Culpa in contrahendo») на рубеже XIX-XX веков.

Реферат выполнил:

магистрант 2 года обучения

дневного отделения

направления «юриспруденция»

Гуляев Андрей Викторович

 

 

Пермь 2017

Оглавление

 

Введение. 3

ГЛАВА 1. УЧЕНИЕ «CULPA IN CONTRAHENDO» РУДОЛЬФА ФОН ИЕРИНГА («НЕМЕЦКАЯ ШКОЛА») 5

ГЛАВА 2. «ИТАЛЬЯНСКАЯ ШКОЛА», УЧЕНИЕ ГАБРИЭЛЯ ФАДЖЕЛЛЫ 13

ГЛАВА 3. «ФРАНЦУЗСКАЯ ШКОЛА» И УЧЕНИЕ Р. САЛЕЙА, Р.-Ж. ПОТЬЕ 16

ГЛАВА 4. «СОВЕТСКАЯ ШКОЛА ПРАВА» О ПРЕДДОГОВОРНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ.. 18

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 21

Библиографический список: 23

 

 

Введение

Приступая к исследованию развития юридической мысли вокруг преддоговорной ответственности, получившей впоследствии более употребляемый термин «Culpa in contrahendo», следует сразу оговориться, что в юридической науке данному правовому явлению незаслуженно уделялось мало внимания. Основой полуторавековой истории изучения преддоговорной ответственности явились три основополагающие работы, которые когда-то задали основной вектор развития данного института. Пожалуй, самая знаменитая из работ – «Culpa in contrahendo» Рудольфа фон Иеринга, изданная в 1861 г. Вторая, к сожалению, забытая многими последующими исследователями, работа 1906 г. «Dei periodi precontrattuali е della loro esatta costruzione scientifica» известного итальянского цивилиста Габриэля Фаджеллы. Наконец, не менее известная работа, чем труд Р. фон Иеринга, но в целом лишь продолжающая мысли Фаджеллы – статья французского деятеля юридической науки Рэимона Салейя «De la responsabilite precontractuelle».

Работа итальянского исследователя распространила применение Culpa in contrahendo на стадию переговоров и, по сути, именно Габриэлем Фаджеллой была введена идея преддоговорной ответственности как таковая. Теория же Р. фон Иеринга ограничивается проступками непосредственно при заключении договора, а его отношение к расходам, произведенным до совершения акцепта, было крайне критическим. Представитель французской цивилистики обосновал Culpa in contrahendo с позиции внедоговорной ответственности – позиция, впоследствии воспринятая в подавляющем большинстве западноевропейских правопорядков. Данный взгляд создал большой простор развитию этого института. Следует заметить, что Р. фон Иеринг напротив, обосновал ее договорный характер, чего теперь придерживаются (в измененном виде) исключительно в Германии.

Справедливо и метафорично охарактеризовал важность данных работ, в частности труда Р. фон Иеринга, М.Б. Жужжалов: «значение работы «пионера» преддоговорной ответственности сравнимо с открытием Америки Х. Колумбом»[1]. Малоизученность, а также относительно небольшой интерес к исследуемому институту можно объяснить, развивая приведенную цитату российского цивилиста, следующим. Как Америка спокойно существовала и даже временами посещалась колонизаторами до пика эпохи великих географических открытий, так и преддоговорная ответственность, до написания труда Р. фон Иерингом, существовала без самостоятельной европейской цивилистики.

Итак, в ходе данного исследования мы попытаемся раскрыть и озвучить основные мысли «первопроходца» и основателя, долгое время остававшегося единственным в науке исследователем этого правового явления. Кроме того, будут представлены выдержки уже не таких значительных (заметим, по объему), но не менее значимых трудов иных исследователей, представителей других правопорядков.

Содержание работы будет выстроено путем изложения основных направлений юридической мысли в разных странах, с разной правовой системой. Позволим себе самостоятельно и весьма относительно поделить представителей юридической мысли на условные научные «школы».

ГЛАВА 1. УЧЕНИЕ «CULPA IN CONTRAHENDO» РУДОЛЬФА ФОН ИЕРИНГА («НЕМЕЦКАЯ ШКОЛА»)

Рассмотрим основные предпосылки формирования концепции Р. фон Иеринга, отсутствие знания о которых изменяет облик современного понимания преддоговорной ответственности, а затем и те идеи его труда, которые получили широкое признание и распространение впоследствии.

