-то помощь, был третий батальон 27-го резервного егерского полка, находившийся в группе резерва под Камбре.
Еще несколько подразделений были подтянуты из 107-й егерской дивизии, недавно прибывшей с Восточного фронта. В 9.40 2 батальона выступили через Маньер и еще 1 батальон выдвинулся в направлении Кревкера; они были приданы в подчинение соответственно 54-й егерской дивизии и 9-й резервной дивизии; еще 1 полк был направлен к Фонтену, Кантену и Провийе и поступил в распоряжение армейской группы Кодри; третий полк был размещен в Камбре в качестве армейского резерва. [121]
Сообщения с линии фронта оставались до крайности скудными. Приземный туман исключал воздушную разведку, а ползущий огневой вал англичан по-прежнему катился вперед и препятствовал наблюдению.
Тем временем командиры частей делали все возможное, чтобы выполнить приказ и организовать активную оборону. Второй батальон 27-го резервного егерского полка продвигался из Флекьера по направлению к Авренкуру по двум ходам сообщения. Точных рапортов о том, что происходит на поле боя, не поступало, но раненые говорили о большом количестве танков. Затем части рот покинули окопы, чтобы развернуться на открытой местности. Стремясь прорваться вперед, батальон пошел в атаку прямо на танки и был почти полностью уничтожен. Линия обороны 387-го егерского полка ландвера, слева от 84-го егерского, была смята и прорвана; примыкающему к нему 90-му резервному егерскому полку пришлось не лучше, и даже его штаб попал в руки противника. Незначительное облегчение наступило только тогда, когда улучшилась видимость и танки оказались в пределах досягаемости артиллерии, размещенной вблизи Маркуана.
19-й резервный егерский полк, образующий правый фланг 9-й резервной дивизии, также пострадал при танковой атаке и понес чрезвычайно тяжелые потери, однако продолжал удерживать Банто и линию канала.
За короткое время по всей ширине фронта наступления англичан оборонительная система была полностью потеряна. Возглавляемая танками, атака теперь захлестнула промежуточную позицию. Было только одно исключение: деревня Флекьер, где немцы сумели прочно закрепиться благодаря тому, что дома солидной постройки и подвалы [122] были пригодны для укрытий, которые и обеспечили защиту против танковых войск. Кроме того, в 9.00 командир 27-го резервного егерского полка майор Кребс принял командование и успел отдать несколько удачных распоряжений — начать с того, что он призвал остановить эти бессмысленные и кровопролитные контратаки против танков, которые предпринимала беззащитная пехота. Теперь Кребс мог отвести назад хотя бы пулеметную роту и стрелковую роту своего второго батальона, а также половину первого батальона, который должен был идти в атаку невзирая ни на что. Он поставил эти части во Флекьере и поблизости от него, вместе со второй половиной первого батальона, которую привезли на грузовиках из Фонтен-Нотр-Дам и высадили к юго-западу от Кантена. Под его командование поступили подразделения 84-го егерского полка и 108-я саперная рота, и немцы стали связывать ручные гранаты в связки. Именно благодаря разумному руководству майора Кребса, благодаря беззаветной преданности 600 солдат и в первую очередь благодаря блестящей поддержке батарей 108-го и 282-го полков полевой артиллерии деревня Флекьер была удержана до наступления ночи.
Здесь мы должны отметить, что оборона Флекьера показывает, что пехота вполне способна выстоять против атаки бронетанковых сил на самых различных участках при условии, что преимущества этих участков должным образом оценены и использованы; наоборот, танки без поддержки не всегда могут гарантировать уничтожение обороняющейся пехоты. В дальнейшем мы выскажемся на эту тему подробнее.
В 10.50 командир армейской группы Кодри опять освободил свой резерв — 52-й резервный егерский полк — и отдал приказ 54-й и 107-й [123] егерским дивизиям воздержаться от дальнейших контратак, а вместо этого до последнего удерживать существующие позиции. Для подвоза пехоты должны были служить грузовики, для штабов — легковые машины. Однако подкрепления не ожидались раньше вечера, и ситуация продолжала оставаться крайне критической. Генерал Людендорф комментировал эту ситуацию так: «Мы испытывали острую нехватку грузовиков для подвоза наших войск» (Людендорф. Meine Kriegserinnerungen, 393, 395). На фронт были спешно брошены новобранцы из учебно-тренировочных лагерей упомянутых дивизий, и 30 человек из штаба 54-й егерской дивизии немедленно были направлены удерживать канал Шельды.
