Основные направления развития ключевых регионов мира на рубеже ХХ и ХХI веков.

С окончанием холодной войны (в ноябре 1990г. обе сверхдержавы подписали Парижскую хартию, после чего последовал крах «народных демократий), закончилась эпоха биполярного мира, началось формирование иной геополитической структуры мира. Каким будет геополитический порядок в XXI веке? Какая геополитическая модель наиболее рациональна, безопасна и стабильна и каковы перспективы ее формирования? Дискуссии среди ученых и политиков развернулись вокруг трех основных точек зрения: (1) мир станет однополярным, или униполярным; (2) мир станет биполярным; (3) мир станет многополярным, или полицентрическим.

В последнее время (особенно после трагедии 11 сентября 2001 года) большинство известных американских аналитиков геополитики (З.Бжезинский, И.Валлерстайн, Ч.Капхен, Г.Киссинджер, Дж.Модельски, Дж. Най и др.) считают, что эпоха гегемонизма Соединенных Штатов в мире закончилась или заканчивается и акцентируют свое внимание на идее глобального лидерства США. «Мы вышли из эпохи господства Соединенных Штатов в миросистеме (1945-1990), - констатирует выдающийся американский социолог И.Валлерстайн, - и вступили а постгегемонистскую эру». В работе профессора Йельского университета Пола Кеннеди «Взлет и падение великих держав» содержится весьма ценное описание американской системы, испытывающей угрозу «Имперской протяженности», дипломатическое и военное сверхрасширение которой по классическим законам является результатом спада относительно экономического могущества.

Хотя Соединенные Штаты фактически являются и еще, вероятно, в течение длительного времени будут преобладающей силой, единственной сверхдержавой, но вполне очевидно, что они в настоящее время не могут контролировать полностью мир инструментами своего могущества, не могут позволить себе самоутверждения всегда и везде, а это означает, что США нельзя считать системным гегемоном.

Известный американский геополитик З.Бжезинский, который еще недавно в книге «Великая шахматная доска. Господство Америки и его стратегические императивы» (1997) обосновывал гегемонистскую роль США в мире, в своей последней работе «Выбор. Глобальное лидерство или мировое господство», написанной после событий 11 сентября 2001 года, анализируя геополитическую картину мира и основные недостатки геополитической стратегии США, приходит к выводу, что Соединенные Штаты должны стать глобальным лидером, который в своей деятельности опирается на международный консенсус и определяет свою безопасность в таких категориях, которые отвечают интересам других.

Концепт лидерства, подразумевающий не только «превосходство в материальных ресурсах», что характерно для понимания гегемонии, предлагает американский профессор Джордж Модельски, уверенный, что в «постгегемонистскую эру», которая уже началась, целесообразно говорить не о гегемонизме США, а о глобальном лидерстве США. Нация-государство, стремящаяся добиться положения мирового лидера должна, по его мнению, обладать следующими четырьмя «необходимыми и достаточными качествами»:

(1) политико-стратегическая организация глобального радиуса действия; в настоящее время на глобальном уровне реальное значение имеет не военная мощь вообще и не армия в частности, а наличие мобильных сил глобального охвата. В прошлом в ж этом качестве выступал военно-морской флот, а сегодня и в ближайшем будущем – флот в сочетании с воздушной, космической и информационной мощью. Такая организация позволяет выигрывать глобальные войны, обеспечивать послевоенное регулирование.

(2) передовая экономика, включающая в себя передовые отрасли; она позволяет финансировать глобальные программы, служит образцом для подражания.

(3) открытое общество; оно отличается демократическим потенциалом, партийной системой, облегчает создание коалиций, служит образцом для подражания.

(4) чувствительность по отношению к глобальным проблемам, т.е. необходимость политико-стратегической способности к осуществлению действий глобального охвата, организационной основой которой являются сильные, активные СМИ, опыт свободы слова, осведомленность о положении дел в мире.