Первым моментом, на который следует обратить внимание, - это термин «culpa», который в работе Иеринга понимается строго как неосторожность (причем, скорее всего, в смысле проступка), а не вина в широком смысле. Причина этого раскрывается самим Иерингом и заключается в системе римско-правовых средств защиты, среди которых была специальная «actio doli» – иск, направленный на преследование умысла во всех его проявлениях.

В римском праве под данным иском понималось следующее. К примеру, после заключения договора продажи участка, но до его передачи продавец вырубает деревья, разрушает здания и еще устанавливает сервитуты, делающие собственность фактически «голой». Определение «doli» было необычайно широким. Удовлетворение данного иска было связано также с гражданским бесчестием для ответчика (истца - в случае отказа в иске на основании «exceptionis doli»). Следует заметить, что в связи с этим существует гипотеза, будто «договорная» преддоговорная ответственность в римских источниках является результатом интерполяций и возникла из стремления «либерально» отнестись к случаям неосторожности при заключении договора, невозможного к исполнению, и не подвергать в связи с этим продавцов бесчестию[2].

Следующий момент – понимание неосторожности, использованное Иерингом. Оно вызывает особый интерес и представляет собой значительную трудность. Здесь очень важно обратить внимание на следующее.

Во-первых, когда, при каких обстоятельствах действие признается неосторожным? Так, если продавец отчуждает, к примеру, объект, изъятый из оборота, его неосторожность вытекает уже из того, что он не выяснил все свойства продаваемого имущества, хотя бы и действительно не знал об этом пороке. Некоторые авторы думают поэтому, что неосторожность здесь фингированная, что это безвиновная ответственность. Следует заметить, что и сам Иеринг ожидал, что такой взгляд будет высказан, поэтому и прямо отрицал его. Он подчеркивал, что в этих случаях у ответственной стороны есть выбор, заключать или не заключать договор. Выбрав заключение договора, но не обеспечив со своей стороны его действительность, она поступила, разумеется, не с умыслом, но неосторожно.

Во-вторых, какое действие признается неосторожностью? Она заключается не непосредственно в нарушении некой обязанности проверить отсутствие недостатков и не недобросовестности как таковой (эти обстоятельства, если признавать за ними влияние, являются лишь сопутствующими), а в самом заключении договора, который оказывается по этой причине недействительным. Обязанность проверить недостатки, если вообще юридически допустимо ее здесь усматривать, носит производный характер. Тем самым, если абстрактно формулировать некую обязанность, нарушение которой влечет ответственность за «culpam in contrahendo», то это будет обязанность заключать недействительные договоры так, чтоб о недействительности знала или должна была знать другая сторона, когда об этом знает или должна знать сторона, признаваемая виновной.

В целом, следует сказать, что последствия вины в заключении договора – самый центральный момент учения Иеринга. Без освещения данного вопроса совершенно нельзя себе представить суть работы Р. фон Иеринга. Это едва ли не самая влиятельная идея в мировой цивилистической мысли за предпоследние два века в области изучения преддоговорной ответственности.

Ученый, изучая данное правовое явление, справедливо ставил перед собой вопрос: какие убытки могут быть взысканы в случае неосторожности в заключении договора? В случае, если договор не получит действия, определять убытки необходимо таким образом, как если бы договор был заключен – по мнению Иеринга, было бы неверным. Отметим, что этому сильно способствовало и римское право, в котором, в формулярном процессе, кондемнация всегда содержала либо денежную сумму, подлежащую взысканию, либо требование к судье определить потери лица, отчего если бы защищаемый преддоговорной ответственностью интерес был всегда равен интересу в исполнении, то получалось бы, что и договор по большому счету являлся действительным. Поэтому Иеринг ввел другой договорный интерес. Он получил название «отрицательного» интереса.

Примечательным будет являться тот факт, что изначально данная идея была позаимствована им у Фр. Моммзена. В остальном же, Иеринг его критиковал. Отличительным признаком будет то, что ученый, по собственному же признанию, дал этому различию удачное наименование, а также универсальное применение. Суть положительного интереса, или интереса в исполнении, – это то, что кредитор должен был получить по договору. То есть то имущественное положение, в котором он находился бы, если бы договор был исполнен. В свою очередь, отрицательный интерес, или интерес в несуществовании договора, заключался в тех затратах, которые лицо не стало бы производить, если бы не рассчитывало на то, что договор действителен. В данном случае при определении нужно исходить из того, каким было бы имущественное положение лица, если бы договор вообще не заключался.

