К публикациям докладов Рудольфа Штайнера

Основу антропософски ориентированной духовной науки составляют написанные и опубликованные Рудольфом Штайнером (1861-1925) труды. Наряду с этим с 1900 по 1924 год он читал многочисленные доклады и курсы, как публичные, так и для членов Теософского, позднее Антропософского Общества. Первоначально он не хотел, чтобы его всегда свободно читаемые доклады фиксировались письменно, поскольку они были задуманы как "устные, не предназначенные для печати сообщения". Но позднее, когда стали распространяться в больших количествах неполные, изобилующие ошибками записи слушателей, он посчитал необходимым привести записи в порядок. Выполнить эту задачу он поручил Марии Штайнер фон Сивере. В ее обязанности входили подбор стенографисток, заведование записями и необходимый для издания просмотр текста. Поскольку Рудольф Штайнер из-за недостатка времени лишь в редких случаях мог сам корректировать конспекты, следует в отношении всех публикаций докладов учитывать его оговорку: "Нужно иметь в виду, что в не просмотренных мною оригиналах обнаруживаются ошибки".

Об отношении докладов, прочитанных для членов Общества и первоначально издававшихся на правах рукописи, к публичным работам Рудольф Штайнер высказался в автобиографии "Мой жизненный путь" (35 глава). Сказанное там справедливо и для курсов, посвященных отдельным профессиональным областям, которые читались для ограниченного, знакомого с основами духовной науки круга слушателей. Для русского читателя в силу того, что до настоящего времени в России изданы далеко не все из написанных Р. Штайнером книг, а из докладов издана лишь малая часть, высказанное там предупреждение становится особенно важным.

После смерти Марии Штайнер (1867-1948), в соответствии с намеченными ею направлениями, было предпринято издание Собрания трудов Рудольфа Штайнера. Предлагаемый том представляет собой составную часть этого Собрания. Более подробные указания можно найти в примечаниях.

ПЕРВЫЙ ДОКЛАД

Дорнах, 25 июня 1924 года

И так, мои дорогие друзья, у нас есть целый ряд детей, которые должны быть воспитаны с учетом их развития, остающегося неполным, и, соответственно, насколько это возможно, излечены. Некоторая часть этих детей находится здесь, в клинико-терапевтическом институте, а часть детей в Лауэнштайне. Обсуждаемое здесь мы будем направлять таким образом, чтобы оно сразу же было нацелено, по возможности, на практическую работу. Благодаря тому, что г-жа д-р Вегман предоставила для демонстрации - в нашем кругу это возможно - находящихся здесь детей, мы также сможем здесь непосредственно, ad oculos, рассмотреть несколько случаев.

Но здесь я хотел бы прежде всего поговорить сегодня о существе таких детей. Естественно, тот, кто хочет воспитывать детей с неполным развитием, должен прежде обрести знание, действительно проникновенное знание практики воспитания здоровых детей. Это знание необходимо усвоить каждому, кто хочет воспитывать таких детей. Ибо нужно полностью уяснить, что все, что может проявиться у детей с неполным развитием, болезненных детей, можно более интимным образом заметить также и в так называемой нормальной душевной жизни, надо лишь быть в состоянии соответствующим образом наблюдать нормальную душевную жизнь.

Можно сказать, что в конечном счете у каждого человека где-то в уголке душевной жизни сидит так называемая ненормальность. Такая, как, скажем, небольшая рассеянность мыслей, или неспособность делать в речи правильные паузы между словами, так что слова либо набегают друг на друга, либо в промежутке между двумя произносимыми словами слушатель может совершить небольшую прогулку, а также другие расстройства такого рода, которые могут выступать в волевой или в чувственной жизни и которые, по крайней мере в задатках, заметны у многих людей. Позже подобные расстройства еще будут обсуждаться, поскольку они должны служить в качестве симптомов тому, кто хочет подойти с воспитательными или лечебными целями к более серьезным неправильностям.

Надо быть в состоянии обучаться на этих вещах симптоматике, подобно тому, как врач в случаях болезней говорит о симптомах, по которым он распознает заболевание, а также говорит о симптомокомплексах, на которых он может обозревать болезненное, но никогда не надо смешивать то, что заключено в симптомокомплексе, с тем, что является субстанциальным содержанием заболевания.

Так что то, что мы замечаем в душевной жизни детей с неполным развитием, мы не должны считать чем-то иным, нежели симптомами. Так называемая психография - это, собственно, не что иное, как симптоматология. И если сегодня психиатрия занимается, в сущности, описанием аномальных душевных явлений в мышлении, чувствах и воле, то это означает лишь, что ею достигнут определенный прогресс в точном описании симптомокомплексов и что она, однако, не в состоянии выйти за рамки такой психографии, абсолютно неспособна проникнуть в субстанциальное заболевания. Нужно войти в субстанциальное заболевания. И тут вам может оказаться полезным представление, на котором я прошу вас задержаться.

Представим себе, что мы имеем здесь (см. табл. 1, в центре) физическое тело человека, как оно выступает перед нами в росте маленького ребенка. Мы имеем тогда как бы восходящую, пробивающуюся из этого физического тела человека душевную жизнь. И эта душевная жизнь, которая может выступать нам навстречу как проявление детской души, может быть нормальной или аномальной.

Мы, в сущности, не имеем вовсе никакого права иначе говорить о нормальности или ненормальности детской душевной жизни или душевной жизни человека вообще, кроме как сравнивая с такой душевной жизнью, которая в среднем является "нормальной". Нет никакого другого критерия, помимо того, что признается общепринятым сообществом филистеров. И если это сообщество где-то что-то признает разумным или толковым, то "ненормальной" душевной жизнью считается все, что по воззрению этих филистеров не является "нормальной" душевной жизнью. И нет никакого другого критерия. Поэтому так часто случаются конфузы, когда, констатировав аномальность, начинают применять все возможное для ее устранения - а вместо этого лишают человека элемента гениальности.

Но с такими суждениями вообще нельзя приступать к делу, и первое, что должно произойти, это чтобы врач и воспитатель отклонили подобное суждение, чтобы они преодолели высказывание: то или иное разумно или правильно согласно общепринятым мыслительным привычкам. Как раз в этой области насущной необходимостью является вообще не упражняться ни в какой критике, но рассматривать вещи в чистом виде. Ибо что, собственно, имеет место у человека?

Отвлечемся теперь полностью от этой душевной жизни, которая и так постепенно обнаруживается и в которой зачастую принимают участие ве сьма сомнительные воспитатели. Отвлечемся от этой душевной жизни, и тогда за телесностью мы обнаружим другое духовно-душевное, духовно-душевное, которое между зачатием и рождением нисходит из духовных миров. Эта душевная жизнь не является тем, что нисходит из духовно-душевных миров, но это другая душевная жизнь, которая поначалу для земного сознания внешне невидима. Схематически я это представлю так (см. табл. 1, желтый).

Вся эта душевная жизнь, которая тут нисходит, овладевает телом, строящимся согласно наследственности последовательностью поколений. И если эта душевная жизнь такого рода, что конституирует больную печень, когда захватывает субстанцию печени, или же находит в физическом и эфирном теле обусловленное наследственностью болезненное, и от этого возникает болезненное ощущение, тогда имеет место заболевание. Точно так же любой другой орган или любая другая система органов могут быть неправильно вчленены в то, что нисходит из душевно-духовного космоса.