«Более того, как можно утверждать, необходимость перечисленных характеристик проявляется в том, что все они должны присутствовать, причем в таком объеме, чтобы результирующего «коктейля» хватило для достижения цели». При таком угле зрения, по мнению Модельски, отнюдь не очевидно, что лидерство США закончилось.

Глобальное лидерство в современном геополитическом пространстве подразумевает следующую функциональную деятельность в целях обеспечения глобальной безопасности:

• Определение лидером того направления, которое позволяет без кнута и пряника мобилизовать других. «Власть ради самой власти,- отмечает З.Бжезинский, - доминирование ради увековечения этого доминирования не могут привести к устойчивому успеху. Доминирование само по себе ведет в тупик. В конечном счете оно мобилизует оппозицию, в то время как его высокомерие порождает самообман и историческую слепоту». Крупный американский ученый Г.Киссинджер подчеркивает: «Находясь в апогее своего могущества, Соединенные Штаты оказались в двусмысленной ситуации. Перед лицом, быть может, самых глубоких и всеобъемлющих потрясений, с какими когда-либо сталкивался мир, они не в состоянии предложить идеи, адекватные возникающей новой реалии».

• Осознавая свое превосходство, осуществлять политику так, как если бы в мире существовало много иных центров силы. В таком мире лидер найдет партнеров, с которыми сможет не только разделить психологическое бремя лидерства, но и сформировать мировой порядок, основанный на свободе и демократии.

• Глобальное лидерство предполагает, что государство-лидер должно преследовать глобальные, а не исключительно свои национальные интересы.

• Лидерство должно постоянно подкрепляться делами, приносить добавленную стоимость в виде «общих благ», а не создавать новые сложные мировые проблемы.

• Умиротворение наиболее острых очагов насилия в мире, которые являются источниками эмоциональной вражды, разжигающей насилие.

• В современном мире глобальному лидеру следует делать больший акцент на «мягкую силу». Дж. Най определяет мягкую силу как «способность заполучить то, чего вы желаете, не путем принуждения или вознаграждения, а путем привлечения на свою сторону. Она вырастает из притягательности культуры, политических идеалов и политического курса страны… Когда вы можете сделать так, что другие будут восхищаться вашими идеалами и желать того, чего желаете вы сами, вам не нужно будет прибегать к кнуту и прянику, чтобы направить их туда, куда вы хотите. Обольщение всегда более эффективно, чем принуждение, и многие ценности, вроде демократии, прав человека и возможностей, открывающихся перед индивидом, обладают огромной притягательностью» и считает, что Америка располагает большими активами этой силы.

• Не навязывание особенно силой своих ценностей, а создание условий, при которых эти ценности принял бы современный мир.

• Признавая моральное содержание глобализации, обращать особое внимание на вопросы социальной справедливости.

• Воспитание внутренней политической культуры многоплановой ответственности, которая сопровождает глобальную взаимозависимость.

• Учитывая сложность современного мира, лидер должен быть более искусным и применять дифференцированные подходы к возникающим проблемам, не потакая при этом собственным слабостям и не проявляя самодовольства времен «холодной войны». Как отмечает Г.Киссинджер, «новое столетие настоятельно требует от США выработки нового понимания жизненно важных интересов – как стратегических, так и моральных».

В западной научной литературе в качестве возможной в будущем геополитической модели рассматривается и двухполюсная, или биполярная система мира.

«Двухполюсность» определяется как положение, при котором государства поляризованы на две враждебные коалиции, каждая из которых стремится уменьшить влияние противоположного блока и усилить мощь по отношению к другому блоку за счет привлечения новых членов. В 1989 году, сразу после окончания «холодной войны» американский профессор Ф.Фукуяма в статье «Конец истории?» и в своей последующей книге «Конец истории и последний человек» (1992) провозгласил, что распад Советского Союза и триумф демократии приведут историю к финалу. Он уверен, что мир приближается к предельному равновесному состоянию, в котором функционирующие на основе взаимного согласия демократические государства вместе создадут стабильный мировой порядок.

