ПрОБлемы совершенотво жизни утверждали

— Все это было у Адама?

— Да, было! Потому мысль быстро его мчалась. За от­носительно короткий срок он смог предназначение оп­ределить всему. Сто восемнадцать лет, как один день, промчались.

— Сто восемнадцать лет — до такой старости глубо­кой один прожил Адам?

— Один, в делах захватывающе интересных, Адам жил — первый человек. Его сто восемнадцать лет не ста­рость принесли ему — расцвет.

— В сто восемнадцать лет стареет человек, даже дол­гожителем считается, его болезни, немощи одолевают.

— Это сейчас, Владимир, а тогда болезни человека не касались. Век каждой плотской клеточки его длиннее был, но если клеточка и уставала, ей отмереть было дано, то тут же новая, энергии полна, на смену старой клеточке вставала. Плоть человеческая жить могла лет столько, сколько дух его хотел, душа.

— И что же получается тогда, что человек сегодняш­ний не хочет сам подольше жить?

— Деянием своим ежесекундно свой сокращает век, и смерть придумал для себя сам человек.

— Да как это придумал? Она же сама приходит. Противволи.

— Когда ты куришь или пьёшь спиртное, когда въезжаешь в город, смрадом гари воздух насыщающий, когда употребляешь умертвлённую еду и злобой поедаешь сам себя, скажи, Владимир, кто, если не ты сам, приближаешьсмерть свою?

— Такая жизнь сейчас для всех настала.

— Свободен человек. Сам строит каждый жизнь свою и век секундами определяет.

— А что, тогда, ну, там, в раю, проблемы не существовали?

— Проблемы если и вставали, то разрешались не в ущерб, а совершенство жизни утверждали.

 

Первая встреча

Однажды, в свои сто восемнадцать лет, проснувшись с утренним рассветом, Адам весной не восхитился.И, как обычно, не встал навстречу солнечным лучам.

Заливисто в листве пел соловей над ним. На другой бок Адам перевернулся от пенья соловья.

Пред взором с затаённым трепетом весна простран­ство заполняла, река журчанием воды к себе звала Ада­ма, резвились ласточки над ним. Причудливы картины облака меняли. От трав, цветов, деревьев и кустов нежней­ший аромат его объять стремился. О, как тогда Бог поди­вился! Среди великолепия весеннего, земного сотворенья, под синью неба сын-человек Его грустил. Его дитя люби­мое не в радости, а в грусти пребывало. Для отца любя­щего может быть печальней что-нибудь такой картины?

Сто восемнадцать лет от сотворенья отдыхавшие бо­жественных энергий множество мгновенно пришло в дви­женье. Вселенная вся замирала. Такое ускоренье, неви­данное ранее, блистало в ореоле энергии любви, что су­щее всё понимало: творенье новое замыслил Бог. Но что ещё возможно сотворить после того, что на пределе вдох­новенья создавалось? Никем тогда ещё не понималось. А скорость мысли Бога нарастала. Энергия любви Ему шеп­тала:

— Ты снова всё привёл во вдохновенное движенье. Энергии твои вселенские пространства обжигают. Как не взрываешься и не сгораешь сам в таком пылу? Куда стре­мишься ты? К чему? Я не свечусь уже тобой. Смотри, мой Бог, тобою я горю, планеты в звёзды превращаю. Оста­новись, всё лучшее тобой сотворено, у сына твоего исчез­нет грусть. Остановись, о Бог!..

Не слышал Бог мольбы любви. И не внимал насмешкам сущностей вселенских. Он как ваятель молодой и пылкий движенья всех энергий ускоренье продолжал. И друг, невиданной красы зарёй сверкнул по всей Вселен­ной необъятной, и ахнуло всё сущее, и Бог сам в восхищеньи прошептал:

— Смотри, Вселенная! Смотри! Вот дочь моя стоит среди земных творений. Как совершенны, как прекрасны все её черты. Достойной она будет сына моего. Нет со­вершеннее творения её. В ней образ и подобие моё и ваши все частички в ней, так полюбите, полюбите же её! Она и он! Мой сын и дочь моя всем сущим радость принесут! И на всех планах бытия прекрасные вселенские миры построят!

С пригорка, по траве, росой умытой, днём празднич­ным в луче восхода к Адаму дева шла. Походка граци­озна, строен стан, изгибы тела плавны и нежны, в оттенках кожи свет Божественной зари. Всё ближе, ближе. Вот она! Перед лежащим на траве Адамом дева встала. Поправил ветерок златые пряди, открывая лоб. Вселенная свой затаила вдох. О, как прекрасен её лик — твоё творенье, Бог!

Адам, лежащий на траве, на ставшую с ним рядом деву лишь взглянул, слегка зевнул и отвернулся, прикрывая веки.

Вселенские все сущности услышали тогда, нет, не слова — услышали, как вяло в своих мыслях рассуждал Адам о новом сотвореньи Бога: “Ну, вот оно, ещё одно какое-то творенье подошло. Нет ничего в нём нового, лишь на меня похожесть. Коленные суставы у лошадей и гибче, и прочней. У леопарда шкура ярче, веселей. Ещё и подошло без приглашенья, а я сегодня муравьям хотел дать новое определенье”.

И Ева, постояв немного близ Адама, к заводи реки пошла, на берегу присела у кустов, в воде притихшей своё разглядывая отраженье.

И зароптали сущности вселенские, в единое слилась их мысль: “Два совершенства не сумели оценить друг друга. В твореньях Бога совершенства нет”.