В этот кризисный момент командир 18-й резервной пехотной бригады (9-й резервной дивизии) полковник фон Глейх обладал достаточным хладнокровием, чтобы мертвой хваткой вцепиться во все имеющиеся плацдармы по ту сторону канала Шельды, так как понимал, что они могут пригодиться для немецких контратак. Деревни Банто и Оннекур, таким образом, оставались в руках немцев, а к северу от Банто и до Кревкера 9-я резервная дивизия сумела удержать прибрежную полосу мелководья вдоль западного берега канала.
Маркуан храбро обороняли несколько немецких батарей, но все же он попал в руки англичан, и в этом пункте вражеские танки смогли форсировать канал. Оставшиеся в живых немецкие солдаты отступили к Кантену, хотя не могли надеяться, что сумеют удержать его против серьезной атаки. Нуайель был потерян, однако немцы успели подорвать мост, чего в других местах не произошло. Остатки третьего батальона 27-го резервного егерского полка заняли восточный берег канала между [124] сахарным заводом и фермой Фло; дальше к югу 207-й резервный егерский полк 107-й егерской дивизии сумел остановить противника, когда англичане как раз переправлялись через канал у Маньера. Канадский кавалерийский эскадрон, мчась во весь опор по направлению к Камбре, атаковал немецкую батарею, но был, в свою очередь, отброшен, понеся тяжелые потери, частями полевого учебного лагеря 54-й егерской дивизии, появившимися на поле боя как раз в эту минуту. Однако немцы располагали буквально считаными резервами, да и почти не было надежды удержать этот сектор, стоило англичанам принять решение наступать всеми силами. Непонятно почему это решение так и не было принято.
Только во второй половине дня дополнительные подкрепления из 10-й егерской дивизии добрались до Кантена, но они прибыли как раз вовремя, чтобы помешать попытке британской 1-й кавалерийской дивизии прорваться к северу конной атакой. Теперь немцы организовали новую линию обороны под Анно и Кантеном, и в 4.15 21 ноября майор Кребс сумел в полном порядке вывести войска из Флекьера, который они столь доблестно защищали.
Для немцев ночь с 20 на 21 ноября была полна тревоги и неизвестности. Осознает ли ситуацию противник и воспользуется ли он удобным моментом? Достаточно ли у него резервов, чтобы осуществить прорыв оперативного масштаба? Немецкое командование стремилось определить, где в действительности проходит линия фронта, и восстановить некое подобие порядка в хаосе своих частей.
Теперь, когда мы описали ход событий со стороны немцев, обратимся к положению в стане наступающих.[125]
Мы уже показали, как танки были распределены между атакующими дивизиями. По существу, танки наступали двумя линиями, и только одна рота образовывала третью линию, будучи придана 29-й дивизии, следующей в резерве. Обе танковые линии были привязаны к соответствующим линиям пехоты, и в результате вторая линия танков, не будучи в пределах досягаемости, не могла ни помочь первой в случае затруднений, ни использовать возможности, которые могла создать первая линия. В целом распределение сил атакующих было строго линейным, лишенным глубины, и танковые резервы отсутствовали. Как только ресурсы танкового корпуса были исчерпаны, его командование было фактически нейтрализовано — как и управление армией в целом. Генерал Эллес, занимавший место в головном танке центральной бригады, не мог сделать ничего; он мог только направлять хотя бы те танки, которые видел непосредственно.
