У: Можно ли сделать то же самое со страхом? 2 страница

 

большинство вещей. Всё будет, как и бывало. Цветок может увянуть и погибнуть, но он вернётся снова в своей прежней прелести.

Задавались ли вы когда-либо вопросом, почему люди сбиваются с истинного пути, становятся испорченными, недостойными в своём поведении – агрессивными, жестокими и коварными? Неправильно обвинять окружение, культуру или родителей. Мы хотим возложить ответственность за это вырождение на других или на какое-то событие. Находить объяснения и причины – это лёгкий выход. Древние индусы называли это кармой – вы пожинаете то, что посеяли. Психологи заявляют, что проблема зависит от родителей. То, что высказывают так называемые религиозные люди, основано на их догме или веровании. Но вопрос всё ещё остаётся.

В то же время существуют другие люди, родившиеся великодушными, добрыми, ответственными. Их не изменяют окружение и любое внешнее давление. Они остаются такими же, несмотря ни на что. Почему?

Объяснение, какое бы оно ни было, имеет мало значения. Всякие объяснения – это бегство, уклонение от реальности того, что есть, – единственного, что имеет значение. То, что есть, может быть полностью преобразовано с помощью той энергии, которая растрачивается на объяснения и поиск причин. Любовь – вне времени, вне анализа, сожалений и взаимных упрёков. Любовь пребывает, когда нет жажды денег, положения и хитрого обмана "я".

 

Сентября 1973

Наступил сезон дождей. Море было почти чёрным под тёмными тяжёлыми тучами, и ветер неистовствовал, раскачивая деревья. Дождь то льёт, не переставая, несколько дней подряд, то на день-два прекращается, чтобы начаться снова. Лягушки квакали в каждом пруду, и в воздухе

most things. It will be as before. A flower may wither and die but it will come back with its loveliness.

Have you ever wondered why human beings go wrong, become corrupt, indecent in their behaviour aggressive, violent and cunning? It's no good blaming the environment, the culture or the parents. We want to put the responsibility for this degeneration on others or on some happening. Explanations and causes are an easy way out. The ancient Hindus called it Karma, what you sowed you reaped. The psychologists put the problem in the lap of the parents. What the so-called religious people say is based on their dogma and belief. But the question is still there.

Then there are others, born generous, kind, responsible. They are not changed by the environment or any pressure. They remain the same in spite of all the clamour. Why?
Any explanation is of little significance. All explanations are escapes, avoiding the reality of what is. This is the only thing that matters. The what is can be totally transformed with the energy that is wasted in explanations and in searching out the causes. Love is not in time nor in analysis, in regrets and recriminations. It is there when desire for money, position and the cunning deceit of the self are not.

 

 

19^TH SEPTEMBER 1973

The monsoon had set in. The sea was almost black under the dark heavy clouds and the wind was tearing at the trees. It would rain for a few days, torrential rains, and it would stop for a day or so, to begin again. Frogs were croaking in every pond and

был приятный запах дождя. Земля снова стала свежей и за несколько дней покрылась изумительной зеленью. Всё растёт почти на глазах; засветит солнце, и всё на земле оживает. Ранним утром раздаётся пение птиц, кругом резвятся маленькие белки. Всюду цветы полевые и садовые, жасмин, розы и ноготки.

Однажды по дороге, ведущей к морю, под пальмами и омытыми проливным дождём деревьями, всё разглядывая по пути, шла группа детей. Они пели. Они, казалось, были так счастливы, невинны и совершенно не знали окружающего их мира. Одна девочка из этой группы меня узнала, подошла с улыбкой, и мы шли некоторое время, держась за руки. Никто из нас не произнёс ни слова, а когда мы подошли к её дому, она поклонилась и скрылась за дверью. Миру и семье ещё предстоит погубить её, и она также будет иметь детей, плакать о них, и мир с его ложью и коварством их погубит. Но в тот вечер она была счастлива, и ей не терпелось своим счастьем поделиться, держа кого-то за руку.