Проиллюстрировать это различие можно весьма просто на современном примере. Представим себе, что человек идет к врачу по записи. Врач, в свою очередь, не оповестив больного заранее, не явился на рабочее место. Какие убытки можно взыскать, если допустить, что договор об оказании медицинских услуг заключен «посредством записи» и действителен? Над доказыванием убытков в исполнении пришлось бы поломать голову. С отрицательными же убытками все намного проще. К ним, как минимум, можно отнести напрасные расходы на транспорт. Также нет препятствий отнести сюда и услугу, которую должен был оказать данный врач, и ее нужно было срочно получить, потому и пришлось получать у другого врача за плату. При определении отрицательного договорного интереса эту плату, уменьшенную на стоимость этой услуги у данного врача, или целиком, если услуга оплачивалась по страховому полису, можно взыскать. Какие выгоды несет посещение врача? Получится ли доказать причинно-следственную связь между неисполнением, болезнью и неполученной премией на работе? Но опять же, кто мешал пойти в тот день к другому врачу, а на данного переложить разницу в стоимости?

Итак, пожалуй, ключевым моментом учения Иеринга является то, что убытки должны быть обусловлены видимостью заключения договора – наличием того объективного фактического состава, при котором договор считается заключенным. Из этого, например, следует, что ответственность оферента, прервавшего переговоры, возникнет при условии, что потерпевший направит акцепт, но никак не ранее. Ученый не раз отмечал это. Он мотивировал это тем, что исполнение договора до его заключения – проблема лица, «обнадежившегося» раньше, чем он с юридической точки зрения мог это себе позволить.

Есть одна проблема у этого распространения culpae in contrahendo на стадию переговоров, если допустить ее, придерживаясь учения Иеринга: потерпевший должен был тогда знать о риске, когда к нему уже могло быть направлено сообщение об отзыве. А потому, если подходить к вопросу так строго, как, казалось бы, это делает Иеринг, следовало бы вообще не защищать лицо, начавшее исполнение до того момента, когда для него станет ясным, заключен договор или нет. Таким образом, концепция Иеринга при своем последовательном применении не должна охватывать случаи незаключенности договора вообще.

Тот довод, что Иеринг приводит в "Дополнении" против аналогичного взгляда, а именно что неосторожность состоит в предпочтении ненадежной процедуры заключения договора между отсутствующими надежному личному заключению договора, не говорит в его пользу. Ведь Иеринг не замечает, что этот выбор совершается при направлении оферты - до возникновения того самого объективного фактического состава, при котором договор считается заключенным. Получается, действие, признаваемое договорной culpa, оказывается таковым только после того, как другая сторона совершит акцепт, т.е. ретроактивно. Представляется, что culpa в этом случае если и есть, то только внедоговорная.

В этой части концепция Иеринга все же не выдержала испытания временем и, как указывалось, уже в 1906 и 1907 гг. европейская цивилистика начинает распространять преддоговорную ответственность на недобросовестное прекращение переговоров («вина в незаключении договора» в противоположность «вине в его заключении»). Более того, сегодня прежде всего с этой проблемой ассоциируется преддоговорная ответственность, тогда как случаи, принципиально занимавшие внимание Иеринга (недействительность), едва ли не выпали из поля зрения западных цивилистов.

Так, практически в любой сегодняшней литературе, посвященной договорному праву или обязательствам, деликтная преддоговорная ответственность рассматривается даже не в рамках внедоговорных обязательств, а в связи с порядком заключения договора - рядом с офертой, акцептом, переговорами и предварительными договорами. Положения ИтГК о преддоговорной ответственности также находятся среди положений об оферте. Хотя о ней могут вспомнить при рассмотрении абсолютной невозможности исполнения[3].

Иеринг смог бы преодолеть отмеченное противоречие, как раз отказавшись от указанного строгого взгляда на необходимость акцепта и распространив свое учение на ту стадию переговоров, когда можно различить оферту со стороны лица, которое совершает culpam in contrahendo. Это стало бы возможным, если бы он увидел в договорном отношении результат не столько соглашения, т.е. акта двух сторон, сколько простого обещания - одностороннего акта. Если бы он говорил о видимости не договора, а обязательства, связанности одной стороны по отношению к другой, на которую полагалась эта другая сторона, а также вывел бы эту связанность из данного в оферте обещания, он смог бы распространить свое учение не только на ту стадию переговоров, которую французы называют «avancee», когда обязательственные отношения уже практически сложились, но отсутствует их оформление.