В 7.10 танки покинули рубеж атаки, расположенный в тысяче метров от окопов противника. В 7.20, в тот самый момент, когда танки пересекали линию фронта, нанесла удар британская артиллерия, и обрушился ползущий огневой вал, в котором смешались фугасные и дымовые снаряды. Дым ослепил немецкую артиллерию, но он же и внес некоторый разлад в танковые ряды, и танкам часто приходилось восстанавливать курс при помощи компаса. Линия Гинденбурга считалась самым надежным полевым рубежом Западного фронта, но теперь англичане взяли ее без особых усилий. Они сокрушили полосу заграждений, при помощи фашин переправились через окопы и уничтожили или захватили в плен всех, кто защищал передовую; и та же судьба постигла немецкие резервы, когда они бросились [126] в контратаку. Англичане методически следовали за неспешным продвижением своего огневого вала, но примерно к 11.00 они успешно подавили сопротивление всей оборонительной системы, за исключением Флекьера. Артиллерийская дуэль закончилась полным разгромом немецких батарей, но темп атаки оставался таким же неспешным, и танки терпели жестокий урон там, где командиры немецких батарей были достаточно сообразительны, чтобы снять несколько орудий с их оборудованных позиций и стрелять по танкам прямой наводкой.
К полудню до окончательной победы англичанам было рукой подать. В их руках оказался значительный кусок канала Шельды, от Кревкера до юго-восточной окраины Ла-Фоли, а также большинство мостов. Широкие бреши разорвали немецкий фронт между Кревкером и Маньером, а также между Кантеном и Флекьером. Восточнее Мевра атака за атакой оттесняли 20-ю дивизию ландвера к северу. В целом, кроме нескольких очагов сопротивления, немецкая оборона прекратила свое существование на участке фронта шириной 20 километров; прорыв удался, и все теперь зависело от того, сумеют ли наступающие воспользоваться успехом. Малейшее колебание, малейшее промедление давало обороняющимся возможность подтянуть резервы, организовать новую линию обороны и вновь поставить победу под сомнение, пусть даже она казалась столь близкой и легкодостижимой. Что же касается свежих пехотных частей, то англичане имели в своем распоряжении только 29-ю дивизию; единственной группой танков, не введенной в бой, оставались 12 машин, приданных этой дивизии. Однако у британского высшего командования был в запасе еще целый корпус из 5 дивизий кавалерии, [127] которая высоко ценилась в качестве рода войск, особенно подходящего для развития успеха. Для удобства кавалерии в немецких заграждениях были уже проложены широкие проходы; это задание было поручено 32 танкам поддержки, и еще 2 должны были подвезти специальные мосты для кавалерии. С 13.30 30 боевых танков с нетерпением ожидали кавалерию в Маньере, а 29-я дивизия точно так же стояла на предмостном плацдарме в Маркуане. Доведение драмы до финального акта было только вопросом времени. Однако в этот раз кавалерия появилась только после 16.30, причем до Маньера дошел единственный эскадрон, а до Кантена немногим более — они встретили отчаянный отпор со стороны малочисленных подразделений 54-й и 107-й егерских дивизий. Фактически англичане попытались заставить кавалерию действовать согласованно с танками — в кои-то веки использовать ее на Западном фронте в качестве мобильной силы, — и попытка провалилась. Шанс на победу появился и исчез; 5 кавалерийских дивизий оказались не в состоянии прорваться через жиденький заслон из нескольких пулеметов и ружей.
К вечеру 20 ноября первое в истории танковое сражение подошло к концу. За несколько часов мощнейшая оборонительная позиция Западного фронта была взломана на участке шириной 16 километров и глубиной 9 километров. Были захвачены 8 тысяч пленных и 100 орудий, при этом потери англичан насчитывали 4 тысячи человек и 49 танков. Камбре стал крупной победой Англии, и впервые за всю войну в Лондоне звонили колокола. Танки добились потрясающего успеха и полностью оправдали свое существование. Суинтон и Эллес обменялись поздравительными телеграммами. [128]
Но что затем сделали англичане с той брешью, которую они пробили в немецком фронте? Были все основания ожидать второго и даже более мощного удара, и какие-то меры действительно были приняты — две дивизии из частей, предназначенных для итальянского театра, передали генералу Бингу, а Франция в то же время направила резервную группу из двух пехотных и двух кавалерийских дивизий под командованием генерала Деготта на грузовиках и по железной дороге в район Перонна. Однако британские резервы были растрачены по мелочам, а французские не были пущены в дело вообще. Даже танковый корпус смог выставить для предстоящей битвы лишь часть своих сил.
