– Ты не нуждаешься в таких подтверждениях.
Мария-Тереза медленно скользнула рукой по его груди, твердому животу, потом еще ниже, за ремень, к…
Откинув назад голову, Вин застонал, выгибаясь всем телом.
– Черт.
Двигая ладонью вверх-вниз по его члену, Мария-Тереза уткнулась носом в шею Вина и слегка прикусила кожу.
– Не думаю, что это надолго тебя не задержит.
Грудная клетка Вина сократилась, дыхание вырывалось из его рта.
– Мне нужно раздеться.
– Я тоже так думаю.
Его руки грубо накинулись на ремень и ширинку, и брюки слетели на пол со скоростью света. Эрекцию плотно обтягивали черные брифы… очень плотно. Его член длинным стволом был наклонен слегка набок, головка пыталась выбраться за пределы удерживающего пояса.
Прежде чем он смог лечь обратно, она потянулась и спустила эти брифы вниз по его мощным бедрам, освобождая эрекцию. Он кончил, и блестящая влажная головка сделала Марию-Терезу еще более готовой к тому, что ждало их впереди.
Обхватив рукой ствол, она погладила член, смотря на Вина, наблюдая, как он уперся рукой в стену и опустил голову. Он начал двигаться вместе с ней, и девушка наблюдала в зеркале, как выглядела его спина, когда бедра двигались вперед и назад, напрягались и расслаблялись мускулы его торса, и спина изгибалась волнами – эротичней движения она еще не видела…
Мария-Тереза отстранилась от него, сняла трусики и растянулась рядом. Готовая. Подняв голову, Вин посмотрел на нее из-под бровей, его серебряные глаза сияли на свету так же ярко, как и сталь – на полуденном солнце.
Они оба вспомнили об одном и том же, одновременно.
– У тебя есть…
– У меня есть презерватив…
Слава Богу, подумала она, когда он потянулся за кошельком и достал синий пакетик «Троджан»[109]. Мария-Тереза принимала противозачаточные, благодаря регулярным посещениям местного врача, и сегодня уже проверялась, но как сильно ее бы не тянуло к Вину, она не станет пренебрегать своим телом, ни с кем.
Если секс, то только защищенный.
И смотреть, как он защищает их обоих, было чертовски сексуально. Когда Вин закончил, они вернулись в прежнюю позицию: она легла на пуховое одеяло, он – отчасти на нее, отчасти – на боку. Презерватив на ее бедре отдавал прохладой, оставляя холодный след, и Мария-Тереза желала, чтобы у нее появилась возможность почувствовать его член по-настоящему, на своей коже. Но потом он оказался полностью на ней, между ее ног, головка толкалась в ее сердцевину.
Глядя ему в глаза, она ввела его внутрь.
Как правильно это было. Как восхитительно было соединение. Как удивительно было встретить его взгляд и увидеть в нем отражение испытываемых ею чувств… изумительное потрясение от того, как хорошо они подошли друг другу, но нужно было продолжить дальше…
И вот еще один сюрприз: впервые за долгое время ей не было больно, потому что ее тело на самом деле хотело этого.
– Ты в порядке? – спросил он горловым голосом.
– Еще как.
Когда они начали двигаться, Мария-Тереза обернула руки вокруг его плеч, прижимая ближе. Прежде чем закрыть глаза, она увидела их в зеркале: их тела были сплетены, ее ноги широко раздвинуты, его бедра – двигались. Когда она посмотрела в свои собственные глаза, отражение шокировало ее. Ее щеки раскраснелись, волосы были спутаны вокруг его сильной руки, а рот слегка приоткрыт. Она выглядела как женщина с любимым человеком.
В этом был смысл. Этот секс был в старомодном стиле… между двумя людьми, которые хотели быть вместе только потому, что это была нужная вещь в нужное время для них обоих.
Отражение в зеркале стало мутным от хлынувших слез, Мария-Тереза уткнулась ему в плечо, блокируя открывшийся вид.
Каким-то образом он умудрился обнять ее, не прерывая ритма.
Когда Мария-Тереза достигла пика наслаждения и отправилась в свободный полет, о котором у нее сохранились лишь смутные воспоминания, она ухватилась за мужчину, который был ответственен за ее чувства, перестав сдерживаться. Ее оргазм спровоцировал и его, и девушка чувствовала себя полностью удовлетворенной, когда он задрожал и начал…
Но потом все покатилось в пропасть. В одно мгновение она подумала о том, что делала за деньги, и это все испортило: взрыв холода ее груди распространился по телу, пока все вены не онемели, а мускулы не напряглись вокруг ледяных костей.
