Всё изученное в курсе дисциплины «Основы мировоззренческой безопасности» позволяет согласиться с той мыслью, с которой Марина Станиславовна Городнёва начинает свою статью: «В третьем тысячелетии человечество вступило в новую эпоху «под знаменем» глобализации»[1] [1, с. 13]. А также – со следующей мыслью второго абзаца: «Большинством авторов глобализация понимается как явление экономическое и политическое, иногда исследуется культурная глобализация, однако в гораздо меньшей степени изучен пласт, связанный с процессами, протекающими в религиозной сфере» [1, с. 13]. Действительно, все передачи в СМИ обсуждают «плюсы» и «минусы» экономической, политической глобализации, а также «минусы» распространения массовой культуры (это распространение всеми авторами признаётся одной из сторон процесса глобализации). А вот про связь глобализации с религией, действительно, практически не пишут. Но прежде чем рассматривать, как эту связь трактует М. С. Городнёва, согласимся с ней в оценке глобализации как таковой. Нам кажется правильным, что из всего множества авторов, пишущих про глобализацию, автор статьи «выбирает» американского марксиста (философа и социолога) И. М. Валлерстайна. «Согласно И. М. Валлерстайну, глобализация лишила государства суверенности, человека – возможности сопротивляться правилам рынка, аннулировала право на культурную автономию, поставила под серьезное сомнение стабильность нашей идентичности» [1, с. 13]. Отметим, что и в рамках курса философии процесс глобализации оценивался нами именно под таким, критическими углом. Также отметим, что сам феномен религии и его основные черты были описаны нами в реферате.
Ссылаясь на работу именно И. М. Валлерстайна «Глобализация или переходная эпоха? Взгляд на долгосрочное развитие мир системы // Русский исторический журнал. 1998. Т. 1, № 4. URL: http://www.archipelag.ru (дата обращения: 11.01.2014)» М. С. Городнёвой начинает рассматривать связь глобализации и феномена религии: «нарастание процессов цивилизационного противостояния и, как выражение этого, усиление роли религиозного фактора во взаимодействии обществ, а также изменение роли национальных государств [1, с. 13]. В частности, она отмечает, что глобализация «интенсивно воздействует и на религию, религиозное поведение, мышление» [1, с. 13]. Поэтому «в сфере религиозно-социального она конструирует некий религиозный «глобал-маркет», функционирующий по рыночному принципу свободы предложения и выбора» [1, с. 13-14]. Этот, как мы можем его назвать, «супер-маркет религии», по словам М. С. Городнёвой, соответствует «индивидуализму общества потребления». В отношении последнего автор статьи ссылается на такую характеристику этого индивидуализма К. Л. Ерофеевым: «гедонистический, обывательский, массовый» (Ерофеев К. Л. Религиозное сознание эпохи глобализации: некоторые противоречия // Вестн. Иванов.гос. энергетич. ун-та. 2009. Вып. 1. С. 62-65). И действительно, опираясь на курс философии, можно сказать, что применительно к античности «индивидуализм» следует понимать как самостоятельность мышления, его автономность, независимость от суждений других. Недаром уже первые греческие философы противопоставляли свои идеи «мнениям толпы». А современный «индивидуализм», как верно говорится в статье, подразумевает гедонизм (стремление к наслаждению), обывательский эгоизм. Это же касается и сферы религии: «Современная глобальная религиозность – американизированная по происхождению и во многом содержательно протестантская» [1, с. 14]. Как мы помним из курса философии, именно протестантизм разрушил мысль о «коллективном (солидарном) спасении души», которая была в католицизме, и тем более в православии. М. С. Городнёва пишет об этом так: «субъектом выбора становится отдельная личность» [1, с. 14].