И лишь только когда имеется эта связь, связь между тем, что нисходит, и тем, что было унаследовано, когда образовалось это душевно-телесное, возникает - но больше лишь как отражение - то, что является нашей душевной жизнью и что обычно мы наблюдаем как мышление, чувство и волю (фиолетовый). Это мышление, чувство, воля суть вообще лишь отражения, и как отражения они гаснут, когда мы засыпаем. Собственно продолжающаяся душевная жизнь находится за ними, нисходит, она проходит через повторяющиеся земные жизни и запечатлевается в организации тела. Как же она в ней запечатлевается?

Рассмотрим сначала человека в трех его членах: нервной системе, ритмической системе и системе конечностей и обмена веществ. Видите ли, нервно-чувственная система, как мы ее себе представляем - об этой нервно-чувственной системе мы думаем, что она главным образом, но схематически, локализована лишь в голове, и обсуждая нервно-чувственную систему, мы говорим о системе головы; тем более мы вправе это делать, рассматривая ребенка, когда созидаемая часть нервно-чувственной системы исходит из головы и действует во всем организме. Эта система, эта нервно-чувственная система локализована в голове. Это синтетическая система.

Она синтетична. Что я имею при этом в виду? Она объединяет все деятельности организма. Видите ли, в голове, в сущности, определенным образом содержится весь человек. Если мы говорим о печеночной деятельности, а мы должны, в сущности, говорить лишь о печеночной деятельности - то, что я вижу как печень, это лишь фиксированный печеночный процесс - то эта печеночная деятельность сосредоточена, естественно, полностью в нижней части тела. Но всякой такой совокупности функций соответствует деятельность в человеческой голове.

Если я схематически изображу это (см. табл. 1, справа), то будет, это выглядеть так: пусть здесь будет печеночная деятельность. Этой печеночной деятельности соответствует какая-то деятельность в человеческой голове или в мозгу. Здесь, в нижней части тела, печень относительно обособлена от других органов, от почек, желудка и тому подобного. В мозгу же все втекает друг в друга, здесь печеночная деятельность сливается с другими деятельностями, так что голова является большим объединителем всего того, что происходит в организме. Эта синтетическая деятельность вызывает процесс расщепления. Субстанциальное выпадает в осадок.

Точно так же, как мы имеем в голове синтетический процесс, во всем остальном организме, особенно в системе конечностей и обмена веществ, мы имеем аналитический процесс. Здесь все разделено, здесь в противоположность голове все разделено. Если в голове почечная деятельность соединяется с деятельностью кишечника, то в противоположность этому в остальном организме все разделено, так что мы можем сказать, изображая далее схематично, например, печеночную деятельность, желудочную деятельность, что здесь все отделено друг от друга; в голове же одно втекает в другое, все стекается воедино, все синтезируется.

И это слияние - в то же время с непрерывным выпадением субстанции, как если бы шел дождь - эта синтезирующая деятельность головы лежит, в сущности, в основе всякой мыслительной деятельности. Чтобы человек мог мыслить, чтобы человек обнаружился и стал деятельным, то, что приходит из духовно-душевного, должно подействовать в голове объединяющим образом, вследствие чего происходит синтетическое расчленение наследственной субстанции. Тем самым в синтетически расчлененной наследственной субстанции можно видеть зеркало.

Таким образом, вы имеете следующее: если в голове это выступает при нисхождении, что голова организует синтетически, то голова становится зеркалом и внутри нее отражается внешний мир; и это дает мышление, которое мы обычно наблюдаем. То есть мы должны различать две мыслительные деятельности: ту, которая стоит за воспринимаемым, которая строит мозг - это пребывающее - и мыслительную функцию, которая вовсе не является реальностью, которая является лишь отражающей, постоянно погашается при засыпании и пропадает, когда мы не размышляем.

Другая же часть того, что нисходит из духовно-душевного, аналитически строит систему конечностей и обмена веществ, строит органы, которые обособляются, которые имеют отчетливо различимые отдельные контуры. Если рассмотреть все тело с его отчетливо различимыми отдельными контурами, то мы увидим внутри печень, почки, сердце и так далее, с которыми связана система конечностей и обмена веществ; ритмическую систему мы не видим, все то, что наполнено физической субстанцией, принадлежит системе конечностей и обмена веществ; также и то, что мы видим в мозгу, есть обмен веществ. И то, что является этими отдельными аналитически построенными органами, лежит в основе всей волевой жизни человека, как синтетическая деятельность лежит в основе мышления. Так что все, что находится в органах, лежит в основе волевой жизни.

Теперь рассмотрим следующее: представим себе уже достаточно взрослого человека. Что произошло с этим весьма взрослым человеком во время прохождения им своей земной жизни? Вероятно, в семь лет он получил вторые зубы; в четырнадцать лет он достиг половой зрелости; потом он достиг 21-летнего возраста и вместе с тем возможности консолидации своей душевной жизни.

Теперь, если мы хотим вообще понять развитие ребенка, мы должны строго различать тело, которое несет человек, прошедший смену зубов, и тело, которое несет ребенок, не прошедший смену зубов. То, чему здесь будут приведены особенно наглядные примеры, происходит постоянно. Тело обновляется ежегодно. Мы постоянно выталкиваем наше тело наружу, это постоянно направленный вовне центробежный поток, выталкивающий тело. Это приводит к тому, что тело фактически каждое семилетие полностью обновляется.

Видите ли, это обновление особенно важно в период смены зубов, на седьмом году жизни. Почему? Дело в том, что тело, которое несет человек от рождения до смены зубов, это, в известной мере, только модель, которую мы приняли извне от наших родителей, оно содержит наследственные силы, в них строят предки. И мы сбрасываем его, это тело, в течение первых семи лет. И что же?

Возникает совершенно новое тело; то тело, которое человек носит после смены зубов, построено не силами наследственности, оно целиком и полностью построено нисшедшим духовно-душевным, так что субстанциально человек носит унаследованное тело только до смены зубов, и, сбрасывая его, он из своей индивидуальности строит новое. Наше собственное тело мы приобретаем, собственно, лишь со сменой зубов.

Дело обстоит так, что унаследованное тело мы используем как модель, и в зависимости от того, сильна или слаба духовно-душевная жизнь, в зависимости от того, в состоянии ли это духовно-душевное выступить более индивидуально против того, что тут имеется как унаследованная форма, или же оно подчиняется унаследованной форме, должно быть сформировано второе тело, как первое было сформировано родителями.

Таким образом, то, что обычно преподносится в теории наследственности - это просто вздор. В том, что здесь обычно преподносят, законы роста, справедливые до смены зубов, просто распространяют дальше, на всю позднейшую жизнь. Но дело обстоит так, что то, что имело значение как наследственность, имеет силу не далее, чем до смены зубов; теперь этим овладевает индивидуальность и образует второе тело.

То есть именно у ребенка мы должны различать унаследованное тело и то, что как следствие унаследованного тела вступает в индивидуальное тело. Оно образуется постепенно, это индивидуальное тело, которое только и можно назвать телом человеческой личности.

И здесь, видите ли, в возрасте между семью и четырнадцатью годами развертывается интенсивнейшая работа, на которую только способна индивидуальность: либо она преодолевает наследственные силы, и тогда человек, прошедший через смену зубов, замечает, что он высвобождается от наследственных сил, или же - мы можем это видеть совершенно отчетливо и учитывать это, будучи воспитателями - индивидуальность целиком подпадает под власть наследственных сил, под власть того, что содержится в модели. И тогда это наследственное уподобление родителям просто продолжается за пределы семилетнего возраста.

Это зависит от индивидуальности, а не от наследственных сил. Представьте себе, что какой-нибудь художник предлагает мне нечто для копирования, но я в копируемой картине радикально все изменил; и как я в этом случае не могу сказать, что моя живопись воспроизводит то, что мне предложено, так же я не могу сказать, что все, что мы имеем за пределами семилетнего возраста, что мы несем в себе по истечении первого семилетия, получено нами по наследованию. - И мы должны усвоить это, так сказать, в духовном постижении, и знать, как сильно в том или ином случае действует индивидуальность.