Когда прошли дожди, возвращаясь однажды вечером по той же дороге, освещённой золотым светом заходящего солнца, он встретил юношу, несущего огонь в глиняном горшке. На юноше не было ничего кроме чистой набедренной повязки, и за ним два человека несли мёртвое тело. Это были брамины, только что искупавшиеся, чистые, державшиеся очень прямо. Юноша, несший огонь, вероятно, был сыном покойного. Все они шли довольно быстро. Тело должны были кремировать на уединённой песчаной отмели. Всё это было так просто, так не похоже на парадный катафалк, утопающий в цветах, за которым следует длинная вереница блестящих автомашин, или на скорбную похоронную процессию, печально шествующую за гробом, – всё это так мрачно. Или вы видите мёртвое тело, скромно обёрнутое, которое везут, укрепив на велосипеде, чтобы предать огню у священной реки.

the pleasant smell the rains brought filled the air. The earth was clean again and in a few days it became astonishingly green. Things grew almost under your eyes; the sun would come and all the things of the earth would be sparkling. Early in the morning there would be chanting and the small squirrels were all over the place. There were flowers everywhere, the wild ones and the cultivated, the jasmine, the rose and the marigold.

One day on the road that leads to the sea, walking under the palms and the heavy rain trees, looking at a thousand things, a group of children were singing. They seemed so happy, innocent and utterly unaware of the world. One of them recognised us, came smiling and we walked hand in hand for some time. Neither of us said a word and as we came near her house she saluted and disappeared inside. The world and the family are going to destroy her and she will have children too, cry over them and in the cunning ways of the world they will be destroyed. But that evening she was happy and eager to share it by holding a hand.

When the rains had gone, returning on the same road one evening when the western sky was golden, one passed a young man carrying a fire in an earthenware pot. He was bare except for his clean loin cloth and behind him two men were carrying a dead body. All were Brahmins, freshly washed, clean, holding themselves upright. The young man carrying the fire must have been the son of the dead man: they were all walking quite fast. The body was going to be cremated on some secluded sands. It was all so simple, unlike the elaborate hearse, loaded with flowers, followed by a long line of polished cars or mourners walking behind the coffin: the dark blackness of it all. Or you saw a dead body, decently covered, being carried at the back of a bicycle to the sacred river to be burnt.

 

Смерть присутствует всюду, но мы никогда, по-видимому, не живём с ней. Для нас это нечто мрачное, устрашающее, чего надо избегать, о чём не следует говорить, что следует держать в отдалении, за крепко запертой дверью. Но она всегда здесь. Красота любви – это смерть, человек же не знает ни любви, ни смерти. Смерть – это страдание, а любовь – наслаждение, и они никогда не могут встретиться; их необходимо держать раздельно, и это разделение есть боль и страдание. С начала времён существуют это разделение и этот нескончаемый конфликт. Смерть всегда будет существовать для тех, кто не понимает, что наблюдающий есть наблюдаемое, что переживающий есть переживаемое. Это подобно широкой реке, которая несёт человека со всеми его суетными благами, с его тщеславием, страданиями и знанием. До тех пор пока он не оставит всё, что накопил, в реке и не поплывёт к берегу, смерть будет всегда стоять у его порога, ожидая и подкарауливая. Когда он оставляет реку, берега нет, берег – это слово, это наблюдающий. Он отбросил всё – и реку, и берег. Ибо река – это время, а берега – мысли, связанные со временем: река есть движение времени, и мысль принадлежит этому движению. Когда наблюдающий отбрасывает всё, чем он является, тогда наблюдающего больше нет. Это не смерть. Это вневременное. Вы не можете этого знать, так как то, что известно, – от времени; вы не можете пережить (испытать)[4] это, так как узнавание составлено из времени. Свобода от известного есть свобода от времени. Бессмертие – это не слово, не книга, не созданный вами образ. Душа, "я", атман – дитя мысли, которая есть время. Когда время отсутствует, нет и смерти. Тогда есть любовь.

Западная часть небосклона утратила свой золотистый цвет, и над горизонтом появился новый месяц, юный,

Death is everywhere and we never seem to live with it. It is a dark, frightening thing to be avoided, never to be talked of. Keep it away from the closed door. But it is always there. The beauty of love is death and one knows neither. Death is pain and love is pleasure and the two can never meet; they must be kept apart and the division is the pain and agony. This has been from the beginning of time, the division and the endless conflict. There will always be death for those who do not see that the observer is the observed, the experiencer is the experienced. It is like a vast river in which man is caught, with all his worldly goods, his vanities, pains and knowledge. Unless he leaves all the things he has accumulated in the river and swims ashore, death will be always at his door, waiting and watching. When he leaves the river there is no shore, the bank is the word, the observer. He has left everything, the river and the bank. For the river is time and the banks are the thoughts of time: the river is the movement of time and thought is of it. When the observer leaves everything which he is, then the observer is not. This is not death. It is the timeless. You cannot know it, for what is known is of time; you cannot experience it: recognition is made up of time. Freedom from the known is freedom from time. Immortality is not the word, the book, the image, you have put together. The soul, the "me", the atman is the child of thought which is time. When time is not then death is not. Love is.
The western sky had lost its colour and just over the horizon was the new moon, young,

 

 

робкий, нежный. Казалось, что по дороге проходит всё: свадьба, смерть, смех детей и чьё-то рыдание. Рядом с месяцем сияла единственная звезда.

