Социологический подход к анализу международного сотрудничества

В определенном смысле упомянутое выше увеличение возможностей исследования международного сотрудничества связано с бурным развитием в последние годы социологического направления в международно-политической науке. Как мы уже отмечали, оно основано на понимании современного мира как единого пространства, структурированного многообразными и все более взаимозависимыми сетями социальных взаимодействий, как процесс постепенного формирования глобального гражданского общества. Оно трактует изменения, происходящие сегодня в мире, как процесс формирования новой, «поствестфальской» реальности, для которой характерны тотальная взаимозависимость и фундаментальное изменение всех основных параметров международных отношений.
Представители социологического подхода подчеркивают, что в условиях новой реальности анализ международного сотрудничества будет неадекватным, если его не проводить в более широком масштабе глобальных транснациональных связей и взаимодействий. Новая ситуация выявляет ограниченность как нормативно-правового, так и «режимного подходов», как неореалистской, так и неолиберальной парадигм. Их общий недостаток в том, что, считая критериями международных процессов рациональность политики, государственный интерес (определяемый в терминах власти, или в терминах экономической мощи), баланс сил или материальное благосостояние, они не идут дальше этого. Анализ же возникающих в наши дни «новых международных отношений» (там же) требует повышенного внимания к роли социальных норм и институтов, групповых ценностей и идентичностей, культур и традиций, которые не отрицают, но мотивируют интересы 'сторон, участвующих в сотрудничестве.
В условиях «постмеждународных отношений» межгосударственное сотрудничество неизбежно становится многосторонним. При этом многосторонность это не просто количество государств, участвующих в сотрудничестве, но, прежде всего, многообразие субъектов сотрудничества: государств, транснациональных фирм, банков, финансовых групп, коммун, этносов, профессиональных объединений и т.п., которые обладают разными легитимностями, разными побудительными интересами, разными рациональностями и разными возможностями. Вот почему в таких условиях не существует да и не может существовать свода единых, предустановленных правил сотрудничества. Сотрудничество представляется как непрерывный процесс коммуникаций, диалога, сопоставления и взаимного приспособления несовпадающих и даже конфликтных интересов и ценностей.
С известной долей условности современные социологические подходы к анализу международного сотрудничества могут быть разделены на четыре основные группы. Эти подходы подчеркивают различные моменты международного сотрудничества: значимость легитимности
Известный американский исследователь Джеймс Розенау использует термин «постмеждупародные отношения» (RosenauJ. Turbulence in World Politics. A Theory of Change and Continuity. Princeton, 1990). международных институтов («британская школа»); международных культурных норм (конструктивизм); истории формирования международных акторов (исторический институционализм); и, наконец, роли новых международных акторов в стирании границ" между внутренней и внешней политикой и изменении в этой связи всего пейзажа международной жизни (французская школа социологии международных отношений).
«Британская школа» в международно-политической науке, которая связана с именами М. Бэнкса (Banks. 1984), X. Булла (Bull. 1977), Дж. Бертона (Burton. 1972), М. Уайта (Wight. 1966), рассматривает межгосударственное сотрудничество как результат произошедшего в результате Вестфальского мира исторического укрепления «международного общества» и созданных в нем межгосударственных нормативных структур. Государства доминируют в определении действующих в международном обществе норм, само существование которых — результат сознательных и исторически длительных усилий государств по регулированию международной деятельности. Легитимность есть факт признания государствами наличия и действия международных норм, оказывающих важное воздействие на их поведение.
Теория международного общества имеет давние традиции. Она не только притягивает новых сторонников, но и вызывает некоторые возражения. Главным аргументом возражений реалистов оставалась ссылка на незыблемость священного принципа государственного суверенитета. Именно учитывая этот аргумент, представители английской школы рассматривают международное общество как состоящее из суверенных государств, не имеющих над собой никакой верховной власти, но разделяющих определенный минимум совместных ценностей и норм (что предполагает взаимные контакты, осуществляемые от их имени специальными лицами) и обладающих рядом общих (межгосударственных) институтов. Международное общество предполагает взаимную ответственность государств-членов, конвенционально соблюдаемые правила и определенную тенденцию к возрастанию в его рамках межгосударственного сотрудничества. В полном соответствии с традициями политического реализма основными политическими акторами международного общества считаются государственные деятели, а главной ценностью — осторожность и ответственность в принятии решений. Это является центром притяжения, вокруг которого вращаются все остальные политические ценности: лояльность, добрая воля, решимость, смелость, сострадание, уравновешенность и,, как самое главное, справедливость.
Характерно, что международная анархия хоть и признается теоретиками «британской школы», но понимается совершенно иначе, нежели в реалистской парадигме, а именно как отсутствие международного правительства, а не как отсутствие всяческой управляемости и легитимности в отношениях между нациями (Bull. 1977). Следуя этой логике, Барри Бузан сформулировал понятие «зрелой анархии», принципиально отличающейся по прочности своих нормативных ограничений, накладываемых на деятельность государственных акторов (Buzan. 1991).