Таким образом, между седьмым и четырнадцатым годами жизни человек проходит через рост и становление, и здесь сильнейшим образом выражается нисшедшая индивидуальность человека. Поэтому человек в этот период относительно замкнут в отношении внешнего мира. Именно в это время представляется возможность наблюдать удивительное развертывание его индивидуальных сил. И если бы это развитие продолжалось, если бы человек только с таким развитием вступил в последующую жизнь, он стал бы ужасно отрешенным от мира существом, он стал бы глухим в отношении внешнего мира.

Но к этому времени он уже строит свое третье тело, которое появляется вместе с половой зрелостью. Оно, в свою очередь, строится с учетом сил, действующих в земном окружении. То, что выступает как отношение к полу, это еще не все; переоценка в этом отношении - лишь следствие наших материалистических воззрений. В действительности же все отношения к внешнему миру, выступающие с наступлением половой зрелости, в сущности, однородны. Поэтому в принципе следует, пожалуй, говорить, не о половой зрелости, а о земной зрелости; и под земной зрелостью надо было бы понимать зрелость чувств, зрелость дыхания, и ее составной частью должна быть также и половая зрелость.

Так обстоит дело в действительности. Здесь человек достигает земной зрелости, здесь он снова воспринимает в себя чужеродное, здесь он достигает способности не быть глухим к своему окружению. Он способен воспринимать впечатления от окружающего мира. До сих пор он был неспособен получать впечатления от другого пола, но также и от остального окружения. Таким образом, здесь человек образует свое третье тело, которое действует до начала двадцатых годов.

То, что низошло из духовного мира, уже нашло свое завершение через смену зубов, действовало в первом семилетии, до смены зубов, и вплоть до двадцатого года. Оно уже оформилось в имеющихся органах и привело человека к индивидуальной зрелости и земной зрелости. Если же здесь выступает какая-нибудь аномальность в душевной жизни, которая соответственно отражается в строении органов и которая обусловлена всем развитием в целом, тогда, естественно, душевная аномальность действительно имеет место. Но если по прошествии двадцати одного года выступает аномальность в печени или другом органе, то этот орган уже настолько стал самостоятельным и обособленным, что душевное воли может сохранять свою независимость от этого. И эта независимость тем меньше, чем меньше возраст ребенка.

У взрослого человека душевная жизнь, поскольку органы уже имеют определенную направленность, относительно самостоятельна, заболевания органов не так сильно действуют на душевную жизнь и лечить их можно как заболевание органов. У ребенка все еще действует слитно, больной орган действует вплоть до душевной жизни.

Видите ли, нынешние болезни, которые обычно диагностируют в нашей сегодняшней патологии, это более грубые болезни. Более тонкие болезни, в сущности, недоступны гистологии, они коренятся в жидких частях, которые пронизывают орган, например, печень, они коренятся в движении жидкости или даже в движении газообразного, пронизывающего печень. И прогревание такого органа имеет особое значение для душевной жизни.

Таким образом, в детском организме, если речь идет о каком-то дефекте воли, нужно прежде всего спросить: с каким органом, с какой патологией органа, с каким заболеванием органа связан такой дефект воли? - Этот вопрос более важен.

Мыслительный дефект не обладает столь неимоверной важностью. Большинство дефектов - это дефекты воли; и если вы имеете дефект мышления, вы должны тщательно разобраться, в какой мере дефект мышления является дефектом воли. Ибо если вы мыслите слишком быстро или слишком медленно, ваши мысли при этом могут быть совершенно правильными, но дело здесь в том, что имеется дефект воли, которая вовлекается в мышление. Нужно посмотреть, в какой степени действенна воля там, внутри.

Собственно говоря, вы можете только тогда констатировать мыслительный дефект, когда независимо от воли выступают деформации мыслей, обман чувств. Они совершенно бессознательно проявляются, когда мы соотносим себя с внешним миром, и тогда становится неправильным сам образ представлений. Или же мы имеем навязчивые представления, и то, что они являются навязчивыми представлениями, происходит из воли. Но мы должны прежде всего обращать внимание на то, с каким дефектом мы имеем дело, с дефектом воли или дефектом мышления.

Дефекты мышления большей частью относятся к области обособленного лечения. С дефектами воли мы имеем дело большей частью при воспитании детей с неполным развитием.

Теперь задумайтесь о том, как целостное существо человека втягивается в свое развитие. Вы могли бы судить об этом, исходя из того, что является ведущим в этом развитии человека.

Если мы возьмем только первые семь лет жизни, то тут могут быть дефекты наследственности, поэтому речь идет преимущественно об этих дефектах. Но такой наследственный дефект мы не должны рассматривать таким ужасным образом, как это делает сегодняшняя наука; он выступает перед нами не как случайность, он выступает перед нами как кармическая необходимость. Прежде всего из-за своего незнания, еще в духовном мире мы выбираем тело, имеющее наследственный дефект.

Таким образом, там, где обнаруживаются дефекты наследственных сил, там перед зачатием имеет место незнание человеческой организации. А именно, прежде, чем низойти на Землю, нужно совершенно точно знать человеческий организм, иначе мы можем неправильным образом вступить в первое семилетие и неправильным образом его преобразовать. И то знание, которое приобретают в отношении внутренней организации между смертью и новым рождением, оно совершенно несоизмеримо с теми крохами знаний, которые приобретает сегодня извне физиология и гистология. Последнее ничтожно. Но то знание, которое мы там имеем, которое погружается затем в тело, и которое, поскольку оно погружается в тело, забывается, оно не обращается посредством чувств на внешний мир. Это знание, оно суть нечто неизмеримо-величественное. Но это знание, однако, повреждается, если мы в земной жизни не развиваем интереса к нашему окружению или что-то препятствует этому интересу.

Представьте себе, в какую-нибудь эпоху цивилизации людей, запирают в отдельном помещении и держат их там с утра до вечера, так что они не могут развивать интереса к внешнему миру. Как действует такая цивилизация? Она закрывает человеку познание внешнего мира. И когда человек с этим замкнутым бытием проходит через смерть и приносит с собой в духовный мир мало предрасположенности к познанию в этом духовном мире человеческого организма, то такой человек низойдет на Землю со значительно меньшими знаниями по сравнению с человеком, который приобрел свободный взгляд на окружающий мир.

Другая тайна состоит в следующем: вы идете через мир. И проходя через мир, вы представляете, например, один день, вы полагаете его чем-то весьма незначительным: это действительно нечто незначительное для обычного сознания, но это совсем не незначительное для того, что в обычном сознании образует подсознательное. Ибо если вы прожили лишь один день и точнейшим образом его рассмотрели, это уже является условием для познания внутреннего у человека. Внешний мир в земной жизни - это духовный, внутренний мир во внеземной жизни. И мы будем говорить о том, как действует наша цивилизация и почему появляются неполноценные дети.

Люди, живущие сегодня замкнуто от мира, когда-нибудь придут снова с незнанием человеческого организма, и они выберут себе предков, которые иначе остались бы бесплодными. Будут выбираться как раз люди, поставляющие плохие тела, могущие же поставлять хорошие тела останутся стерильными. Действительно, от всего развития цивилизации зависит, как при нисхождении человека строится род. И когда мы рассматриваем ребенка, мы должны видеть, что в этом ребенке живет от прежних земных жизней. Нужно понять, почему он выбрал органы, больные в силу наследственности, почему он, опять-таки вследствие несовершенно развитой индивидуальности, вступил в это тело.