Говоря о простом обещании, следует заметить, что в литературе общего права этот вопрос привлек в настоящее время много внимания. Изначально общее право восприняло «теорию воли», согласно которой договор в своей основе - обещание, а соглашение - два обусловленных друг другом обещания, отчего обещание одного не связывает его, пока второе обещание не дано другим (доктрина consideration). Этот взгляд ныне оспаривается как в самой общей форме («договор - это обещание»)[4] так и в той части, что соглашение - это два обещания[5]. Тем не менее оферта в общем праве остается лишь предложением, однако в соединении с consideration такое предложение превращается в связывающее (и называется «option»).

К примеру, поскольку обещание имеется уже в оферте, отпала бы необходимость так крепко связывать видимость возникновения договорного отношения с акцептом со стороны потерпевшего. Вопрос сводился бы к тому, в какой момент имела место оферта, т.е. не просто выраженное контрагентом намерение заключить определенный договор, но также обещание имущественного предоставления. К нему можно приравнять и заверение, что договор будет заключен.

Как можно судить по его собственным рассуждениям, Иеринг, возможно, воспринимая правила об одновременном согласии и отзыве оферты в любой момент как аксиому, - рассматривал оферту именно не как обещание, а как простое намерение, предложение заключить договор, но не волю связать себя. Представляется, что такой подход не является необходимым даже применительно к римскому праву. Уже в нем, кстати сказать, можно найти три базовые ситуации при заключении договора. Одно дело, когда совершается стипуляция, а значит, интересант предлагает другому дать обещание совершить действие в свою пользу (чем содержание стипуляционного обязательства и ограничивается, какими бы (потестативными) условиями его возникновение ни было обременено). Это предложение не связано с обещанием, что сам предлагающий что-либо сделает в пользу адресата, - он предлагает лишь совершить действие в его пользу. Напротив, в обычных договорах (так называемых двусторонних) оферта сопряжена как с предложением к адресату, чтобы он совершил действие в пользу оферента, так и с обещанием совершить какое-либо действие в его пользу. Наконец, при дарении возможна ситуация, когда оферта дарителя содержит одно обещание, без каких-либо предложений, даже если дарение будет обременено условиями.

На это обещание, содержащееся в оферте, впрочем, как и в акцепте, и полагается контрагент. Очевидно, что с морально-психологической точки зрения потерпевший от прекращения переговоров, особенно не искушенный в правовых тонкостях, совершает напрасные затраты, полагаясь именно на обещание, которое он чувствует в оферте и заверениях, а отнюдь не на правовые нормы, регулирующие хотя бы и самым тщательным образом порядок заключения договора. Поэтому случай с публичным обещанием награды, где Иеринг объясняет ответственность за отзыв тем, что акцепт должен быть слит с исполнением, можно интерпретировать и иначе: основное условие ответственности возникает уже в момент опубликования обещания награды, когда создается видимость связанности обещающего, а предпринятое исполнение создает лишь такое условие ответственности, как убытки. Так же легко объясняется и случай, вызвавший у Иеринга наибольшее затруднение, - случай со смертью оферента, когда адресат направляет акцепт, не зная об этом событии. Здесь снова можно привести то соображение, что culpa не будет иметь договорного характера, так как совершена вне рамок внешнего фактического состава, при котором договор считается заключенным. Если же признать, что уже обещание умершего оферента создало некое обязательственное отношение, тогда становится ясным, почему это договорная ответственность и переходит на наследников, как она перешла бы, если бы договор был заключен и не исполнен умершим.

Подводя итог рассмотрению учения родоначальника Culpa in contrahento, следует констатировать следующее. Согласно позиции Иеринга договорная ответственность возникает не только в рамках существующего, но и в рамках возникающего договорного отношения. Данное умозаключение явилось последствием большой важности для сегодняшнего права и дало толчок развитию всей юридической мыли вокруг исследования данного института.

ГЛАВА 2. «ИТАЛЬЯНСКАЯ ШКОЛА», УЧЕНИЕ ГАБРИЭЛЯ ФАДЖЕЛЛЫ

Забегая вперед, отметим, что Италия стала едва ли не первой страной, которая вообще стала включать в национальное гражданское законодательство специальные положения о преддоговорной ответственности (ст. 1337, 1338 Итальянского гражданского кодекса 1942 г.). Сложившаяся судебная практика в этой стране занимает доминирующую позицию, согласно которой природа преддоговорной ответственности имеет внедоговорный характер[6]. В науке же гражданского права Италии и по сей день остается дискуссионным вопрос о правовой природе преддоговорной ответственности.

