Устные поэтические мотивы и образы в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя

 

Сперва надо сказать, что Н. В. Гоголь родился и провёл своё детство в селе Великие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии. Его родители были малороссийскими помещиками, соответственно, не так уж и сильно были отдалены от народной среды.

Рядом с Васильевкой находилась Диканька, которая впоследствии в “Ночи перед Рождеством” отчасти иронически, но вместе с тем и серьёзно была осмыслена молодым Гоголем почти как центр вселенной (ср.: “как во всем почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки…”). Место к тому же было овеяно историческими преданиями: здесь еще хранилась сорочка казненного Кочубея, стоял дуб, у которого будто бы происходили свидания гетмана Мазепы с Матрёной (Марией).

“Вечера на хуторе близ Диканьки” открыли, не считая первых произведений Гоголя, романтический период его творчества. Обращение Гоголя к украинским сюжетам в “Вечерах на хуторе близ Диканьки” во многом определилось литературной ситуацией эпохи: романтическим историзмом, интересом к народной поэзии, народной культуре, национальному характеру, языку, усилившимся в России в 1820-1830-е гг., в частности, в связи с распространением идей немецких романтиков. Тот пласт народной культуры, который до тех пор находился вне сферы внимания высокой литературы, будучи допущен лишь в низкие жанры, становится предметом эстетического переосмысления.

Гоголь, приехав после Нежинской гимназии в Петербург, очень быстро понимает, насколько “здесь так занимает всех всё малороссийское”, и тут же просит мать Марью Ивановну и родных присылать всевозможные сведения на малороссийскую тему: “обстоятельное описание свадьбы, не упуская наималейших подробностей”, “несколько слов о колядках, о Иване Купале, о русалках”, “если есть, кроме того, какие-либо духи или домовые, то о них подробнее, с их названиями и делами; множество носится между простым народом поверий, страшных сказаний, преданий, разных анекдотов…” (письмо от 30 апреля 1829 г.). Часто Гоголь ставит и чрезвычайно конкретные вопросы: “В следующем письме я ожидаю от вас описания полного наряда сельского дьячка, от верхнего платья до самых сапогов с поименованием, как это все называлось у самых закоренелых, самых древних, самых наименее переменившихся малороссиян; равным образом название платья, носимого нашими крестьянскими девками до последней ленты, также нынешними замужними и мужиками”. Наконец, тогда же он просит прислать комедии своего отца – “Овцу-Собаку” и “Роман с Параскою”, поясняя: “Я постараюсь попробовать, нельзя ли одну из их поставить на здешний театр”. Идея постановки отцовских пьес, возможно, была подсказана Гоголю и совершенно конкретными театральными впечатлениями. В Петербурге Гоголь мог видеть целый ряд пьес, так или иначе связанных с украинской темой: волшебно-комическую оперу Н. С. Краснопольского “Леста, или Днепровская русалка”, оперу А. Н. Верстовского “Пан Твардовский”, оперу А. А. Шаховского “Козак-стихотворец”. И если с постановкой отцовских пьес на столичной сцене у Гоголя так ничего и не вышло, то характерно, что и они, и перечисленные выше комические оперы на украинскую тему так или иначе сказались в цикле “Вечеров”.

«Вечера на хуторе близ Диканьки» подписаны Гоголем как «Повести, изданные пасичником Рудым Паньком». Т. о., Гоголь соотносит свои «Вечера» с деревенской традицией вечерниц, т. е. вечерних собраний молодежи, которые в народной традиции связывались с рассказыванием сказок и страшных историй, и о которых пасечник Рудый Панек сам вспоминал в предисловии к первой книжке (ср.: “Это у нас вечерницы! Они, изволите видеть, они похожи на ваши балы; только нельзя сказать, чтобы совсем”).

Пасечник заботливо приводит после предисловия слова, могущие быть незнакомыми для читателя. Это слова типа «парубок», «гопак» (танец), «люлька» (в знач. трубка) и др., которые не входили и не входят в русский литературный язык. Это живая народная украинская речь.