Между тем со всех сторон прибывали немецкие подкрепления. Ситуация на 21 ноября все еще оставалась до крайности серьезной, и командир армейской группы Кодри докладывал утром: «Не могу скрывать, что положение наше станет критическим, если противник не прекратит атаки с участием танков прежде, чем мы получим дополнительное артиллерийское подкрепление. В этом случае у нас не будет способов противостоять дальнейшему вклинению и в конечном счете полному прорыву». 20-я дивизия ландвера потеряла около двух третей своего личного состава, а 54-я егерская дивизия была, по существу, уничтожена. И еще раз богиня Победы приветливо улыбнулась англичанам. И все же — о, если бы никогда не было третьего сражения при Ипре! Если бы только возможно было вернуть к жизни все дивизии, перемолотые в той колоссальной мясорубке! В 22 миллиона фунтов обошлись снаряды и патроны, израсходованные в том побоище — если бы вместо этого все деньги были вложены в танки! [130]
Утром 21 ноября англичане вновь готовились перейти в наступление. Оно было плохо скоординировано, и, когда атака началась, ее поддержали всего только 49 танков, которые добились лишь ограниченных успехов. И тем не менее, возможности пока еще были. После полудня несколько английских батальонов, выдвинувшись между Гренкуром и Маркуаном, пошли в наступление фактически в сомкнутом строю, под музыку, с офицерами, едущими верхом, и немецкая артиллерия их не обстреляла. Несколько танков заняли Кантен и вторглись в Фонтен-Нотр-Дам, но пехота не сумела там закрепиться, даже несмотря на то, что между Фонтеном и Бурлонским лесом всю следующую ночь зияла брешь. Какое-то количество машин попыталось прорваться через железнодорожную станцию близ Маркуана в сторону Камбре, но тут немецкая артиллерия появилась как раз вовремя и отогнала их, причинив некоторый урон.
23 ноября и в течение последующих дней в атаке, нацеленной главным образом на Бурлонский горный массив, смогли принять участие 67 танков. К 27 ноября немцы еще удерживали селения Бурлон и Фонтен-Нотр-Дам, но англичане уже захватили сам Бурлонский лес. Хотя всего несколько танков смогли поддержать этот последний бросок, нервы обороняющихся напряглись до предела, и паника была предотвращена только благодаря вмешательству нескольких энергичных и решительных командиров. Тот факт, что этим офицерам удалось ее предотвратить, служит все же к чести солдат.
27 ноября англичане начали отвод танков за линию фронта для генерального переукомплектования, и некоторые подразделения уже отбывали по железной дороге. В тот же день генерал [131] Людендорф объявил на совещании в Ла-Като, что он решил немедленно начать контрнаступление. Подготовка продвигалась так быстро, что уже 29 ноября немцы получили возможность подвергнуть Бурлонский лес газовой атаке и штурмом взяли его на следующий же день послe артобстрела, продолжавшегося один час. Англичане были захвачены врасплох, особенно на южном участке, и им пришлось не только пустить в ход свою кавалерию, но и поспешно вернуть танки, которые уже грузились для отправки. В ночь с 4 на 5 декабря после ожесточенного боя немцы возвратили себе Бурлонский лес, и к 6 декабря они не только отвоевали обратно большую территорию, которую перед этим потеряли, но к югу от Ла-Вакери они захватили участок, который простирался гораздо дальше старой линии фронта. Немцам помешали развить далее свой успех нехватка резервов, ослабление боеспособности дивизий за время боев и слабая организация немецкой системы снабжения. Всего немцы захватили 9 тысяч пленных, 148 орудий и более 100 танков, которые были брошены на полe боя с разного рода повреждениями с того момента, как 20-го числа началась битва; англичане со своей стороны объявили о захвате 10 500 пленных и 142 орудий. Позор, который немцы испытали 20 ноября, был смыт с лихвой.