«Мир, состоящий из либеральных демократий будет гораздо меньше стремиться к войне, потому что все нации будут признавать легитимность друг друга». Согласно Фукуяме, в течение некоторого времени мир будет разделен на два геополитических блока – мир либеральных демократий и мир недемократий, между которыми сохраниться конфликт. В связи с этим приоритетом геополитической стратегии США должно стать расширение демократии и, следовательно, стирание единственной оставшейся разграничительной линии и достижение конечной точки исторического развития.

Другой американский ученый И.Валлерстайн, характеризуя миросистему, начиная с окончания холодной войны, как период хаоса, период бифуркации, прогнозирует в будущем иную биполярную модель: один центр – это союз США и Японии, второй – ЕС. Остальные страны мира будут связаны с двумя ведущими зонами этого биполярного мира самыми разными способами. Геополитическая важность и влияние государств, по его мнению, обусловлена тремя ключевыми факторами: значение их промышленности для операций в ключевых производственных направлениях; их значение для поддержания соответствующего платежеспособного спроса на товары и наиболее прибыльных отраслей производства; их важность в плане стратегических параметров (военное положение и/или власть в мире, основные источники сырья и т.д.).

В связи с этим Валлерстайн считает вполне возможным и важным в перспективе интегрирование Китая в союз Японии и США, а России – в Европейское Сообщество. Таким образом, «возникает биполярная мировая экономическая система с Китаем, составляющим часть японо-американского полюса, и Россией, входящей в сферу притяжения европейского полюса», которая, по его мнению, не гарантирует процветания и относительного мира.

Согласно карте мира П.Кеннеди, земной шар будет разделен вдоль социоэкономических линий. Богатые и благополучные, индустриально развитые страны составят один блок. Бедные развивающиеся страны будут представлять другой, т.е. граница Север – Юг станет в будущем геополитической разграничительной линией. Государства Юга будут представлять главную стратегическую угрозу индустриальному миру.

Если Соединенные Штаты и их партнеры, подчеркивает Кеннеди, будут действовать решительно, то смогут остановить процесс погружения Юга в хаос. Соединенным Штатам следует занять лидирующую позицию в трудном объединении Севера и Юга.

В западном научном мире обсуждается, но в ближайшей перспективе не считается реалистичной геополитическая модель, которая предполагает сближение России и Китая и создание ими мощного геополитического центра, противостоящего Атлантическому союзу. Обе страны очень ценят западные инвестиции, они не столь гармонично дополняют друг друга, модернизируя экономику в погоне за западными экономическими показателями. Но все же сближение этих двух великих стран Евразии имеет черты реальности:

• Раздражение России и Китая по поводу пристрастности США и их союзников в вопросе национального самоопределения живущих в России и Китае народов (нарушение прав человека, Чечня, Тибет, Тайвань);

• Вооружение Россией китайской армии;

• Общая идея Китая и России о многополярном мире. В конце 1998 года премьер российского правительства Е. Примаков выдвинул проект тройственного союза Россия – Китай – Индия, что можно рассматривать как апофеоз планов сплочения главных незападных народов, как формирование мощного геополитического центра. Президент В.Путин, безусловно, тоже за такое сближение в различных формах, но он не так категоричен, осторожен, дипломатичен, чтобы не вызвать раздражение у Запада. Ни у Китая, ни у России, ни у Индии нет сегодня цели создания такого союза, который бы противостоял США.

• Сотрудничество в энергетической сфере.

• Формирование региональной Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), где Китай и Россия играют ведущую роль.

• Сходство позиций по ключевым проблемам геополитики современного мира в Совете Безопасности ООН.

Определенное внимание уделяется и анализу такой биполярной модели, как противостояние США и союза Западной Европы с Японией. В настоящее время Япония и ЕС становятся ключевыми игроками в сфере международной экономической и политической активности, и они вырабатывают партнерство в решении многих глобальных проблем.