Собственно, образ мнимого издателя Рудого Панька, созданного Гоголем, обращает на себя внимание сразу. Некоторые исследователи расшифровывают Панько как сокращенное от Панасенко (по-украински – Панас), “прозывание внуков именем деда”, которое на Украине часто заменяло фамилию. Кроме того, интересен эпитет “рудый” (рыжий): рыжие люди в народной традиции были отмечены особо, будучи героями многочисленных песен, анекдотов, прибауток, маркируя “тот свет”, “тридесятое царство” (потому “рыжим” в народной традиции нередко приписывается связь с потусторонней реальностью). Показательно, что той же посреднической функции и особому знанию, которыми наделялся в цикле народный рассказчик Рудый Панько, соответствовала и его “профессия”. Пасечник в народной традиции часто наделялся статусом знахаря, колдуна; в деревнях его (как и других “профессионалов” – кузнеца, мельника, охотника, музыканта) почитали и одновременно побаивались, приписывая ему связь с нечистой силой и тайное знание. Так что и в этом смысле Рудый Панько выступал посредником между “тем” и “этим” светом.

В «Вечерах…» Гоголь сумел проникнуться духом свободного и вольного народа, опираясь на фольклор, и создал собственный мир в духе фольклора.

В лирических пейзажах автора, например, отчетливо прослушивается поэтическая душа, родственная украинской народной песне. Из народного источника идет знаменитый гиперболизм описаний природы в «Страшной мести»: «Чуден Днепр при тихой погоде…» Это Днепр народной легенды, поэтической «думы». Его песенный разлив настолько широк, что и впрямь «редкая птица долетит до середины Днепра».

Собственно народные украинские песни Гоголь приводит в качестве эпиграфов к некоторым повестям. Это и плясовые, и свадебные песни, и многие другие. Так, в пятой главе «Сорочинской ярмарки» видим эпиграф из малороссийской песни:

Не хил и ся, явор о ньку,

Ще ти зелен е нький;

Не жур и ся, козач е ньку,

Ще ти молод е нький!

А в одиннадцатой – народную пословицу: «За мое ж жито та мене й побито».

Так же Гоголь широко пользуется народными песнями, создавая поэтические, овеянные лиризмом образы девушек - Ганы в "Майской ночи", Параски в "Сорочинской ярмарке", Оксаны в «Ночи перед рождеством»; из них выбирает те прекрасные душевные черты и краски, которыми наделены его героини, то мечтательно задумчивые и нежные, как Ганна, то полные задорного веселья, смеющиеся и кокетливые, как Оксана. Влюбленные у Гоголя даже объясняются между собой словами народных песен.

Образы воды, огня, леса играют в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» ту же роль, что и в фольклоре. А.Н.Афанасьев в статье «Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни» отмечает, что в разных регионах подозреваемых в ведовстве пытали по-разному: жгли каленым железом, вешали на деревьях. «На Украине, - пишет А.Н.Афанасьев, - до позднейшего времени узнавали ведьм по их способности держаться на воде. Когда случалось, что дождь долго не орошал полей, то поселяне приписывали его задержание злым чарам, собирались миром, схватывали заподозренных баб и водили купать на реку или пруд. Они скручивали их веревками, привязывали им на шею тяжелые камни и затем бросали несчастных узниц в глубокие омуты: неповинные в чародействе тотчас же погружались на дно, а настоящая ведьма плавала поверх воды вместе с камнем». В «Майской ночи» Гоголь, оставаясь верным украинскому обычаю, превращает ведьму в утопленницу, которая живет в пруду. В «Вечере накануне Ивана Купала» девушки бросают бесовские подарки - перстни, монисто - в воду: «Бросишь в воду - плывет бесовский перстень или монисто поверх воды, и к тебе же в руки…»

Демонологические персонажи вроде ведьм, чертей, русалок вообще играют в художественном мире Гоголя особую роль.

Чёрт - один из наиболее популярных персонажей украинской демонологии, персонифицировавшей злые силы. В соответствии с народными представлениями времен язычества он похож на Чернобога (антипод Белобога). Позже его стали представлять «в виде иностранца, одетого в короткую куртку или фрак, узенькие панталоны». «Народная смеховая культура на протяжении нескольких веков выработала устойчивые традиции опрощения, дедемонизации и одомашнивания христианско-мифологических образов зла»,- замечает Ю.В.Манн. Ярким примером дедемонизации образа черта может служить повесть «Ночь перед Рождеством», где он представлен в подчеркнуто комическом ключе с мордочкой, беспрестанно вертевшейся и нюхавшей все, что ни попадалось на пути. Уточнение - «мордочка оканчивалась как у наших свиней, кругленьким пятачком» - придает ему черты домашности. Перед читателем возникает уже не просто черт, а свой украинский черт. Аналогия бесовского и человеческого переплетается, подчеркивается писателем в изображении нечистой силы. Чёрт в «Ночи перед Рождеством» - «проворный франт с хвостом и козлиною бородою», хитрое животное, которое крадет месяц, «кривляясь и дуя, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки». Он «строит любовные куры», подъезжает «мелким бесом», ухаживает за Солохой и т.д. Сходное описание встречается в повести «Пропавшая грамота», где «черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных девушек».

