летию Катастрофы посвящается

Арсеньев Сергей Владимирович

Студентка, комсомолка, спортсменка

 

 

Аннотация.

 

Очередная история об ещё одном попаданце. На этот раз попали не в 1941 год и даже не в конец XVII века, а чуть позже. Предупредить товарища Сталина не получится, мочить Хрущёва поздно, автомат Калашникова уже изобретён, а Высоцкий и сам неплохо исполняет собственные песни. К тому же, герой не обладает знаниями Сайреса Смита по всем вопросам, а ноутбук с кучей энциклопедий с ним отчего-то не провалился. Но старый мир герою совсем не нравился и он всё равно решает изменить Будущее. Но как? А может быть, не нужно пытаться, надрываясь, руками развернуть тяжеленную Колесницу Истории? Может быть, просто на важной развилке бросить той под колесо небольшой камушек? Быть может, тогда эта Колесница и сама отвернёт в сторону от ведущей к Пропасти дороги, а?..

 

Ахтунг! Оголтелая пропаганда СССР. Тем, кто считает Солженицына не преступником, а писателем, данную книгу читать категорически противопоказано.

 

Предисловие автора

(читать обязательно)

 

Эта книга существенно отличается от всего того, что я писал раньше. Если Вам нравятся другие мои книги, то вовсе не факт, что понравится эта. Верно и обратное. Кому понравится эта, тем вполне могут не понравиться другие. Совершенно иной жанр. Прежде, чем читать, внимательно ознакомьтесь с "Ахтунгом" в аннотации. Вы уверены, что хотите почитать именно это? Точно уверены? Не говорите потом, что я не предупреждал.

Да, эта книга написана в модном сейчас жанре альтернативной истории. А что, все пишут. И я хочу попробовать. Что я, рыжий? Единственное замечание, книга относится к достаточно редкому подвиду жанра. Это - альтернативная история без прогрессорства. Мы не будем никого ничему учить и сыпать направо и налево космическими откровениями. Мы просто придём и изменим Историю своими собственными нежными ручками. Причем я даже не обещаю, что Историю мы изменим в лучшую сторону. Но то, что мы её поменяем, я гарантирую.

И ещё. Финал у книги получился несколько грустный. Хотя и оптимистичный. "В общем, все умерли" и "Жили долго и счастливо". У меня как-то реализовались оба этих сценария одновременно. Поэтому я не ставлю книге жанр "юмор", несмотря на то, что в первой её половине и есть несколько забавных с моей точки зрения моментов.

Вот так.

 

летию Катастрофы посвящается

Пролог.

 

Холодно-то как сегодня. Брр. И это несмотря на зимнее пальто и поддетую под свитер шерстяную жилетку. Хотя всего-то ноябрь месяц. По Сетке вчера обещали минус два на сегодня. Наверное, так оно и есть. Но мне всё равно холодно. И руки зябнут. Пальцы в зимней перчатке с трудом удерживают костыль.

А без костыля я давно уже не выхожу на улицу. С ним-то еле-еле ноги таскаю. Совсем старый стал. Но нельзя же всё время сидеть у себя в комнате! Кушать что я буду? Дважды в неделю приходится мотаться к пункту раздачи гуманитарной помощи и часа два стоять там в очереди унылых стариков и усталых не выспавшихся женщин. И всё это для того, чтобы получить невзрачную пластиковую упаковку армейского сухпая с просроченным сроком годности, также просроченную банку собачьего корма и буханку чёрствого серого хлеба.

Я и этому рад. Выбирать не приходится. Не из чего выбирать. После оплаты жилья и коммуналки, от моей пенсии остаётся сорок два евро с мелочью. Сорок два евро на месяц. Меньше полутора евро на день. А литр самого дешёвого молока стоит 84 цента. А булка самого дешёвого хлеба - 72 цента. Про настоящее мясо я вообще молчу. Давно забыл его вкус. Хорошо хоть, собачий корм дают, пусть и просроченный.

И ведь пенсия, вроде бы, приличная. Почти 300 евро. Но уж больно за жильё дерут много. Одному совсем невмоготу платить. Мы с Семёном Николаевичем снимаем одну двухкомнатную квартирку на двоих. Вернее, на троих. С Семёном ещё и жена его живёт, Елена Васильевна. И лишь тремя пенсиями, вскладчину, ухитряемся платить.

Не платить же никак нельзя. Приставы придут, последнюю мебель вынесут. А коли мебели на погашение долга не хватит - запросто и самого на улицу вышвырнут. Не платишь - живи где хочешь. Хоть на помойке. У нас тут с год назад такой случай был. Сергей Кузьмич, со второго этажа, пошёл в аптеку. Жена у него захворала тяжело.

И надо же было ему пойти в дешёвую аптеку, что возле салона модной одежды стоит. Пожадничал он в центральную аптеку пройти. А может, не мог там купить. И в дешёвой-то аптеке он в тот раз на лекарства потратил почти все деньги, что ещё оставались на двух карточках - своей и жены. В дорогой бы и вовсе купить не смог. Лекарства-то нынче ой-ой-ой как недёшевы.

Вот только, в дешёвой аптеке охраны нет, как в центральной. Едва Сергей Кузьмич вышел на улицу с пакетом лекарств, подскочил к нему урод какой-то, кулаком в живот сунул, выхватил пакет, да бежать. Сергей Кузьмич, конечно, за ним бросился - деньги-то последние были, да какой там! Ему же 76 лет было, да ещё и ноги больные, разве ж угонится за молодым! Метров двадцать пробежал, за сердце схватился, да и свалился замертво.

Я почему так говорю, запись я видел. Там же камер понатыкано - куча. Следствие по этому факту завели. Никого не поймали, правда. Но следователь назначенный нам по Сетке запись скинул. Видно, надоели мы ему постоянными запросами. Видел я запись. И урода того, из-за которого Сергей Кузьмич помер, тоже видел. Он уже несколько раз мне встречался на улице. Чаще всего как раз возле той аптеки. Думаю, постоянно он такими вещами промышляет.

Странно, правда, что я его найти смог, а следователь не нашёл? И ведь не скрывается он нисколько. В открытую ходит по улице и курит. Писали мы про это и в полицию и в прокуратуру. Ничего. Лишь отписки приходят. Проверим, расследуем, задержим и так далее. Но ничего не случается. Урод по-прежнему периодически мне встречается.

Была у Сергея Кузьмича и ещё одна карточка. Там у него, по словам его жены, деньги на похороны отложены были. Только вот заблокировали карточку ту после его смерти. Наследство же оформить - дело не быстрое. А жена его больна была, не до того ей было. Она и так-то хворала, а тут ещё муж помер. Совсем плохо ей было. Пришлось нам всем домом скидываться, Сергея Кузьмича хоронить.

Ох, что-то опять сердце прихватило. Таблетку, что ли, достать из кармана? Нет, пока не надо, вроде не сильно болит. Жалко таблетку, дорогие они, сволочи. Лучше я на лавочке посижу - авось само пройдёт. Вон, во дворе, как раз и лавочка стоит. И даже почти целая - всего половины досок на ней не хватает. Только грязная. Нынче молодёжь любит на спинке сидеть, ноги на сиденье поставив. А я не могу так. Не залезть мне нынче на спинку лавочки.

Так вот, отвлёкся я. Три месяца после смерти Сергея Кузьмича его жена, Надежда Петровна, за квартиру не платила. Болела она. Денег на лекарства-то с трудом хватало. Да и меньше денег стало. Раньше-то у них две пенсии было на двоих - кое-как выкручивались. А с одной пенсии платить за квартиру, хоть и однокомнатную, покупать лекарства и еду ну совсем невозможно.

Вот и пришли через три месяца к Надежде Петровне приставы. Платите! За три месяца. И пеню ещё, пол процента суммы за каждый день задержки, считая процент на проценты. И вызов самих приставов тоже оплатите! Нет денег? Забираем имущество. Всё забираем. А Вас просим освободить помещение. Как злостный неплательщик Вы выселяетесь отсюда!

И выставили больную 70-летнюю женщину из квартиры в чём она была одета - в домашнем халате, в носках да в тапочках. А на улице-то декабрь! И иди куда хочешь. Хорошо хоть, документы с собой взять позволили.

Я тогда её у себя приютил. У неё ведь совсем ничего не было. Халат, тапочки, да долг полторы тысячи евро. Три месяца мы с ней в одной комнате прожили, прежде чем однажды она тихо умерла во сне. Хорошая была женщина, добрая, умная. Всю жизнь в школе проработала учителем литературы. Детей любила очень. И своих двое было у неё. Два мальчика, близнецы. Только я никогда их не видел.

