Комната четвертая. Зеленая 3 страница

Гвидо. Что-то я плохо понимаю, что происходит. У вас, что же, с Франком какие-то отношения?

Доминик. Да, представь себе, у нас отношения.

Гвидо. Может быть, я не все знаю? Может, вы...

Доминик. Прекрати!

Гвидо....любовники?

Доминик. Прекрати!

Гвидо. Я хочу, чтобы ты мне ответила на вопрос.

Доминик. Прекрати!

Гвидо. Да или нет?!

Доминик. Да! Да!! Да!!! Мы любовники!.. Лю-бов-ни-ки! По твоему у меня не может быть любовника?! Может! Ты думаешь, что только ты... только тебе можно... иметь любовниц?! С некоторых пор тебе, по-моему, стало плевать на то, чем я живу...

Гвидо. Перестань, пожалуйста...

Доминик. Ты думаешь, что твоя работа такая важная?! Нет, я же вижу – она стала для тебя просто скучной работой, которая приносит кучу денег... А деньги нам очень нужны... Не просто нужны, а очень... очень нужны... Правда?! Нам всегда были очень нужны деньги... и желательно побольше... Теперь их много... Даже Марии они уже не так нужны, потому что она занята делом... интересным делом... которое дает ей возможность жить, путешествовать, учиться, самой зарабатывать... Она все меньше нуждается в наших деньгах... Представляешь?! А нуждается она – в нас... (Короткая пауза) Как ты думаешь, почему она тогда убежала из дома?.. Почему ребенок в двенадцать лет собирает школьный рюкзак, и убегает из дома куда глаза глядят?! Не из-за того же, что я ее отругала! (Короткая пауза) Приходя домой, ты что-то буркал себе под нос и шел в свой кабинет... Всегда!.. А если она заходила к тебе, ты рявкал на нее... (Короткая пауза) Я однажды увидела как она раскинула руки, чтобы ты обнял ее, а ты просто прошел мимо, как будто она была чучелом в огороде... (Пауза) Ты можешь объяснить, за чем ты гонишься всю жизнь? Куда ты бежишь?!

Гвидо. Я не знаю.

Доминик. И я не знаю... Не знаю, где ты был все это время... Со мной рядом были лишь фантазии... фантазии и воспоминания... Очень много фантазий и очень мало воспоминаний... А рядом с тобой? Скажи мне... пожалуйста...

Гвидо. Я не знаю.

Доминик. Опять «я не знаю».

Гвидо. Я не знаю, был ли кто-нибудь со мной рядом...

Доминик. Ты никогда не плакал и никогда не просил прощения. Ты сам замечал, что никогда не просил прощения?! Никогда ни за что не извинялся! Никогда! И никогда не звонил, если задерживался... А я волновалась... Это всегда было моей обязанностью – волноваться. Ты – никогда не волновался. Даже когда мы все тебя ждали, а ты не являлся на свой день рождения... (Короткая пауза) Помнишь, мы с тобой договорились – я заказала к твоему офису огромный белый Lincoln... И мы все ждали тебя, нарядившись как придурки с красными пороллоновыми носами... А ты так и не появился... и телефон выключил... (Короткая пауза) Почему так? Я ведь не страшная... не злая... Почему ты полагал, что мне достаточно букета роз и похода в дорогой ресторан? А в ресторане я начинала сомневаться... Начинала думать, что напрасно напридумывала себе все это, а ты – хороший, добрый, благородный...

Гвидо. Я очень люблю тебя и Марию, и всегда хотел быть хорошим и добрым...

Доминик. Когда я жаловалась на тебя, она, еще маленькая, говорила: «Просто папа этого не умеет»... (Пауза) Я иногда завидовала, что она тебя так любит... очень любит...

Гвидо. А ты?

Доминик. Я перестала понимать, что такое любовь... (Короткая пауза) Ужасно, что я это говорю...