Основоположником современной итальянской юридической мысли вокруг преддоговорной ответственности был известный ученый Г. Фаджелла.

Г. Фаджеллой указывал на следующее: признавая за сторонами полную свободу прекратить переговоры (принцип абсолютной автономии воли), он исходил из того, что при ведении переговоров разумные контрагенты (прежде всего коммерсанты) будут руководствоваться экономическими соображениями. Вследствие этого они должны довести переговоры до объективного с экономической точки зрения результата, а не осуществлять свое право на прекращение переговоров самовольно. Так, если третье лицо предложило более выгодные условия, верность контрагенту выражается в том, что ему нужно сообщить о необходимости изменить условия сделки. Если последний отказывается, прекращение переговоров и заключение договора с третьим лицом являются экономически оправданными. Если же не доказана неготовность контрагента изменить условия будущего соглашения, здесь нужно усматривать недобросовестность при прекращении переговоров[7].

В связи с этим было бы правильным различать концепции Иеринга (culpa in contrahendo) и Фаджеллы (culpa in tractando), хотя первое выражение уже давно используется у нас в качестве синонима «преддоговорной ответственности», что все же некорректно.

В то же время данной концепции Фаджеллы весьма легко можно бросить упрек, что коммерсанты сами лучше знают, когда прекращать переговоры, потому что они-то как раз и ориентируются сугубо на экономические соображения. На самом деле с экономической точки зрения есть разные типы договоров. Если обе стороны конкурируют между собой за прибыль (когда одна сторона выигрывает, то другая обязательно проигрывает), то алеаторный подход полностью адекватен.

Диаметрально противоположной является ситуация, в которой конкуренции нет, а есть разделение труда: например, ритейлер покупает у производителя товар. Здесь обе стороны выигрывают, так как (абстрагируясь от возможности реализовать этот товар «на рынке», которая делает их конкурентами, но отнимает силы и время от производства) данная продукция не имеет для производителя такой субъективной ценности, какую имеют деньги. Ритейлер, в свою очередь, извлекает прибыль из того, что продает продукцию. Очевидно, что если они будут действовать разумно, то будут заботливо относиться к интересам друг друга, а не разорять друг друга. В такой ситуации договорные отношения основываются уже не на спекуляции, не на том, кто отнимет у конечного потребителя больше прибыли, а на симбиозе. В таких отношениях, основанных на фактическом неравенстве возможностей обеих сторон и потому зависимости их друг от друга, можно говорить о требовании добросовестно относиться к переговорам Правовое регулирование может начаться и тогда, когда участники оборота не проявляют разумности. Нет смысла запрещать недобросовестное ведение переговоров, если репутационные и иные издержки для лица таковы, что ему просто невыгодно вести себя недобросовестно. Поэтому институт culpa in tractando, конечно, нужен, но как политически оправданное вмешательство, как компенсация разумности участников оборота. Только в этом случае это уже, строго говоря, не институт гражданского права, а полицейская мера.

Теория Фаджеллы и прямо противостоит теории Иеринга относительно основания наступления ответственности. Г. Фаджелла исходит именно из того, что договор не заключен. Основанием ответственности является не обманутое (внешним фактическим составом) доверие со стороны потерпевшего, а отсутствие лояльности со стороны прекращающего переговоры.

ГЛАВА 3. «ФРАНЦУЗСКАЯ ШКОЛА» И УЧЕНИЕ Р. САЛЕЙА, Р.-Ж. ПОТЬЕ

Рассмотрев в первой главе взгляды Иеринга относительно правовой природы оферты и акцепта, представляется уместным в этой главе указать на позиции представителей французской цивилистической мысли. Идея рассматривать процесс заключения переговоров через оферту и акцепт не сразу выработалась в современной форме. Так, еще Р.-Ж. Потье, оказавший известное влияние на всю западноевропейскую цивилистику, не создал в своем «Трактате об обязательствах» специальный раздел, посвященный заключению договоров. Однако им были рассмотрены и условия его действительности, и толкование. Ученый привел сравнение договора (contrat) с pollicitatio, т.е. односторонним обещанием. Обязательство из последней, по его мнению, возникает не ранее принятия ее адресатом обещания. Со ссылкой на «Право войны и мира» Г. Гроция он отмечает, что как вещное право не переходит по одной воле его обладателя, но требует согласия с другой стороны, так и личное право для своего возникновения требует согласия кредитора на принятие обещания. В этом можно видеть зародыш будущего учения о том, что оферта есть не более чем предложение, требующее, за исключением лишь некоторых случаев, согласия адресата, чтобы стать обязывающей для оферента. Кстати сказать, термин «pollicitation» и сейчас иногда обозначает оферту во французском праве.