Погибли они ещё лет двадцать назад. Из института домой шли, да по дороге под машину попали. Прямо на пешеходном переходе какая-то тварь на чёрном членовозе с мигалкой сбила их и даже не остановилась. Хотя ребята на зелёный свет шли. Свидетелей куча была, и номер машины известен был. Однако, как у нас водится, не нашли никого.

Глупая смерть, нелепая. Эх, зря я о смерти вспомнил. Сердце сильнее защемило. Видно, придётся, всё же, таблетку глотать. Не могу спокойно думать об этом. Внучка, солнышко, звёздочка моя. Ниночка, надежда моя последняя. Как же так то? Семь лет уж прошло, а я как вспомню тебя, так каждый раз плачу.

Утром, как обычно, ушла в школу, в свой 10-А, да так и не вернулась. Бегал я, искал её. В полицию заявил, да там толку ноль. Голографию, говорят, оставьте. Будем искать. Ага, искать они будут, жди. Они там без взятки жопу от стула не оторвут. А что я дам? У меня и на еду-то с трудом хватало. Конечно, отдал бы и это, да только смешно такую сумму предлагать. Полицаи лишь посмеялись бы надо мной.

Соседи, кто в силах был, искать Ниночку помогали. Только так и не нашли. И лишь весной, когда стаял снег, позвонили мне из полиции и сказали, что нашли Ниночку мою. Вернее, то, что от неё осталось. Что ей перед смертью пережить довелось - страшно и представить. Изуродовали её ужасно. Ниночка. А ведь такая лапочка была. Красавица. И почти отличница. На маму свою похожа.

Мама-то её, Лена, тоже красавица была. С мужем только не повезло ей. А ведь я говорил, говорил тогда, не ходи, мол, Ленка, за него. Не ходи! Не послушалась. Лучше она знает. Любит, видите ли. И что? Двух лет не прошло, как этот кобель бросил её. Без денег, без работы, но зато с животом. Как узнал, что Лена Ниночку ждёт, так и свалил. Больше мы и не слыхали о нём ничего.

Хорошо, тогда ещё Вовка наш жив был. Помогал. Им, правда, тоже в части не так уж чтобы много платили, да и задерживали часто. Но он всё равно помогал. Сильно он нас тогда выручил. Жена-то моя, Татьяна, к тому времени уж работать не могла, дома больше лежала, сердце у неё с детства больное было. И одной моей зарплаты инженера не хватало обеспечить больную жену да дочь с грудным ребёнком.

Эх, хороший парень у нас Вовка был, жаль, что так и не женился. И погиб как мужчина. В бою. В 32-м году президент-ушлёпок нашего осколка Руси, именуемого "Демократическая Республика Московия" (сокращённо - ДеРМо), обратился к НАТО с просьбой ввести на нашу территорию свои войска. Мол, для "сохранения законности и правопорядка". А ещё ради "поддержания неизменного курса демократических реформ". А у нас уже полсотни лет одни сплошные реформы.

И когда через границу пошли эшелоны с войсками, а на подмосковные аэродромы стали садиться чужие транспортники, куцые и беззубые обломки нашей армии не выдержали. Было восстание. Сын мой, Вовка, поднял свой полк, приказал вскрыть НЗ и раздать бойцам оружие и боевые патроны. Ещё несколько подмосковных частей поддержало его. Не везде офицеры ещё окончательно спились.

Мятеж продолжался почти три недели. Три недели ребят и примкнувших к ним гражданских расстреливали артиллерией и бомбили с воздуха. И всё равно не смогли раздавить. Только использовав четыре тактических ядерных заряда, удалось остановить разгоравшееся восстание. Где-то там, в огне ядерного взрыва, сгорел и наш Вовка. И я горжусь им!

Лена моя тоже при ядерном взрыве погибла. Но не при восстании, позже. В самом начале 43-го года накопили мы с ней денег на путевку, и поехала она на два дня в Питер на экскурсию. Выправила себе визу в Балтийскую Республику и поехала. Хорошо ещё, Ниночку с собой не взяла, на две путёвки денег у нас не было. А может, лучше бы взяла. Больно уж страшную смерть Ниночка несколько лет спустя приняла. Лучше бы она, как и полтора миллиона человек, сгорела в атомном взрыве при питерском Теракте. Наверное, это было бы не так больно...

 

Ладно, хватит сидеть. Холодно же. Простужусь. А из лекарств мне теперь разве что чай с молоком остался доступным по цене. В аптеку заходить страшно. Ценников меньше, чем на половину моей пенсии почитай, что и не бывает. Про врача же я и вовсе молчу. В бесплатную поликлинику запись за два месяца. А в платной моих денег хватит разве что на оплату бахил при входе. Парни какие-то появились. Вид совсем бандитский. Пойду-ка я отсюда от греха. Встали!

Ох, сердце-то как ноет. Сейчас, домой приду, в кровать лягу. Мне далеко, три квартала ещё. Хорошо бы на автобусе подъехать, но там проезд целый евро стоит. Нет у меня таких денег, на автобусах разъезжать. Пешочком приходится ковылять.

Сумка какая тяжёлая. Всего-то там упаковка сухпая, собачий корм, да чёрствая булка. А всё одно, тяжело мне. Старый я совсем стал. До весны доживу ли, нет? Нет, нужно глотать таблетку, а то не доживу. Худо мне. Где она тут у меня?

Ах!! Тяжёлый удар в грудь и моя сумка вываливается из разжавшихся пальцев, а я, неловко держась за костыль, медленно оседаю на заваленный мусором заплёванный тротуар. Но сил сидеть уже нет, и я ложусь на старый мокрый асфальт. Неужели всё?

В глазах у меня темнеет, а я чувствую, что больше не могу дышать. Последним отключился слух. Я ещё успел услышать, как мимо меня, оглашая окрестности громкой музыкой, пролетел по лужам автомобиль...

 

 

Глава 1.

 

Сознание вернулось ко мне резко, будто кто-то нажал какую-то кнопку или дёрнул рубильник. Вот только что я лежал на мокром грязном асфальте, а теперь уже нахожусь в каком-то просторном светлом помещении. Мне тепло и уютно. Только я, отчего то, совсем не могу шевелиться. Меня очень туго связали. А во рту у меня какая-то здоровая тёплая и мягкая штука.

Выплюнув изо рта то, что там было, я попытался извернуться и осмотреться. Почему так хорошо всё видно? Ведь на мне нет очков. Но извернуться не получилось. Моё тело слушается меня очень плохо. И, к тому же, меня держит на руках какой-то исполин. Держит нежно, совсем не больно, но при этом крепко. Не вырваться. Кто это?

Исполин ласково шепчет мне: "На, на" и вновь суёт в мой рот что-то тёплое и мягкое. Неожиданно для самого себя, я пытаюсь сосать эту штуку и... из неё начинает вытекать тёплая сладковатая жидкость.

И тут я внезапно понял, что это такое у меня во рту. Да ведь это же женская грудь! И течёт из неё молоко. А исполин... да никакой это не исполин. Это обычная женщина. Она лишь кажется мне исполином. Потому, что это я - кроха.

Вовсе меня не связали. Меня запеленали. Женщина в свободном халате сидит на кровати и держит меня на руках. Это что, выходит, что я теперь - младенец? А кто я? Взглянув на лицо кормящей меня женщины, я убедился в том, что она мне совершенно не знакома. Это не моя мать. Либо, если это мать, то, значит, я - это не я.

Вот так вот. Я умер? Возрождение души в новом теле? Читал я про такое, читал. Но отчего сохранилась память? Я помню всю свою прошлую жизнь. А, может быть, все младенцы помнят свою прошлую жизнь и лишь потом память постепенно стирается? Ведь младенец не может никому рассказать о своих знаниях. Либо так, либо... кто-то что-то напутал в Небесной Канцелярии.

И всё-таки, это я или не я? Меня отбросило в своё собственное тело младенца или это тело не моё? Путешествие во времени невозможно? Ну, я думаю, для Него, для Того, кто управляет процедурой перерождения, и путешествие во времени может считаться вполне осуществимым.

Правда, эта женщина - не моя мать. Свою маму я бы узнал. Я её помню. Хотя тут тоже возможны варианты. Я помню, у неё были какие-то проблемы с молоком. Она рассказывала мне. Быть может, меня временно передали какой-то другой женщине, чтобы накормить?