Вин замер, будто почувствовал изменения в ней, и поднял голову с ее волос.
– Поговори со мной.
Она открыла рот. И ничего не смогла сказать.
– Все нормально, – нежно сказал он, собирая ее слезы кончиками пальцев. – Это должно быть сложно для тебя. Пусть все кажется правильным, но должно быть трудно.
Мария-Тереза пыталась восстановить дыхание, не от перенапряжения, а от усилий не рассыпаться на части.
– Что, если так будет происходить каждый раз, когда я…
С тобой, хотела закончить она, но это, казалось, было уже чересчур. Да ради Бога, она даже не знала, будет ли в этом городе на следующей неделе.
Он поцеловал ее.
– Другие воспоминания придут на место прошлых. Потребуется время, но это произойдет.
Посмотрев в зеркало, она подумала о том, как он двигался. Воспроизвела чувство, его образ, и холод немного отступил, прогоняемый волной тепла.
– Надеюсь, что ты прав, – прошептала она, погладив его волосы. – Искренне надеюсь.
Глава 24
Пока они лежали вместе, Вин укрыл Марию-Терезу самым лучшим одеялом – своим телом. Черт, было так прекрасно – лежать рядом с ней, на его детской кровати, хотя приходилось соблюдать осторожность с руками и тем, к чему они прикасались. Столько обнаженной, восхитительно мягкой женской кожи в непосредственной близости…
После двух оргазмов, только один из которых произошел в нужное время, Вин по-прежнему был тверд. И голоден. Но он никоим образом не станет давить на нее.
Так что, да, он следил за тем, где располагались его руки, когда он нежно гладил ее, держа при этом пах подальше от ее бедер, и глазами уставившись в другой конец комнаты, вместо того, чтобы смотреть, ну… на идеальные розовые соски.
– Извини за то, что я расплакалась, – сказала Мария-Тереза, будто знала, что он был обеспокоен.
– Я могу для тебя что-нибудь сделать?
Она прижалась губами к его груди. – Ты и так много сделал.
Отлично, от ее слов он почувствовал себя важной птицей. – Я бы хотел повторить.
– Да?
– В самое ближайшее время.
Ее улыбка была яркой, словно радуга. – Очень жаль, что у тебя был всего один презерватив.
– Трагедия вселенских масштабов.
Они лежали бок о бок, пока холодный ветер не ворвался в окно, забирая все тепло, собравшееся над кроватью.
– Тебе холодно, – сказал Вин, растирая кожу на ее руках, покрывшуюся мурашками. – Мне же, с другой стороны, удобно.
Он потянулся через нее, поднимая рубашку с пола. Помогая ей одеться, он задержался на мгновение, наблюдая, как покачивается ее грудь.
– Ты никогда не должна носить бюстгальтер. Никогда.
Она рассмеялась, застегивая пуговицы, и Вин, протянув девушке кофту из флиса, поднял ее трусики.
О, да ради Бога… Вин хотел оставить их у себя. Что делало его извращенцем и придурком, но таков был в нем пещерный человек. Он хотел носить с собой что-то, принадлежащее его женщине.
Но она была не его, не так ли. Черт возьми, какая женщина в здравом уме подпишется на парня, который только что бросил свою потенциальную невесту? Да-да, надежный он, как же.
– Думаю, это твое, – пробормотал он, аккуратно протягивая кусочек черной ткани.
– Да, похоже на то. – Мария-Тереза взяла трусики и, надевая их, задала Вину адское шоу… и не по причине откровенной сексуальности, а потому, что для него она была чертовски съедобна в любом виде, что бы она ни делала.
Все это заставило его вспомнить, как он снял с нее джинсы. В тот момент он остановился и долго смотрел на нее, потому что тот час же хотел прижаться ртом к ее лону: Вин был обездвижен образами того, как он сдвигает ее бедра на край матраса, опускается на пол перед ней и не спеша ласкает.
В некотором смысле оральный секс был более интимен, чем само соитие, и Вин боялся, что секс с ним вызовет у нее плохие воспоминания. Так и вышло.
Но, надеемся, что будут и другие разы. В скором времени. Предостаточно.