* * *
Прежде чем мы обратимся к урокам Камбре, есть смысл остановиться и посмотреть на общие цифры потерь англичан с 20 по 30 ноября 1917 года:
III корпус: 672 офицера, 5160 рядовых;
IV корпус: 686 офицеров, 13 655 рядовых;
кавалерия: 37 офицеров, 674 рядовых; [132]
танковый корпус на 20 ноября: 118 офицеров, 530 рядовых;
2-я танковая бригада с 20 ноября по 1 декабря: 67 офицеров, 360 рядовых.
Эти цифры ясно дают понять, что вмешательство танков под Камбре помогло захватить территорию такой же величины, какую англичане завоевали при Ипре, но с гораздо меньшими потерями и за несравненно более короткое время. Статистика также свидетельствует, что девять малочисленных батальонов танкового корпуса сражались с великой доблестью, стремясь к победе и не жалея ради нее никаких жертв.
Теперь обратимся к тем урокам, которые извлекли наступающие и обороняющиеся, а также к тем, которые они должны были извлечь.
Англичане пришли к заключению, что как оружие танки выполнили свою миссию великолепно. Однако им требовалось множество усовершенствований: управление, рассчитанное на одного водителя, более мощный двигатель, технические улучшения, способствующие преодолению препятствий. Практически требовалось создание нового типа быстроходного танка для проведения успешных операций. В 1918 году первым трем требованиям удовлетворял танк «Маrk V», а последнему — средний танк «Маrk А» («Уиппет») и бронированный автомобиль. Что касается организационной стороны — танковый корпус был разбит на 5 бригад, всего в которых насчитывалось тринадцать батальонов. Выпуск новых машин начался в течение зимы, и англичане смогли провести успешную подготовку.
В ожидании немецкого наступления весной 1918 года возник вопрос о том, как наилучшим образом использовать танковый корпус в обороне. Действовать можно было двумя путями. Первый [133] — придержать корпус в армейском резерве, пока не выяснится направление главного удара немцев, а затем применить танки как единое формирование в контратаке; такое решение основывалось на успехе, достигнутом танками, когда под Камбре их бросили в бой массированно, по сравнению с прежними неудачами, когда они действовали небольшими группами. И второй, альтернативный путь — разбить корпус на мелкие отряды, которые должны были быть размещены за линией фронта как локальные резервы, — с риском, что в нужную минуту большое количество танков останется в бездействии на спокойных участках, а чтобы встретить противника на главном участке прорыва — танков окажется недостаточно. Британское высшее командование избрало второй путь, и в результате, когда пришел час немецкого наступления, на счету танков оказались лишь достижения местного масштаба; командование вывело отсюда ошибочное заключение о том, что танки не обладают реальной боеспособностью. Так называемые «эксперты» провозгласили, что невозможно повторить «единственную в жизни» неожиданную победу под Камбре, и в качестве доказательства ссылались на мнимый провал бронетанковых войск, противостоявших весеннему наступлению немцев. Они забыли сказать, что сами несут ответственность за упомянутый провал. Намеченное расширение танкового корпуса было отсрочено, а некоторые подразделения были фактически расформированы, дабы восполнить потери пехоты. Переоценка в пользу танков произошла только после сражения при Амеле 4 июля 1918 года.
Как мы увидели, англичане не придали значения многим потенциально важным урокам, [134] которые дала их первая победа, одержанная под Камбре. Для наших целей, однако, стоит отметить следующее:
— необычайный успех танков под Камбре имеет причиной тот факт, что танки впервые были применены en masse и на широком участке фронта;
— успех был бы еще значительнее, если бы танковая атака обладала большей глубиной, если бы в наличии имелись мобильные и эффективные резервы, и если бы вместо того, чтобы довольствоваться захватом передовой позиции немцев, англичане стремились бы с самого начала нанести удар на всю глубину оборонительной системы, за один раз уничтожив артиллерию, резервы и штабы, и если бы, наконец, военно-воздушные силы оказали широкую тактическую поддержку.
