«Теплый ветер перемен», подувший с трибуны XX съезда КПСС в феврале 1956 г. резко изменил жизнь советских людей. Точную характеристику хрущевскому времени дал писатель Илья Григорьевич Эренбург, назвав его «оттепелью». В его романе с символическим названием «Оттепель» был поставлен целый ряд вопросов: что следует сказать о прошлом, в чем миссия интеллигенции, какими должны быть ее отношения с партией.
Во второй половине 1950-х гг. общество охватило чувство восторга от внезапной свободы, сами люди до конца не понимали этого нового и, несомненно, искреннего чувства. Особую прелесть ему придавала именно недоговоренность. Это чувство господствовало в одном из характерных фильмов тех лет – «Я шагаю по Москве»…(Никита Михалков в главной роли, это его одна из первых ролей). И гимном неясному восторгу стала песня из фильма: «Бывает все на свете хорошо, в чем дело сразу не поймешь…».
«Оттепель» отразилась, прежде всего, на литературе. Возникли новые журналы: «Юность», «Молодая гвардия», «Москва», «Наш современник». Особую роль сыграл журнал «Новый мир», возглавляемый А.Т. Твардовским. Именно здесь была опубликована повесть А.И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Солженицын стал одним из «диссидентов», как их позже называли (инакомыслящих). В его сочинениях излагалась правдивая картина труда, страданий и героизма советского народа.
Началась реабилитация писателей С. Есенина, М. Булгакова, А. Ахматовой, М. Зощенко, О. Мандельштама, Б. Пильняка и др. Советские люди стали больше читать, больше думать. Именно тогда появилось утверждение о том, что СССР – самая читающая страна в мире. Стилем жизни стало массовое увлечение поэзией, выступления поэтов проходили на стадионах и в огромных залах. Пожалуй, после «серебряного века» русской поэзии интерес к ней не поднимался так высоко, как в «хрущевское десятилетие». Например, Е. Евтушенко, по свидетельствам современников, выступал 250 раз в год. Вторым кумиром читающей публики стал А. Вознесенский.
Стал приоткрываться «железный занавес» перед западом. В журналах начали публиковаться произведения зарубежных писателей Э. Хемингуэя, Э.-М. Ремарка, Т. Драйзера, Дж. Лондона и др. (Э. Золя, В. Гюго, О. де Бальзака, С. Цвейга).
Ремарк и Хемингуэй повлияли не только на умы, но и на образ жизнь некоторых групп населения, прежде всего молодежи, которые пытались копировать западную моду, манеры поведения. Строчки из песни: «… Носил он брюки узкие, читал Хемингуэя…». Это образ стиляги: молодой человек в узких брюках, в длинноносых ботинках изогнулся в странной вычурной позе, подражая западному рок-н-роллу, твисту, шейку и др.
Процесс «оттепели», либерализации литературы не был однозначным, и это было характерно для всей жизни общества хрущевского времени. Остались под запретом такие писатели, как Б. Пастернак (за роман «Доктор Живаго), В.Д. Дудинцев («Не хлебом единым»), Д. Гранин, А. Вознесенский, И. Эренбург, В.П. Некрасов. Нападки на писателей были связаны не столько с критикой их произведений, сколько с изменением политической ситуации, т.е. со сворачиванием политических и общественных свобод. В конце 1950-х гг. начался закат «оттепели» во всех сферах жизни общества. В среде интеллигенции все громче звучали голоса против политики Н.С. Хрущева.
Борис Пастернак долгие годы работал над романом о революции и гражданской войне. Стихи из этого романа были напечатаны еще в 1947 г. Но сам роман ему не удавалось напечатать, т.к. цензоры усматривали в нем отступление от «социалистического реализма». Рукопись «Доктор Живаго» попала за границу и была напечатан в Италии. В 1958 г. Пастернак был удостоен Нобелевской премии по литературе за этот не напечатанный в СССР роман. Это вызвало однозначное осуждение со стороны Хрущева и партии. Развернулась кампания бичевания Пастернака. Его исключили из Союза писателей. Практически все писатели были вынуждены присоединиться к этой кампании, подвергая Пастернака оскорблениям. Шельмования Пастернака отразило попытки партии сохранить полный контроль над обществом, не допуская никакого инакомыслия. Сам Пастернак в эти дни написал стихотворение, ставшее известным годы спустя:
Что же посмел я намаракать,
Пакостник я и злодей?
Я весь мир заставил плакать над красой земли моей.