Когда он оделся, а она затолкала бюстгальтер в карман кофты, они рука об руку вышли из его детской спальни. Проходя мимо зеркала, он взял изображение Мадонны с собой, спрятав в пиджаке.
Внизу он выключил свет и отопление, и, когда они добрались до парадной двери, Вин сказал, – Мне следует вычистить это место.
Но он знал, что не станет действовать импульсивно. Несмотря на то, что у него была команда парней, которые могли поснимать всю эту рухлядь, разнести ванную и кухню, на него накатывала ужасная пассивность, когда дело касалось этого дома. Всевозможными способами дом высасывал из него волю к жизни.
Возвращаясь в «Железную Маску», на протяжении всего пути держал руку Марии-Терезы, отвлекаясь только на переключение передач.
Заехав на парковку клуба, он оглянулся. Мария-Тереза смотрела в окно, и Вин любовался линией ее подбородка и тем, как волосы спадали на ее плечи.
И потом он осознал, на что она смотрела. На переулок в дальнем конце парковки, перекрытый полицейской оградительной лентой.
– Хочешь, чтобы я проводил тебя до дома? – спросил он.
Она кивнула, не отрывая взгляда от места, где были убиты те парни. – Ты не против?
– Мне бы хотелось этого. – Блин, доверие женщины заставляет чувствовать себя выше горы. Мария-Тереза повернулась к нему. – Спасибо… за все.
Он наклонялся медленно, на случай, если поцелуи вблизи места ее бывшей работы будут чересчур для нее. Однако Мария-Тереза не отстранилась, и когда их губы ненадолго встретились, Вин сделал глубокий вдох. Запах чистого белья и цветущей женщины. Вот чем она пахла. Лучше, чем все созданные когда-либо духи.
– Мы еще увидимся? – спросил он.
Склонив голову, Мария-Тереза взяла сумочку с пола. – Надеюсь.
С прощальной, неестественно-быстрой улыбкой, она открыла дверь, и, выбравшись наружу, направилась к своей машине. Вместо того, чтобы использовать автосигнализацию, Мария-Тереза открыла Камри с ключа, а чтобы завести колымагу ушла целая вечность.
Ему не нравилась ее Камри. Слишком ненадежна.
Ему также не нравилось, как девушка избегала его взгляда.
Когда ее машина, наконец, завелась, Мария-Тереза начала движение, и Вин следовал за ней через центр города и прямо в квартал с домами в пригородном стиле. Он мгновенно узнал, в каком доме жила она: в Кейп-Коде со ставнями на каждом окне, даже на втором этаже. Припаркованная у бордюра машина без сомнений принадлежала няньке.
Вин ждал у начала подъездной дорожки, пока поднимется гаражная дверь, и Камри заедет внутрь. Когда панели опустились вниз до упора, он надеялся, что сможет еще раз мельком увидеть ее, но Мария-Тереза осталась в машине.
Так, разумеется, было безопасней, а, следовательно, лучше.
Он подождал еще немного.
А затем она появилась в кухонном окне и помахала ему рукой. Прощаясь в ответ, Вин, махнув рукой, положил ладонь на клаксон, чтобы тихо посигналить… но потом замер, решив, что Мария-Тереза не оценит любое привлеченное к ней внимание.
Когда он уезжал, глубокая морщина залегла между нахмуренных бровей. Ее ситуация была до очевидного жуткой. Мария-Тереза все еще убегала от бывшего мужа… будучи не просто напуганной, а в полном ужасе, и она была уверена, что в какой-то момент их найдут. Да ради бога, она даже не решалась открыть дверь авто, пока не закрылся гараж.
Первой мыслью стало желание построить ей крепость и вооружить место взводом солдат вроде Джима.
Потом Вин вспомнил, как она ответила на его вопрос, прежде чем вышла из машины.
Мы еще увидимся? Надеюсь.
Она собирается покинуть город. Связаны те две смерти прошлой ночью с ней или же нет, Мария-Тереза собирается броситься в бега. И мысль, что он больше ее не увидит, не узнает, что с ней сталось, ничем не сможет помочь, посеяла в нем панику.
Пятнадцать минут спустя Вин заехал в подземный гараж Коммодора и припарковался рядом со своим черным Рэндж Ровером. По какой-то причине, когда он сел в лифт, отголоски ночного кошмара о Девине вернулись к нему, и он снова услышал тот голос:
Ты мой, Вин. И я всегда беру то, что принадлежит мне.