 

Сентября 1973

В это утро река была особенно прекрасна; солнце только поднималось над деревьями и над деревней, спрятавшейся за ними. Воздух был неподвижен, и на реке не было даже самой слабой ряби. Днём станет совсем жарко, но сейчас было довольно прохладно, и одинокая обезьяна сидела на солнышке. Она всегда сидела здесь одна, большая и грузная. Днём она исчезала, а рано утром взбиралась на верхушку тамариндового дерева; когда становилось жарко, казалось, что дерево поглощало её. Золотисто-зелёные мухоловки сидели на парапете вместе с голубями: грифы были всё ещё на верхних ветках другого тамаринда. Была безмерная тишина, и ты сидел на скамье, потерянный для этого мира.

Мы возвращались из аэропорта по тенистой дороге, обсаженной деревьями, на которых хрипло кричали зелёные и красные попугаи. На дороге мы увидели что-то, показавшееся нам большим тюком. По мере того как машина приближалась, тюк становился человеком, почти голым, лежащим поперёк дороги. Машина остановилась, и мы вышли. Его тело было большим, а голова очень маленькой; взгляд его был устремлён сквозь листву в удивительно синее небо. Мы тоже взглянули вверх, чтобы увидеть, на что он так пристально глядел: небо было действительно синее, а листва – действительно зелёная. Он был уродлив и, как говорили, был одним из деревенских дураков. Он и не подумал пошевелиться, и машина должна была очень осторожно его объехать. Верблюды с поклажей и громко разговаривающие дети шли мимо, не обращая на него ни малейшего внимания. Пробежала собака, сделав широкий круг. Попугаи были заняты своим shy and tender. On the road everything seemed to be passing, marriage, death, the laughter of children and someone sobbing. Near the moon was a single star.

20^TH SEPTEMBER 1973

The river was particularly beautiful this morning; the sun was just coming over the trees and the village hidden among them. The air was very still and there was not a ripple on the water. It would get quite warm during the day but now it was rather cool and a solitary monkey was sitting in the sun. It was always there by itself, big and heavy. During the day it disappeared and turned up early in the morning on the top of the tamarind tree: when it got warm the tree seemed to swallow it. The golden green flycatchers were sitting on the parapet with the doves, and the vultures were still on the top branches of another tamarind. There was immense quietness and one sat on a bench, lost to the world.

Coming back from the airport on a shaded road with the parrots, green and red, screeching around the trees, one saw across the road what appeared to be a large bundle. As the car came near, the bundle turned out to be a man lying across the road, almost naked. The car stopped and we got out. His body was large and his head very small; he was staring through the leaves at the astonishingly blue sky. We looked up too to see what he was staring at and the sky from the road was really blue and the leaves were really green. He was malformed and they said he was one of the village idiots. He never moved and the car had to be driven round him very carefully. The camels with their load and the shouting children passed him without paying the least attention. A dog passed, making a wide circle. The parrots were busy with their

 

 

гамом. Сухие поля, сельские жители, деревья, жёлтые цветы были поглощены своей собственной жизнью. Эта часть мира была слаборазвитой, и не существовало ни людей, ни организации, которые заботились бы о таких людях. Тут были открытые сточные канавы, грязь и скученность массы людей, а священная река продолжала свой путь. Печаль жизни была повсюду, и высоко в синем небе парили тяжелокрылые грифы, они часами кружили, подстерегая, высматривая. У кого здравый ум и кто безумен? Что такое здравый ум и безумие? Политики – в здравом ли они уме? А священники – не безумны ли они? Те, кто предан идее, идеологии, – в здравом ли они уме? Они нами управляют, формируют нас, всюду оказывают на нас нажим, – так находимся ли и мы в здравом уме?