Общество хрущевского периода заметно изменилось. Люди чаще стали ходить в гости, они «соскучились по общению, соскучились по возможности говорить громко обо всем, что тревожило». После 10-тий страха, когда разговоры даже в узком и, казалось, доверительном кругу могли кончиться и кончались лагерями и расстрелами, появилась возможность поговорить и пообщаться. Новым явлением стали горячие споры на рабочем месте после окончания рабочего дня, в небольших кафе. «… Кафе стали на манер аквариумов – со стеклянными стенами всем на обозрение. И вместо солидных… [названий] страну усыпали легкомысленные «Улыбки», «Минутки», «Ветерки». В «стекляшках» говорили о политике и искусстве, спорте и сердечных делах. Организованные формы принимало общение и во дворцах и домах культуры, количество которых возросло. Устные журналы, диспуты, обсуждение литературных произведений, кинокартин и спектаклей – эти формы общения заметно оживились по сравнению с предшествующими годами, да и высказывания участников отличались определенной долей свободы. Стали возникать «объединения по интересам» – клубы филателистов, аквалангистов, книголюбов, цветоводов, любителей песни, джазовой музыки, и т.д.
Самыми необычными для советского времени были клубы интернациональной дружбы, тоже детища «оттепели». В 1957 г. в Москве прошел VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Он привел к установлению дружеских контактов между молодежью СССР и других стран. С другой стороны это было выгодно для власти, т.к. появилась возможность пропаганды советского общества за границей. Так, в одной газете писали: «Клуб готовит большую фотовыставку «Ленинград» в подарок голландским молодым коммунистам и обществу дружбы «Нидерланды–СССР»… подбираются фотографии как исторических памятников архитектуры нашего города, так и нового крупнопанельного жилищного строительства».
Характерным штрихом «хрущевской оттепели» стала всеобщая восторженность – реакция на внезапную свободу. Восторженно публика принимала выступления клоунов Тарапуньки и Штепселя, Аркадия Райкина (М.В. Мироновой и А.С. Менакера, П.В. Рудакова и В.П. Нечаева). Страна взахлеб повторяла райкинские словечки «Уже смеюсь!», и «Бу’сделано!».
В быт людей входило телевидение. Телевизоры были редкостью, их смотрели вместе с друзьями, знакомыми, соседями, оживленно обсуждали передачи. Неимоверную популярность снискала игра КВН, появившаяся в 1961 г. Сама эта игра в 1960-е гг. приобрела характер всеобщей эпидемии. В КВН играли все и всюду: школьники младших и старших классов, учащиеся техникумов и студентов, рабочие и служащие; в школах и красных уголках общежитий, в студенческих клубах и дворцах культуры, в домах отдыха и санаториях.
В киноискусстве была снята установка на съемку только безусловных шедевров. В 1951 г. особо заметен стал застой в кино – за год сняли всего 6 художественных полнометражных лент. В дальнейшем на экранах начали появляться новые талантливые актеры. Зрители познакомились с такими выдающимися работами как «Тихий Дон», «Летят журавли», «Дом, в котором я живу», «Идиот» и др. В 1958 г. киностудии выпустили 102 худож. фильма («Карнавальная ночь» с И.И. Ильинским и Л.М. Гурченко, «Человек-амфибия» с А. Вертинской, «Гусарская баллада» с Ю.В. Яковлевым и Л.И. Голубкиной, «Пес Барбос и необычайный кросс» и «Самогонщики» Л.И. Гайдая). Была заложена высокая традиция интеллектуального кино, которая была подхвачена в 1960–1970-е гг. Многие мастера отечественного кинематографа получили широкое международное признание (Г. Чухрай, М. Калатазов, С. Бондарчук, А. Тарковский, Н. Михалков и др.).
В кинотеатрах стали показывать польские, итальянские (Федерико Феллини), французские, немецкие, индийские, венгерские, египетские фильмы. Для советских людей это был глоток новой свежей западной жизни.
Общий подход к культурной среде был противоречивым: он отличался прежним стремлением поставить ее на службу административно-командной идеологии. Сам Хрущев стремился привлечь на свою сторону широкие круги интеллигенции, но рассматривал ее в качестве «автоматчиков партии», о чем прямо сказал в одном из своих выступлений (т.е. интеллигенция должна была работать на нужды партии). Уже с конца 1950-х гг. начал усиливаться контроль партаппарата за деятельностью художественной интеллигенции. На встречах с ее представителями Хрущев по-отечески наставлял писателей и художников, говорил им, как нужно работать. Хотя сам он слабо разбирался в вопросах культуры, имел средние вкусы. Все это рождало недоверие к политике партии в области культуры.
Усилились оппозиционные настроения, прежде всего в среде интеллигенции. Представители оппозиции считали необходимой проведение более решительной десталинизации, чем ее предусматривали власти. Партия не могла не реагировать на публичные выступления оппозиционеров: к ним применялись «мягкие репрессии» (исключение из партии, увольнение с работы, лишение столичной прописки и др.).