 

Пауза

 

Гвидо. Скажи... а Франк... вы... на самом деле?

Доминик. Какой ответ ты хочешь услышать?

Гвидо. Нет.

Доминик. Нет.

Гвидо. Спасибо.

 

Пауза

 

Доминик. Я тебя прощаю.

Гвидо. Что?

Доминик. Я говорю: прощаю... Я тебя прощаю!

Гвидо. Почему?

Доминик. Потому, что я тебя всегда прощала. Почему этот раз должен быть исключением?

Гвидо встает с кровати, подходит к двери, открывает ее, и уходит в следующую комнату.

 

 

Комната пятая. Голубая

 

Гвидо входит в комнату. Посреди комнаты на стуле стоит Папа, который держит руками полку, прикрепленную к стене с одной стороны. Он пытается сделать пометку на стене карандашом.

 

Гвидо. Папа,ты один?

Папа. Был один, с тобой – двое...

Гвидо. Я не вовремя?

Папа. Почему же...

 

Гвидо подходит к полке и придерживает рукой ее незакрепленный край.

 

Гвидо. Что это?

Папа. Ты, вроде, на зрение не жаловался... Полка.

Гвидо. Я вижу, что полка. Что за полка?

Папа. Держи крепче... (Делает на стене метку карандашом) Ты откуда?

Гвидо. Решил забежать...

Папа. Как живешь?

Гвидо. Нормально... А ты?

Папа. Тоже... нормально...

Гвидо. Папа, что это за ужас? Ты не мог выбрать ничего лучше? Сказал бы, я бы тебе купил...

Папа. Да что ты ее все держишь?

 

Гвидо отпускает полку, она остается висеть на одном гвозде. Папа подключает электродрель.

 

Гвидо. Может все-таки лучше другую полку купить?

Папа. Мне другую не надо.

 

Папа начинает сверлить стену для того, чтобы повесить полку. Звук дрели перебивает голос Гвидоа.

 

Гвидо. Папа, неужели ты не видишь, что полка убогая, и что ее цвет – ужасный?! Ну почему нельзя было (Папа заканчивает сверлить) купить что-нибудь нормальное!

Папа. Мне нужна именно эта полка, – она подходит идеально...

Гвидо. Уперся ты в нее...

Папа. Да, уперся. Я специально сам ее сделал, чтобы здесь повесить.

Гвидо. Сам сделал? (Короткая пауза) Ну, ты даешь!

Папа. Да. А что это меняет в твоих глазах? Она что, стала красивее, когда ты узнал, что ее сделал я?

Гвидо. О, Господи!

Папа. Ты просто должен уважать чужой труд!

Гвидо. Прости, я же не знал.

Папа. Я тебя прощаю.

Гвидо. Просто у меня такие самодельные полки ассоциируются с женщинами...

Папа. Не скажу, что здоровые ассоциации...

Гвидо. Однажды познакомился с девушкой... Пришел к ней домой и увидел нелепые книжные полки несуразного цвета... Высказал свое мнение и спустя пятнадцать минут мы расстались. Оказалось, что эти бестолковые полки смастерил ее папаша в свободное от работы время.

Папа. Ты никогда не отличался тактичностью.

Гвидо. Ненавижу самодельные полки. В тех домах, где все родственники гордятся полками, сделанными руками главы семьи, жизнь невыносима. Хоть Нобелевскую премию получи, жена и теща будут показывать гостям убогие полки: «Это сделал наш папа!».

Папа. Я не вижу в этом ничего зазорного.

 

Раздается звонок в дверь. Папа идет к двери и открывает ее – на пороге стоит Ангел в форме почтальона.

 

Ангел. Добрый день! Рад вас видеть!

Папа. Здравствуй, дорогой. Проходи, пожалуйста...

 

Ангел робко входит в комнату и видит Гвидо.

 

Ангел. Добрый день! А вы...

Папа. Это мой сын. Пришел навестить.

Ангел. Очень приятно.