Подумайте, какие возможности возникают для ребенка вплоть до смены зубов, ведь не всегда то, что нисходит, совершенно адекватно тому, что предлагается. Может оказаться, что, например, ребенок имеет хорошую модель, которая хорошо организована в районе печени. Но поскольку индивидуальность неспособна понять, что заложено там внутри, то во вторую жизненную эпоху она образуется несовершенно, и тогда возникает значительный дефект воли. Именно, поскольку печень несовершенно строится по модели печени, возникает волевой дефект, который выражается в том, что, хотя ребенок волит, дело не доходит до исполнения воли, но воля застревает в мыслях. Ребенок тотчас начинает хотеть чего-то другого, и воля застаивается, воля запруживается.

Все дело в том, что печень - это не просто орган у человека, который описывает сегодняшняя физиология, она, в самом высоком смысле, суть тот орган, который дает человеку смелость действительно выполнить задуманное дело. И может случиться, что я, как человек, организован таким образом, что вот трамвай отправляется, я знаю, что мне надо ехать в Базель - есть и такие люди - и я уже на платформе, но в последний момент я не могу подняться в вагон, меня что-то хочет удержать, я не могу подняться!

Видите ли, так подчас нечто открывается примечательным образом, когда происходит застой воли. Но если происходит нечто подобное, то в таком случае всегда имеется тонкий дефект печени. Печень всегда посредничает при переводе намеченной идеи в осуществляемое посредством конечностей деяние. И так каждый орган в чем-то посредничает.

Видите ли, мне рассказывали об одном молодом человеке, у которого действительно было это заболевание, так что когда он стоял на платформе и подходил трамвай, он неожиданно оставался стоять и не входил в вагон. Никто из окружающих не знал, почему он не входит. И сам он тоже не знал. Он остается стоять. Воля запруживается. Но что здесь проявляется?

Очень сложная вещь. Отец этого молодого человека был философ, он примечательнейшим образом подразделял душевные способности на представления, суждения и силы симпатии и антипатии, и не учитывал в числе душевных сил волю. Воля не причислялась им к душевным силам. Но он хотел быть честным. Он хотел говорить только о том, что представлено в сознании. Это зашло так далеко, что для него стало естественным не иметь никакого представления о воле.

Относительно в позднем возрасте у него родился сын. Он, отец, вследствие систематического игнорирования воли, вложил в печень задатки неспособности претворять субъективные побуждения в действие. У сына это выступило как заболевание. И здесь вы можете видеть, почему индивидуальность сына выбрала именно этого отца: потому что она ничего не знала о внутренней организации печени. Она выбрала себе конституцию, при которой не нужно заниматься печенью. Так что у печени не было той функции, которой был лишен вступающий в земную жизнь. Таким образом, вы видите, что если мы хотим понимать ребенка, мы должны очень внимательно всматриваться также и в его карму.

Это все, что я хотел вам рассказать сегодня, мы продолжим завтра в это же время.

ВТОРОЙ ДОКЛАД

Дорнах, 26 июня 1924 года

Вчера я обратил внимание - мы попытаемся эти вещи основательно, так сказать, проработать, чтобы затем перейти к практическому -на то, что обычная поверхностная душевная жизнь может быть понимаема лишь как симптомокомплекс. Если мы хотим подойти к существу какой-либо так называемой душевной болезни или так называемого слабоумия у какого-нибудь ребенка, мы при этом видим, что все сегодняшние способы рассмотрения духовного страдают тем, что они просто описывают поверхностные душевные состояния и затем не могут найти перехода к тому, что лежит глубже, то есть в те области, где, как мы вчера видели, функционирует собственно душевная жизнь.

Здесь не следует углубляться в то, как обстоит дело у взрослых душевнобольных, у которых всегда и во всех отношениях налицо нечто проблематичное. Но что возможно сделать для детей, это должно в эти часы предстать перед нашей душой. Насколько недостаточно при этом рассмотрение поверхностной душевной жизни - я имею в виду поверхностной не в смысле ущербной, а в смысле места - насколько ошибочным может быть рассмотрение поверхностной душевной жизни, я хотел бы вам предварительно показать на ярком примере, который имеет особое значение для нашей задачи.

Видите ли, есть такой бывший государственный прокурор Вульфен. Он занимался различными духовными аномалиями с точки зрения криминальной психологии и написал толстые книги об этом. Как такой человек, который прежде всего исходил не из медицины, пришел к своим выводам? Естественно, во время своей службы чиновником он имел богатые возможности изучать аномальную душевную жизнь, затем, уже вполне в зрелом возрасте, он познакомился со всяческими медицинскими вещами, затем связал то, что он узнал из своей профессиональной деятельности, с тем, что он прочел позднее, и из этого образовалась теория, которая просто должна сегодня возникать из так называемых научных предпосылок. Потому что стоит принять все эти вещи всерьез, и тогда выходит нечто подобное тому, что получилось у Вульфена, если же это не принимать всерьез, то необходимо исходить из антропософской точки зрения. Средний путь всегда является весьма сомнительным компромиссом.

Недавно в Цюрихе этот прокурор Вульфен сделал доклад, притом из области уголовной психологии, в котором он говорит о патологической душевной жизни. Это важно, внимательно рассматривать подобные вещи, ибо вы подвергаетесь этому ежеминутно. Если вы поразмыслите сегодня о том, что вы изучали, если вы берете в руки научную книгу, если вы берете в руки какую-либо книгу, написанную из научного образа мышления, вы везде находите мыслеформы, образ мыслей, который здесь, у этого юриста, выражен лишь более радикальным образом, так что должно быть ясно, куда именно в области так называемой аномальной душевной жизни должна вести сегодняшняя наука.

Прежде, чем я прочту вам отрывок из газетной статьи, обращаю ваше внимание на то, что прокурор все еще является намного более крупной величиной и имеет больше прав, чем журналист, который об этом пишет и может лишь веселиться по этому поводу, поскольку он сегодня, слава Богу, еще имеет за своей спиной публику, настроенную против психиатрии и уголовной психологии. Естественно, что в этом случае для вас не должен иметь значения тон этого сообщения, ибо журналист все же намного слабее Вульфена, он может только смеяться над этими вещами, но он совсем не подозревает при этом, что смеется над сегодняшней наукой, а не над Вульфеном. Ибо наука, в которую погружен и из которой творит Вульфен, должна, собственно, везде говорить таким образом, будучи откровенной и честной.

Теперь, поскольку это нас заинтересовало, рассмотрим этот газетный отрывок. Статья озаглавлена: "Шиллер подвергнут психоанализу прокурором". Но ее нужно было бы озаглавить "Фридрих Шиллер подвергнут психоанализу сегодняшней психологией или психопедагогикой.

"Фриц Шиллер, небогатый, швабского происхождения, бывший некогда профессором истории в Иене, автор различных революционных пьес, в прошлую пятницу, 29 февраля 1924 года, был подвергнут резкой критике широко известным за пределами узкого круга специалистов и почтенным дрезденским прокурором д-ром К. Н. Вульфеном в блестяще построенной речи "Уголовная психология в применении к Фридриху Шиллеру". Речь имела решительный успех в многочисленной аудитории цюрихских юристов, тем более, что посмертно осужденный не мог присутствовать на собрании и, вероятно, лишь его невидимая рука указывала на написанное ею при жизни.