Что значит быть в здравом уме? Быть цельным, нефрагментированным в действии, в жизни, во всякого рода отношениях – вот самая суть здравого ума. Быть в здравом уме – значит быть цельным, разумным, праведным. Быть безумным, неврастеником, психопатом, неуравновешенным, шизофреником – какое бы наименование вы этому ни дали – означает быть фрагментированным, раздробленным в действии и в движении взаимоотношений, которое есть существование. Сеять вражду и рознь (разделение), что является занятием политиков, представляющих вас, – значит культивировать и упрочивать безумие, независимо от того, исходит ли это от диктаторов или от тех, кто, обладая властью, действует во имя мира или какой-то идеологии. И священник: взгляните на мир священнослужителей. Священник стоит между вами и тем, что он и вы считаете истиной, спасителем, богом, раем, адом. Он – толкователь, полномочный представитель; у него ключи от рая; он обусловил человека посредством веры, догмата и ритуала; он настоящий пропагандист. Он обусловил вас, потому что вы хотите утешения, безопасности и испытываете страх перед завтрашним

noise. The dry fields, the villagers, the trees, the yellow flowers were occupied with their own existence. That part of the world was underdeveloped and there was no one or organization to look after such people. There were open gutters, filth and crowding humanity and the sacred river went on its way. The sadness of life was everywhere and in the blue sky, high in the air, were the heavy-winged vultures, circling without moving their wings, circling by the hour, waiting and watching. What is sanity and insanity? Who is sane and who is insane? Are the politicians sane? The priests, are they insane? Those who are committed to ideologies, are they sane? We are controlled, shaped, pushed around by them, and are we sane?
What is sanity? To be whole, non-fragmented in action, in life, in every kind of relationship that is the very essence of sanity. Sanity means to be whole, healthy and holy. To be insane, neurotic, psychotic, unbalanced, schizophrenic, whatever name you might give to it, is to be fragmented, broken up in action and in the movement of relationship which is existence. To breed antagonism and division, which is the trade of the politicians who represent you, is to cultivate and sustain insanity, whether they are dictators or those in power in the name of peace or some form of ideology. And the priest: look at the world of priesthood. He stands between you and what he and you consider truth, saviour, god, heaven, hell. He is the interpreter, the representative; he holds the keys to heaven; he has conditioned man through belief, dogma and ritual; he is the real propagandist. He has conditioned you because you want comfort, security, and you dread tomorrow.

 

днём. Художники, интеллектуалы, учёные, которыми так восхищаются и которых так непомерно превозносят, – в здравом ли они уме? Или они живут в двух различных мирах: мире идей и воображения, с его навязчивыми формами выражения, полностью отделенным от их повседневной жизни, с её печалью и удовольствием?

Окружающий вас мир фрагментирован, так же как и вы сами, и это выражается в конфликте, смятении и страдании: вы есть мир, и мир – это вы. Быть в здравом уме – значит жить жизнью действия без конфликта. Действие и идея находятся в противоречии. Видение – это действие, а не сначала идея, а потом действие в соответствии с заключением. Это порождает конфликт. Анализирующий сам является анализируемым. Когда анализирующий отделяет себя как нечто отличное от анализируемого, он порождает конфликт, а конфликт – это сфера неуравновешенности. Наблюдающий есть наблюдаемое, и в этом здравый ум, цельность, а с праведным – любовь.

 

Сентября 1973

Хорошо, когда просыпаешься без единой мысли с ее проблемами. Ум тогда отдохнувший; он создал порядок внутри самого себя, и поэтому сон так важен. Либо ум создаёт порядок в своих отношениях и деятельности в часы бодрствования, что даёт ему полный отдых во время сна, либо во время сна он будет пытаться приводить в порядок свои дела для собственного удовлетворения. В течение дня снова будет беспорядок, вызываемый многими факторами, а в часы сна ум будет стараться выпутаться из этой неразберихи. Ум, мозг, лишь тогда может функционировать эффективно, непредубеждённо, когда есть порядок. Конфликт в любой форме – это беспорядок. Посмотрите, как действует такой ум каждый день в течение всей жизни: его действие – это попытка навести порядок во время сна и беспорядок в часы бодрствования. Это

The artists, the intellectuals, the scientists, admired and flattered so much are they sane? Or do they live in two different worlds - the world of ideas and imagination with its compulsive expression, wholly separate from their daily life of sorrow and pleasure?

The world about you is fragmented and so are you and its expression is conflict, confusion and misery: you are the world and the world is you. Sanity is to live a life of action without conflict. Action and idea are contradictory. Seeing is the doing and not ideation first and action according to the conclusion. This breeds conflict. The analyser himself is the analysed. When the analyser separates himself as something different from the analysed, he begets conflict, and conflict is the area of the unbalanced. The observer is the observed and therein lies sanity, the whole, and with the holy is love.