Осуществим попытку соотнести часть учения Иеринга относительно негативного и позитивного интересов в преддоговорной ответственности с французской юридической школой. Во Франции, к примеру, негативный интерес не включает упущенную выгоду (gain manque), т.е. равен реальному ущербу (perte subie), а потому позитивный интерес - это негативный интерес плюс упущенная выгода.

 

 

Задолго до опубликования трудов Г. Фаджеллы французский цивилист Р. Салейа обосновал деликтный характер преддоговорной ответственности во французском праве. Следует особо подчеркнуть, что встречающиеся в литературе указания, будто французская преддоговорная ответственность основана на абз. 3 ст. 1134 Гражданского кодекса Франции, неверны и не имеют под собой достаточных оснований. Режим ответственности может быть изменен, если предварительным соглашением (avantcontrat, как во Франции называют pactum de tractando – выражение, используемое ныне преимущественно в итальянской цивилистической литературе) стороны обяжутся вести переговоры добросовестно и лояльно по отношению к контрагенту. Только в этом случае данная статья будет применяться[8].

Следует отметить, что французский гражданский кодекс впоследствии первым отчетливо закрепил деликтную ответственность в самой общей форме, не перечисляя отдельных деликтов. Поэтому французской практике, и без того известной своим свободным отношением и к законодательству, и к его лакунам, не составило труда не только внедрить институт преддоговорной ответственности через всего лишь две статьи (ст. 1382 и ст. 1383).

Поскольку по примеру ФГК генеральный деликт был закреплен едва ли не во всех европейских кодексах – начиная с Австрийского уложения 1811 г. и заканчивая Швейцарским обязательственным правом 1911 г. Потому и что практически во всех странах Европы преддоговорная ответственность является внедоговорной.

 

ГЛАВА 4. «СОВЕТСКАЯ ШКОЛА ПРАВА» О ПРЕДДОГОВОРНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Российская юридическая мысль в этом плане представляет особенный интерес, поскольку в ней сочетаются заимствования XX в. из немецкого законодательства с наследием XIX в., в котором активно перенимались учения и понятия французского права. До революции, хотя институт преддоговорной ответственности так и не успел появиться в судебной практике, был закреплен генеральный деликт (ст. 574 т. Х, ч. 1 Свода законов Российской империи), который служил формальным основанием еще и для квазидоговорных правоотношений. Эта норма перешла в ГК РСФСР 1922 г., но с существенным ограничением. Во-первых, формы вины ограничивались в ст. 403 умыслом и грубой неосторожностью. Отметим, что это было одной из главных причин господства договорной теории[9]. Во-вторых, одновременно с этим появились элементы, заимствованные из ГГУ, в которых налицо иеринговская концепция неосторожности. Проявилось это, прежде всего, в том, что в ч. 2 ст. 403 говорилось о «стороне, ответственной за обстоятельство, вызвавшее заблуждение» (ч. 3 связывает с грубой неосторожностью возможность требовать интереса в исполнении), т.е. содержится требование diligentiae при заключении договора. Ответственность за недобросовестное прерывание переговоров хотя и не регулировалась Кодексом, но тоже была известна.

В результате, хотя вопрос о природе ответственности был спорным, господствовавшее мнение признавало ее договорный характер (и соответственно, применение положений о договорной ответственности). Так, М.М. Агарков и И.Б. Новицкий исходили из договорной теории данной ответственности, полагая ст. 403 (генеральный деликт в ГК РСФСР 1922 г.) неприменимой. М.М. Агарков подчеркивал, что «переговоры о заключении договора, а также совершение недействительного договора не являются фактами, юридически безразличными, хотя бы они и не привели к тем последствиям, на которые была направлена воля сторон».