Известный американский теоретик-международник Р. Гилпин, утверждающий, что эволюция любой мировой системы характеризуется сменяющимися друг друга подъемами мощных государств, которые управляют системой и устанавливают правила системы, в книге «Глобальная политическая экономия» (2001) не исключает, что в результате совместного создания Европой и Японией собственных зон влияния, станет бесполезным существование американского центра в мире, и появятся всевозможные трудности, которые повлекут за собой при такой конфигурации пересмотр экономической роли Соединенных Штатов.

Наряду с коалиционным блокостроительством привилегированному положению США может грозить антиамериканская эволюция отдельных крупных государств. Европейское Сообщество и Китай чаще всего называются двумя реальными претендентами на роль независимого от США полюса. Весьма определенно выразил опасения по поводу возможного вызова Соединенным Штатам со стороны ЕС З.Бжезинский: «Учитывая, что по экономическому потенциалу ЕС уже сравнялся с Америкой, и что эти два субъекта нередко сталкиваются на финансовой и торговой почве, Европа с возрождением военной мощи может превратиться в грозного соперника для Америки. Она не преминет бросить вызов американской гегемонии. Установить подлинное равноправие между двумя сверхдержавами будет отнюдь не просто, поскольку такая корректировка отношений потребует радикального расширения функций Европы. НАТО перестанет быть организацией, руководимой Соединенными Штатами, а может быть и вовсе прекратит свое существование».

Специализирующиеся по Китаю Р.Бернстайн и Р. Манро в книге «Грядущий конфликт с Китаем» квалифицируют подъем Китая как «наиболее трудный вызов, потому что, в отличие от СССР, Китай не представляет собой могучей военной державы, основанной на слабой экономике, но мощную экономику, создающую военную силу. Ключом является постоянный рост китайского влияния повсюду в Азии и в мире в целом». Они приходят к выводу, что скоро Китай превратится во вторую по мощи державу и будет не стратегическим партнером США, а их долговременным противником. В то же время Дж. Най отмечает, что Китай движется в военной самоорганизации вперед, но при этом и США не стоят на месте: Китай не может бросить глобальный вызов США, он не сможет осуществить региональную гегемонию до тех пор, пока Соединенные штаты будут привержены задаче сохранения преобладания в Восточной Азии.

Влиятельная часть внешнеполитической элиты США считает, что распространение геополитического влияния Китая вовсе не обязательно будет противоречить реализации американских интересов в Евразии, не будет стабильного равновесия сил без стратегического взаимопонимания между Америкой и Китаем.

Некоторые западные авторы и практически все российские исследователи считают вполне реальной моделью будущего геополитического порядка многополюсный мир. «Многополюсность» возникает, когда на мировой арене появляется несколько центров силы (полюсом может быть государство или союз государств), соизмеримых по жизненному потенциалу (военному, экономическому, политическому, научно-техническому и т.д.). А появляются они в силу неравномерности роста отдельных стран, стремления последних найти противовес мировому гегемону, а также эффекта подражания.

Как свидетельствует история, однополюсность имеет короткую жизнь (не более пятидесяти лет) по той причине, что как только процесс неравномерного роста сужает разрыв между гегемоном и избранными государствами, потенциальные возможности которых позволяют стать его конкурентами, в геополитическом пространстве появляются новые великие державы.

Ряд американских ученых (И.Валлерстайн, Ч.Капхен, Дж. Миршеймер, С.Хантингтон и др), прогнозируя в перспективе многополюсный мир, испытывают перед ним определенный страх, ибо он не столь стабилен и безопасен, как однополярный мир, где доминируют Соединенные Штаты. Валлерстайн прямо говорит о том, что постгегемонистская эра – это период хаоса, беспорядка, нестабильности, это будущее, которое чревато тревогами и сражениями.