ST SEPTEMBER 1973

It is good to wake up without a single thought, with its problems. Then the mind is rested; it has brought about order within itself and that is why sleep is so important. Either it brings about order in its relationship and action during the waking hours, which gives to the mind complete rest during sleep, or during sleep it will attempt to arrange its affairs to its own satisfaction. During the day there will again be disorder caused by so many factors, and during the hours of sleep the mind will try to extricate itself from this confusion. Mind, brain, can only function efficiently, objectively, where there is order. Conflict in any form is disorder. Consider what the mind goes through every day of its life: the attempt at order in sleep and disorder during waking hours. This is

 

 

конфликт жизни изо дня в день. Мозг может функционировать только в безопасности, а не в противоречии и смятении. Поэтому он пытается получить такие условия при помощи какой-то невротической формулы, но от этого конфликт лишь усиливается. Порядок является преобразованием всей этой путаницы. Когда наблюдающий есть наблюдаемое, существует полный порядок.

На маленькой тенистой и тихой дорожке, идущей возле дома, маленькая девочка горько, надрывно плакала, как могут плакать только дети. Ей, может быть, было пять или шесть лет, а ростом она была ещё меньше. Она сидела на земле, слезы текли по её щекам. Он сел рядом с ней и спросил, что случилось, но она не могла говорить, задыхаясь от рыданий. Может быть, её побили, или сломалась её любимая игрушка, или ей грубо отказали в том, чего ей очень хотелось. Мать вышла из дома, встряхнула девочку и унесла. Она едва взглянула на него, потому что они не были знакомы. Через несколько дней, когда он шёл по той же дорожке, девочка вышла из дома, сияя улыбкой, и вместе с ним прошла немного по дорожке. Мать, видимо, разрешила ей подойти к незнакомому человеку. Он часто гулял по этой тенистой дорожке, и девочка с братом и сестрой обычно выходили и приветствовали его. Забудут ли они когда-нибудь свои обиды и свои печали или постепенно создадут для себя способы бегства и сопротивления? Хранить эти обиды, кажется, в природе людей, и это искажает их действия. Может ли человеческий ум никогда не ведать боли и ран? Не иметь душевных ран – значит быть беспорочным, невинным. Если вы не храните обиды, вы, естественно, не причините боли другому. Возможно ли это? Культура, в которой мы живём, глубоко ранит ум и сердце. Шум и загрязнение, агрессия и соперничество, насилие и воспитание, образование – все эти и ещё другие факторы способствуют усилению страдания. И всё же нам приходится жить в этом

the conflict of life, day in, day out. The brain can only function in security, not in contradiction and confusion. So it tries to find it in some neurotic formula but the conflict becomes worse. Order is the transformation of all this mess. When the observer is the observed there is complete order.

In the little lane that goes by the house, shaded and quiet, a little girl was sobbing her heart out, as only children can do. She must have been five or six, small for her age. She was sitting on the ground, tears pouring down her cheeks. He sat down with her and asked what had happened but she couldn't talk, sobbing took all her breath. She must have been struck or her favourite toy broken or something which she wanted denied by a harsh word. The mother came out, shook the child and carried her in. She barely looked at him for they were strangers. A few days later, walking along the same lane, the child came out of her house, full of smiles, and walked with him a little way. The mother must have given her permission to go with a stranger. He walked often in that shaded lane and the girl with her brother and sister would come out and greet him. Will they ever forget their hurts and their sorrows or will they gradually build for themselves escapes and resistances? To keep these hurts seems to be the nature of human beings and from this their actions become twisted. Can the human mind never be hurt or wounded? Not to be hurt is to be innocent. If you are not hurt you will naturally not hurt another. Is this possible? The culture in which we live does deeply wound the mind and heart. The noise and the pollution, the aggression and competition, the violence and the education all these and more contribute to the agony. Yet we have to live in this

 

 

мире жестокости и сопротивления: мы – это мир, а мир – это мы. Что же именно в человеке может быть уязвлено? Мысленный образ, представление, которое каждый создал о себе самом, – вот что ранимо. Как ни странно, эти представления повсюду в мире одни и те же, лишь с некоторыми видоизменениями. Сущность представления, которое имеете вы, – та же, что и у человека за тысячу миль от вас. Так что вы и есть тот мужчина или та женщина. Ваши обиды и раны – это обиды и раны тысяч: вы есть другой.