На двадцать восьмом этаже он вышел в коридор…
Вин замер. Дверь в его дюплекс была открыта, и оттуда доносились голоса. Множество голосов.
Было сложно поверить, что Девина привела грузчиков так поздно… в конце концов, было уже за полночь. Тогда, что, черт возьми, там происходит?
Зашагав к двери, приготовившись устроить взбучку тем, кто был в его хате, он влетел внутрь с пресловутыми искрами в глазах.
Копы.
В его холле стояло четыре копа, и все они одновременно посмотрели на него. Срань Господня, это наконец-то случилось. За все взятки городским чиновникам, подставные лица и уклонение от налогов… его, в конце концов, загребли.
– Я могу вам помочь, офицеры? – спросил он с беспристрастным лицом.
– Он здесь, – крикнул один из них.
Гадая, сколько еще копов рылось в его кабинете, взгляд Вина переместился в сторону гостиной…
Выругавшись с придыханием, он нерешительно прошел вперед и ухватился за резной косяк сводчатого прохода. Комната выглядела так, будто здесь пронеслась штормовая буря: мебель была перевернута, картины – перекошены, бутылки со спиртным – разбиты.
– Где Девина? – спросил он.
– В больнице, – кто-то ответил.
– Где?!
– В больнице.
Он повернулся к говорившему копу. Парень был сложен как бульдог, и с жестким выражением на лице, он таковым и выглядел.
– Она в порядке? Что случилось? – Вин посмотрел на наручники, которые мужчина снял с пояса. – Зачем вам они?
– Вы арестованы за нападение с нанесением телесных повреждений. Пожалуйста, протяните руки.
– Прошу прощения?
– Вы арестованы за нападение с нанесением телесных повреждений. – Коп не стал ждать согласия и, схватив правое запястье Вина, надел на него наручник. Быстрый рывок, и Вин оказался закованным. – У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, будет использовано против вас в суде. У вас есть право на присутствие адвоката во время допроса. Если вы не можете позволить себе адвоката, – голос парня дрогнул, – он будет вам предоставлен. Вы поняли свои права, изложенные мною?
– Меня не было здесь с обеда! И когда последний раз я видел Девину, она уходила…
– Вы поняли свои права, изложенные мною?
– Я этого не делал!
– Вы поняли свои права, изложенные мною?
Вина не арестовывали целую вечность, но это напоминало поездку на гребаном мотоцикле: все вернулось в мгновение ока. Ну, кроме самого главного… тогда он точно знал, за что его арестовывают: за фактически совершенное им преступление.
– Ответь мне на кое-что, – потребовал он, когда его развернули кругом, лицом к копу. – Почему вы считаете, что я избил ее?
– Потому что она так заявила, и, судя по разбитым костяшкам на вашей правой руке, у вас совсем недавно произошла драка.
Девина… солгала. По-крупному.
– Я не трогал ее. Никогда. У меня не было причин.
– О, неужто? Ты о том, как она рассказала тебе, что переспала с твоим приятелем, а ты остался равнодушным? С трудом верится.
– Моим приятелем?!
– Везем тебя в участок. Потом сможешь позвонить адвокату. – Коп окинул взглядом разрушенную гостиную. – Интуиция мне подсказывает, что государственный защитник тебе не понадобится.
Глава 25
В воскресенье Джим проснулся лежа на боку, с прижавшейся к его груди собакой и включенным на беззвучном режиме телевизором.
На боку и с беззвучным телевизором – стандартная операция. Пес же, однако, стал приятным дополнением. Теплый, дружелюбный, и почему-то от него пахло летним воздухом. С толку сбивало только то, что когда псу снился сон, его лапы подергивались, он шевелил челюстью, изредка раздавались приглушенное рычание или лай.
Интересно, что ему снилось. Очевидно, не обошлось без погони, учитывая движения ног, но, будем надеяться, преследователем был именно он.
Изогнув шею, Джим посмотрел, что показывали по телевизору. Местные новости вела почти красивая, но истинно блондинистая телеведущая, которая, очевидно, в сетке вещания всегда занимала утро выходного дня. Пока она вела репортаж, слева от ее головы появлялись изображения, и отснятый материал время от времени менялся. Голосование в школьном совете. Плохие дороги. Программа о молодежи, находящейся в группе риска.
А потом мелькнуло знакомое изображение: лицо Вина.