Танки стали действовать с заметно меньшим успехом, как только их заставили атаковать поодиночке и мелкими группами, — практика, особенно опасная теперь, когда противник начинал к этому приспосабливаться. Потери в танковых войсках все росли, и чем меньше танков было на поле боя, тем чаще пехота попадала под продольный огонь с обоих флангов и тем меньше у нее было возможности развить какой бы то ни было успех, достигнутый бронетанковыми силами. Высшее командование по-прежнему сохраняло неверное представление о значении традиционных родов войск, особенно при наступательных боевых действиях, и упорствовало, бросая их большими массами во все новые кровопролитные и бесплодные атаки; по контрасту с этим новое оружие почти всегда вводилось в бой поштучно, постепенно и рассеивалось по всему фронту. После чего высшее командование задавалось вопросом, почему при таких больших ожиданиях так мало достижений. [135]
Вне всякого сомнения, 20 ноября немцы претерпели болезненный удар. В последующие дни они также несли серьезные потери, даже когда танки действовали поодиночке. Существующие заграждения оказались бесполезны против танков, не годилась против них и тактика немецкой артиллерии. Теперь, когда у противника появилась возможность преодолеть немецкие окопы без артиллерийской подготовки, тактика заградительного огня из дальнобойных орудий лишилась смысла. Число немецких солдат, пропавших без вести, показывает, что пехота слишком часто была беспомощна; постоянно возникала необходимость собирать заново остатки воинских частей, сломя голову разбегавшихся от линии фронта, потеряв свое оружие.
Совершенно очевидно, что танк становился победоносным оружием, когда использовался массированно, как под Камбре; а теперь, в 1918 году, немцам еще приходилось считаться с тем, что танки появляются во все большем количестве, причем улучшенных конструкций. Необходимо было сделать две вещи: приложить все усилия для наращивания оборонных возможностей войск, а затем создать наши собственные танковые силы — особенно если мы намеревались сами перейти в наступление. Мы рассмотрим по очереди и то и другое.
Для усовершенствования обороны немцы разработали однозарядные противотанковые ружья и противотанковые пулеметы, стреляющие 13-миллиметровыми пулями. Тогда, в 1918 году, пулеметы готовы еще не были, и на линии фронта появились только ружья. Минометы были оборудованы рамой для ведения огня по настильной траектории, и каждой армии Западного фронта было придано по 10 противотанковых пушек, которые перевозились [136] на грузовиках. Оборудовались танковые ловушки, устанавливалось множество противотанковых минных полей, и в целом противотанковой защите уделялось большее внимание там, где создавались новые позиции. Тактика артиллерии также подверглась изменениям, как свидетельствует вынесение одиночных орудий для противотанковой обороны далеко вперед и практика придания батарей полкам атакующей пехоты. Большое значение приобрел прицельный огонь прямой наводкой одиночными снарядами, в противоположность массированному артобстрелу.
Однако справедливости ради надо признать, что все эти меры мало чего стоили и что Германия по-прежнему слишком мало заботилась о создании собственных танковых войск. Военное министерство сделало первоочередной задачей ускорение производства танка «A7V» и восстановление английских танков, захваченных под Камбре, но это была капля в море. В 1918 году вся имеющаяся бронетехника состояла не более чем из 15 танков «A7V» и 30 захваченных британских танков, к которым почти не имелось запчастей, — с таким скромным количеством невозможен был никакой решающий удар. На самом деле 30 ноября немецкая пехота настолько блестяще проявила себя в контратаке под Камбре, что германское высшее командование не придавало большого значения наступательному потенциалу танков. В общем, оно в них разочаровалось, а после трудностей, которые немцы тогда испытали в связи с плохой тыловой поддержкой, сложилось мнение, что гораздо нужнее грузовики повышенной проходимости для снабжения войск. С этой целью были переоборудованы некоторые уже существующие мастерские по ремонту танков. [137]
Успех контратаки 30 ноября укрепил убеждение германского высшего командования в том, что на Западном фронте, как и на Восточном, пехота и артиллерия сами по себе обладают необходимой ударной мощью, чтобы прорвать вражеские позиции, при условии, что атака будет предпринята внезапно и одновременно на достаточную ширину и глубину. Это убеждение было в большой мере справедливо, однако при подготовке всех планов крупного наступления 1918 года было упущено из виду только одно соображение. Если — что казалось вполне вероятным — обычные войска сумеют взломать полосу обороны противника, хватит ли у них скорости, чтобы развить и расширить вклинение до полномасштабного прорыва? Другими словами, позволят ли имеющиеся средства перевести тактический успех в победу оперативного масштаба? Вопрос был тем более уместен, что противник имел возможность быстро подтянуть войска, чтобы закрыть бреши. И справятся ли немцы, если на поле боя появятся вражеские танки даже еще в большем количестве, причем обладающие большей скоростью и большим запасом хода, чем прежние?