Следующие два направления в анализе сотрудничества подчеркивают наличие и значимость международных норм как относительно независимых от государственных усилий по их созданию и воспроизводству. Если для сторонников британской традиции нормы (и, соответственно, легитимность международного общества) являются результатом сознательных усилий государств, то для конструктивистов и исторических институционалистов международные нормы обладают мощным самодостаточным влиянием на государства. С точки зрения конструктивистов и исторических институционалистов, нормы не обязательно создаются при непосредственном участии государств и под их контролем, а следовательно, должны быть исследованы в качестве независимого от государства субстрата. В общем-то единственное сходство взглядов конструктивистов и исторических институционалистов заключается именно в этом критическом отношении к понятию международной легитимности. В позитивных взглядах на содержание, норм эти два подхода существенно различаются.
Конструктивисты убеждены, что нормы следует связывать не с политической по своему содержанию легитимностью, а с социальными процессами, развивающимися в международных отношениях, и с прочностью социальной ткани этих отношений. Государства могут не отдавать себе сознательного отчета в существовании социальных норм, что отнюдь не отменяет их действия и значимости. Нормы неформальны, мобильны и пластичны, и международная политика есть результат постоянного взаимодействия и взаимопроникновения международных и национальных норм или самообразования (идентичностей) государств относительно их роли и статуса в мире. Поэтому мировая политика представляет собой реальность, постоянную в своей открытости переменам, а государства — единицы, открытые переформулированию своих идентичностей под' влиянием внешней среды. Международное сотрудничество рассматривается как результат сходного социального воздействия внешней среды и сходства национальных идентичностей, разделяемых государствами.
Для исторических институционалистов сотрудничество — результат воздействия исторических социальных и политических факторов, как международных, так и внутренних. «Длинная тень истории» делает международные нормы в большей степени способными формировать устойчивую национальную идентичность у государственных акторов, нежели это видится конструктивистам. Государства институционалистов обладают гораздо более четким видением своей роли в мире, чем государства конструктивистского направления. Соответственно, в институциональной традиции сотрудничество государств — нечто более устойчивое и долговечное, чем сотрудничество конструктивистского подхода. Конструктивисты рассматривают национальную идентичность и сотрудничество как подвижную, подверженную изменениям реальность.
Различия в определении прочности и характера международного сотрудничества конструктивистами и институционалистами могут быть проиллюстрированы путем сравнения их взглядов на государственный суверенитет. Институционалисты рассматривают суверенитет как нечто устойчивое и неизменное, в известном смысле препятствующее существенному продвижению по пути к международному сотрудничеству. Распад империй и возникновение новых независимых государств, настойчивое укрепление нормы государственного суверенитета в мире — результат мощного воздействия социальной ткани международных отношений, возникшей с заключением Вестфальского мира и упрочившейся с распадом Европейской колониальной системы и традиционных империй на протяжении XIX—XX вв. (Meyer J. at al. see Finnemore. 1996). Для конструктивистов суверенитет не некая объективно существующая данность, последовательно и неуклонно распространяющая свое воздействие в мире. Для них это — норма, распространяющаяся лишь постольку, поскольку этому способствует определенный тип международной системы. Такое распространение не является неуклонным и однолинейным, поскольку сам тип международной системы не является раз и навсегда предопределенным и может принципиально измениться, как это произошло недавно в результате распада сформированной холодной войной биполярной системы. Распространение государственного суверенитета не является однотипным: он может представать в различных формах и обличьях (см. особенно: Bierstaker and Weber, eds.). Таким образом, у конструктивистов межгосударственное сотрудничество достигается легче (хотя оно, по- видимому, и не так долговечно), ибо оно не стеснено, по большому счету, даже рамками государственного суверенитета. Межгосударственное сотрудничество достижимо даже там, где для институционалистов оно невозможно, и может стать результатом взаимоадаптации идентичностей договаривающихся сторон.
Что же касается представителей французской школы социологии международных отношений, то, с их точки зрения, принципиальное значение для анализа сотрудничества государств имеет изучение тех сдвигов, которые происходят во взаимодействии государств и новых участников международных отношений. Межгосударственное сотрудничество, подчеркивает, например, Бертран Бади, сегодня уже нельзя анализировать без учета тех изменений, которые отличают современность от Вестфальской системы международных отношений. В наши дни государство уже не только не единственный, но и не во всех отношениях господствующий актор международной сцены. Усиление взаимозависимости и процессы мондиализации имеют следствием появление фундаментально новых тенденций в мировой политике. Во-первых, происходит автономизация деятельности транснациональных акторов — этнических, религиозных, культурных, профессиональных и иных групп, мульти национальных фирм, представителей рыночных, коммуникативных, информационных, и миграционных потоков, а также диаспор, мафиозных кланов, выдающихся личностей, «частных» лиц и т.п. В этих условиях государственный суверенитет подрывается «расщеплением» лояльности индивида между тремя относительно самостоятельными сферами — государством, транснациональными сетями и социокультурными сетями. Во-вторых, формируемые многообразными процессами идентификации (этнической, религиозной, коммунитарной...) новые акторы все более успешно претендуют на свою собственную роль в международной жизни, стремясь оказывать влияние на ее структуру, действующих лиц, возникающие между ними конфликты. Важной особенностью происходящих перемен является то, что указанные процессы способствуют дестабилизации всей системы международных отношений, сложившейся в итоге Вестфальских договоров.