Более того, автор статьи указывает и более радикальные последствия глобализации для религии: «вестернизация и модернизация усиливают процесс секуляризации, нивелируются традиционные религии и культуры» [1, с. 14]. Чтобы это понять, надо учитывать, что вестернизация и модернизация – составные части процесса глобализации. А именно: «Вестернизация (от англ. west – запад) – термин, означающий перенос структур, технологий и образа жизни западных (европейских) обществ в незападные»[2] [, с. 512]. Соответственно, «Модернизация социальная – совокупность экономических, демографических, психологических и политических изменений, претерпеваемых обществом традиционного типа в процессе его трансформации в общество современного типа» [3] [, с. 597]. А секуляризация – «обмирщение в контексте взаимодействия сакрального и профанного (мирского), движение от священного к светскому; в социологии – процесс освобождения всех сфер общественной и личной жизни из-под контроля религии»[4] [, с. 512]. Т.е. это процесс, обратный сакрализации: религия и вообще «священное» уходят из «центра» культуры, перестают занимать главенствующее положение).
И, наконец, перейдём к главной мысли рассматриваемой статьи. А именно – к такому противопоставлению. Можно согласиться с М. С. Городнёвой в том, что «отличительной чертой традиционной религиозности является этнопсихологическая самоидентификация личности с историческим самосознанием народа, несмотря на изначально надэтнический характер исповедуемых религий, будь то христианство, ислам или буддизм» [1, с. 15]. Действительно, слова Апостола Павла из Послания к Колоссянам (гл. 3): «нет ни Еллина, ни Иудея, … ни варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всём Христос». И в то же время не менее общеизвестно, что Русская православная церковь всегда стояла на страже патриотизма и самобытности русской культуры. В противоположность этому, тот вариант религии и религиозности, который распространяется в результате глобализации, принципиально отказывается от этнопсихологической самоидентификации «верующего». Более того, говорит М. С. Городнёва, этот вариант религиозности избавляется и от идеи «святости»: «одним из вариантов заполнения идеологического вакуума может стать религия, продуцирующая в широкие социальные пласты так называемую «формальную» религиозность. Она основана на глубоком равнодушии к вопросам религии, веры и духовного совершенствования при демонстративном соблюдении культовой стороны» [1, с. 15]. Более того, отмечает автор статьи, теоретики глобализации приветствуют такое «выхолащивание» религии: «С точки зрения американского ученого Ф. Фукуямы, подобный тип религиозной практики «полезен для сообществ». Люди обнаруживают, что «их жизнь беспорядочна, что их детям нужны ценности и нормы или, что они изолированы и дезориентированы; они обращаются к определенному вероисповеданию не потому, что они стали истинно верующими, а потому, что это самый удобный источник правил, порядка и общения»» [1, с. 15]. В отношении этого можно вспомнить, что великий русский философ Н. А. Бердяев резко критиковал подобное (как он это называл) «обрядовое православие», состоящие в соблюдении внешних обрядов без глубокой лмчной веры.
Это приводит М. С. Городнёву к итоговому выводу: «Таким образом, массовые формы религиозности превращаются в один из продуктов, транслируемых обществом потребления. Проводится различие между «формальной религиозностью» как неким продуктом и личным переживанием сакрального, лежащим в основе любого духовно-религиозного действия» [1, с. 15]. Соглашаясь с этим выводом, оценим его как ещё один аргумент «против» глобализации (Хотя, как мы отмечали, есть и аргументы «за»).
[1] Городнёва М. С. Глобализация и феномен религиозного // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Философия. Психология. Педагогика. – 2015. – Т. 15, вып. 3. – С. 13-16.
[2] Федотова В. Г. Вестернизация // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. 1. – 2-е изд. – М.: Мысль, 2010. – С. 388-389.
[3] Поляков Л. В. Модернизация социальная // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. 2. – 2-е изд. – М.: Мысль, 2010. – С. 597-599.
[4] Гараджа В. И. Секуляризация // Новая философская энциклопедия: В 4 т. Т. 3. – 2-е изд. – М.: Мысль, 2010. – С. 512-513.