Анализируя эволюцию современного мира к многополюсности, эти исследователи в то же время предлагают свое видение геополитической стратегии США в целях формирования оптимальной, прежде всего, для США многополюсной модели мира. Профессор Чикагского университета Джон Миршеймер доказывает, что соотношение сил, сохранившееся после холодной войны, в конечном счете, приведет к нестабильному многополярному миру. Он сожалеет об окончании холодной войны по той причине, что биполярность неизмеримо более стабильна, так как, во-первых, мир, состоящий из двух блоков, имеет одну-единственную разграничительную линию; во-вторых, биполярность порождает приблизительное равновесие сил между существующими блоками; в-третьих, биполярная система проще устроена и более предсказуема, чем многополярная, за счет чего уменьшается возможность просчетов в политике.

«Без советской угрозы и американского сторожа западноевропейские государства будут делать то, что делали веками до начала «холодной войны», - то есть испытывать постоянные подозрения в отношении друг друга». Отстаивая утверждение о том, что «распределение и характер военной мощи – основные причины войны и мира», Миршеймер в целях стабилизации многополярного мира, советует Соединенным Штатам и далее поддерживать конфронтацию времен холодной войны, контролировать распространение ядерного оружия.

Российские исследователи геополитики и ряд западных ученых считают формирование многополюсного мира вполне естественным процессом и предлагают свое видение геополитической картины мира XXI века. Так, известный скандинавский исследователь Йоган Галтунг выделяет семь центров, претендующих на глобальную или региональную гегемонию:

(1) США с гегемонией в Западном полушарии и на Среднем Востоке (Израиль);

(2) Европейский Союз, стремящийся стать супергосударством;

(3) Россия и другие страны СНГ, а также, возможно, в будущем та часть Центрально-Восточной Европы, которая имеет православные и славянские корни;

(4) Турция и примерно 10 стран, объединяемые под небольшим давлением ислама;

(5) Индия, объединяющая ряд стран на основе индуизма, будет закреплять свое влияние в Южной Азии;

(6) Китай как дао-буддистско-конфуцианское стремительно развивающееся государство;

(7) Япония как синто-буддистско-конфуцианская страна, которая, очевидно, не ограничится одним экономическим мировым влиянием.

 

Свое видение будущей геополитики предлагает Г. Киссинджер. «Международная система двадцать первого века, отмечает он, будет состоять по крайней мере из шести основных держав – Соединенных Штатов, Европы, Китая, Японии, России и, возможно, Индии, а также из множества средних и малых государств». В книге «Нужна ли Америке внешняя политики?» он подчеркивает сложность современной геополитической картины мира и выделяет четыре основных межгосударственных систем, основанных на разных принципах.

Первая система – это система отношений «между Соединенными Штатами и Западной Европы, а также между странами Западного полушария…», в которой «убедительно демонстрирует себя идеалистическое представление о мире, основанном на принципах демократического и экономического прогресса…; войны исключены, они могут разгореться разве что на периферии, где источником способны стать этнические конфликты». Вторая система охватывает отношения между великими азиатскими странами (Индия, Китай, Япония, Россия), которые относятся друг к другу как к стратегическим соперникам.

«Войны между этими странами не являются неизбежными, но вряд ли невозможны», а потому принцип баланса сил сохраняет здесь решающую роль. Третья система – это Ближний Восток, зона перманентных и серьезных конфликтов, корни которых «лежат не в экономической сфере, как в странах атлантического бассейна и Западного полушария, и не в стратегической, как в Азии, а в сфере идеологии и религии», Компромисс труднодостижим. Четвертая система – Африка, континент, к истории которого невозможно подобрать европейских примеров.

Политика 46 африканских государств, провозгласивших себя демократическими, не основывается на объединяющих идеологических принципах. Колониальное прошлое оставило Африке взрывоопасный потенциал, этнические конфликты, искусственность границ, экономическую отсталость и колоссальные проблемы в области здравоохранения. «В результате Африку захлестнули дикие гражданские войны, перерастающие в международные конфликты, а также эпидемии, чудовищность которых трудно даже осознать». По мнению Киссинджера, в связи с таким широким разнообразием международных систем, возникшим в мире после окончания холодной войны, Америка, «вечно ищущая единую формулу на все случаи жизни», должна грамотно использовать свое превосходство, а именно выработать долгосрочную стратегию, отвечающую этой новой ситуации, акцентируя при этом основное внимание на дифференцированные подходы к возникающим проблемам, исходя из специфики данных систем.

