Постсоветское пространство

Политика США и НАТО

На постсоветском пространстве

Постсоветское пространство давно уже стало зоной столкновения ин-

тересов России и Запада. На протяжении последних лет вопросы рас-

ширения НАТ О на Восток, т.е. непосредственно к границам Российской

Федерации, и активное вмешательство США в политику бывших совет-

ских республик постоянно повышали градус состояния международной

безопасности.

В силу ряда объективных и субъективных причин на этом простран-

стве при активной помощи США и НАТ О сформировались очаги неста-

бильности, что в итоге привело к вооружённому грузино-югоосетинскому

конфликту в августе 2008 г. И пусть никого не обманывает его скоротеч-

ность, ведь именно здесь Россия впервые в своей новейшей истории была

вынуждена применить военную силу за пределами своих национальных

границ. Именно эти события заставили российское военно-политическое

руководство по-новому оценить перспективы использования ВС за рубе-

жом и заполнять соответствующие пробелы в юридической базе.

Грузино-югоосетинский конфликт, который привёл к вооружённому

столкновению России и Грузии, не только вскрыл диаметрально проти-

воположные позиции сторон относительно способа урегулирования этно-

национальных противоречий, но и ещё раз продемонстрировал, что гео-

политическая конкуренция на постсоветском пространстве может иметь

самые серьёзные последствия.

Постсоветское пространство

Под термином ≪постсоветское пространство≫ в этом докладе мы понимаем

одиннадцать государств — бывших советских республик, помимо России, которые

не входят в НАТО или Европейский союз. Важно отметить несколько ключевых,

но при этом часто игнорируемых фактов, касающихся данной группы регионов.

Во-первых, страны постсоветского пространства связаны между собой и

с Россией общим прошлым. Почти 75 лет все они входили в состав СССР, а

некоторые из них были составными частями одной страны гораздо дольше.

Двенадцать республик, добившихся независимости в 1991 году, во многих

отношениях унаследовали советскую политическую и идеологическую систему,

не допускавшую возможности их полной автономии в составе СССР. Границы

между новыми независимыми государствами были прозрачными для советских

граждан и преимущественно остались таковыми для жителей постсоветских

государств после 1991 года. Вместе с тем, эти границы никогда точно не

соответствовали местам компактного расселения ≪титульных≫ национальностей

или территориально-этническому делению, существовавшему до образования

Советского Союза.

Во-вторых, 1991 год ознаменовался не только распадом СССР, но и

изменением политического и экономического строя во всех странах, которые

обрели независимость. Подобное стечение обстоятельств породило ряд

парадоксов, касающихся роли России на постсоветском пространстве. Эти

парадоксы живы вплоть до настоящего времени. Вместе с тем, именно Россия стала, с формальной юридической точки

зрения, продоложательницей Советского Союза. Она унаследовала (особенно

с американской точки зрения) многие характерные черты и материальные

активы СССР: постоянное место в Совете Безопасности ООН, космическуюпрограмму и весь советский ядерный арсенал, не говоря уже о большей части

имущества (советские посольства) и службах внешней разведки. На постсоветском

пространстве Россия также получила в наследство многие советские активы

(особенно вооружения). Поэтому для внешнего мира новые реалии ситуации на

постсоветском пространстве оказались не столь очевидными. В глазах некоторых

новых независимых соседей РФ продолжала играть роль союзного центра, хотя

самого Союза более не существовало. В-третьих, необходимо признать, что некоторые постсоветские государства

оказались для Москвы непростыми партнерами. С одной стороны, они

стремились извлечь все мыслимые выгоды из обретенной независимости и

с готовностью отождествляли новую Россию с союзным центром всякий раз,

когда у них возникали споры с Москвой. С другой стороны, они надеялись на

сохранение экономических субсидий советского образца и иногда требовали от

России односторонних уступок. Некоторые из этих государств до сих пор хотели

бы сидеть на ≪двух стульях≫.

В-четвертых, не следует недооценивать сохраняющиеся на постсоветском

пространстве тесные экономические и социальные связи. Нельзя сбрасывать их

со счетов как ≪советские пережитки≫. Этим связям способствовала относительная

легкость переcечения россиянами границ бывших советских республик после

1991 года, особенно в сравнении с теми визовыми барьерами, с которыми

граждане России сталкиваются при поездках во многие другие страны. За редкими

исключениями, такое положение сохраняется и поныне.3

Экономические связи и взаимозависимость постсоветских государств

(например, самолет Ан-124 производится благодаря сотрудничеству Украины

и России) достаточно хорошо изучены. Гораздо меньше внимания уделяется

энергетической зависимости, которая возникла после распада СССР. Когда

республики получали энергоносители по номинальной цене в рамках единой

советской экономики, тот факт, что украинская металлургия была (и остается по

мировым стандартам) крайне энергоемкой, не имел большого значения. Сегодня

Россия вынуждена либо субсидировать эти отрасли в ущерб своему бюджету, либо

ставить соседние страны перед трудным выбором. Пятый и последний аспект специфики постсоветского пространства

заключается в том, что пути бывших советских республик значительно разошлись

за те два десятилетия, которые минули со времени распада СССР. Сегодня

страны постсоветской Евразии сильно различаются по большинству параметров:

типам политических режимов, процессам национального строительства,

внешнеполитическим устремлениям, экономической открытости и перспективам.