При этом мощным источником дестабилизации становится заимствование государством методов и средств сотрудничества, присущих новым международным акторам. В поисках новых форм легитимности государство все чаще идет на замещение отношений гражданской солидарности рыночными отношениями, групповыми связями, транснациональной солидарностью. Все чаще делая скидки на групповую идентификацию (и групповую исключительность), идя на уступки и компромиссы во взаимодействии с новыми акторами, государство активно способствует разрушению главных принципов, составляющих саму основу, его легитимности: суверенитета, территориальности, политического представительства (Badie. 1997)1.
Из сказанного вытекает, что особенности межгосударственного сотрудничества в современных условиях не могут быть правильно поняты, если не учитывать м не подвергать анализу по крайней мере два фундаментальных обстоятельства: во-первых, то, что «чистого» межгосударственного сотрудничества сегодня уже не существует, и во-вторых, то, что радикальное противопоставление внутренней и внешней политики и полное делегирование гражданами первой из них государству принадлежит прошлому (Badie. 1997).
Таким образом, социологический подход расширяет возможности исследования межгосударственного сотрудничества, обладая определенными преимуществами по сравнению с «реалистическим» и «режимным» подходами. Рассматривая конфликт и сотрудничество в неразрывной связи, социологический подход, в отличие от других парадигм, ставит сотрудничество на первое место, отдает ему приоритет, считает его ведущей стороной взаимодействия. Проблеме сотрудничества тем самым придается динамичность, ее анализу — многоаспект- ность: социологический анализ не ограничивается одной или даже не-
1 Чтобы развить данную идею Б. Бади, добавим: пример того, к чему способны приводить подобные компромиссы — мало известный широкой общественности договор AMI (Accord multilateral sur l'investissemcnt), переговоры но которому ведутся в рамках ОЭСР еще с 1995 г. и текст которого на февраль 1998 г. был готов на 90%. Это договор, дающий мультинаииональным обществам право на прямое судебное преследование правительств за нанесение ущерба своим интересам и обязывающий государства выплачивать соответствующие компенсации за любую политику или публичную деятельность, которая привела бы к уменьшению их прибылей Хотя, как и большинство международных договоров, АМИ устанавливает серию прав и обязанностей, он фундаментально отличается - от других договоров: за международными предприятиями и инвесторами резервируются права, а за правительствами — все обязательства. Более того, беспрецедентная инновация состоит в том, что вступившие в АМИ государства не могут выйти из договора в течение 20 лет, после чего он остается обязательным еще 15 последующих лет. Наконец, АМИ трансформирует процесс осуществления власти во всем мире, подчиняя директивам мультинационалий множество функций, которые в настоящее время осуществляются государствами, включая применение международных договоров. АМИ дает частным предприятиям и инвесторам те же права и тот же статус, что и национальным правительствам в отношении применения его положений. (Подробнее об этом см» Monde diplomatique. Fevrier. 1998. Р 22).
сколькими областями, а пронизывает их все. Социологический подход не нуждается в предварительном решении вопросов, с которыми постоянно сталкиваются другие подходы к исследованию межгосударственных конфликтов — таких вопросов, как международная анархия, распределение выгод, детерминизм в соотношении внутренней и внешней политики, государственные и частные акторы и т.п. Поэтому данные вопросы в его рамках утрачивают свое значение труднопреодолимых препятствий (подробнее об этом см.: Цыганков ПЛ., Цыганков А.П. 1999).
В то же время и в социологическом подходе есть свои недостатки и нерешенные вопросы. Во-первых, они являются следствием основной для современного социологического подхода идеологии, т.е. либерализма. Отсюда определенный налет утопичности, проявляющийся в утверждениях о доминировании глобального интереса как побудительного мотива и общей причины сотрудничества, о движении к всеобщей гармонии как результате гармонизации частных интересов (Нтошл. 1998. Р. 152). Существование общего интереса объективно бесспорно и даже субъективно осознано. Но интересы национальные, частные, групповые и т.п. вовсе не отошли на второй план даже при всей очевидной справедливости метафоры «одной лодки», применяемой для характеристики накопившихся перед человечеством проблем. Как и в широко известной дилемме заключенных, несмотря на явные потери в случае некооперативного поведения, игроки все же ведут себя эгоистично. Это вопрос доверия, дефицит которого является постоянным фактом международных отношений, в том числе (а, возможно, еще в большей степени, чем преяеде) и в условиях нынешней эпохи размывания основ вестфальской системы. В формирующейся системе «плюралистической однополярности» (Богатуров. 1996) взаимная зависимость от сохраняющей свое значение государственной независимости заставляет каждое государство относиться к другому с недоверием. Высокая степень взаимозависимости не исключает высокой вероятности конфликта и не создает наилучших условий для развития сотрудничества.