Обдумывая всё это, я машинально продолжал сосать грудь. Молоко довольно вкусное, мне нравится. И это хорошо, что нравится. Другой пищи я не получу ещё очень долго. О мясе, по крайней мере, ближайшую пару лет можно и не мечтать.

Я наелся. Больше не хочу есть. Зато сильно хочу спать. Лежать на маминых руках, уткнувшись носом в её грудь, оказалось очень приятно. Мне тепло и уютно. Ой! А теперь ещё и мокро. Как-то неожиданно из меня потекло, я даже и среагировать не успел. Впрочем, что бы я мог сделать? Всё равно пришлось бы гадить в памперс.

Или не в памперс? Вроде бы, он впитывать влагу в себя должен. А мне мокро. Мне не надели памперс? Женщина слишком бедна и не может их себе позволить? Возможно. А возможно, их тут и нет. Если это тело - моё собственное, то отсутствие памперса объяснимо. Во времена моего младенчества их ещё не придумали. В СССР, по крайней мере, памперсов точно не было.

Я отвалился от груди и немного похныкал. Женщина поняла меня верно. Она ощупала мою пелёнку, улыбнулась, встала и потащила меня к столу, переодевать. Довольная. Чему так радуется-то? Впрочем, я догадался. В моём возрасте тот факт, что я нагадил под себя, никого не огорчает. Наоборот, это свидетельствует о том, что ребёнок здоров и что у него нормальное пищеварение.

С меня сняли мокрые тряпки, помыли меня тёплой водой и вновь туго запеленали в сухое, примотав мне руки к туловищу. Последнее мне не слишком понравилось, но возразить я, понятно, не мог.

Пока меня переодевали, женщина тихо разговаривала со мной. По-русски разговаривала. Я у неё был и зайкой и пупсиком и рыбкой и котёнком. Раз женщина чисто говорит по-русски, может, это всё же моё тело? Но где тогда мама?

В комнате кроме накормившей меня женщины и, собственно, меня, есть ещё двое. Спящий в детской кроватке свёрток и светловолосая женщина на взрослой кровати рядом. Но эта женщина тоже не моя мать.

Пока мы копошились с моим мытьём и переодеванием, эта женщина проснулась, потянулась и села на своей кровати. Посмотрела, как меня обматывают пелёнками и сказала:

- Ну как, покормила?

- Угу.

- Нормально всё?

- Да, хорошо покушали, покакали, а сейчас пойдём баиньки? Да, зайка? Сейчас оденемся и будем спать. И мама поспит.

- А мой всё дрыхнет. Весь в отца, такой же соня.

- Ничего, проголодается - сам проснётся.

- Лен, ты как назвать думаешь? Я своего Мишкой назову.

- Не знаю ещё. С мужем надо посоветоваться, чего он скажет. Мы имя не обсуждали ещё.

- А сама-то как хотела бы назвать?

- Ну... Надо подумать. А вообще, мне имя "Наташа" нравится. Наверное, так и назовём.

Упс. Вот теперь уже точно понятно, что это не моё тело. Оказывается, я теперь девчонка...

 

 

Глава 2.

 

Жизнь младенца невероятно скучна и однообразна. Я ем и сплю. Сплю и ем. Если я не ем - значит, я сплю. Если я проснулся - значит, мне пора есть. К счастью, хоть бессонницей я теперь совершенно не страдаю. Спать хочется почти постоянно. И никакой внешний шум не отвлекает. Теперь я могу спать даже рядом с работающим экскаватором (проверено). Разбудить меня может только чувство голода.

Из всех развлечений у меня есть лишь две висящие над моей кроваткой яркие разноцветные птички, на которых можно смотреть, и также разноцветные деревянные шарики на моей коляске. В отличие от птичек, шарики можно не только смотреть, но и трогать руками. Впрочем, ни птички, ни шарики мне совершенно не интересны. Ведь младенец я лишь внешне.

По допотопному виду своей коляски и полному отсутствию памперсов я сразу понял, что оказался в прошлом. По-видимому, меня отбросило по моей собственной исторической линии. Во всяком случае, никаких расхождений с известной мне историей я не замечал.

Я внимательно слушал разговоры взрослых и выяснил, что здесь тоже была Великая Отечественная Война, на которой, как выяснилось, погибли оба моих деда. Сейчас у власти находился Хрущёв и недавно была проведена денежная реформа. Настолько недавно, что люди часто называли деньги "новыми". Это позволило мне точно установить год моей "заброски". Сейчас тут 1961 год.

Моя мама торжественно отмечала каждый прошедший после моего рождения месяц. Сравнив её слова с висящим на стене отрывным календарём, я узнал и точную дату своего рождения. Я родился 31 декабря 1960 года и совершенно неожиданно оказался прославлен на весь Союз.

Дело в том, что по официальным данным я стал самым последним в СССР ребёнком, рождённым в первые 60 лет двадцатого века. А, возможно, и последним в мире. Ведь родился я в 23 часа и 59 минут. Конкурировать в этом вопросе со мной могли очень немногие.

Разумеется, в более западных областях дети рождались 31 декабря и после меня. Но, считая по местному времени, я был последним. Об этом даже газета "Правда" написала. Пусть и на последней странице, но так ведь это "Правда"! Отец однажды ворвался в нашу комнату чуть не бегом. Маму испугал. Трясёт газетой в руке, а сам кричит: "Ленка, про нашу Наташку в газете написали!"

Вообще-то, заметку написали там про первого человека, родившегося в СССР в седьмом десятилетии века, но и меня тоже вскользь упомянули. А первым оказался какой-то мальчишка из Куйбышева. Кстати, ещё в той статье написали, что Куйбышевский горсовет принял решение вне очереди выделить новую квартиру родителям этого мальчишки.

А на моё полугодие я получил неожиданный подарок. Отец и мать работали у меня на одном заводе. На каком именно - не знаю. Они его называли просто "завод". Отец был токарем, а мать работала в заводской столовой. Так вот. Вернувшись с работы в пятницу, 30 июня, они огорошили бабушку известием о том, что завком принял решение выделить им новую двухкомнатную квартиру в строящемся доме. Потому как они - молодая семья и у них такой знаменитый ребёнок, о котором даже "Правда" пишет.

Днём я всё время был с бабушкой, матерью моего отца. Она кормила, мыла и гуляла меня. Особенно часто гулять мы стали после того, как закончилась весна и наступило жаркое лето. Теперь, если не было дождя, днём мы возвращались домой только для того, чтобы поесть. Кормила она меня специальной смесью, которую мы с ней ездили получать на молочную кухню. Кстати, редкостная гадость. Мамино молоко гораздо вкуснее.

Мы все четверо жили в одной комнате большой коммунальной квартиры в доме, наверное, ещё дореволюционной постройки. Бабушка спала за шкафом, а моя кроватка стояла рядом с кроватью родителей, со стороны мамы. Маме удобно было поднимать меня к себе. А вот мне было не очень удобно. Потому что ночами (а иногда и днём по выходным, если бабушки не было дома) они в своей кровати начинали... ну, вы поняли. И, естественно, совершенно не стеснялись полугодовалого малыша. Мне смотреть на это было очень неприятно и я, по возможности, отворачивался или жмурился. Но звуки-то оставались! Мама так стонала...

На моё полугодие родители подарили мне розовую резиновую уточку для купания и новые ползунки. И вечером у нас в комнате был праздник. Папа купил торт и водку, пригласили соседей, и все сели пить чай. Ну, и кое-что ещё, кроме чая, понятно. Я лежал в своей кроватке и сквозь решётку наблюдал за этим. Раз такое дело, давай, думаю, и я им кое-что подарю. Когда меня оставляли в комнате одного, я давно уже тренировался и к настоящему моменту достаточно хорошо умел это делать. Только родные ещё не знали об этом. Тем больше было их удивление, когда я спокойно и уверенно сел. Ведь, по их мнению, сел я впервые в жизни.

Был вечер. Магазины были уже закрыты. Однако, к общей радости, у Степаныча в комнате была на крайний случай припрятана одна бутылка. Ради такого случая он сбегал за ней, а мама нарезала ещё сала. Праздник продолжался...

 

 

Глава 3.

 

- Здравствуй, красавица! - моя мама нагибается к стоящей напротив меня девчонке примерно моего возраста. - А как тебя зовут?

Девчонка молчит, и весьма подозрительно смотрит на меня, как будто опасается того, что я сейчас прямо тут, на детской площадке, начну её домогаться. Вместо неё отвечает стоящая рядом женщина:

- Нас зовут Зиночка. А вас как?

- Доченька, скажи Зиночке, как тебя зовут, - обращается мама уже ко мне.