Г-н прокурор со своей стороны выступил с хорошо обоснованными выводами; доказательства были безупречны; прокурор привлек к делу даже личную корреспонденцию Шиллера, и вот с помощью д-ра Вульфена у аудитории упала с глаз пелена. Оказывается, любовь народа и юношества к Шиллеру просто заложена в его отвратительных корнях: Шиллер популярен благодаря его врожденной свирепости, его склонности к наслаждению мрачным великолепием ужасного, побудившей его написать такие баллады, как "Детоубийца", "Ивиковы, журавли", "Водолаз", "Перчатка", "Хождение на железный завод" - где, например, в издевательских словах: "Печь нажралась и зубы скалит. Пусть граф рабов своих похвалит!"многозначительно обнаруживается ненасытная свирепость, проистекающая из борьбы Шиллера со своим чахлым телом. И трагедии Шиллера, возбуждающие в зрителе страх и сострадание, почему они столь сценичны? Потому что апеллируют к латентным преступным наклонностям публики и делают возможным безопасное изживание опасных инстинктов.

Все это говорил г-н прокурор Вульфен и в заключение объявил себя убежденным почитателем Шиллера; он даже закончил свою речь гетевским эпилогом к "Колоколу": "Храни нас Бог от наших друзей!"

Конечно, г-н прокурор, несмотря на тяжкий груз доказательств, признает все же для Шиллера смягчающие его вину обстоятельства: его стремление к свободе, которое по причине раннего угнетения вылилось в комплекс неполноценности, внезапно вспыхнуло в "Разбойниках" и постепенно облагораживалось, чтобы, наконец, прославить в "Телле" революцию на основе порядка. - В остальном же отношение Шиллера к добру и злу существенно определяется эстетической точкой зрения, и, как уже сказано, г-н д-р Вульфен быстро нашел и обозначил главные артерии, питающие его поэзию: свирепость и стремление к свободе. Борьба с этими страстями, которую он изживал в поэзии, и привела Шиллера на путь к совершенству". Здесь вы имеете комплекс неполноценности, в его детские годы, естественно.

Теперь, не правда ли, нам должно быть ясно, что вышло бы в том случае, если бы сегодняшняя наука перешла в педагогику, и педагоги стали бы преподавать в духе этой науки в этой школе, где как раз сидел бы такой Шиллер. В этом необходимо совершенно ясно отдавать себе отчет.

И собрав все то, что я сказал вам вчера, вы увидели бы, что как в иных случаях заболеваний из иных ориентировочных симптомов можно делать заключение, собственно, о существе дела, так же и из того, что представляет собой душевную жизнь, из мышления, чувствования и воления можно апостериорно усмотреть собственное существо дела или сделать о нем заключение.

И мы видели на примере печени, как причина душевной патологии, состоящая в том, что упомянутый больной не может перейти от намерения что-то сделать к действительному делу, как, собственно, причина этого должна быть искома в некоторой тонкой аномальности печени, и как с этим нужно обходиться при лечении, при воспитании или терапевтическом лечении.

Теперь, прежде чем переходить к отдельным практическим случаям, оглянемся еще раз на детскую душевную жизнь. С одной стороны мы видели, что тело в течение первого семилетия представляет собой модель, по которой индивидуальность вырабатывает второе тело, выполняющее свои функции между сменой зубов и половой зрелостью.

Если индивидуальность сильнее, чем то, что заключено в унаследованных качествах, то ребенок в ходе смены зубов в большей или меньшей степени преодолеет наследственность и явится как индивидуальность, также и внешне телесно, во всем своем душевном облике. Если же индивидуальность ребенка слаба, то она подавляется наследственностью, она рассматривает модель таким образом, что становится телесно видимой рабская копия модели. И тогда можно говорить об унаследованных свойствах в собственном смысле.

Ибо между сменой зубов и половой зрелостью все это обстоит так, как вытекает из индивидуальности. Унаследованные свойства выступают постольку, поскольку индивидуальность была слишком слаба, чтобы их преодолеть, чтобы работать в своем духе соответственно карме. От этого собственно кармический импульс заглушается унаследованными свойствами.

Видите ли, мои дорогие друзья, мы это должны теперь рассматривать как генеральную симптоматологию - как мышление в своем развитии относится к развитию воли у ребенка. Вчера вы уже видели, в каком смысле это можно рассматривать лишь как симптоматическое. Вы видели, что в основе мышления, как оно проявляется в поверхностной душевной жизни, лежит синтетическая деятельность, которая заключается в построении и организации мозга, и что в основе проявления воли лежит аналитическая, разделяющая деятельность, лежащая в основе органов, главным образом человека конечностей и обмена веществ.

Рассмотрим теперь прежде всего мышление с лежащей в его основе синтетической деятельностью мозга. Тогда мы должны уяснить себе, что же такое, собственно, мысли. Ибо мысли в детском организме всегда выступают поштучно. Взрослый человек также мыслит то, что вообще может мыслить человек, более или менее в фрагментах. Один имеет более обширную совокупность мыслей, другой менее обширную.

Но что такое, собственно, мысли? Сегодняшнее воззрение, вырождающееся в вульфенизм, рассматривает мысли как нечто, ступенчато возникающее в человеке по мере развития. И когда человек приходит к тому, чтобы иметь такие мысли, которые годятся для мира, говорят: он развил эти мысли из себя.

Но если действительно исследовать человека, исходя из антропософского воззрения, вовсе не приходят к тому, чтобы открыть в нем нечто такое, из чего возникают мысли. Все исследования, направленные на то, чтобы найти, из чего могут возникать мысли, являются для духовной науки подобными тому, как если бы некто обнаруживал ежедневно утром у себя на столе горшок с молоком (см. табл. 2, справа) и однажды начал бы рассуждать о том, каким образом глина, из которой сделан горшок, каждое утро производит из себя молоко. Но в глине, из которой сделан горшок, невозможно найти ничего такого, из чего могло бы происходить молоко.

Представим себе, что какая-нибудь служанка, или нет, скажем, какая-нибудь современная домохозяйка из бывших гувернанток - хотя это почти и невозможно - но все же, не правда ли, это могло бы однажды случиться, чтобы кто-то никогда не видел, как молоко попадает в горшок: если бы он стал рассуждать о том, как молоко из глины выделяется в молочный горшок, его посчитали бы глупцом. Это ведь в самом деле гипотеза, сама себя приводящая к абсурду, если кто-то придет к такому воззрению относительно молочного горшка.

Наука же в отношении мышления приходит к этой гипотезе. Она глупа, эта гипотеза, несомненно глупа. Если мы приступим к исследованиям, вооруженные всеми средствами, которые предлагает нам духовная наука, о которых говорилось уже более двадцати лет назад, если подходить с этими средствами, то мы также никогда не найдем во всем том, что представляет собой человеческую организацию, ничего, что могло бы производить мысли. Просто ничего этого нет. Так же, как молоко должно быть налито в горшок, чтобы оно в нем было, так и мысли должны войти в человека, чтобы быть внутри него.

И откуда приходят они в жизни, рассматриваемой пока между рождением и смертью? Где они пребывают? Так же, как мы можем исследовать происхождение молока, мы должны выяснить, где пребывают мысли. Где же пребывают эти мысли?

Видите ли, мы окружены физическим миром. Но также и эфирным миром, из которого непосредственно перед Нисхождением в нашу физическую инкарнацию взято человеческое эфирное тело. Ведь человеческое эфирное тело взято из общего мирового эфира, который есть абсолютно везде. Вот этот мировой эфир, мои дорогие друзья, и является в действительности носителем мыслей. Этот мировой эфир, общий для всех, и является носителем мыслей, здесь пребывают мысли, здесь пребывают именно те живые мысли, о которых я вам всегда говорил в антропософских лекциях, что в них соучаствует и человек в своей предземной жизни, перед своим нисхождением на Землю. Все, что вообще существует как такие мысли, пребывает в живом состоянии в мировом эфире и никогда не извлекается из мирового эфира в жизни между рождением и смертью, никогда; но все, что человек содержит в себе как живой мыслительный запас, он воспринимает в тот момент, когда нисходит из духовного мира, то есть покидает свой собственный живой мыслительный элемент, когда он нисходит и образует свое эфирное тело. Внутри него еще пребывают живые мысли, в том, что у человека формирует и организует.