Гвидо (вглядываясь в лицо Ангела). Взаимно.Мы с вами нигде раньше не встречались?

Ангел. Каждый человек хотя бы раз встречал почтальона... Да и лицо у меня такое...

Папа. Он не только почтальон – он мой друг. Мы даже в шахматы иногда играем...

Ангел. Вам заказная – из издательства. Распишитесь.

Папа. О, наконец-то! Это интересно!

 

Папа расписывается в бланке. Ангел отдает ему бандероль.

 

Папа. Вы знаете что это? (Короткая пауза) Это архитектурный журнал. Я уже давно его не выписываю. А они вдруг взяли и опубликовали мои старые эскизы – проект небоскреба.

Гвидо. Тот самый проект?

Папа. (обращается к Гвидоу) Мне тогда было... как тебе сейчас... Да нет, я был даже моложе.

 

Папа разрывает конверт и достает журнал.

 

Ангел. Небоскреба? Очень интересно. А где его построили?

Папа. Его так нигде и не построили.

 

Папа раскрывает журнал и они втроем склоняются над ним.

 

Гвидо (после паузы). По-моему, он потрясающий. (Поворачивается к Ангелу) В детстве, когда папы не было дома, я пробирался к нему в кабинет и смотрел на этот небоскреб. Я даже не мог поверить, что его придумал мой отец.

Ангел. Да, красиво... и необычно... Жаль, что его не построили.

Папа. Жаль.

Ангел (Гвидо). Вы должны гордиться вашим отцом.

Гвидо. Я горжусь.

Папа. Построили бы его – было бы чем гордиться. А так...

Ангел. Может еще построят. (Короткая пауза) Спасибо. Мне надо идти.

Папа. Выпадет свободная минута – забегай на пару партий.

Ангел. Обязательно. До свидания.

Гвидо. До свидания.

 

Ангел уходит.

 

Гвидо. Поздравляю.

Папа. С чем? Тридцать лет прошло. Уже все другое: другой стиль, другие технологии... Время ушло. (Короткая пауза) Он никогда не будет построен.

Гвидо. Все равно здорово, что они его напечатали – останется в истории архитектуры.

Папа. Не останется. В истории остается только то, что реализовано.

Гвидо. Я всегда тебя хотел спросить, но мне было неловко...

Папа. Валяй, спрашивай.

Гвидо. Ты и мама всегда говорили, что он не был построен потому, что ты опередил время – что строители не были к этому готовы. Но мне почему-то всегда казалось, что вы что-то недоговариваете.

Папа. В каком смысле?

Гвидо. Не знаю, но у меня возникало подозрение, что причина в чем-то другом.

Папа. Я всю жизнь хотел просто заниматься творчеством. Мне казалось, что важнее этого ничего на свете нет. Когда заканчивал институт, мне хотелось проектировать замки, дворцы, небоскребы. Мой диплом был лучшим на курсе. А когда начал работать, был вынужден проектировать трансформаторные станции и автобусные остановки. (Короткая пауза) Но дома я продолжал работать над своими идеями. Этот проект небоскреба победил на двух конкурсах, и его приняли к строительству. Меня вызвал в мэрию однокурсник, который к тому времени стал большим чиновником. Я знаю, у него был свой протеже, а строительство моего небоскреба было ему невыгодно. Он предложил мне сделку. Я должен был отказаться от своего проекта, признав, что в нем есть конструктивные ошибки. В обмен на это он предложил мне огромный проект по серийному жилому строительству.

Гвидо. Ты не мог отказаться?

Папа. Мог, но серийное жилое строительство – это огромные гонорары, а нам тогда нужны были деньги. Я решил, что небоскреб подождет, и согласился.

Гвидо. Согласился похоронить свою мечту?

Папа. Я думал, что впереди у меня еще много небоскребов...

Гвидо. А на самом деле ты смалодушничал и пошел на компромисс.