- Натафа, - уверенно отвечаю я. Понимать-то я всё понимаю, но говорю пока что ещё не очень внятно. Язык и горло слушаются плохо, да и зубов во рту всего восемь.

- Ой, уже говорит! - восклицает незнакомая женщина. - Сколько вам?

- Год и четыре, - отвечает моя мама.

- А нам год и шесть, и мы пока только мама-папа говорим. Ваша сколько слов знает?

- Не знаю, много. Мы уж со счёта сбились.

- Вот видишь, Зиночка! Что же ты отстаёшь? Учись скорее!

- Наташенька, иди, поиграй с Зиночкой в песочнице, а мы пока с тётей поговорим, хорошо?

Нда. Хорошо. Мама вытащила из сумки новенькое жестяное ведёрко, металлический совочек с деревянной ручкой, всучила их мне и подтолкнула меня в сторону песочницы, в которой уже бушевали малоразговорчивая Зиночка и ещё пара карапузов постарше. С гораздо большим удовольствием я бы, конечно, присоединился к пенсионерам, "забивавшим козла" чуть в сторонке. Но увы. Пришлось идти в песочницу. Сидеть и слушать взрослый разговор, равно как и "забивать козла", мне по возрасту не полагается.

Так. Песочек. Замечательно. И как в него играть? Честно говоря, пачкать руки совершенно не хочется. Малышня внутри песочницы увлечённо копает, насыпает песок в ведёрки, лепит на бортах песочницы куличики. Зиночка зачерпнула совочком немного песка и аккуратно высыпала его за шиворот мальчишке лет четырёх, который в это время копал рукой какую-то глубокую нору. А я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу рядом с песочницей. Лезть внутрь не хочу. Песок в сандалии набьётся. А оно мне надо?

Ой! Неожиданно я взлетаю в воздух, перелетаю через борт песочницы и приземляюсь внутри неё. Это подошедшая сзади мама решила мне помочь. Мама садится на корточки рядом со мной и показывает, как нужно копать совочком. Ну вот, так я и знал. Полные сандалии песка.

Да зачем мне это грязное ведёрко? Не хочу я его держать. И совочек не хочу. На колени? Вот в эту грязь встать на колени? Мам, ты не заболела? Платье же испачкается! Зиночка!! Зараза. Сейчас как дам больно! Ещё раз насыплешь мне песок в карман - получишь по носу. На качели? На качели можно. Пошли, мам. Там хоть не так грязно...

 

Нет, мам, подожди. Я ещё не докакала. Подожди, говорю. Ничего не долго сижу. Да погоди ты, дай дочитать! Куда ты меня тянешь? Ладно, вытирай, только быстрее. Папа, нет!! Моя! Моя газета! Отдай!! Иииыыыыы...

Ну вот, всего десять минут рёва и папа сдался. Отдал мне газету. Знает, что по-другому меня не успокоить. Я его выдрессировал. Усевшись на кресло, я взял в руки газету и углубился в чтение. У нас тут сейчас как раз Карибский кризис. Очень интересно читать, что про это пишут в "Правде".

Я уже давно приучил своих родителей к тому, что моя любимая игрушка - это газета. Есть у меня и детские книжки, но их я не люблю. Что интересного можно там вычитать? Взрослые книги мне не дают, да у нас их и нет почти. Родители у меня чтением не увлекаются. А вот газеты брать мне разрешают. Думают, что я так играю в чтение.

Правда, держу газету я обычно вверх ногами. Так я шифруюсь и делаю вид, будто бы читать не умею. Первое время читать перевёрнутый текст было неудобно, но за пару недель я привык и теперь это у меня получается достаточно хорошо.

Мама зовёт меня ужинать. Сложив газету, иду с ней на кухню. Что у нас на ужин? У меня манная каша, у родителей макароны по-флотски. Тоже хочу макароны. Надоели все эти каши до смерти. Мне, однако, макароны пока не полагаются. Двух лет ещё нет. Обидно. Пахнет-то как вкусно! Гораздо лучше, чем моя размазня.

Расстелив газету на столе, я сажусь кушать. Родители давно привыкли к тому, что я повсюду таскаюсь с газетой. Считают её моей любимой игрушкой. И если отобрать её у меня, я поднимаю рёв. А когда газета прочитана, я её рву. А то мне свежую не дадут, попытаются подсунуть прочитанную. Мне же старая газета малоинтересна. Ну вот, мама поставила чашку с молоком прямо на статью о военном флоте СССР, которую я читал. Ладно, потом дочитаю. Сейчас вот про колхозников читать буду. Что тут у нас?

"...Претворяя в жизнь решения партии и правительства, механизаторы колхоза Светлый Путь... (пятно каши)...всех доярок своего колхоза. Наш корреспондент сообщает, что проведённая этой осенью проверка выявила резкое увеличение количества... (макаронина)...рогат... (пятно каши)...в колхозе..."

Да, похоже, весело там живут колхозники. Странно, что-то ничего нет про кукурузу. Я раньше считал, что Хрущёв и кукуруза - понятия неразделимые. В некоторых прочитанных мной книгах его даже кукурузником называли. А тут ничего. Совсем ничего в газетах нет об этом. Или он позже начнёт кукурузу выращивать? Успеет ли? Насколько я помню, осталось ему немного. В 64-м должен прийти Брежнев. Месяц только не помню, когда он спихнёт Хрущёва.

Может, мне попробовать дойти до Брежнева? Если задаться такой целью, то, наверное, рано или поздно встретиться получится. Или письмо можно написать. Только зачем? Что я скажу или напишу ему?

"Дорогой Леонид Ильич! Пишет Вам ученица 2-А класса Наташа Мальцева. Предлагаю Вам как можно быстрее расстрелять М. С. Горбачёва, потому, что он плохой. Надеюсь на сотрудничество с Вами."

Такое письмо отправить можно. Возможно, ради шутки, его действительно покажут заслуженному орденоносцу. Примет он моё предложение? Что-то я как-то очень сильно сомневаюсь. А что делать? Что делать мне, двухлетней девчонке, которая ещё даже в детский сад не ходит? Спокойно сидеть и смотреть на то, как страна неуклонно сползает в пропасть? Ну уж нет. Я видел, чем всё закончилось в моём варианте истории. И повторения этого я не хочу. Я должен хотя бы попытаться. Попытаться как-то столкнуть Русь с неверного пути. Но что делать я не знаю. Буду думать. В конце концов, время ещё есть. Пока ещё время терпит...

 

 

Глава 4.

 

Вообще, моим родителям невероятно повезло. Они сами не догадываются, как им повезло со мной. Я у них первый ребёнок и они просто не знают, что это такое - растить детей. Я сам вырастил двоих. И ещё внучку, Ниночку. Я ей был и папой и дедом сразу. Ох, Ниночка... Опять слёзы. Мой новый детский организм очень легко начинает плакать. Практически по любому поводу, если что не так, хочется разреветься. Но я держусь. И сейчас не буду плакать. Не буду. А за страшную смерть Ниночки кое-кто заплатит. И я даже знаю, кто.

Я отвлёкся. Так вот, возвращаюсь к вопросу о том, как сильно повезло со мной моим родителям. Судите сами. Я был идеальным ребёнком. Ведь я на собственном опыте знал, как это неприятно, когда ребёнок ведёт себя плохо с точки зрения взрослых. И я знал, что именно взрослые понимают под словами "ведёт себя плохо".

Я перестал гадить в штаны в возрасте семи месяцев, когда впервые сумел проснуться ночью от ощущения переполненного мочевого пузыря. Операции под названием "приучать к горшку" моя мама не проводила вовсе. Ведь я прекрасно и без неё знал, что такое горшок и для чего он нужен. И когда моя мама беседовала с другими молодыми мамами, она искренне удивлялась их трудностям. Она на полном серьёзе считала, что ребёнок на уровне инстинкта знает, как нужно пользоваться ночным горшком.

С моей кормёжкой у родителей тоже не было ни малейших проблем. Я всегда ел то, что мне давали. Каким бы мерзким на вкус мне это ни казалось. Я же знал, что откровенной отравы мне не подсунут. И ещё я знал, что в подавляющем большинстве случаев родители всё равно заставят ребёнка съесть то, что они ему сварили. Только есть всё это придётся с рёвом и остывшее. Так что лучше съесть тёплым, вкус хоть немного не такой мерзкий будет.