Итак, если я еще раз нарисую вчерашнюю схему (см. табл. 2, середина), если вы видите здесь человека, если мы имеем здесь симптоматическую душевную жизнь, имеем мышление, чувствование, воление, если мы за всем этим имеем действительную душевную жизнь, то часть этой действительной душевной жизни мы имеем в мыслях.

И эти мысли, которые мы извлекли из всеобщего мирового эфира, образуют нам преимущественно наш мозг и, в широком смысле, нашу нервно-чувственную систему. Это живое мышление образует нам мозг как орган распада, орган, который в известной мере обходится с материей следующим образом.

Когда мы взираем на окружающий мир, мы имеем вокруг себя земную субстанцию в ее различных процессах и разного рода воздействиях. Эти процессы, живущие в природе, деятельностью живого мышления подвергаются ступенчатому распаду, так что здесь (см. табл. 2) непрерывно происходит распад, то есть процессы, которые являются природными процессами, останавливаются, застопориваются. Таким образом, в мозгу положено начало тому, чтобы природные процессы стопорились и материя постоянно выпадала в осадок.

Эта выпадающая материя, то есть выделившаяся и ставшая негодной к употреблению материя - нервы. И эти нервы получаются оттого, что они упомянутым образом обрабатываются живым мышлением, оттого, что они постоянно умерщвляются, это способность, подобная отражающей способности. Тем самым они получают способность отражать мысли окружающего эфира, и вследствие этого возникает субъективное мышление, поверхностное мышление, состоящее лишь из отраженных образов, которое мы несем в себе между рождением и смертью.

Таким образом, благодаря тому, что мы носим в себе ткущее, живое мышление, мы становимся способными противопоставлять мир нашей нервно-чувственной системе, преобразовывать впечатления, живущие в окружающем эфире, в отраженные образы и запечатлевать их в нашем сознании. Так что это мышление и представления поверхностной душевной жизни есть не что иное, как отражение мыслей, живущих в мировом эфире.

 

 

Но если вы сравните самого себя со своим зеркальным отражением, то вы придете к тому, что вы суть нечто иное, нежели ваш отраженный образ. Точно так же вы можете сравнить мысли с их отраженными образами и получите вследствие этого мертвое мышление, так же, как отразившийся в зеркале образ мертв по сравнению с вами, живым, стоящим перед зеркалом человеком. В мировом эфире никогда не может быть искаженной, нелогичной, нелепой мысли. Но мысли, содержащиеся в обычной поверхностной душевной жизни, это лишь отражения мыслей мирового эфира. Откуда же может прийти извращенная, нелепая мысль? Оттого, что зеркало, все то, что возникло как организация мозга, не в порядке.

Таким образом, речь идет о том, чтобы мы правильным образом нашли обратный путь от искаженных мыслей к тому, что, собственно, действует в человеческом мозгу и соответственно в нервно-чувственной системе, что человек построил себе из действительной жизни живых мыслей. Отсюда вы видите, что дело в чрезвычайно сильной степени заключается в том, чтобы мы исходили из сознания: к самому содержанию мыслей, к собственно мыслям мы подойти не можем вовсе, ибо они пребывают в мировом эфире в своей абсолютной правильности.

Мы должны попытаться сделать все, чтобы воспитанник, который нам доверен, мог правильным образом подойти к этому мировому эфиру. Но мы никогда не сможем этого сделать, если мы как воспитатели не проникнемся в действительности ощущением того, что в мировом эфире содержится истинно-правящая жизненность мыслей. Без такой космической религиозной установки мы не сможем развить правильное поведение по отношению к ребенку. И все зависит от этой установки. И я хочу вам показать, почему все зависит от этой установки.

Что же это такое, что действует на ребенка, что живет в ребенке, когда он приходит к искаженным мыслям, и что может в таком случае действовать на ребенка со стороны воспитателя? Вы видите, что из того, что я вам сказал, можно заключить, что если в основе лежит нечто подобное, то не сформировано правильным образом эфирное тело. И когда человек приходит, нисходя из доземного бытия, в мировом эфире, естественно, есть лишь верные мысли, но эти верные, правильные мысли должны приниматься тем, кто облачается в свое эфирное тело.

Теперь вернемся еще раз к нашему молочному горшку. Молоко, мы не можем сказать о нем, что оно как-то неверно сформировано: оно принимает ту форму, которая может придаваться ему внешней средой, окружением. Если мы имеем разумным образом устроенный сосуд, то и молоко в нем будет размещено разумным образом. Представим себе упрямца, который поистине упрям, которому пришло бы в голову сформировать сосуд для» молока таким образом (см. табл. 2, справа), и если теперь он будет наливать в него молоко, оно не сможет попасть в нижнюю часть. Но он принимается считать, и когда он вычисляет объем сосуда, он причисляет к нему и эту нижнюю часть.

Это крайний случай. Можно сделать молочный сосуд неудачным во всех направлениях. Можно, например, сделать его таким образом, чтобы он опрокидывался через месяц оттого, что неудачно сделано дно, и на двадцать седьмой день молоко вытечет. То есть речь идет о том, что молоко будет в сосуде таким, каков сосуд. Эфирное тело со всей его жизненностью у человека таково, каким его мог принять в себя человек, приходя из доземного бытия со своей кармой. Что мы и должны осознать.

Ну, это совсем не так уж невозможно, чтобы человек пришел, вследствие своей кармы, с чем-то, не сильно отличающимся от этого горшка. Если, например, он прибыл таким образом, что соответственно своей карме не мог надлежащим образом пронизать систему конечностей и обмена веществ, так что она снабжена эфирным телом весьма скудно, и затем он хорошо образовал свое эфирное тело в области головы, но эфирное тело нижней области и области конечностей у него образовано плохо. В этом месте оно, в отношении формирующих мыслей, пусто.

То есть, прежде всего мы должны уяснить, что в многочисленных случаях душевно неполноценных детей мы имеем дело с недостаточно сформированным эфирным телом. И мы должны спросить себя: что действует на эфирное тело, которое имеется у ребенка в годы его развития, что действует на эфирное тело?

И как раз здесь перед нами выступает педагогический закон, который справедлив для всей педагогики. Он заключается в том, что на тот или иной член человеческого существа, причем так происходит всегда, воздействует следующий высший член, и только благодаря этому данный член развивается. Для развития физического тела может быть действенно живущее в эфирном теле. Для развития эфирного тела может быть действенно только лишь живущее в астральном теле. Для развития астрального тела может быть действенно лишь живущее в "Я". И воздействовать на "Я" может лишь живущее в Самодухе. Я мог бы следовать еще дальше за пределы Самодуха, но тогда бы мы уже вошли в учение об эзотерическом.

Что все это значит? Если вы заметили, что эфирное тело в ребенке в том или ином отношении недоразвито, вы должны вашему собственному астральному телу придать такой вид, чтобы оно корректирующим образом могло действовать на эфирное тело ребенка. Мы должны прямо сказать, что в отношении схемы воспитания можно написать следующее:

ребенок: физическое тело воспитатель: эфирное тело

эфирное тело астральное тело

астральное тело "Я"

"Я" Самодух

Собственное эфирное тело воспитателя должно - и этого следует достичь семинарскими занятиями - должно быть в состоянии воздействовать на физическое тело ребенка. Его собственное астральное тел» должно быть в состоянии воздействовать на эфирное тело ребенка. Собственное "Я" воспитателя должно быть в состоянии воздействовать на астральное тело ребенка.