Папа (после паузы). Да. И я стал архитектором типовых жилых домов. (Короткая пауза) Потом мне исполнилось сорок, и я захотел свой дом. В смысле... для нашей семьи. Но не типовой... Я прекрасно его себе представлял – особняк с тремя смещенными уровнями... терраса и бассейн... садовый камин...

Гвидо. Но ты и его не построил. Как-то не вяжется твой пафос с теми будками, которые ты проектировал.

Папа. Знаешь что, дорогой мой, в этих будках, как ты позволяешь себе выражаться, живут люди! До сих пор живут! Или ты считаешь, что жить без квартиры лучше, чем в квартире скромной? Только не говори, что они там живут плохо. Живут! Женятся, рожают детей... (Короткая пауза) Что делать, если время требовало... будки! Я же не в семнадцатом веке родился... (Короткая пауза) Да ты тоже, знаешь... учился одному, а занимаешься совсем другим!

Гвидо. Да, другим! Я кажется повторяю твой путь! Наверное, это наследственное...

Папа. Не обвиняй меня в своем конформизме! Если бы хотел стать художником – стал бы!

Гвидо. Если бы ты хотел построить небоскреб – построил бы!

Папа. Ну, да... (Пауза) Знаешь, не могу сказать, что ты меня сильно удивил... Я чувствовал... Твой вечный протест...

Гвидо. Если чувствовал, почему никогда не говорил со мной? Почему ты из всех педагогических методик всегда выбирал одну – бойкот?!

Папа. Чего ты хочешь от меня сейчас? Раскаяния? Признания?! Чего?!

Гвидо. Я всегда хотел от тебя искренности!

Папа. Я всегда говорил тебе правду.

Гвидо. Всегда?

Папа. Всегда.

Гвидо. Ты только что, впервые в жизни, рассказал мне правду про этот свой небоскреб.

Папа. Я не рассказывал, чтобы ты меня не жалел... и не повторил моей ошибки...

Гвидо. А тогда, когда назвал мою живопись «мазней», ты тоже говорил правду?!

Папа. Мазней?!Когда? (Короткая пауза) Не знаю, может я перегнул тогда немного... не знаю... Но твои работы были тогда, скажем так... заурядными. Понимаешь?.. За-у-ряд-ны-ми! Это хуже, чем плохими.

Гвидо. И поэтому ты назвал их «мазней»?

Папа. Просто я не хотел вносить смуту в твою голову... Хотел оградить тебя от иллюзий, чтобы ты не стал еще одним несчастным художником...

Гвидо. А ты не допускал, что после твоих слов со мной могло произойти что-нибудь ужасное?!

Папа. Из-за нескольких не очень удачных работ?

Гвидо. Видишь, ты уже не называешь их «мазней»!.. Теперь они просто «не очень удачные»!.. Всю жизнь задавался одним вопросом: почему я не стал художником? И находил только один ответ: потому что этого не захотел ты.

Папа. А что плохого в том, что ты стал рекламщиком? У тебя прекрасный бизнес, ты твердо стоишь на ногах, зарабатываешь большие деньги... Твои идеи публикуются в лучших журналах и мозолят мне глаза со всех рекламных щитов в стране. Кого и в чем ты обвиняешь?

Гвидо. Они «мозолят глаза» не только тебе...

Папа. По-моему, ты всегда радовался этому. Радовался и гордился. Ты выкладывал эти журналы на все столы в нашем доме, чтобы нам с матерью «утереть нос»... Так в чем я виноват, скажи?! В том, что ты хотел стать космонавтом и не стал им?!

Гвидо. Для тебя мои мечты всегда были блажью. Блажью, и ничем больше! А вся семья должна была думать только о том, как ты себя чувствуешь; о твоих командировках; о твоей изнуряющей работе; о твоем самочувствии...