И есть самостоятельно я начал в возрасте десяти месяцев. С тех пор, как смог уверенно держать в руке ложку. Мама опять-таки сильно удивлялась другим детям. Как это, ребёнку у вас почти два года, а его приходится кормить? Почему вы не даёте ему есть самому? Она считала, что стоит перед ребёнком поставить тарелку с не слишком гадкой едой и дать относительно чистую ложку, как ребёнок тут же примется кушать. Ну, так ведь весь её личный опыт об этом и говорил.

Вещи я тоже не портил. Никогда ничего не рвал (кроме газет) и не ломал. Разве что, случайно. И никогда ничего не просил. Со мной вполне спокойно можно было зайти в игрушечный магазин. На полки с игрушками я взирал совершенно безразлично. Впрочем, в игрушечные магазины меня перестали водить очень быстро. Родители поняли, что игрушки меня не интересуют.

Правда, моё полное безразличие к игрушкам родителей несколько удивляло. Они ещё помнили своё собственное детство и знали, что игрушки для ребёнка - предмет первой необходимости. Их детство пришлось на войну, игрушек у них было мало и они ими сильно дорожили. И то, что любые игрушки мне до лампочки, моих родителей несколько обескураживало.

Как бы то ни было, но родители смирились с тем, что ни куклы, ни солдатики, ни формочки мне не нужны. И уже на мой второй день рождения и, по совместительству, Новый Год они не подарили мне ни одной игрушки. Только полезные вещи. Одежду и карандаши.

А вот карандашам я обрадовался. Всё-таки пальцы пока слушаются плохо, их нужно развивать. Нужно учиться писать. Понятно, что сразу начать писать буквы я не мог, это выглядело бы странно. Но вот рисовать я стал очень много. Время у меня было - ведь я не тратил его на возню с куклами или машинками. И я сидел в своей комнате и рисовал.

Да, у меня же есть теперь своя комната! Совсем забыл рассказать об этом. Нам дали новую квартиру на третьем этаже свежепостроенной хрущёвки. Я думал, родители сделают спальню и гостиную и я буду спать в гостиной. Оказалось, наоборот. Они сделали детскую и гостиную. И сами стали спать в гостиной. И это явилось для меня большим облегчением. Теперь меня больше не напрягает их ночная борьба в постели. Нет, всё-таки, не только родителям повезло со мной. Мне тоже повезло с новыми родителями. И я их люблю...

 

- И всё-таки я считаю, что не следует оставлять ребёнка сразу на целый день.

- Да говорю же я Вам, Наташенька - девочка очень спокойная и послушная. Сама кушает то, что дадут. Никогда не капризничает. Сама умеет одеваться. Сама ходит в туалет. Она только платье на спине сама застегнуть не может.

- Дети всегда переживают, когда их впервые оставляют одних в садике. Обязательно нужно дать время на адаптацию. А Вы хотите вот так вот сразу, в первый же день, оставить ребёнка с утра до самого вечера.

- Я уверена, что Наташе времени на адаптацию не понадобится. Только прошу Вас ни в коем случае не отбирать у неё её газеты.

- Она что, читать умеет?! И читает газеты?

- Ну что Вы! Не умеет она читать. Играет она так.

- Очень странная игра. Никогда не видела, чтобы дети играли в газету.

- А Наташа играет. Ну всё, я побежала, а то на завод опоздаю. Наташенька, доченька, пока в садике с тётей побудешь, как мы с тобой договорились вчера, хорошо? В окошко маме помашешь?

- Да.

- Вот и молодец! Всё, до вечера! Не шали и слушайся тётю!

Мама поцеловала меня и выскочила за дверь. Чтобы не огорчать её, я подошёл к окну и дисциплинированно помахал ей рукой. Вот и всё. Я теперь самый настоящий детсадовец. Можно сказать, я сделал первый шаг в своей карьере. Первый шаг по моему Плану.

Да, теперь у меня есть План. Не план, а План. План на всю мою жизнь. Я знаю, что будет тяжело. Но я единственный человек в мире, который знает о приближающейся Катастрофе. И я обязан хотя бы попытаться.

Сзади подошла воспитательница, приглашает меня пойти посмотреть рыбок в аквариуме. На рыбок мне, конечно, глубоко плевать, но я всё равно иду смотреть их. Зачем обижать женщину? Опять же, если я не пойду смотреть рыбок, она может придумать что-нибудь ещё. Например, отправит меня играть в куклы. По мне, так лучше уж рыбки...

 

 

Глава 5.

 

День шёл за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Закончилось лето, потянулась унылая осень. Я стою у окна в нашей группе и грустно смотрю сквозь оконное стекло на моросящий за окном ноябрьский дождик. Скучно. Опять мы сегодня не пойдём гулять. Газету я всю уже прочитал и делать мне совершенно нечего. Мама придёт за мной только часа через два.

Другие дети играют, но я к ним не иду. Что я там буду делать? Катать машинки и кормить из игрушечной посуды кукол мне совсем не интересно. Меня тут вообще вроде как чуть ли не за психа держат. Очень уж сильно я отличаюсь от других детей.

Но воспитатели, в целом, моим поведением вполне довольны. Меня не приходится кормить, я всегда сам съедаю всё до конца. Причем, как правило, делаю это самым первым из группы. Когда пора ложиться спать, я сам раздеваюсь, а когда пора вставать - сам одеваюсь. Никогда ни с кем не дерусь и всегда сразу слушаюсь старших. В общем, чудо, а не ребёнок. Мечта воспитательницы. Правда, с некоторыми странностями.

Я никогда и ни с кем ни во что не играю. Пока мы в помещении, я читаю свежую газету. Когда мы выходим на прогулку, то я начинаю бегать. Угу, бегать. Просто бегать. Кругами. Моему детскому телу это необходимо. Ему нужно развиваться. Это я понимаю. Бегать скучно, но нужно. А потому я заставляю себя.

Бегаю я по периметру площадки для прогулки нашей группы. Я никогда не выбегаю за границу и не пытаюсь спрятаться от воспитательницы. Понимаю, что женщина на работе и должна следить за нами. Зачем усложнять ей жизнь? Когда я устаю бегать, то начинаю заниматься другими физическими упражнениями. Пытаюсь подтянуться на перекладине лесенки или отжимаюсь от земли. Подтянуться пока не получается ни разу, но отжаться я могу уже трижды.

Дети смотрят на меня, как на ненормального. Не играю, не копаюсь в песке, не катаю куклу в коляске, а бегаю. Пусть. Не важно. Сейчас мне можно так себя вести. По Плану налаживать контакт со сверстниками я должен буду только в школе. В детском саду можно выглядеть ненормальным. Тут спишется. Сейчас для меня главное - физическое развитие тела. В этом я должен обогнать ровесников уже сейчас. Ниночка. Второй раз я этого не допущу...

 

- Здравствуйте.

- Здравствуй, девочка. Тебе чего?

- Я хочу подстричься.

- Подстричься? А где твоя мама? Или папа.

- Мама пошла в магазин за хлебом. Она скоро придёт.

- Как же она тебя одну отпустила?

- Я уже большая.

- А сколько тебе лет, "большая"?

- Мне четыре года.

- Четыре года? Действительно, большая.

- Не смейтесь надо мной. Вам тоже когда-то было четыре года. Я вырасту.

- Что ты, я и не думала смеяться. Так ты хочешь подстричься?

- Да.

- Тогда ты ошиблась. Это мужской зал. Тут мы стрижём мальчиков. А тебе нужно по коридору направо. Ты знаешь, где право?

- Я знаю, где право. И я не ошиблась. Мне нужно сюда. Подстригите меня, как мальчика. Коротко. Мне надоели эти лохмы.

- Что ты, девочка! У тебя ведь прекрасные косички. Они тебе очень идут.

- Нет, я не хочу. Отрежьте их. Мне нужны короткие волосы.

- А что на это скажет мама?

- Если волос уже не будет, то ей придётся согласиться.

- Нет, девочка. Так нельзя. Вот твоя мама придёт, пусть она сама скажет, как тебя подстричь.

Так. Не удалось. Очень хочется избавиться от длинных волос. Они мне мешают. За ними нужно следить, ухаживать, расчёсывать. Они постоянно за что-то цепляются. А мама меня не понимает. Ей кажется, что у девочки волосы обязательно должны быть длинными. По-моему, в идеале она хочет, чтобы у меня была коса до колен. А вот я так не хочу.

Кстати, я поразился тому, с какой лёгкостью мама отправила меня стричься в одиночку, а сама пошла за хлебом. Всего лишь спросила, не боюсь ли я. Невероятно! Она настолько уверена в том, что днём в центре Москвы с четырёхлетним ребёнком не случится ничего плохого, что запросто бросила меня и ушла. А я Ниночку в школу провожал и забирал до пятого класса. Потому, что осёл. Нужно было до одиннадцатого. Эх!