И теперь вы внутренне испугаетесь, ибо здесь стоит Самодух воспитателя, о котором вы думаете, что он не развит. Он должен действовать на "Я" ребенка. Но таков закон. И я вам покажу, насколько, фактически, не только в идеальном воспитателе, но зачастую и в самом плохом воспитателе на "Я" ребенка воздействует Самодух воспитателя, которого он может даже не осознавать. Дело воспитания фактически окутано целым рядом мистерий.

Но теперь речь у нас пойдет о том, что на недоразвитое эфирное тело ребенка должно воздействовать оздоравливающее астральное тело воспитателя. И как с учетом именно этих вещей может воспитываться астральное тело воспитателя, как может происходить самовоспитание, как это должно быть уже сегодня? Ведь антропософия сегодня может дать лишь побуждение, мы не можем по каждому вопросу тотчас основывать семинары. Собственное астральное тело воспитателя должно быть таким, чтобы оно обладало инстинктивным пониманием отклонений развития в эфирном теле ребенка.

Представим себе, что в области печени у ребенка недоразвито эфирное тело. Вследствие этого у ребенка наблюдается то, что в силу своего намерения он всегда производит воление, но это воление перед совершением действия всегда стопорится. Если же воспитатель может внутренне полностью вчувствоваться в это положение, для чего он должен втиснуться своей волей в требуемое действие, если он может проникнуться сочувствием этому застопориванию и в то же время может из своей собственной энергии развить сострадание к этому столь внутреннему переживанию, тогда в его собственном астральном теле образуется понимание этого состояния ребенка и он постепенно придет к тому, чтобы искоренить в себе любые следы симпатии или антипатии в отношении к этому явлению у ребенка.

Благодаря тому, что воспитатель искоренил в себе симпатию и антипатию, он действует воспитующе на свое собственное астральное тело. И пока мы будем подходить с симпатией или антипатией, например, к такому проявлению у ребенка, что он хочет идти и не может ступить - это может доходить до патологического состояния которое может бросаться в глаза; он всегда входит в патологическое состояние, доходящее, я хотел бы сказать, до совершенно вызывающего патологического состояния, которое обозначают тем, что говорят, что ребенок не может научиться ходить - пока имеют при этом симпатию или антипатию, даже если они выступают в очень слабой степени, пока при этом могут входить в возбужденное состояние, до тех пор, в сущности, действенно воспитывать нельзя.

Только когда мы продвинулись настолько далеко, что такое явление становится объективным образом, что мы воспринимаем его с известной невозмутимостью, как объективный образ, и не испытываем при этом ничего, кроме сострадания, тогда в астральном теле сложится необходимое душевное настроение, которое правильным образом поставит воспитателя рядом с ребенком. А тогда и все остальное устроится более или менее правильно. Ибо, мои дорогие друзья, вы не представляете себе, насколько безразлично по существу то, что воспитатель поверхностно говорит или не говорит, и какое огромное значение имеет то, каков он сам как воспитатель.

Но как прийти к такому пониманию? К такому пониманию приходят именно тогда, когда развивают все больший и больший интерес к мистерии человеческой организации вообще. Этой мистерии, и вообще этого интереса к человеческой организации крайне недостает сегодняшней цивилизации. Поэтому сегодняшняя цивилизация ничего не знает. Сегодняшняя цивилизация видит, скажем, тяжелого душевнобольного... (пропуск в тексте стенограммы).

Само собой разумеется, все происходит лишь так, как оно может разыгрываться внутри цивилизации, поэтому те вещи, которые мы должны понять, могут быть исполнены нами в каждом отдельном случае не совсем так, как мы их представляем в понятиях. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы среди вас, сидящих здесь, не было фанатиков, не было людей, с самого начала настроенных фанатично, не представляющих всей важности принятия истины относительно вещей, которые должны эзотерически внедряться в практическую жизнь. Потому можно круг людей, в котором излагаются эти вещи, сегодня не очерчивать достаточно узко, так как человек сегодняшней цивилизации не может понять, почему это необходимо, чтобы можно было в многочисленных случаях ходить не по струнке. Но это нужно знать и затем стремиться к здравомыслию, и применять его там, где оно применимо, и - это имеет место при воспитании неполноценных детей - применять его в соответствующих границах.

По отношению к взрослым душевнобольным мы его применять не можем, поскольку здесь примешивается нечто, к делу не относящееся, скажем, полиция. В тот момент, когда мы вынуждены иметь дело с инородными импульсами, когда мы имеем дело с законодательством, это оказывается невыполнимым. Ибо законодательство это нечто генеральное, оно не может применяться к индивидуальному, оно может быть лишь всеобщим. Юриспруденция во всех случаях лечения аномальных людей является настоящим ядом. Но она все же стоит перед вами. Вы не можете применять вещи фанатичным образом, вы должны позволить жизни течь таким образом, как она идет, как это возможно.

Представьте себе, что перед вами человек, о котором говорят, что он тяжело душевно болен, и вы можете, как это сегодня принято, то есть в симптомах, психографически, описать его состояние: он делает совершенно сумасшедшие вещи - согласно существующим ныне воззрениям. Но человек сегодняшней цивилизации совершенно не думает о том, что здесь имеет место.

Видите ли, то, что имеет здесь место, заключается в следующем: этот человек, который сегодня изживает себя как совершенно помешанный, мог при определенных обстоятельствах иметь очень важную инкарнацию в прежние времена, гениальным образом изживал себя некогда, в прежние времена. Ну, скажем, это гениальное изживание могло иметь место во второй предшествующей инкарнации (см. табл. 3, внизу). Затем могла последовать инкарнация, в которой данный человек в относительно раннем возрасте был заключен в тюрьму, так что он почти не имел отношений с внешним миром. Затем он прошел через смерть и жил дальше. И вот он появился снова как помешанный.

Именно потому, что принятое им в инкарнацию осталось совершенно вне области переживаний физического и эфирного тел, он не имел возможности это переработать, и поэтому он пришел к инкарнации в полном незнании внутреннего человеческого тела, он не может войти в физическое и эфирное тело, он всегда остается вовне, и, поскольку он не может обслуживаться физическим телом, он сумасшедший. Он изживается таким образом, что мы сможем увидеть его тем, чем он является, каков он, лишь тогда, когда мы совершенно отвлечемся от его физического и его эфирного тела, когда мы взглянем на его астральное тело и его "Я".

Представьте себе, что перед нами такой человек в детском возрасте. Здесь мы видим в детском существе человека эти непрерывные попытки войти в физическое и эфирное тела, и затем снова это отбрасывание назад.

Так что мы вполне можем иметь такой случай - пусть, скажем, здесь будут физическое и эфирное тела (см. табл. 3, справа), здесь некоторые органы, которые в силу предшествующих условий не в порядке; астральное тело и "Я" стремятся вовнутрь. Они здесь везде входят вовнутрь, но здесь (см. табл. 3) они не входят вовнутрь аккуратно, они каждый раз должны делать усилие. Скажем, астральное тело и "Я" каждый раз должны делать усилие, чтобы пронизать печень и желудок.

Это усилие действует примечательным образом: возникает нечто вроде аномального ритма, усилие ведет к тому, что "Я" в соответствующий момент усиливается и затем снова расслабляется. И мы имеем в ребенке попеременно то усиленное печеночно-желудочное, то, едва это печеночно-желудочное ощущение доходит до сознания, оно снова ослаблено. И ребенок постоянно колеблется туда-сюда между этой усиленной и ослабленной печеночно-желудочной чувствительностью. Поэтому ребенок не достигает того, чтобы так называемым нормальным образом использовать свое тело. Ибо его можно правильно использовать лишь тогда, когда этот ритм не возникает и астральное тело и "Я" спокойным образом овладевают отдельными органами.