Джим, подскочив с кровати, схватил пульт, включил звук… и не мог поверить услышанному: Вина арестовали за избиение своей девушки. Скоро будет назначен залог. Девина осталась на ночь в больнице для обследования.
– И о других новостях, – продолжила ведущая теленовостей. – В центре города произошло зверское нападение. Роберт Белтхауэр, тридцать шесть лет, был найден после полуночи в переулке недалеко от того места, где в пятницу произошло убийство двух человек. Сейчас он находится в больнице святого Франциска в критическом состоянии. Подозреваемых еще нет, и начальник полицейского управления Сэл Фануччи просит соблюдать осторожность…
Джим погладил Пса по спине. Матерь Божья… Вин ДиПьетро был много кем, но женщин он не избивал. В это верилось с трудом, учитывая его наезд на тех парней, пристававших к Марии-Терезе. А еще один парень, найденный в переулке? Хотя, может, он не был связан с… Словно по сигналу, будто этот град дерьма нуждался в очередном торнадо, зазвонил его мобильный.
Джим взял телефон с прикроватной тумбочки, даже не посмотрев, где он лежал… маленький трюк, которому он научился, работая в непроглядной тьме. Изумительно, как порой слух может заменять зрение.
– Доброе утро, радость моя, – ответил он, не посмотрев, кто это.
Голос его бывшего босса был столь же веселым, как и ощущения Джима в этот час. – Она не существует.
Рука Джима сжала трубку, хотя он был не особо удивлен. – Ты ничего не нашел?
– Я этого не говорил. Но личность Марии-Терезы Бодро высосана из пальца парнем из Лас-Вегаса. Насколько я могу судить, имя было создано пять лет назад, и впервые использовано некой дамой, которая впоследствии оказалась в Венесуэле. Затем, два года назад, твоя девушка приобрела документы, переехала на восток и поселилась в Колдвелле, штат Нью-Йорк. Адрес – один восемьдесят девять по улице Ферн. Есть мобильный телефон. – Цифры сорвались с языка его босса, врезаясь в острую, как бритва, память Джима. – В налоговой декларации в качестве работодателя указано место под названием «ЗироСам», а потом, под конец года, примерно около месяца числилась «Железная Маска». Должность в обоих местах помечена как танцовщица. Один иждивенец.
– Кто она на самом деле?
Последовала пауза. – Ну, а вот это хороший вопрос.
Удовлетворение в низком голосе было не тем, что жаждешь услышать: оно означало, что ваши яйца зажаты в тисках, и кто-то с садистскими наклонностями схватился за рукоятку.
Джим закрыл глаза. – Я не вернусь назад. Я говорил, что выхожу из дела.
– Да ладно, Захария, тебе известны правила. Ты отвяжешься от нас, только схлопотав бирку на палец ноги. Я позволил тебе взять небольшой отдых только потому, что ты дошел до грани. Но, кто бы мог подумать, сейчас, судя по голосу, тебе намноооого лучше.
Джим поборол желание ударить кулаком в стену.
– Хоть раз в своей жалкой, богом проклятой жизни ты можешь сделать одолжение, не ожидая ничего взамен? Попробуй. Может, тебе это понравится. Можешь начать прямо сейчас.
– Прости. Только переговоры.
– Твой отец выбил из тебя все моральные принципы? Или ты сразу родился куском дерьма?
– Ты мог бы спросить его, но он уже годы как мертв. Бедный парень, попал под мою пулю. Чертовски жаль, на самом деле.
Джим закусил чертову губу, напрягая каждый мускул на подбородке и шее. – Пожалуйста… мне нужна информация на нее. Просто скажи. Это важно.
Как и следовало ожидать, ублюдок Матиас не купился на хрень в духе «мама, ну пожалуйста».
– «Услуга», которую я предположительно задолжал тебе, дальше не распространяется. Захочешь знать больше, дашь мне что-то взамен. Решать тебе. И прежде чем ты спросишь – задание, которое имею в виду, по твоей части.
– Я больше не убиваю людей.
– Хмм.
– Матиас. Мне нужно знать, кто она.
– Охотно верю. И ты знаешь, где найти меня.
Телефонная линия отключилась, и на мгновение Джим серьезно подумывал запустить трубку через всю комнату. Его остановил Пес, который поднял свою сонную голову и каким-то образом умудрился избавить его руку от этой потребности.
Он бросил телефон на покрывало.