Возможно ли никогда не испытывать обиды? Там, где есть душевная рана, нет любви. Там, где есть обида, любовь – не более чем наслаждение (удовольствие). Лишь когда вы открываете для себя красоту того, чтобы никогда не обижаться, все прошлые обиды и раны исчезают. В полноте настоящего прошлое перестаёт быть бременем.

Он никогда не обижался, хотя многое пришлось ему испытать: лесть и оскорбления, угрозы и опеку. Это не означает, что он был невосприимчивым, несознающим: у него не было представления о самом себе, не было умозаключений, не было идеологии. Мысленный образ означает сопротивление, и когда его нет, уязвимость есть, но нет обиды, уязвлённости. Не следует искать уязвимости, высокой чувствительности, так как то, чего вы добьётесь и что обретёте, будет другой формой того же представления, того же образа. Поймите это целостное движение, не просто на уровне слов, постарайтесь проникнуть в самую его суть. Важно осознать целостную структуру этого без каких бы то ни было оговорок. Видение истины этого есть конец создающего образ. Пруд был переполнен, и тысячи мерцаний отражались в его водах. Стало темно, и небеса открылись.

 

world of brutality and resistance: we are the world and the world is us. What is the thing that is hurt? The image that each one has built about himself, that is what is hurt. Strangely these images, all over the world are the same, with some modifications. The essence of the image you have is the same as of the man a thousand miles away. So you are that man or woman. Your hurts are the hurts of thousands: you are the other.

Is it possible never to be hurt? Where there is wound there is no love. Where there is hurt, then love is mere pleasure. When you discover for yourself the beauty of never being hurt, then only do all the past hurts disappear. In the full present the past has lost its burden.

He has never been hurt though many things happened to him, flattery and insult, threat and security. It is not that he was insensitive, unaware: he had no image of himself, no conclusion, no ideology. Image is resistance and when that is not, there is vulnerability but no hurt. You may not seek to be vulnerable, highly sensitive, for that which is sought and found is another form of the same image. Understand this whole movement, not merely verbally, but have an insight into it. Be aware of the whole structure of it without any reservation. Seeing the truth of it is the ending of the image builder. The pond was overflowing and there were a thousand reflections on it. It became dark and the heavens were open.

Сентября 1973

В соседнем доме пела женщина: у неё был чудесный голос, и те немногие, кто слышал её пение, были им зачарованы. Солнце садилось среди манговых деревьев и пальм, щедро позолоченных и зелёных. Женщина исполняла религиозные песнопения, и её голос становился всё более глубоким и нежным. Слушание – это искусство. Когда вы слушаете классическую западную музыку или пение этой женщины, сидящей на полу, вы либо впадаете в романтическое настроение, либо в вашей памяти всплывают картины прошлого, либо ваша мысль, создавая ассоциации, быстро изменяет ваше настроение, либо возникают предчувствия будущего. Или вы слушаете без всякого движения мысли. Вы слушаете из глубокой тишины, из полного безмолвия.

Слушание собственной мысли, или чёрного дрозда на ветке, или того, что говорится, без реакции мысли раскрывает смысл, совершенно отличный от того, который приносит движение мысли. Это есть искусство слушания, слушания с полным вниманием: нет центра, который слушает.

Безмолвие гор имеет глубину, которой нет в долинах. У всего есть своё особое безмолвие; безмолвие среди облаков и среди деревьев совершенно разное; безмолвие между двумя мыслями – вне времени; безмолвие удовольствия и страха ощущается вполне реально. Искусственное безмолвие, которое может создавать мысль, – это смерть; безмолвие между шумами есть отсутствие шума, но это не безмолвие, так же как отсутствие войны не есть мир. Мрачное безмолвие собора, храма исходит от древности и красоты, которая в основном создана человеком; существует безмолвие прошлого и будущего, безмолвие музея и кладбища. Но всё это не является безмолвием.

Этот человек сидел неподвижно на берегу прекрасной реки; он находился здесь уже более часа. Он приходил

ND SEPTEMBER 1973

A woman was singing next door: she had a marvellous voice and the few who were listening to her were entranced. The sun was setting among the mango trees and palms, rich golden and green. She was singing some devotional songs and the voice was getting richer and mellower. Listening is an art. When you listen to classical western music or to this woman, sitting on the floor, you are either being romantic or there are remembrances of things past or thought with its associations swiftly changing your moods, or there are intimations of the future. Or you listen without any movement of thought. You listen out of complete quietness, out of total silence.