Таким образом, постсоветское пространство представляет собой совокупность

разнородных регионов, если рассматривать траектории развития отдельных стран,

а также их общую заинтересованность в интеграции. Особые противоречия между Россией и США были вызваны попытками

Москвы повлиять на исход выборов в соседних странах. Пример —

многочисленные визиты российского президента на Украину в преддверии

выборов 2004 года, заблаговременные поздравления казалось бы победившему

кандидату в ноябре того же года и заметная роль, которую сыграли в той

предвыборной кампании связанные с Кремлем политические консультантыСообщалось также о непрошенных ≪рекомендациях≫ Москвы относительно

ключевых назначений в руководстве постсоветских государств, прямом

финансировании избирательных кампаний дружественных Кремлю политиков, а

также косвенной поддержке сепаратистских движений.6.

Во многих случаях Москва, вполне возможно, добивалась оправданных

целей или пыталась предотвратить неблагоприятный для вовлеченных сторон

исход. Однако вместо того чтобы действовать по дипломатическим каналам,

предоставлять понятные стимулы для изменения нежелательного поведения

своих партнеров или проводить с ними прямые консультации, Москва часто

прибегала к прямому давлению, пытаясь принудить малые государства к

принятию условий, которые подчас шли вразрез с волей этих стран. Подобная

деятельность определенно активизировалась, когда американское влияние стало

восприниматься как прямое посягательство на интересы России. Однако те

постсоветские страны, которые считали отношения с Западом на собственных

условиях одной из главных привилегий независимости, сохранили подобные

отношения, которые стали отличительной особенностью их внешней политики.

Жесткое давление на соседние государства обычно приводило к отчуждению

местных элит и населения и никоим образом не соответствовало долгосрочным

интересам России.7. Такие действия вызывали беспокойство и в западных странах,

официальные представители которых регулярно выражали протест против

нажима Москвы на постсоветские государства. Подобные протесты высказывались

независимо от общей атмосферы отношений между Россией и Западом в

конкретный исторический период. Вопреки распространенному в Москве

мнению, потепление в российско-американских отношениях никогда не меняло

оценку любой американской администрацией тех или иных действий России на

постсоветском пространстве. Желая помочь бывшим советским республикам в сохранении и укреплении

независимости, с начала 1990-х годов США стали принимать участие в

политических процессах, происходивших в государствах вокруг России. К

концу 1990-х этот проект был в основном завершен: несмотря на затянувшиеся

конфликты на этнической почве, в странах постсоветского пространства

утвердились формальные атрибуты суверенитета.

Несмотря на это, некоторые изначальные аспекты американской политики не

остались в прошлом. Они часто вырождались в неприкрытые игры по созданию

противовеса России: цель укрепления суверенитета новых независимых государств

смешивалась с противодействием всем формам российского влияния на

постсоветском пространстве. Например, нефтепровод ≪Баку-Тбилиси-Джейхан≫,

задуманный в 1990-х, отчасти рассматривался Вашингтоном как независимый

источник доходов для Азербайджана и Грузии — в отличие от маршрутов

советской эпохи, пролегавших по территории России. Сегодня необходимость в

газопроводе ≪Набукко≫ обосновывается теми же аргументами несмотря на то, что

заявленная цель укрепления государственности стран – производителей газа и

транзитных государств давно достигнута. Следующий источник трений и напряженности в отношениях между

Москвой и Вашингтоном — поддержка ими различных и взаимоисключающих

региональных интеграционных проектов в области экономики и безопасности.

Данное обстоятельство является еще одним проявлением проблемы инерции в

политике. Москва привержена участию в Организации Договора о коллективнойбезопасности (ОДКБ), Шанхайской организации сотрудничества (ШОС),

Евразийском экономическом сообществе (ЕврАзЭС), трехстороннем Таможенном

союзе (включающем Россию, Беларусь и Казахстан), а также в двусторонних

договоренностях о сотрудничестве в сфере безопасности с Арменией, Беларусью,

Узбекистаном и Украиной. В свою очередь, США последовательно выступают за

взаимодействие постсоветских государств с НАТО и поддерживают предложения

ЕС об экономическом сближении с этими странами.

Столкновение различных проектов экономической и военно-политической

интеграции развивается в силу институциональной инерции по нарастающей

спирали. С точки зрения многих наблюдателей, подобное столкновение

свидетельствует о ≪структурном≫ характере соперничества на постсоветском

пространстве между США и Россией, которые якобы противостоят друг другу

в силу неких ≪объективных законов≫ международных отношений. Однако если

рассмотреть эту проблему под историческим углом зрения, то можно увидеть

ее явную неструктурную и ситуативную причину — отсутствие проектов

интеграции, которые охватывали бы все евразийское пространство.