Пока мысли проносились в голове, он кипел от злости и не знал, что, черт возьми, с собой сделать… поэтому потянулся к животному и попытался пригладить мех, торчащий между ушами.
– Ты только посмотри на себя, дружище. Выглядишь как Эйнштейн, когда просыпаешься… на самом деле.
***
Зрительный контакт – самое главное, когда попадаешь в тюрьму.
Вин выучил это правило, побывав в исправительном учреждении для малолетних преступников: за решеткой то, как ты встретишь взгляды своих сокамерников, и было твоим «Привет, меня зовут…», и здесь выделяли пять основных категорий.
У наркоманов зрачки были расфокусированы, как правило, потому что они могли контролировать оптические нервы не лучше, чем потовые железы, кишечник или нервную систему. Словно тюремные эквиваленты садовых скульптур, они стремились выбрать место и оставались там, в основном избегая заварушек, потому что наркоманов было трудно спровоцировать, к тому же легкие цели быстро наводили скуку.
С другой стороны, у мальков, которые, как правило, впервые попадали в исправительные учреждения и были чересчур ошарашены, нерешительные глаза бегали вокруг как шарики в пинг-понге, во взгляде читалось «я здесь ненадолго». Они становились идеальными кандидатами для насмешек и словесных оскорблений, но, в большинстве случаев, не для кулаков…потому что именно эта категория звала охрану по малейшему поводу.
В противоположность им, у придурков был выискивающий взгляд, они прощупывали чужие слабости и всегда были готовы к нападению. Именно они ко всем придирались, любили роль задир, но не представляли опасности. Их можно было спровоцировать, но до конца все доводили горячие головы… они лишь дети в песочнице, которые ломают игрушку и спихивают вину на другого.
Горячие головы обладали диким взглядом и любили драться. Нужна лишь искра, и такие ребята моментально шли в разнос. Больше сказать нечего.
И, наконец, были истинные социопаты. Им на все плевать, они могли убить тебя и съесть печенку. Или не съесть. Это уже не будет иметь значения. Их взгляды бродили повсюду, глаза, словно акулы, плавали посреди комнаты… пока не идентифицировали жертву.
Когда Вин сидел среди представительной выборки вышеозначенных лиц, он не принадлежал ни к одной группе, подпадая под категорию, очевидно нетипичную для здешних мест: он оставался в стороне и от остальных ожидал той же учтивости. А если не получал ее?
– Миленький у тебя костюм.
Вин сидел, прислонившись спиной к бетонной стене и уставившись глазами в пол, и не нужно было поднимать взгляда, чтобы понять, что среди других одиннадцати парней в камере один он был в костюме. Ах, да, придурок вступил в игру.
Вин намеренно наклонился вперед и уперся локтями в колени. Обхватив ладонью кулак, он медленно повернул голову в сторону говорившего парня.
Жилистый. Татуировки на шее. Сережки в ушах. Волосы подстрижены под самый череп. И сукин сын, мелькнув сколотым зубом, улыбнулся так, будто смотрел на ужин, которым собирался насладиться.
Очевидно, он считал, что ухватил за хвост малька.
Вин сверкнул своими собственными зубами и, один за другим, щелкнул костяшками атакующей руки. – Нравятся мои тряпки, говнюк?
Когда до придурка дошел ответ, Мистер Задира понял, что этот орешек ему не по зубам. Его карие глаза быстро оценили размер кулака Вина, и потом вернулись к его уверенному взгляду.
– Я спросил тебя, – сказал Вин, громко и медленно, – Нравятся ли тебе, говнюк, мои тряпки?
Пока парень обдумывал ответ, Вин надеялся, что реакция будет оскорбительной, и кое-что обнаружил: пока остальные парни строили из себя зрителей на теннисном матче, крутя головами влево-вправо, плечи придурка расслабились.
– Да, он хороший. Реально клевый костюм. Ага.
Вин оставался на своем месте, в то время как парень напротив него откинулся на скамейке. Один за другим Вин взглянул в глаза каждого сокамерника… и они по цепочке посмотрели вниз, на пол. Только тогда Вин позволил себе немного расслабиться.
В то время как часть его мыслей занимала, так сказать, служебная политика, вторая часть гадала, как, черт возьми, он умудрился здесь оказаться. Девина нагло соврала полиции, и, да поможет ему Господь, он выяснит, что произошло на самом деле. И, насчет «приятеля»? О чем она, раздери ее, думала?
