ри взгляде со стороны методы проведения лагеря в чем-то можно посчитать провокационными. Для чего это делается?

-- Уверен, что любой процесс в лагере должен быть контролируемым и управляемым. Поэтому даже если мы в какой-то момент сознательно и обостряем накал страстей в рамках образовательной программы, то делаем это не «из вредности», а для достижения какого-то эффекта. Да, порой мы задаем участникам лагеря неприятные вопросы, создаем жесткие условия, которые заставляют человека отказаться от привычной ему модели поведения. Но именно такие действия заставляют его по-новому посмотреть на себя, свою жизнь, взаимоотношения с другими людьми.

Но мы не заставляем людей делать то, чего они не могут в силу своих физических ограничений. Например, не принуждаем колясочников бегать кросс. Но мы создаем условия, чтобы колясочники в лагере активно взаимодействовали со «здоровыми» или, допустим, с незрячими или потерявшими слух. В привычной жизни такие люди порой никогда не контактируют друг с другом.

Когда мы собираем людей с разным уровнем физических возможностей, то любая привычная для них ситуация превращается в нестандартную. Одно дело, когда какую-то работу незрячий выполняет один. И совсем другое, когда в этом должны будут принимать участие и «здоровые», колясочники, другие. В этом случае всем приходится включать мозги и думать о том, как можно синхронизировать усилия, использовать потенциал каждого человека.

Каждому претенденту звонят по два-три раз

то самое сложное в проведении «Круглого озера»?

-- Процесс отбора кандидатов на участие в лагере. Мы не только анализируем присланные анкеты, но и по два-три раза созваниваемся с каждым человеком. Приходится подробно объяснять, каким образом построена жизнь в палаточном лагере, стремимся узнать, насколько мотивирован претендент к активному участию в программе «Круглого озера».

На такое общение тратим много времени и сил. Если у претендента есть проблемы с передвижением, то объясняем, что можем взять его только при наличии ассистента, персонального помощника.

Инвалиды не работают в магазине и не водят такси

лагере создается особый психологический климат, условия для тесного взаимодействия людей, независимо от уровня их физических возможностей. Насколько реально эту смоделированную схему взаимодействия перенести в реальную повседневную жизнь?

-- В повседневной жизни активно общаться людям с разным уровнем физических возможностей мешает барьерная архитектурная среда. Но это лишь часть проблемы.

Наиболее печально то, что у «здоровых» и инвалидов почти нет возможности для ежедневного взаимодействия. Можно, конечно, изредка на улице увидеть человека с ограниченными физическими возможностями. Но одно дело – проводить его глазами на расстоянии, мысленно посочувствовать и пойти дальше. И совсем иное – ехать в такси, которым управляет человек с инвалидностью, или совершать покупки в магазине, где вас обслуживает человек с ограниченными возможностями.

У «здоровых» просто нет возможности начать общаться с инвалидом. Если я никогда в жизни не видел японца, то зачем мне думать о том, как я с ним буду общаться, что именно у нас есть общего? Но как только я соберусь в Японию, буду готовиться к такому общению.

то должен сделать первый шаг?

т кого в наибольшей степени зависит, появятся молодые инвалиды на улицах или будут по-прежнему сидеть по домам: от них самих или здоровых сверстников?

-- Это сложный и неоднозначный вопрос. Усилиями одной стороны проблему не решишь. Вроде бы есть общественные организации, которые декларируют, что занимаются проблемой интеграции лиц с инвалидностью в общество. Государственные структуры также работают в этом направлении. Однако мы только в начале этого пути. Нужно повышать эффективность предпринимаемых усилий, действовать нестандартно.

Руслан Ананьев