Папа. Хорошо, тогда я спрошу тебя: почему ты, заработав кучу денег, не занялся живописью? Ты мог нанять лучших педагогов в стране, купить все необходимое... Мог запросто оплачивать даже аренду выставочных залов. Да все что угодно! Ты не делал этого, а радовался тем деньгам, которые сыпались тебе на голову!

Гвидо. Они не «сыпались», как ты выражаешься, – я их зарабатывал!

Папа. Зачем ты их зарабатывал?!

Гвидо. Чтобы чувствовать себя независимым... спокойным за свое будущее... за будущее моей семьи...

 

Пауза

 

Папа. Скажи... неужели ты всю жизнь помнил эту ерунду... ну, про «мазню»?

Гвидо. Это не ерунда. Я не мог ее не помнить, папа. У меня было ощущение, что я тогда умер.

Папа. Ты знаешь... в общем... я может был не прав тогда... Даже точно – был не прав. Прости. (Короткая пауза) Я был уверен, что с тобой надо... ну, пожестче что ли...

Гвидо. Как тогда в школе, когда ты залепил мне пощечину?

Папа. Я?!

Гвидо. Ну, не мама же...

Папа. Чушь какая-то...

Гвидо. Ты что же, не помнишь этого?

Папа. Я?! Пощечину?!

Гвидо. Забудем... (Короткая пауза) Хотя, я вижу, ты и так забыл...

Пауза. Гвидо закрывает глаза, некоторое время молча сидит.

 

Гвидо. Мечтаю вернуться в один день...

Папа. В какой?

Гвидо. Ты его вряд ли помнишь... (Короткая пауза) Мы отдыхали на море. Ты учил меня плавать. Мама стояла на берегу с таким большим голубым полотенцем... ждала нас...

Папа. Почему... я помню...

Гвидо. Я тогда обгорел на солнце, и мама мазала мне спину кремом...

Папа. Я помню.

Гвидо. Потом мы шли в гостиницу по пляжу вдоль моря... Вы с мамой с двух сторон держали меня за руки... Я подпрыгивал, зависая в воздухе, и корчил рожицы, а вы с мамой смеялись...

Папа. Я помню.

Гвидо (после паузы). Папа... Пап, ты меня слышишь?

Папа. Конечно слышу.

Гвидо. Почему мы никогда не говорили с тобой вот так?.. Ну, вот так, как сейчас. (Короткая пауза) Ты помнишь, как я приходил к тебе в кабинет и спрашивал: «Папуля, почему ты грустный? У тебя что-то не так? У тебя неприятности на работе?»... Ты помнишь, что отвечал мне? Помнишь?

Папа. Не помню...

Гвидо. Ты всегда отвечал мне: «Ты еще маленький»... «ты еще маленький»... И гладил меня по голове... А я видел все... Все... Твои нервные телефонные разговоры, конфликты на работе, твое одиночество, твое равнодушие... Все видел... И понимал, что ты можешь умереть от всего этого... И, ты знаешь, я всегда хотел тебе помочь... Всегда... А ты только говорил: «ты еще маленький»... А потом совсем замолчал...

Папа. Да, потом замолчал... Потому что мне уже нечего было тебе сказать... Ты сам к тому времени прожил все то же самое... По-моему, абсолютно то же самое... (Короткая пауза) А я хотел, чтобы ты от меня отличался... Я понял, что ты изменишься, только если я сам изменюсь... (Короткая пауза) А я измениться уже не мог... (Подходит к полке) Ты думаешь я слепой? Думаешь, я не вижу, что она убогая... что цвет у нее ужасный... Все я вижу...

Гвидо. Брось, нормальная полка...

 

Гвидо подходит к двери, открывает ее и уходит в следующую комнату.

 

 

Комната шестая. Синяя

 

В комнате разбросаны вещи. На стенах наклеены постеры из журналов и фотографии. Перед книжной полкой стоит Мария. В комнату входит Гвидо.

Мария. Папа! Привет! Ты прилетел! Как здорово!

 

Мария подбегает к Гвидо, обнимает его и целует.