Он вспомнил голубое платье, на котором учуял мужской одеколон. От мысли, что она трахалась с кем-то за его спиной, Вин слетал с катушек, поэтому он заставил свои мозги заняться более важными проблемами. Типа того, что ее избил кто-то другой, а не он, но в камеру загремели его член и яйца.
Боже, если бы система безопасности у него дома была из той же серии мониторинга, что и в его офисе. Тогда, у него были бы записи каждой комнаты, двадцать-четыре часа семь дней в неделю.
Звон ключей объявил появление охранника.
– ДиПьетро, прибыл ваш адвокат.
Вин встал со скамейки, и когда дверь со щелчком открылась, он вышел в коридор и убрал руки за спину, предоставляя их охраннику для наручников.
Этот жест удивил копа с ключами, но не парней, которые стали свидетелями его поведения в стиле Рокки Бальбоа[110]с тем придурком.
Раздалось два щелчка, и потом полицейский повел Вина вдоль по коридору к очередной решетке, которую открыли с другой стороны. Они еще раз повернули направо, потом налево и остановились перед дверью, словно сделанной для средней школы: она была раскрашена в отвратительный беж, стекло на окне укрыто мелкой проволочной сеткой.
Внутри комнаты для допросов, Мик Роудс прислонился к дальней стене, скрестив ботинки; Мистер Задира одобрил бы его двубортный пиджак.
Мик хранил молчание, пока охранник снимал с Вина наручники, а потом и вовсе вышел из комнаты. Когда дверь закрылась с другой стороны, адвокат покачал головой.
– Не ожидал, что такое случится.
– Я тоже.
– Что, черт возьми, произошло, Вин? – Потом Мик кивнул на камеру наблюдения, указывая, что права адвоката и клиента в полицейском участке существовали скорее в теории, чем на практике.
Вин сел за маленький стол, заняв один из двух стульев.
– Понятия не имею. Я вернулся домой около полуночи, и копы ждали меня в моей квартире… которая была перевернута вверх дном. Они сказали, что Девина в больнице и что, по ее словам, именно я отправил ее туда. Но у меня железное алиби. Я провел весь день в офисе, до самого вечера. Я могу привести записи себя, часами просидевшего за столом.
– Я видел полицейский отчет. Она сказала, что на нее напали в десять вечера.
Черт, он предположил, что это произошло раньше.
– Хорошо, разберемся с этим «где-ты-был» чуть позже, – пробормотал Мик, будто знал, что вопрос был из разряда проблемных. – Я пустил в ход связи. Залог назначат в течение часа. Тысяч сто долларов.
– Если они вернут мне бумажник, я заплачу его прямо сейчас.
– Окей. Я отвезу тебя домой…
– Только, чтобы забрать вещи. – Он не хотел больше видеть свой дюплекс, не то, чтобы оставаться в нем. – Отправлюсь в гостиницу.
– И за это я тебя не виню. Если захочешь избежать шумихи СМИ, можешь пожить у меня, в Гринвиче.
– Мне просто нужно поговорить с Девиной. – Он должен выяснить не только, кто избил ее, но и с кем, черт подери, она спала. У него полно друзей… это был мужчина с деньгами, как он? У него куча «приятелей» по всей стране.
– Для начала вытащим тебя отсюда, окей? А потом подумаем о следующем шаге.
– Я не делал этого, Мик.
– Ты считаешь, что я бы нарядился подобным образом, да еще и в воскресенье утром, если бы думал иначе? Ради всего святого, в этот самый момент я бы мог подлизываться к газете «Таймс».
– По крайней мере, ценю тебя за оказанный приоритет.
И Мик сдержал свое слово: благодаря снятой с дебетовой карты сотне косарей, к десяти тридцати Вин уже покинул участок и садился в Мерседес своего приятеля.
Но едва ли освобождение было поводом для праздника. Пока они ехали к Коммодору, в мыслях Вина творился полный бардак, голова шла кругом, когда он пытался найти в происходящем некую внутреннюю логику.
– Вин, дружище, ты должен послушать меня, не только потому, что мы оба – члены студбратства, и ты можешь доверять мне, но также потому, что я – твой адвокат. Не ходи в больницу. Не разговаривай с Девиной. Если она попытается связаться с тобой, не вступай с ней в контакт. – Мерседес остановился перед входом в Коммодор. – У тебя есть алиби на прошлую ночь, между десятью и двенадцатью часами?