И.Б. Новицкий толковал ст. 403 - 415 ГК РСФСР, пользуясь Постановлением Пленума ВС СССР от 10 июня 1943 г., в том смысле, что они распространяются на внедоговорные отношения «при отсутствии между данными лицами каких-либо специальных отношений», и признавал наличие в случае совершения сделки под влиянием заблуждения «некоторых специальных отношений, делающих неприменимой к данному случаю ст. 403 ГК». А поскольку ст. 403 ГК РСФСР 1922 г. прямо ограничивала возникновение деликтной ответственности случаями умысла и грубой неосторожности, чтобы учитывать всякую вину, нужно было подвести ответственность под ст. 117, а также распространить на случай из ст. 151 п. 2 ст. 119 (ответственность за невозможность исполнения, вызванного или не предотвращенного представителем и другими лицами, которые действовали по поручению ответственной стороны).

Противоположную точку зрения отстаивала Н.В. Рабинович. В содержании ее учения проблема преддоговорной ответственности при недействительности договора называлась «распределением убытков между сторонами недействительной сделки». «Ответственность по недействительной сделке наступает не в связи с заключением договора, а в связи с признанием его недействительным, не по воле сторон... а против их воли, так как воля участника сделки, во всяком случае виновной ее стороны, направлена на реализацию неправомерного договора, а не на его аннулирование»[10]. Даже по аналогии указанный автор не считает возможным признать ответственность договорной, потому что «решающее значение должна иметь природа ответственности, а не ее пределы, определяемые этой природой»[11]. Формулировка ст. 403 ГК РСФСР 1922 г. при этом не помешала ей признать возможным возникновение этой ответственности при любой форме вины[12].

Советские цивилисты, излагая учение об оферте, регулярно отмечали в двух-трех предложениях, что лицо, недобросовестно отозвавшее оферту и этим сделавшее напрасными издержки контрагента на заключение договора, должно их возместить[13].

Заметим, что в советской юридической науке не употреблялся термин «преддоговорная ответственность». М.М. Агарков, к примеру, неоднократно использует выражение «culpa in eligendo et custodiendo», а в отношении ст. 148 и 151 ГК РСФСР ограничивается выражением «вина при заключении договора»[14]. Впоследствии и такое выражение сменилось в литературе на «иное последствие недействительности». Общая идея была забыта.

В целом следует сказать, что юридическая мысль в советский период обходила сторон изучение такого правового явления, как преддоговорная ответственность. Внимание советских ученых ограничивалось лишь комментированием конкретных положений кодексов. Правильной будет констатация того, что полноценного изучения института преддоговорной ответственности на протяжении ХХ века в нашей стране не происходило.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Институт преддоговорной ответственности, или как его принято отождествлять с понятием culpa in contrahento, впервые введенного в юридическую науку Р. фон Иерингом, является предметом исследования ярких представителей цивилистической науки со второй половины XIX века.

Следует констатировать, что на протяжении всего периода изучения данного правового явления culpa in contrahendo не заслуженно получила относительно мало внимания со стороны юридического научного сообщества.

«Фундамент» преддоговорной ответственности заложил представитель немецкой юридической мысли, а «каркасом» всего «здания» строящегося института занялись представители французской и итальянской цивилистики. Изучение и анализ их научных трудов позволили нам объединить их в своего рода «научные школы». Такие критерии, как национальная принадлежность, единство научных подходов, взглядов – позволили выделить три основные научные школы, занимавшихся исследованием преддоговорной ответственности: немецкая, итальянская и французская. «Близость» и субъективность автора данного исследования применительно к российской юридической науке не позволили обойти стороной представителей российской цивилистики. Последние, в свою очередь, на протяжении ХХ века практически не уделяли внимания данному правовому явлению, а понятие «преддоговорная ответственность» совсем не встречается в трудах советских ученых. Отсутствие внимания последних к данному институту объясняется многими причинами. Прежде всего, экономическими.

Все большее внимание преддоговорная ответственность начинает привлекать у современных представителей российской юридической мысли. Развитие экономических отношений, предопределяющих и развитие правовой системы государства, порождает неоднозначные ситуации в практической жизни субъектов гражданского оборота. Последние, в свою очередь, в сопоставлении с существующим правопорядком становятся предметом исследования в трудах российских цивилистов. Представляется, что развитие юридической мысли вокруг преддоговорной ответственности только набирает свои обороты, а «пик научного интереса» еще только впереди.

 

Библиографический список:

1. Агарков М.М. К вопросу о договорной ответственности. 452 с.