Пришла мама. Да уж, как писал классик, "вам не видать таких сражений". Впервые в жизни я закатил маме самую натуральную истерику. Я орал на всю парикмахерскую, а слёз было столько, что мой платок очень быстро промок и приходилось вытирать их подолом платья. На бедную маму жалко было смотреть. Она впервые столкнулась с таким и не знала, что ей делать. Её тихая и спокойная Наташенька никак не хотела успокаиваться. Но сдаваться я не собирался. Длинные волосы действительно надоели. Особенно раздражало меня то, как много времени ежедневно уходило на плетение косичек. Надоело!

В конце концов, мы с мамой согласились на компромисс. Стрижку мне сделали всё же женскую, в женском зале, но очень короткую. Когда я дома внимательно рассмотрел себя в зеркало, то, в целом, остался доволен достигнутым результатом. С моей точки зрения волосы всё равно были слишком длинными, но теперь они хотя бы не свисали у меня ниже плеч...

 

 

Глава 6.

 

"ДЕ-ДУШ-КА МО-РОЗ!!! ДЕ-ДУШ-КА МО-РОЗ!!! ДЕ-ДУШ-КА МО-РОЗ!!!", - скандируют малыши в зале. Я стою недалеко от наряженной ёлки в общей толпе ребятишек, периодически зеваю и делаю вид, будто мне всё это безумно интересно. Мама меня на новогоднюю ёлку в дом культуры железнодорожников привела. У нас тут начался новый, 1965 год, а три дня назад мне исполнилось четыре года.

Совсем недавно, пару месяцев назад, Брежнев таки отправил Хрущёва на пенсию. Пока расхождений с моим вариантом не заметно. Так всё и должно быть. Единственное, Брежнев сейчас на генсек, а 1-й секретарь ЦК. Но таких тонкостей я не помню. Возможно, в моём мире тоже так было.

А вообще, судя по фотографии в "Правде", Леонид Ильич ещё бодрячок. Телевизора у нас нет, стоим в очереди, но по радио я его выступление слушал. Говорит вполне внятно. Никаких "сисек-масисек" или "сосисок сраных" пока не наблюдается. Но по мне, лучше уж "сиськи-масиськи", чем "процесс пошёл" или, тем более, "дорогие россияне".

Мальчишка рядом со мной хватает меня за руку и куда-то тянет. Что ему нужно? А, понятно. Дед Мороз вышел к народу и сейчас, вместе с упитанной Снегурочкой, пытается организовать хоровод. Снегурочка суёт мне в свободную руку чью-то потную ладошку и мы, нестройно и фальшиво выкрикивая первый куплет песни "В лесу родилась ёлочка", начинаем двигаться по залу. Родители стеной окружили хоровод и с умилением глядят на нас. Да, я когда-то тоже так стоял. Помню, как водил на ёлку Вовку. Тут всё, как и тогда, с той лишь разницей, что никто не снимает нас ни на камеры, ни на мобильники. Нет их ещё. Только изредка щёлкают немногочисленные фотоаппараты.

Дед Мороз объявляет конкурс. Нужно прочитать вслух стихотворение. Народ, однако, воспринимает это без энтузиазма. Наплыва желающих не наблюдается. А толстая тётка в костюме Снегурочки неожиданно подходит ко мне и, улыбаясь, просит прочитать какой-нибудь новогодний стих. Так и знал, что тут будет что-то подобное! Поэтому вчера вечером я подготовился и специально выучил пару небольших стишков из детской книжки.

Одёрнув своё платье и чуть поправив дурацкий белый бантик на голове, я смело подхожу к Деду Морозу и чётко рассказываю ему стихотворение про звёздочку. Довольный Дед Мороз лезет в свой мешок, достаёт оттуда слегка потрёпанную небольшую шоколадку и протягивает её мне. Я вежливо пищу ему спасибо, выхватываю шоколадку из прокуренных пальцев и растворяюсь в толпе.

А Снегурочка, тем временем, взяла в плен ещё одного неудачника и тянет его в сторону своего товарища по работе. Мальчишка лет пяти с совершенно несчастным видом плетётся следом за ней. Пока он, запинаясь на каждом слове, пытался воспроизвести великолепно подходящее для Нового Года стихотворение "Травка зеленеет, солнышко блестит", я сумел незаметно подсунуть выданную мне шоколадку в кармашек на фартучке одной из стоявших рядом со мной девчонок.

Сладкое я почти не ем. Очень-очень мало, только когда организм настойчиво требует. И никаких карамелек! Только настоящий шоколад. И обязательно после употребления тщательно полоскаю рот. Я помню, какие садисты работают в это время в СССР зубными врачами. И совершенно не желаю вновь попасть на зубоврачебное кресло, где они подвергают своих жертв бесчеловечным пыткам. И пусть зубы у меня пока ещё молочные. Всё равно я тщательно слежу за ними и обязательно трижды в день чищу их щёткой.

Ну вот, предварительная часть праздника окончена. Нас всех приглашают в зал, где сейчас будут показывать сказочное представление. Мама хватает меня за руку, мы с ней сливаемся с людским потоком и проходим в широко распахнутые двери...

 

- Здравствуй, Наташенька, - обнимает меня в дверях нашей квартиры папа. - Тебе понравилось на празднике?

- Очень понравилось, папочка, - отвечаю я. - Всё было просто замечательно!

- Там была Баба-Яга?

- Эээ... Была. Конечно, была.

- А ты её не испугалась?

- Нет. Не испугалась. Мама же рядом сидела.

- Петь, да она её и не видела, Бабу-Ягу то, - встревает мама, расстёгивая своё пальто. - По-моему, Наташа ещё маленькая, ей было не интересно.

- Нет, не маленькая! Я большая!

- А почему ты тогда проспала всё представление? Как свет потушили в зале, так привалилась ко мне и сразу заснула.

- Я не спала.

- А что же ты тогда там делала?

- Я просто очень медленно моргала.

- Ага. Так, что даже начала с кресла сползать. Я тебя два раза подхватывала, чтобы ты на пол не свалилась.

- Ладно, ладно. Не ссорьтесь! Наташа, на горшок и мыть руки. Я уже борщ разогреваться поставил. Мама такой вкусный борщ сварила сегодня с утра...

Борщ - это хорошо. Борщ я люблю. А мама у меня действительно очень хорошо готовить умеет. Не зря она в столовой работает. Отлично готовит. Мясо, правда, тут у нас не очень. В основном, кости. Да и за таким-то очереди. Хорошее мясо - дефицит. Зато то, что есть, очень дешёвое. Двух зарплат моих родителей хватает на то, чтобы нам всем троим есть мясо каждый день.

Когда мы уже уселись за столом и мама разлила нам аппетитно пахнущий борщ по тарелкам, папа спросил меня: "Наташенька, а какой сказочный персонаж понравился тебе сегодня больше всего?". Что ж, моим родителям тоже ведь нужно посмеяться. Не стану их разочаровывать. С серьёзным лицом я ответил ему:

- Продавщица мороженого в буфете...

 

 

Глава 7.

 

"Товарищи! До отправления поезда номер 481 Москва-Новороссийск осталось пять минут. Просим пассажиров занять свои места в вагонах, а провожающих - выйти из вагонов."

Я с родителями сижу на нижней полке плацкартного вагона и жду отправления поезда. Баба Рита машет нам рукой с платформы. Вот, поезд тронулся с места и начал постепенно набирать ход. Поехали! Я вообще первый раз в жизни еду на поезде. До этого как-то не доводилось. Живём-то мы в Москве, до сегодняшнего дня покидать город мне было не нужно.

Родителям на заводе профсоюз выделил две путёвки в дом отдыха на Чёрном море, недалеко от Новороссийска. И вот, мы едем на курорт. На целых 12 дней, не считая дороги.

Мама достала из сумочки огурец, выдала его мне, а сама принялась суетиться, наводя уют в нашем купе. Поправила занавески на окне, расстелила на столике чистую тряпочку, развесила вещи по вешалкам. На боковых полках рядом с нами едут две каких-то толстых тётки, а вот одна из верхних полок свободна. Никто её не занял, так что мы пока едем тут втроём.

Радостное возбуждение начала пути. Родители переоделись в дорожную одежду, переодели меня, и мы сразу сели ужинать. В дорогу мама сварила целую курицу и полтора десятка яиц. Ещё огурцы есть. И хлеб. Яблок-бананов нет. Для яблок ещё не сезон - всего начало июля, а бананы в СССР сейчас жуткий дефицит. У нас тут на дворе лето 1966 года и мне, соответственно, идёт шестой год.

