Приобщение западноевропейских врачей к греческому наследию могло
осуществляться только через посредство латинских переводов арабских
переводных сочинений с греческого.
Первые латинские переводы с арабского были выполнены в II в.
Константином Африканским — преподавателем Салернской медицинской
школы, обучение в которой велось на латинском языке. Свыше 70 переводов с арабского на латинский выполнил в XII в. Герард Кремонский
(1114—1187). Им, в частности, был сделан первый перевод «Канона врачебной науки» Ибн-Сины, снабженный подробным словарем специальных выражений. Латинский перевод «Канона...» преобладал в преподавании медицины в Европе почти до XVII в.
Средневековая «варварская» латынь значительно отличалась от
классического латинского языка. С одной стороны, она помогала европейской медицине как бы заново воссоздавать классическую
терминологию; с другой стороны, этому серьезно мешало неудовлетворительное качество латинских переводов. Особенно страдала из-за многократных и многоступенчатых переводов с одного языка на другой
терминология. Многие переводчики плохо знали арабский язык и
медицинскую терминологию, а также неправильно обращались с арабской транскрипцией греческих слов. Немало ошибок возникало и по вине переписчиков. Специальную лексику в арабских переводах с греческого можно было бы правильно истолковать только при наличии греческих оригиналов, но поскольку они были утеряны, трудности интерпретации становились почти непреодолимыми.
Интересно, что, несмотря на многовековое преобладание арабского
языка, а также на засоренность средневековой латыни сотнями арабизмов,
арабская медицина почти не оставила следа в современной медицинской
терминологии. Сохранились лишь единичные арабизмы, главным образом в
названиях лекарственных препаратов: алкоголь — от арабского al-kohl (тонкий порошок сурьмы); эликсир, от арабского— al-iksir (философский
камень); бура — от арабского buraq.
В анатомической латинской номенклатуре уцелело лишь одно слово
арабского происхождения nucha, которое ныне употребляется в значении
«задняя сторона шеи». Оно восходит к «Канону...» Ибн-Сины, где означало
«спинной мозг», а заднюю сторону шеи Ибн-Сина называл иначе. Такое
смещение обозначений можно объяснить ошибкой переводчика Герарда
Кремонского. Латинским переводам «Канона...» медицинская лексика обязана также неологизмами albugineum (белочный), ileum
(подвздошная кишка).
Странное с анатомической точки зрения наименование латеральной подкожной вены руки «vena cephalica» (головная вена), вероятно,
также является результатом этимологической ошибки переводчика.
В арабском подлиннике стояло слово al-kifal (внешний, наружный)
а переводчик отождествил его с греческим kephalē (голова).
Некоторые латинские переводные наименования были созданы как
семантические кальки с соответствующих арабских метафорических
обозначений. Таковы, например, vermis cerebelli — червь мозжечка (у греков
данное образование вызывало ассоциацию с другим образом — botrys —
виноградная гроздь); auricula cordis — ушко сердца (у Цельса слово auricula
употребляется только для обозначения уха, ушной раковины); orbita — глазница (в классической латыни это слово означало «колея», а в древнерусских сочинениях переводилось как «обочина»).
Использование метафор, особенно «семейных» образов, для обозначения
предметов — характерная черта арабской поэзии. Этим можно объяснить
появление необычных для греческого языка и классической латыни
средневековых латинских обозначений твёрдой и мягкой оболочек
мозга — dura mater и pia mater, представляющих собой метафоры.
Латинское слово mater означает «мать», следовательно, подлинный смысл этого обозначения — мать мозга, т.е. оболочка выступает как «мать —
защитница мозга». При этом pia буквально означает «любезная, нежная»,
что хорошо сочетается со словом «мать». У греков мозговые оболочки
назывались прямо и точно — mēninx sklēra или mēninx pacheia
(твердая или плотная оболочка) и mēninx leptē (тонкая, нежная оболочка).
Арабы передали эти понятия с помощью метафор, а переводчик пытался сохранить те же образы в латинской передаче.
Начиная с XIV в. влияние арабской медицины начало ослабевать, но
развитию европейской медицины мешала невероятная терминологическая
путаница: медицинский лексикон представлял собой смесь латинизированных арабизмов, гебраизмов (древнееврейских слов),
арабизированных грецизмов, неверно калькируемых, часто неправильно понятых переводчиками. Появилось огромное количество синонимов, по выражению А. Везалия, — «мириады наименований».
Всё это служило питательной средой для схоластических
споров, в которых не считалось обязательным строгое и последовательное
определение терминов посредством дефиниций. Европейской медицинской
науке угрожало «терминологическое удушение».
Становилось очевидным, что без расчистки «авгиевых конюшен»
терминологии, нельзя развивать медицину. Европейские врачи больше не
доверяли арабизированному Галену и желали вернуться к неискаженным
греческим подлинникам. Повсеместно возрождался интерес к классической
греческой медицине. Этот процесс совпал с началом новой эпохи —
переходного периода от средневековья к новому времени, известному в истории стран Западной и Центральной Европы как эпоха Возрождения
(XV—XVI вв.).
Около 1443 г. было найдено сочинение «О медицине» Авла Корнелия Цельса, а в 1478 г. оно впервые было издано во Флоренции.
И европейские врачи увидели, какая пропасть лежит между классическим
латинским языком с терминологией Цельса и средневековой латынью.