 

Гвидо. Так ты жива-здорова...

Мария. Да. Все в порядке...

Гвидо. Что случилось?! Может быть, объяснишь что-нибудь...

Мария. Да не волнуйся ты так. Сейчас расскажу...

Гвидо. Так для моего волнения все-таки есть повод?

Мария. Я соскучилась.

Гвидо. Соскучилась?

Мария. Соскучилась.

Гвидо. То есть, ты соскучилась, и поэтому сказала «срочно прилетай»?

Мария. Ну, в общем-то, да.

Гвидо. Ты не можешь без сюрпризов. Если человек жив и здоров, он не должен говорить «срочно прилетай». Достаточно сказать «мне нужна ваша помощь»... Если человек говорит «срочно прилетай», можно подумать, что его жизни что-то угрожает.

Мария. Если бы я не сказала «срочно», ты бы не прилетел. Правда?

Гвидо. Почему?

Мария. Потому что я твоя дочь и тебя слишком хорошо знаю. Прилетел бы, дай Бог, через пару месяцев.

Гвидо. Я на самом деле думал, что с тобой что-то случилось. Ты ничего не объясняешь по телефону, а только умоляешь, чтобы я прилетел... Я испугался, прилетел... (Пауза) Ты все время пытаешься меня напугать. Тебе не стыдно?

Мария. Как мне может быть стыдно, если я просто захотела тебя видеть.

Гвидо. Ты что, издеваешься надо мной?! Я ничего не понимаю. Ты здесь уже третий год... Минимум раз в полгода прилетаешь домой на каникулы, мы постоянно общаемся по телефону... Не верю я в это «соскучилась»...

Мария. Ну, ты же знаешь, что люди меняются...

Гвидо. Понятно – ты хочешь бросить и академию искусств. Куда теперь ты намереваешься отправиться? Какая шальная идея посетила тебя на этот раз?

Мария. Да нет, ты совсем не о том. Я не собираюсь бросать академию.

Гвидо. Проблемы с деньгами? Но для этого мне совершенно не нужно было бросать все и...

Мария. Да нет, пап, с деньгами все в порядке. И с учебой все отлично – здесь потрясающе! Я не собираюсь бросать академию. Это то, о чем я мечтала. Мне даже дали стипендию. Представляешь? Плюс продала четыре работы на панели.

Гвидо. Где?!

Мария. На панели. Не пугайся. Это на сленге площадь, где художники сами продают свои картины.

Гвидо. Потрясающе.

Мария. Не самое удачное название, но суть схвачена верно.

Гвидо. Я рад тебя видеть, рад, что у тебя все хорошо, но мне не нравится, что ты от меня что-то скрываешь. И я догадываюсь что.

Мария. Давай проверим твою проницательность.

Гвидо. Ты ждешь ребенка.

Мария (с иронией). Как ты догадался?

Гвидо. С трудом.

Мария. Нет, что ты... Еще нет...

Гвидо. Еще?! Ты хочешь сказать, что уже есть от кого?

Мария. Всегда есть от кого. Что ты разволновался?

Гвидо. Ну, говори... Я чувствую, что все это не просто так.

Мария. Да нет, я только хотела тебе сказать, что у меня есть... бойфренд.

Гвидо. И ты заставила меня сюда прилететь, чтобы об этом сказать?

Мария. Ну, примерно так...

Гвидо. О своих прежних ухажерах ты так официально не сообщала. На этот раз все так серьезно?

Мария. Ну, в общем-то, да. Мы с ним помолвлены.

Гвидо. Ого! Ты хочешь сказать, что скоро ты меня познакомишь с будущим зятем?

Мария. Ну, в общем, да.

Гвидо. Хорошо. Он тоже художник?

Мария. Нет.

Гвидо. Хорошо. Чем занимается?

Мария. Историей мировой культуры.

Гвидо. Хорошо, хоть не рок-музыкант. Кто родители?