Проходил проводник, собрал билеты, выдал постельное бельё. Темнеет, после ужина ляжем спать. Мама довольная - в кои-то веки едет на юг. С её слов понял, что это у них с папой всего второй раз. Один раз они ездили, когда мне было полтора года, но я тогда ещё слишком мелким был.

А вот папа, похоже, не слишком доволен. Хмурится. Кажется, я догадываюсь, в чём дело. Нет нужной компании. Поллитру-то он с собой взял, я видел, только в одиночку он не станет, а пригласить некого. Толстые тётки в качестве компании его не заинтересовали, а мама у меня не любительница. Вот он и хмурится. Одна надежда на пустую верхнюю полку. Может быть, кто по дороге подсядет.

Наконец, мы поужинали и стали укладываться. Перед сном я ещё умыться в туалет сходил. Ну, и не только умыться, понятно. Кстати, с неожиданной проблемой столкнулся.

Когда я во времена своего прошлого детства ездил в поездах дальнего следования, то я был мальчишкой. Соответственно, справить там нужду проблемой для меня не было. А вот сейчас это проблема. Стоя я не могу. Вернее, могу, но всё оболью. Садиться на ужасно грязное сиденье голым задом не стану ни за что. В позе орла я падаю. Там есть ручка, за которую можно держаться, но рассчитана она на взрослых. Я до неё не достаю. Позвать на помощь маму? Ну уж нет! Я большая девочка, сама справлюсь.

Немного подумав, способ я нашёл. Сняв с себя свою юбку и трусы, я повесил их на вешалку рядом с полотенцем, а сам залез на унитаз ногами. В таком виде я уже могу писать стоя. Вот так! Не хуже, чем у мальчишки получилось! Гордый своей победой, я оделся, умылся, почистил зубы и вернулся к родителям. Спать пора...

 

Пару раз за ночь я просыпался на каких-то остановках, но в целом спал хорошо. Я и в прошлой жизни всегда хорошо в поездах спал. Равномерный стук колёс меня успокаивает. Проснулся я утром, когда родители уже встали и оделись. Папа сходил за чаем, после чего мы уселись завтракать. Нужно доесть остатки курицы, пока она не пропала.

Вскоре после завтрака, поезд въехал в Воронеж. Тут долгая стоянка, минут сорок. Все втроём мы вылезли из вагона проветриться. Несколько человек с чемоданами ждут на платформе. Это новые пассажиры нашего поезда.

Я немного погулял вокруг, после чего мама загнала меня обратно в вагон. Она опасается, как бы я случайно не отстал от поезда. Всё-таки я же, по её мнению, пассажир неопытный. Впервые так далеко еду. Ну, я девочка послушная. По пустякам никогда не спорю. Так что я шустро забрался внутрь и пошёл к нашему месту. А мама осталась, обещала купить мне и себе мороженое. Папа же побежал в станционный киоск за свежей газетой.

Когда я вернулся к своей полке, то обнаружил, что на ней сидит какой-то молоденький лейтенант с небольшими усиками и новыми погонами. Пассажир верхней полки?

- Здравствуйте, - вежливо здороваюсь я с ним.

- Здравствуй, девочка. Это твоё место?

- Да. Я с родителями еду на юг.

- Я тоже на юг, в отпуск. Понимаешь, неделю назад лётное училище окончил! Погоны дали. Теперь вот в отпуск еду. Отдохну - и на службу! У меня билет на верхнюю полку.

- Понятно. Мы до Новороссийска едем. А Вы?

- Я тоже. Не возражаешь, если я пока тут на твоей полке посижу?

- Сидите, конечно.

- А родители твои где?

- Погулять вышли. Мама мороженое обещала купить.

- О, мороженое! Тоже хочу! Эх, не успею. Поздно. Ладно, может потом где ещё по дороге будет.

- Конечно будет, не расстраивайтесь. А вот и мои мама с папой идут.

В купе входят мои родители и с любопытством смотрят на лейтенанта. Отец явно доволен, теперь ему есть с кем сесть вечером поговорить. Лейтенант встаёт и поправляет свой парадный китель. А мой папа, улыбаясь, протягивают ему руку и говорит:

- Приветствую нового попутчика. Мальцев, Пётр Сергеевич. Токарь завода "Серп и Молот". А это моя жена Елена и дочка Наташа. Впрочем, с Наташей Вы уже познакомились.

- Так точно. Очень приятно, Пётр Сергеевич. Разрешите представиться, лейтенант Дудаев, Джохар Мусаевич...

 

 

Глава 8.

 

Ну как же так? Как же так получилось, что мы вдруг стали врагами? Почему? Что за безумие поразило нашу страну?

Ведь нормальный же человек! Улыбается, смеётся, шутит. Рассказывает забавные истории из будней своего лётного училища. Подарил мне красно-синий карандаш и какой-то офицерский блокнот. А кем он станет четверть века спустя? Что привело его к этому?

Я сижу с ногами на своей полке, делаю вид, что читаю газету, а сам потихонечку смотрю на будущего президента Ичкерии. Нормальный человек. Вовсе не монстр.

Наконец, мне надоело смотреть на лейтенанта, и я вернулся к прерванному чтению. Я недавно признался родителям, что умею читать, и теперь папа покупает газеты на двоих - себе и мне. Зато я больше газеты не рву по прочтении. Родители, конечно, жутко удивились тому, что я вдруг научился читать. Я объяснил им это тем, что четыре года очень часто и подолгу "играл в газету" и постепенно, сам того не заметив, научился читать. Сам. Никто меня этому не учил.

Глупое, конечно, объяснение. Но родители, вроде бы, поверили. Они же у меня доверчивые. Простые рабочие. У мамы даже среднего образования нет. Ещё более удивительным для моих родителей было то, что именно я хотел читать.

Я читал газеты, журналы и... "Материалы XXIII съезда КПСС". Эту книгу я случайно увидел в книжном магазине, куда мама завела меня, чтобы выбрать вместе со мной детские книжки для меня. Раз уж я читать научился. В итоге, никаких детских книг мы не купили, зато купили "Материалы XXIII съезда КПСС". Хотя мама долго сопротивлялась и не верила в то, что я стану эту книгу читать. А я действительно её читаю, причём внимательно. Жутко скучно, челюсть чуть свихнул, зевая. Но нужно читать. И я должен не просто прочитать, а понять, что там написано. Чуть ли не выучить наизусть. Ведь мне скоро в школу...

 

На страницу открытой книги, которую я держу в руках, падает чья-то тень и незнакомый мне детский голос говорит:

- Привет.

- Привет, - поднимаю я на него глаза. Мальчишка. Примерно моих лет. Стоит на песке рядом со мной и смотрит на меня. Я же сижу на расстеленном на пляже диванном покрывале и читаю.

- Девочка, как тебя зовут?

- Наташа.

- А меня Дима. Давай дружить.

- Хм... Ну, давай попытаемся, - в конце концов, мне нужна тренировка. Действительно, мне скоро в школу. Я ведь уже порядком подзабыл, как нужно общаться с другими детьми. Моё прошлое детство окончилось давным-давно.

- Мы с мамой приехали из Ленинграда. А ты откуда?

- Я с родителями из Москвы. А твой папа где?

- Папа не смог поехать. Он в плавании. Мой папа - помощник капитана!

- Ого! А мой - токарь на заводе.

- А где твои родители?

- Купаться пошли. А меня не взяли, говорят, что сегодня вода слишком холодная.

- Меня мама тоже сегодня в воду не пускает, - грустно вздыхает Дима и садится на покрывало рядом со мной.

- Где твоя мама?

- Вон она сидит, - показывает пальцем. - Говорит, иди с девочкой познакомься, будете вместе играть. Ты во что любишь играть?

- Эээ... В куклы, - пускаюсь я на хитрость, надеясь, что у Димы кукол нет.

- Это понятно. Девчонки все в куклы играют. А мне в куклы неинтересно. Я в войну люблю играть. И чтобы наши фашистов победили!

- А я не люблю в войну. Я ведь девочка.

- Жалко. А ты что читаешь? Сказки? Ты сама читать умеешь?

- Да, я умею сама читать. И это не сказки.

- Здорово. А я ещё не научился. Я пока только некоторые буквы знаю.

- Хочешь, я тебя научу читать? Это просто.