События 1918 года должны были дать недвусмысленный ответ на все эти вопросы.
2. 1918 г. Весеннее наступление германских войск. Суассон и Амьен
После тщательной подготовки германская армия собрала всю свою мощь, чтобы единым усилием разорвать смертельные объятия союзников, одержав победу на полях Западного фронта. Другого выхода не было, поскольку период «неограниченной войны» подводных лодок не привел к желаемым результатам, и дипломатические усилия[138] оказались бесплодными. Верховное командование не имело сомнений насчет того, насколько важна задача, стоящая перед ним. Генерал Людендорф неоднократно разъяснял это на предварительных совещаниях, и сам он с неослабевающей энергией и неутомимым энтузиазмом проводил подготовку, которая, по его убеждению, была необходима для успеха наступления. Перед началом этой решающей битвы вся армия целиком и полностью доверяла высшему командованию. Войска были солидарны с целями руководства и разделяли его решимость совладать с задачей, которая, говоря простым человеческим языком, казалась невыполнимой.
В духе тактического мышления того времени успех должен был достигаться при помощи короткой артиллерийской подготовки и закрепляться пехотой, которая должна была идти в атаку, следуя множеству правил, усовершенствованных в соответствии с недавним опытом. Было крайне необходимо начать наступление возможно скорее, чтобы опередить приток американских войск, и этот ограниченный временной промежуток исключал нанесение первого удара в болотистых полях Фландрии, которые становились проходимыми только к апрелю. Однако по обе стороны Сен-Кантена можно было отыскать достаточно подходящую местность, пусть даже она местами была покрыта воронками, оставшимися от прежних сражений на Сомме. Если бы все пошло как задумано, энергичная атака на выбранном участке отрезала бы англичан от французов и дала бы возможность немцам разбить своих противников по отдельности путем спланированной последовательности ударов, которые должны были вынудить их к сдаче. Единственным недостатком было то, что атака по этой южной оси ускорила бы вмешательство[139] французских сил. Для предотвращения этого немцы могли ввести противника в заблуждение как относительно времени, так и места наступления, благодаря тому, что войска, предназначенные для атаки, держались вдали от линии фронта и были тщательно замаскированы. К маневренным военным действиям были полностью подготовлены около пятидесяти немецких дивизий, хотя нехватка снаряжения и лошадей означала, что от остальных дивизий не следует требовать больших достижений.
21 марта первая волна, состоящая из 37 дивизий, устремилась вперед по обоим берегам Соммы под прикрытием огневой завесы 6 тысяч орудий. За первым ударом 6 апреля последовало наступление южнее Уазы, а тремя днями позже — атака на Армантьер, которая привела к взятию большей части Ипрского выступа и господствующей высоты — горы Кеммель. Немецкое наступление стоило англичанам потери 300 тысяч человек; 65 тысяч пленных и 769 орудий попали в наши руки, а гораздо больше орудий и огромное количество снаряжения вынуждены были уничтожить сами англичане. Это было равносильно величайшему успеху, достигнутому на Западном фронте со времен начала позиционной войны. У англичан в войсках пополнения осталось только 140 тысяч человек, и они были вынуждены отменить наступление, которое планировали в Палестине, а также отозвать оттуда две дивизии, вывести еще две из Италии и к тому же снизить возраст призыва.
На время немцы перехватили инициативу, но они так и не сумели добиться намеченного прорыва. Продвижение немецких пехотных дивизий тем временем замедлялось по мере того, как пехота преодолевала изрытое воронками старое поле битвы на Сомме, и противник постепенно [140] научился отражать атаки, главным образом прибегая к помощи автотранспортных групп армейского подчинения для переброски войск.