Да, но как прийти к пониманию такой вещи? К пониманию этого приходят, когда весь процесс видят примерно следующим образом.

Представим себе, есть весьма умный человек, который, однако, не является часовым мастером. Но вот он вынужден сам ремонтировать свои остановившиеся часы. И случается так, что вместо того, чтобы их отремонтировать, он их окончательно ломает. Это не противоречит тому, что он вполне умен. Он потерпел в своем мероприятии неудачу не от недостатка разумности, а из-за недостаточного овладения возможностями. Так же при определенных обстоятельствах при нисхождении из доземного в земное бытие терпит неудачу и целостная гениальность, только неудача эта разыгрывается не в течение столь краткого времени, но в течение всей земной жизни.

Но это требует от нас, прежде всего, вглядеться в то, что нисходит, любовно вглядеться в то, что изживает себя в так называемом сумасшествии, вглядеться во все частности, которые изживаются в сумасшествии, и подняться над голой симптоматологией душевной жизни, которая может привести к психографии, и больше вглядываться в кармические взаимосвязи, в которые вступает этот сумасшедший, - больше смотреть на его связь с внешним миром, на то, в какие жизненные условия он пришел - ибо эти жизненные условия невероятно интересны - смотреть на это более объективно, и тогда вы найдете это сумасшествие необычайно интересным и увидите в нем искаженное отражение высочайшей мудрости, открытие врат в духовный мир, только с искаженными исходными средствами, вы почувствуете усиливающийся интерес, вовсе не для сенсации, но глубоко внутренний интерес к аномальностям. Ибо если ненормальность однажды действительно охватывает физическое и эфирное тела, это приводит к тому, что я вам сейчас обрисовал: из-за сильного проявления астральной деятельности и деятельности "Я" возникает ритм, физическое и эфирное тела слишком сильно захватываются этой деятельностью, затем преодолевают ее, затем снова расслабляются, и если подступиться к этому так, чтобы можно было наблюдать, что происходит в момент интенсивного самозахвата, в момент слабого самозахвата, подходить к этому преисполненными любви, то из этого ритма может произойти, что позднее, когда этот ритм будет преодолен, печень и желудок будут захвачены более интенсивным образом, чем это имеет место в обычном случае; тогда может возникнуть гений деятельности, гений деяния, в то время, как обычно это предоставляется изглаживанию в дальнейшей жизни между смертью и новым рождением.

Вдумайтесь в это однажды, это необходимо осознать, что, воспитывая неполноценного ребенка, мы вмешиваемся в то, что при естественном ходе, без вмешательства или при неправильном вмешательстве происходит только тогда, когда ребенок проходит врата смерти и возрождается к новой жизни, то есть глубоко затрагиваем карму. Так что при воспитании неполноценного ребенка происходит глубокое вмешательство в карму, что, разумеется, и должно происходить. Это правомерное вмешательство в карму, здесь должны преодолеваться известные вещи.

К тому, что преодолеваются известные вещи, имеющие место здесь и имевшие место в Бреслау, я хочу привести вам пример, чтобы вы правильным образом мыслили о таких вещах. В сельскохозяйственном курсе в Бреслау я дал указания, как правильным образом лечить сельское хозяйство.

Этот курс слушал также один старый фермер, тоже старый член Общества. На протяжении всего курса его не покидало известное ощущение, которое у него проявлялось в дискуссиях. Он то и дело говорил: да, но если это делать, то здесь ведь используются оккультные средства для получения практических результатов. Не слишком ли интенсивно затрагивает это человеческую моральность? Нельзя ли этим воспользоваться аморальным образом? Он никак не мог преодолеть это сомнение, он чуял в применении таких вещей черную магию.

Естественно, эти вещи становятся черной магией, если с ними обращаются недолжным образом. Поэтому я однажды сказал совершенно ясно: да, моральность должна быть во всех этих делах. Поэтому я предполагаю, что все, кто участвовал в этом курсе, участвовали в нем для того, чтобы преисполненными моральности служить человечеству, помогая сельскому хозяйству. Поэтому сельскохозяйственный круг необходимо рассматривать также как моральный круг, который имеет задачу обеспечить правильное применение этих вещей. Магию ведь применяют и боги, но различие между белой и черной магией состоит исключительно в том, что в белой магии вмешиваются моральным образом, бессамостно, самоотреченно, в черной же магии неморально, самостно, эгоистично. Другого различия нет.

И очевидно, что все речи о воспитании неполноценных детей - пустая болтовня, если при этом не исходят из того, что таковое воспитание действует лишь такими средствами, которые могут также иметь и аморальное применение. Здесь нужно иметь в виду прежде всего усиление чувства ответственности.

И я должен вам откровенно сказать, мои дорогие друзья, что если бы сегодня, в наше время, можно было рассчитывать на более сильное чувство ответственности, можно было бы сделать многое. Но поскольку в наше время совестливость не слишком, развита, именно поэтому о многом необходимо молчать. Когда люди слышат: можно сделать то, можно сделать это, - они хотят это делать. Желание сделать что-нибудь у них есть. Но как только они приступают к действительному делу, как только они приходят к тому, чтобы извлечь новые импульсы из духовного мира - а они должны быть извлечены - тогда дело прежде всего в том, что должны быть пробуждены чувство ответственности и совестливость. Они пробуждаются только тогда, когда знают, о чем идет речь. И поэтому необходимо знать, что речь идет о глубоком вмешательстве в кармическую деятельность, которое иначе осуществлялось бы между смертью и следующим рождением.

В воспитании неполноценных детей дело обстоит таким образом, что то, что мы делаем здесь, вмешивается в работу богов, которая должна была бы протекать позднее. Если не представлять это лишь теорией, но дать этому сильно воздействовать на свою душу, то, естественно, всегда становятся перед альтернативой: либо делать, чему быть должно, либо от этого отказаться.

Но не следует забывать: всякий шаг, совершаемый исходя из духовного мира, ведет человека к тому, чтобы, посмотрев направо, налево, всегда принимать новое решение на основе внутреннего мужества. Обычная жизнь между рождением и смертью хранит человека от необходимости иметь это внутреннее мужество. Здесь он может постоянно делать то, что ему привычно, к чему он привык. Здесь он направляется тем, что в нем застряло, здесь он всегда рассматривает свои воззрения как правильные, не имея необходимости приобретать новые.

Это хорошо для жизни, протекающей только лишь в физическом мире. Но если приходят к воздействию из духовного, необходимо ежедневно, ежечасно чувствовать себя поставленным перед необходимостью принять решение, при каждом деянии чувствовать себя поставленным перед возможностью осуществить его, отказаться или же сохранить нейтральность. И для этой решимости требуется мужество, внутреннее мужество. Это первейшее условие, если мы хотим что-либо сделать в этой области. И бодрствует лишь тот, кто постоянно имеет перед глазами все величие этих вещей: ты делаешь нечто, что в ином случае делали бы боги в период между смертью и новым рождением.

Знание этого преисполнено значения. Примите это медитативно. Огромное значение имеет размышление над этим. Проводя это ежедневно медитативно перед душой, мы тем самым создаем в себе такую конституцию астрального тела, в которой мы нуждаемся, чтобы правильным образом встать перед неполноценными детьми. Только когда мы поверим в то, что мы сами себя должны направить таким образом, только тогда мы сможем говорить о дальнейших вещах. Поэтому будем все это рассматриват