Образ ведьмы так же активно используется Гоголем. В народных сказках и легендах встречается ведьма старая и молодая. В гоголевских «Вечерах…» также представлены разные типы этого распространенного в украинской демонологии персонажа. В «Майской ночи» молодая жена сотника, «румяна и бела собою», оказывается суровой мачехой, страшной ведьмой, способной превращаться в иные существа и творить зло: она сводит со свету панночку. В «Вечере накануне Ивана Купала» ведьма «с лицом, как печеное яблоко» - страшная колдунья, которая появляется в образе черной собаки, затем - кошки и толкает Петруся Безродного на преступление. Гоголевская Солоха производит не такое страшное впечатление возможно потому, что живет в двух мирах. В обыденной жизни она «добрая баба», которая «умела причаровать к себе самых степенных казаков». Дородная и любвеобильная, она относится к разряду ведьм на том основании, что любит летать на метле, собирать звезды и является любовницей черта. Опять же, как и в случае с чёртом, Гоголь переосмысливает образ страшной ведьмы и создаёт образ юмористический, смеховой.

Русалки - богини водоемов в славянской мифологии изображены Гоголем в повести «Майская дочь». Историю о панночке-русалке автор вкладывает здесь в уста Левко. Она отдалена от времени, в которое живут герои, ощутимой дистанцией - «давно… жил в этом доме сотник» и представляет собой текст в тексте. Изображение русалок у Гоголя имеет мифоэпический характер. Их появлению предшествует описание благоухающего ночного пейзажа: «неподвижный пруд», «раскаты соловья», «странное упоительное сияние», «Серебряный туман». Русалка дается в восприятии восторженного «парубка»: «Бледная, как полотно, как блеск месяца; но как чудна! Как прекрасна!» Подруги русалки тоже представлены в поэтическом освещении: «девушки в белых, как луг, убранных ландышами, рубашках, которые мелькали в тонком серебряном тумане».

В исследовательской литературе справедливо указывалось на то, что в народном творчестве образ русалки значительно проще. У неё длинные зелёные волосы и зелёные глаза. В изображении писателя русалки выступают как символ красоты водной стихии, хотя с давних времен в славянской мифологии они являются символом опасности, которая преследует человека. Гоголь, с одной стороны, противоречит народным традициям изображения русалок, с другой же, восторженное описание русалки у Гоголя заканчивается авторским предостережением: «Беги, крещеный человек! Уста ее - лед, постель - холодная вода; она защекочет тебя и утащит в реку».

Как видно, Гоголь активно использует образы, взятые из славянской демонологии. Но во всех повестях, где присутствует нечистая сила, она оказывается поверженной, наказанной. «<…> Одоление чёрта - одна из основных тем «Вечеров…»,- замечает Ю.В. Манн. В борьбе с ней подчеркивается значение христианских святынь и символов, в частности, креста, крестного знамения, молитвы, кропила и святой воды. Упоминание о них в тексте гоголевских повестей занимает на первый взгляд немного места, но они играют важную роль в авторской концепции мира, неотъемлемой частью которой является христианская культура. Особенно ощутимы христианские элементы в «былях», рассказанных дьячком Диканьской церкви Фомой Григорьевичем. Например, упомянув о своем деде в повести «Вечер накануне Ивана Купала», рассказчик не забывает добавить «царство ему небесное!», а, вспомнив о лукавом и его проделках, - «чтоб ему собачьему сыну приснился крест святой». Подобные акценты встречаем и в «Заколдованном месте». Во всех «былях», рассказанных Фомой Григорьевичем, единственным спасением от нечистой силы является крестное знамение.

Христианское мировоззрение - неотъемлемая часть характеристики автора и его героев. Ирреальный, ночной мир, населенный чертями, ведьмами, русалками и другими персонажами древней славянской мифологии, оценивается с точки зрения христианской идеологии, а главный его персонаж - чёрт - осмеян и повержен. Христианские и языческие мотивы и символы в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Гоголя резко противопоставлены и вместе с тем даны в синтезе как противоположные полюсы, характеризующие народное мировосприятие.

 

Вопросы к аудитории:

1. Каково значение образа Рудого Панька?

2. Какими источниками пользовался Гоголь при написании «Вечеров»?

3. Отличительные черты образа чёрта в произведении Гоголя

4. Что Гоголь часто использует в качестве эпиграфов к некоторым из повестей «Вечеров»?