Языком, понятным всей учёной и учащейся Европе.

Приобщение западноевропейских врачей к греческому наследию могло

осуществляться только через посредство латинских переводов арабских

переводных сочинений с греческого.

Первые латинские переводы с арабского были выполнены в II в.

Константином Африканским — преподавателем Салернской медицинской

школы, обучение в которой велось на латинском языке. Свыше 70 переводов с арабского на латинский выполнил в XII в. Герард Кремонский

(1114—1187). Им, в частности, был сделан первый перевод «Канона врачебной науки» Ибн-Сины, снабженный подробным словарем специальных выражений. Латинский перевод «Канона...» преобладал в преподавании медицины в Европе почти до XVII в.

Средневековая «варварская» латынь значительно отличалась от

классического латинского языка. С одной стороны, она помогала европейской медицине как бы заново воссоздавать классическую

терминологию; с другой стороны, этому серьезно мешало неудовлетворительное качество латинских переводов. Особенно страдала из-за многократных и многоступенчатых переводов с одного языка на другой

терминология. Многие переводчики плохо знали арабский язык и

медицинскую терминологию, а также неправильно обращались с арабской транскрипцией греческих слов. Немало ошибок возникало и по вине переписчиков. Специальную лексику в арабских переводах с греческого можно было бы правильно истолковать только при наличии греческих оригиналов, но поскольку они были утеряны, трудности интерпретации становились почти непреодолимыми.

Интересно, что, несмотря на многовековое преобладание арабского

языка, а также на засоренность средневековой латыни сотнями арабизмов,

арабская медицина почти не оставила следа в современной медицинской

терминологии. Сохранились лишь единичные арабизмы, главным образом в

названиях лекарственных препаратов: алкоголь — от арабского al-kohl (тонкий порошок сурьмы); эликсир, от арабского— al-iksir (философский

камень); бура — от арабского buraq.

В анатомической латинской номенклатуре уцелело лишь одно слово

арабского происхождения nucha, которое ныне употребляется в значении

«задняя сторона шеи». Оно восходит к «Канону...» Ибн-Сины, где означало

«спинной мозг», а заднюю сторону шеи Ибн-Сина называл иначе. Такое

смещение обозначений можно объяснить ошибкой переводчика Герарда

Кремонского. Латинским переводам «Канона...» медицинская лексика обязана также неологизмами albugineum (белочный), ileum

(подвздошная кишка).

Странное с анатомической точки зрения наименование латеральной подкожной вены руки «vena cephalica» (головная вена), вероятно,

также является результатом этимологической ошибки переводчика.

В арабском подлиннике стояло слово al-kifal (внешний, наружный)

а переводчик отождествил его с греческим kephalē (голова).

Некоторые латинские переводные наименования были созданы как

семантические кальки с соответствующих арабских метафорических

обозначений. Таковы, например, vermis cerebelli — червь мозжечка (у греков

данное образование вызывало ассоциацию с другим образом — botrys —

виноградная гроздь); auricula cordis — ушко сердца (у Цельса слово auricula

употребляется только для обозначения уха, ушной раковины); orbita — глазница (в классической латыни это слово означало «колея», а в древнерусских сочинениях переводилось как «обочина»).

Использование метафор, особенно «семейных» образов, для обозначения

предметов — характерная черта арабской поэзии. Этим можно объяснить

появление необычных для греческого языка и классической латыни

средневековых латинских обозначений твёрдой и мягкой оболочек

мозга — dura mater и pia mater, представляющих собой метафоры.

Латинское слово mater означает «мать», следовательно, подлинный смысл этого обозначения — мать мозга, т.е. оболочка выступает как «мать —

защитница мозга». При этом pia буквально означает «любезная, нежная»,

что хорошо сочетается со словом «мать». У греков мозговые оболочки

назывались прямо и точно — mēninx sklēra или mēninx pacheia

(твердая или плотная оболочка) и mēninx leptē (тонкая, нежная оболочка).

Арабы передали эти понятия с помощью метафор, а переводчик пытался сохранить те же образы в латинской передаче.

Начиная с XIV в. влияние арабской медицины начало ослабевать, но

развитию европейской медицины мешала невероятная терминологическая

путаница: медицинский лексикон представлял собой смесь латинизированных арабизмов, гебраизмов (древнееврейских слов),

арабизированных грецизмов, неверно калькируемых, часто неправильно понятых переводчиками. Появилось огромное количество синонимов, по выражению А. Везалия, — «мириады наименований».

Всё это служило питательной средой для схоластических

споров, в которых не считалось обязательным строгое и последовательное

определение терминов посредством дефиниций. Европейской медицинской

науке угрожало «терминологическое удушение».

Становилось очевидным, что без расчистки «авгиевых конюшен»

терминологии, нельзя развивать медицину. Европейские врачи больше не

доверяли арабизированному Галену и желали вернуться к неискаженным

греческим подлинникам. Повсеместно возрождался интерес к классической

греческой медицине. Этот процесс совпал с началом новой эпохи —

переходного периода от средневековья к новому времени, известному в истории стран Западной и Центральной Европы как эпоха Возрождения

(XV—XVI вв.).

Около 1443 г. было найдено сочинение «О медицине» Авла Корнелия Цельса, а в 1478 г. оно впервые было издано во Флоренции.

И европейские врачи увидели, какая пропасть лежит между классическим

латинским языком с терминологией Цельса и средневековой латынью.