Мария. Папа – директор маленькой юридической компании, а мама умерла.

Гвидо. Поздний ребенок?

Мария. Да нет, обычный ребенок...

Гвидо. Ну, рассказывай... Что я из тебя клещами тяну?

Мария. Ну, подожди...

Гвидо. Значит, он учится на искусствоведческом...

Мария. Преподает.

Гвидо. Неплохо. Аспирант?

Мария. Нет. Профессор.

Гвидо. Профессор?

Мария. Профессор. Преподает у нас историю мировой культуры.

Гвидо. Сколько ему лет?

Мария. Он моложе тебя... на год.

 

Пауза

 

Гвидо. Вот уж что в голову не могло придти... И как ты это себе представляешь?

Мария. Что?

Гвидо. Что «что»?!Вашу жизнь. Он старше тебя ровно вдвое.

Мария. Ну и что?

Гвидо. Ну и то! Он мой ровесник! Зачем тебе это надо?!

Мария. Я знала, что ты так отреагируешь.

Гвидо. А как, по-твоему, я должен отреагировать?! Что бы ты сказала, если бы узнала, что у меня роман с твоей ровесницей?!

Мария. Прекрасно! Только маму жалко.

Гвидо. А мне жалко тебя! Он женат, да?

Мария. Разведен.

Гвидо. И вы уже успели обручиться?

Мария. Да.

Гвидо. Когда тебе исполнится сорок, и ты будешь молодой цветущей женщиной, ему стукнет шестьдесят пять.

Мария. Зачем ты смотришь на сто лет вперед? Мы живем сегодня. (Короткая пауза) Я живу сегодня!

Гвидо. Вас еще никто не принимал за отца с дочерью?

Мария. Нет!

Гвидо. Будут! Обязательно будут! Это будет продолжаться всю вашу жизнь... (Короткая пауза) Конечно, ему это будет льстить!

Мария. Прекрасно! И мне это будет льстить!

Гвидо. Ты думала о том, как мы с мамой будем выглядеть рядом с твоим... (Короткая пауза) Может быть, ты захочешь, чтобы мы называли его сыном?!

Мария. Я не могу сейчас прилететь домой... Но я хотела тебя увидеть... именно тебя... Я хотела, чтобы ты меня понял и поддержал... Хотела увидеть, чтобы все рассказать... Мне нужен твой совет... Понимаешь?.. Совет, а не лекция о несоответствии возрастов в любви...

Гвидо. Тебе не совет мой нужен... Ты всегда ставила нас с мамой перед фактом... Сначала делала, а потом спрашивала... Не совет тебе нужен, а одобрение твоих действий...

 

Раздается звонок входной двери.

 

Гвидо. Это он?

Мария. Не знаю.

 

Раздается еще один звонок входной двери.

 

Мария. Нет, это не он. Он на лекциях. Наверное это пицца. Я заказала для нас с тобой.

 

Мария подходит к двери и открывает ее. Входит Ангел – он держит в руках две коробки с пиццей, на руке висит мотоциклетный шлем.

 

Ангел. Signorina, signore, ecco la vostra pizza...

Мария. Grazie. Quanto Le devo?

Ангел. Ecco il conto.

 

Мария берет чек, достает из кошелька деньги и расплачивается с Ангелом.

 

Ангел. Spero che la nostra pizza vi migliorerà l'umore. Grazie. Arrivederci.

Мария. Arrivederci!

 

Ангел уходит.

 

Гвидо. Что он сказал?

Мария. Пожелал, чтобы их пицца улучшила нам настроение.

Гвидо. Как его зовут?

Мария. Откуда я знаю.

Гвидо. Ты даже не знаешь как его зовут?!

Мария. Откуда я могу знать имя разносчика пиццы?

Гвидо. О, Господи! Я про твоего жениха.

Мария. Маттео.

Гвидо. Маттео. (Короткая пауза) У тебя есть вино?

Мария. Конечно.