- Конечно, хочу. А правда научишь? А когда? Ух, здорово! Приду в садик, ребята удивятся. У нас в группе никто читать ещё не умеет!

- Ну, завтра можно начать учиться. Нужно подготовиться, карточки с буквами сделать. По книжке неудобно учиться. Ты приходи завтра сюда, я карточки принесу, и станем учиться, хорошо?

- Хорошо. А пока почитай мне вслух то, что сама читаешь.

- Ммм... Дима, думаю, это тебе будет неинтересно.

- Интересно. Тебе же интересно. Значит, и мне будет интересно.

- Хочешь, чтобы я почитала тебе вслух?

- Да. Ну, пожалуйста, Наташ, почитай!

- Ладно. Садись поудобнее. Сейчас буду читать вслух.

Дима уселся, а я принялся за чтение. Специально для него, начал читать сначала, чтобы было понятнее. Заодно и сам лучше запомню. Впрочем, Диме моя забота не помогла. При звуках моей речи, Димин рот постепенно открывался всё шире и шире, а глаза начали закатываться. Некоторое время спустя я заметил, что глаза у Димы полностью закатились, а из уголка широко открытого рта стекает слюна.

Спустя ещё пять минут, Дима окончательно спёкся. Он неловко лёг на покрывало рядом со мной и мирно заснул. Подошла его мама. Кое-как растолкала Диму и спросила, что тут происходит. Дима говорит, что Наташа, то есть я, читала ему вслух. Мамин вопрос о том, что именно ему читали, поставил Диму в тупик. Он не мог подобрать названия. Тогда его мама обратилась с этим же вопросом ко мне. На что я честно ответил ей чистую правду:

- Доклад товарища Косыгина на XXIII съезде КПСС.

После таких моих слов, Димина мама тотчас резко села своим широким задом прямо в песок. Да, сильные вещи сочинял товарищ Косыгин...

 

 

Глава 9.

 

- Мам, ну не нужно! Зачем они мне? С ними неудобно!

- Наташенька, не спорь со мной. В первый день обязательно нужно прийти с бантиками. Все девочки придут с белыми бантиками в волосах, вот увидишь!

- Но у меня же короткие волосы!

- Ты сама виновата. Зачем ты подстриглась позавчера? Я ведь тебя за кефиром послала, а не в парикмахерскую.

- Мам, кефира не было. А когда я шла мимо парикмахерской, увидела в окошко, что там нет очереди. Вот и зашла подстричься.

- Тебя слишком коротко подстригли. Бантики привязывать неудобно.

- И не надо! Не нужны они мне!

- Не спорь. Фух, один, вроде бы, привязала. Повернись, сейчас второй сделаю.

- А если развяжутся на уроках? Что я буду делать?

- Не развяжутся. Я хорошо их привязала. И, Наташа, пожалуйста, не испачкай фартучек. Белые вещи очень маркие, а стирать мне сейчас и без того много приходится.

- Я помню, мам. Я буду аккуратно.

- Знаю. Ох, ты ж моя умница! Иди, посмотри в зеркало, как красиво получилось.

- Да, мам, красиво. Спасибо тебе.

- Всё, пойдём, а то опоздаем. И баба Рита с ребятами ждут. Бери свой портфель, а я цветы понесу. Ключ взяла?

- Взяла.

- Смотри, вернёшься из школы - сама не звони. Ребята могут спать. Ключом открывай.

- Мама, я помню. Ну, пошли?

- Пошли, ученица!..

 

Папы с нами сегодня не было. У них на заводе был какой-то очень срочный заказ, и он никак не мог отпроситься даже на пару часов, чтобы проводить меня.

На улице нас уже ждала баба Рита с моей старой коляской. А в коляске лежали... два моих брата. Близнецы. Им ещё и двух месяцев не было, совсем крохи. Конечно, в одноместной коляске ребятам было очень тесно, но достать двухместную коляску тяжело. Папа бегал, записывался в какие-то очереди, но пока коляски не было. Ребятам приходилось гулять в моей бывшей коляске. Позже, когда они подрастут, придётся, наверное, им гулять по очереди. Если папа не сможет всё же двухместную коляску достать.

Назвали мальчишек Вовкой и Стёпкой. Причём имя "Вовка" придумал я. В честь моего погибшего Вовки. Родители не возражали. Хорошее имя. Тем более что одного из моих дедушек, сгоревшего на Курской дуге танкиста, мужа бабы Зины и маминого отца, тоже звали Владимиром. Так что и с её стороны я получил поддержку.

Сегодня пятница, первое сентября 1967 года. И я иду первый раз в первый класс. Буду самой младшей ученицей в нашем 1-Б классе, а в первый год обучения - и во всей школе. А, возможно, даже и во всём СССР. Помните, когда я родился? Меня вообще не хотели записывать, говорили, что я слишком маленькая. Но я уговорил родителей сходить вместе со мной к директору школы.

Сходили. Директор школы, Николай Кузьмич, оказался пожилым, но крепким ещё одноруким мужчиной, инвалидом войны и орденоносцем. Поначалу он пытался задавать мне нелепые вопросы о том, сколько букв я уже знаю и до скольких умею считать.

Я вежливо попросил разрешения и, получив его, взял с полки шкафа в его кабинете книгу для внеклассного чтения шестого класса, раскрыл её наугад посередине и начал бегло читать. С выражением. Глаза у Николая Кузьмича округлились. Не давая ему опомниться, я, прочитав с пол страницы, захлопнул книгу и взял зачем-то валявшийся на столе директора учебник математики для третьего класса.

Дальше мы с ним играли в интересную игру. Он называл номер задачи или примера из учебника, а я через десять-двадцать секунд выдавал ему ответ. Причём решал я всё в уме и даже, как мне кажется, быстрее самого Николая Кузьмича, который тоже пытался считать в уме. Но он был учителем географии, а не математики, поэтому форму немного растерял.

Мой сидящий на стуле в кабинете отец весь надулся от гордости за меня. Ещё бы, какую дочку он воспитал! Мы с ним вдвоём к директору пришли. Мамы с нами не было, она в то время как раз в роддоме была с близнецами.

Окончательно же я добил директора школы парой заученных мной цитат из речи тов. Брежнева на XXIII съезде КПСС. Такого он уж никак от меня не ожидал. В общем, директор согласился с тем, что ещё целый год ходить в детский сад мне совершенно незачем. По-моему, он уже даже сомневался, стоит ли мне и в первый класс-то ходить. Чему можно научить меня в первом классе?

Но я события решил не торопить. Ни к чему это. Буду учиться вместе с ровесниками. Конечно, можно поторопиться и поступить в 12 лет в университет. Я смогу. Но мне совсем не нужно такого. Научной карьеры я делать всё равно не собирался. У меня ведь был План!..

 

 

Глава 10.

 

Мою первую учительницу звали Тамарой Фёдоровной. Это была совсем-совсем молодая девушка с длинной русой косой. Только что из училища. Так же, как и для всего класса, это у неё был самый первый урок в жизни. Она тоже пришла первый раз в первый класс. Было видно, что она ужасно волнуется. Ребята в классе также волновались, но она, как мне кажется, волновалась сильнее всех.

Мне стало жаль несчастную девчонку, которая стояла перед нами и не знала, что ей делать со своими руками. Чем-то она напомнила мне мою Ниночку. Да и была-то она всего на пару лет старше её. Я решил, что, по возможности, стану ей помогать.

Тамарочка кое-как успокоила галдящую малышню и объяснила нам основные правила поведения. Как здороваться с учителем, как поднимать руку, как сидеть за партой, как не нужно ходить по классу во время урока. В общем, обыкновенный "курс молодого первоклассника".

Потом мы стали знакомиться. Тамарочка зачитывала фамилии по журналу, и названный ею ребёнок вставал и давал возможность всем посмотреть на себя. Всего в моём классе оказалось тридцать два человека - восемнадцать девочек и четырнадцать мальчиков.

К тому времени, как в коридоре прозвенел школьный звонок, мы успели завершить перекличку. Тамарочка тоже слегка оттаяла и уже не так сильно боялась детей. Мне это было особенно хорошо заметно, так как я ещё в самом начале урока, когда рассаживались по партам, подсуетился и успел захватить себе место на первой парте среднего ряда.

На втором уроке у нас была математика, и Тамарочка довольно умело рисовала на доске груши и яблоки, заставляя нас считать их. Третьим уроком шло чтение, на котором мы изучали первую страницу наших букварей. Со скуки я начал листать букварь и читать небольшие рассказики, напечатанные ближе к его концу. И получил замечание от Тамарочки, которая