Отталкиваясь от таких тенденций современного мира, как глобализация, трансформация национально-государственного суверенитета, разрастание различного рода децентрализованных сетевых структур и возрастании их роли в региональной и глобальной политике, все больше и больше исследователей геополитики по-новому смотрят на процесс формирования геополитической картины мира в XXI веке, не отождествляя при этом геополитическую силу с полюсными структурами. Так, О.Андерссон, Дж. Розенау, Э.-М.Слотер, М. Хардт и А. Негри и др. считают, что геополитическая модель мира будет напоминать сеть по типу Интернета, т.е. отсутствие границ и открытое пространство с множеством узлов и сплетений – государственных, межгосударственных, негосударственных и смешанных по своей природе.

По мнению Андерссона, сетевая модель предполагает рассредоточение производственных, образовательных, научных, финансовых и других структур по земному шару с одновременным «пересечением» на небольших территориях, образующих межсетевые узлы, которые являются «воротами» в глобальный мир. Разные географические образования (города, небольшие территории) по-разному «вписываются» в мир «пост-Вестфальской» эпохи: Нью-Йорк, Лондон, Токио, Большой Вашингтон, Южная Каролина, Франкфурт, Милан, Сингапур, например, оказываются на «передовом крае» нового мироустройства, являются «воротами» в глобальный мир. Но межсетевые узлы могут быть и регионального масштаба: например, Париж в настоящее время не попадает в число городов-ворот в глобальный мир, оставаясь воротами Франции в Европу.

Большинство российских ученых отстаивают и стремятся обосновать идею будущего полицентричного геополитического порядка. К.С.Гаджиев отмечает, что «восхождение многополярного миропорядка с его государственными и негосударственными акторами значительно сузило, если не исключило, возможности сохранения или выдвижения какого-либо одного государства в качестве супердержавы, способной единолично контролировать положение в мире». Рядом с североамериканским и европейским экономико-политическими центрами появились новые центры, такие как Япония, Китай, Индия, Ближний Восток, Южная Африка, а в будущем Россия и страны СНГ составят самостоятельный центр силы, способный на равных конкурировать и сотрудничать с остальными центрами.

С.М. Рогов утверждает: «Через несколько лет контуры нового мира определятся, Америка будет сильнее, чем любая другая держава, но она встанет в ряд таких стран, как Китай, Индия, Япония, Бразилия, Россия, а также страны Евросоюза».

К.Э. Сорокин называет следующие объективные причины, толкающие мир к многополярности: это и конечность природных ресурсов, и ограниченность пригодной для проживания территории при продолжающемся росте численности населения земного шара, и нестыковка многих ключевых экономических интересов отдельных стран и их группировок при единстве или схожести других интересов, и существующие в мире глубочайшие культурно-цивилизационные различия.

Э.Я. Баталов отмечает, что наличие множества концепций будущего мирового порядка подводит к важному выводу о бесплодности претензий на теоретический и методологический абсолютизм. «Современная система международных отношений слишком сложна и динамична, чтобы ее можно было уложить в какую-то одну идентификационную схему - «полюсную», цивилизационную или какую-то еще.

Многомерная структура после-холодно-военного мирового порядка может быть адекватно интерпретирована только с помощью разных, дополняющих друг друга аналитических моделей: в каком- то плане она может быть представлена как система центров силы (причем центры военной мощи не обязательно будут совпадать с центрами экономической или финансовой или какой-то иной силы), в каком-то – как совокупность или даже система цивилизаций, в каком-то – как полюсная система (когда перед нами два центра, выступающих друг по отношению к другу в качестве именно полюсов какого-то конкретного измерения) и т. д.»