2. Гавзе Ф.И. Социалистический гражданско-правовой договор. М., 1972. 168 с.

3. Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в гражданском праве (culpa in contrahendo): Диссертация на соискание ученой степени канд. юрид. Наук. СПб., 2009. 87 с.

4. Гиршбандт А. Проблема преддоговорной ответственности в новейшей цивилистике // Право: Еженедельная юридическая газета. 1912. № 43. 2294 c. (ссылка на скачивание: URL:http://zakon.ru/Blogs/g_fadzhella_i_r_salejl_v_izlozhenii_a_girshbandta_preddogovornaya_otvetstvennost/69800, дата обращения: 29.09.2016 г.)

5. Жужжалов М.Б. Учение Р. фон Иеринга о преддоговорной

ответственности: влияние на современность и возможности по применению в будущем. (комментарий к русскому переводу «Culpa in contrahendo, или возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров»). /СПС «КонсультантПлюс».

6. Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву // Избранные труды: В 4 т. Т. 1. СПб., 2003. 784 с.

7. Иоффе О.С. Избранные труды: В 4 т. Т. 3. Обязательственное право. СПб., 2004. 837 с.

8. Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность // Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. М., 2006. Т. 1. 460 с.

9. Новицкий И.Б. Общее учение об обязательстве // Избранные труды по гражданскому праву. М., 2006. Т. 2. 413 с.

10. Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1960. 171 с.

11. Elementos de derecho civil II. Derecho de obligaciones. Vol. 2. 4a ed. Dykinson, 2009. 149 p.

12. Instituzioni di diritto private (diritto civile) / A cura di M. Di Pirro. XVIII ed. Simone, 2012. P. 607 p.

13. Schmidt J. La periode precontractuelle en droit francais // Revue internationale de droit compare. 1990. T. 42. № 2. 559 p.

14. Shiffrin S.V. The Divergence of Contract and Promise // Harvard Law Review. 2007. Vol. 120. 806 p. (URL: http://www.harvardlawreview.org/media/pdf/shiffrin.pdf)

15. Smith S. Op. cit. 224 p.

[1] Жужжалов М.Б. Учение Р. фон Иеринга о преддоговорной ответственности: влияние на современность и возможности по применению в будущем. (комментарий к русскому переводу «Culpa in contrahendo, или возмещение убытков при недействительности или незаключенности договоров»). /СПС «КонсультантПлюс»

[2] См.: Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в гражданском праве (culpa in contrahendo): Диссертация на соискание ученой степени канд. юрид. Наук. СПб., 2009. С. 30.

[3] См.: Elementos de derecho civil II. Derecho de obligaciones. Vol. 2. 4a ed. Dykinson, 2009. P. 11

[4] См.: Shiffrin S.V. The Divergence of Contract and Promise // Harvard Law Review. 2007. Vol. 120. P. 709 – 753 (интернет версия: http://www.harvardlawreview.org/media/pdf/shiffrin.pdf)

[5] См.: Smith S. Op. cit. P. 180 - 183

[6] См.: Instituzioni di diritto private (diritto civile) / A cura di M. Di Pirro. XVIII ed. Simone, 2012. P. 598 - 599.

[7] См.: Гиршбандт А. Проблема преддоговорной ответственности в новейшей цивилистике // Право: Еженедельная юридическая газета. 1912. N 43. С. 2288. (URL: http://zakon.ru/Blogs/g_fadzhella_i_r_salejl_v_izlozhenii_a_girshbandta_preddogovornaya_otvetstvennost/69800, дата обращения: 29.09.2016 г.)

[8] См: Schmidt J. La periode precontractuelle en droit francais // Revue internationale de droit compare. 1990. T. 42. N 2. P. 559 et sq.).

[9] См.: Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву // Избранные труды: В 4 т. Т. 1. СПб., 2003. С. 276 - 277; Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность // Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. М., 2006. Т. 1. С. 303.

[10] Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1960. С. 157.

[11] Там же. С. 158.

[12] См.: Там же. С. 161.

[13] См.: Новицкий И.Б. Общее учение об обязательстве // Избранные труды по гражданскому праву. М., 2006. Т. 2. С. 187; Иоффе О.С. Избранные труды: В 4 т. Т. 3. Обязательственное право. СПб., 2004. С. 96 - 97; Гавзе Ф.И. Социалистический гражданско-правовой договор. М., 1972. С. 96

[14] См.: Агарков М.М. К вопросу о договорной ответственности. С. 22, 65, 74