И лишь энергия любви, одна среди вселенского роптанья, пыталась оградить собой Творца. Её сиянье Бога окружало. Все знали — никогда энергия любви не рассуж­дала. Всегда она, невидима и молчалива, в неведомых бескрайностях блуждала. Но почему сейчас, вся без ос­татка, так вокруг Бога воссияла? Вселенским ропотам не внемля, лишь только одного сияньем согревала и утеша­ла:

— Ты отдохни, Творец Великий, и вразумленье в сына своего всели. Исправить сможешь ты любые творения пре­красные свои.

В ответ Вселенная услышала слова, и через них и муд­рость, и величие познала Бога:

— Мой сын есть образ и подобие моё. Частички всех энергий в нём вселенских. Он альфа и омега. Он сотворенье! Он будущего претворенье! Отныне и во всём гряду­щем ни мне и никому дано не будет без его желанья ме­нять его судьбу. Всё, что захочет сам, ему воздается. Не в суете помысленное претворится. Не преклонился сын мой при виде плоти совершенства девы. Не удивился ею к удив­лению Вселенной всей. Не осознал ещё, но чувствами сво­ими ощутил мой сын. Он первым ощутил — ему чего-то не хватает. И новое созданье — дева — перед ним недо­стающим тем не обладает. Мой сын! Мой сын своими чувствами Вселенную всю ощущает, он знает всё. Вселен­ная чем обладает.

Вопрос Вселенную заполнил всю:

— Чего же может не хватать тому, в ком наши все энер­гии имеются и все энергии твои? И Бог ответил всем:

— Энергии любви.

И вспыхнула энергия любви:

— Но я одна, и я твоя. Тобой одним сияю.

— Да! Ты одна, любовь моя, — слова в ответ Божественные прозвучали. — Твой свет сияющий и светит, и ласкает, любовь моя. Ты — вдохновенье. Всему способна ускоренье придавать, ты обостряешь ощущенья и ты покоя умитворенье, любовь моя. Тебя прошу, вся без остатка на землю опустись. Собой, энергией великой благодати, окутай их, детей моих.

Любви и Бога диалог прощальный озвучивал начало всей земной любви.

— Мой Бог, — к Творцу любовь взывала. — Когда уйду один, невидим, навсегда, на всех живущий планах бытия,невидимым ты будешь.

— Мой сын и дочь моя сияют пусть отныне в нави, яви, прави.

— Мой Бог, случится вакуум вокруг тебя. И никогда к твоей Душе тепло живительное не пробьётся.Без этого теплаДуша остынет.

— Не только для меня, для сущего всего пусть то тепло с Земли сияет. Сынов и дочерей моих деяния его премножат. И вся Земля теплом любви светящейся в пространстве воссияет. Все будут чувствовать свет благодатнейший Земли, им обогреться смогут все энергии мои.

— Мой Бог, пред сыном, дочерью твоей открыто разных множество путей. Всех планов бытия энергии есть в них. И если хоть одна преобладает, неверным поведёт путём, что сможешь сделать ты, отдавший всё и видящий, как тает, как слабеет энергия, идущая с Земли. Отдавший всё и видящий, как на Земле над всем энергии преобладают разрушенья. Твои творенья безжизненною коркой покрывают, забросана трава твоя камнями. Что сделаешь тогда, свободу всю отдавший сыну своему?

— Среди камней смогу травинкой я зелёной вновь пробиться, на маленькой нетронутой лужайке цветка раскрою лепестки. Своё сумеют осознать предназначенье земные дочери, сыны мои.

— Мой Бог, когда уйду, невидим станешь Ты всему.

Случиться может так, что именем твоим через людей дру­гих энергий сущности вдруг станут говорить. Одни дру­гих себе пытаться будут люди подчинить. Твою себе в угоду, трактуя сущность, говорить: “Я говорю в угоду Богу, из всех я избран Им один, все слушайте меня”. Что сможешь сделать ты тогда?

— Днём наступающим взойду зарёю. Творенья все, без исключенья, луч солнышка лаская на земле, понять по­может дочерям, сынам моим, что каждый может сам Ду­шой своей с Душою говорить моей.

— Мой Бог, их много будет, ты один. И для всех сущ­ностей вселенских вожделенным станет душой людскою завладеть. Через людей над всем своей энергией лишь утвердиться. И сын заблудший твой им станет вдруг мо­литься.

— Многообразию причин в тупик ведущих, в никуда, есть главное препятствие — будет оно всему, что ложь несёт преградой. Стремленье к осознанью истины есть у сынов и дочерей моих. Имеет рамки свои ложь всегда, но безгранична истина — она одна, всегда в Душе осознан­ности будет находиться у дочерей моих и сыновей!

— О, Бог мой! Никто, ничто не в силах воспротивить­ся полёту мысли и мечтам твоим. Они прекрасны! По их следу по воле я пойду своей. Твоих детей сияньем обо­грею и вечно буду им служить. Тобой подаренное вдох­новенье поможет им создать свои творенья. Лишь об од­ном прошу тебя, мой Бог. Позволь лишь искорку одну своей любви с тобой оставить.

Когда во мраке пребывать Тебе придётся, когда лишь будет вакуум вокруг, когда забвение и свет земли ослабе­вает, пусть искорка, хотя б одна лишь искорка любви моей тебе своим мерцанием сияет.

Когда б сегодня живущий человек на небо смог взгля­нуть, что было над землёй тогда, пред взором глаз его великое видение предстало. Вселенский свет — энергия любви, кометой сжавшись, к земле спешила и озаряла на твоём пути ещё безжизненных планет тела и зажигала звёзды над землёю. К Земле! Всё ближе, ближе. Вот она. И, вдруг, над самою землёю остановилось, задрожало сияние любви. Вдали, среди горящих звёзд одна, всех меньшая звезда живой казалась. Она вослед любви сиянию к земле спешила. И поняла Любовь, от Бога искорка последняя её, и та к земле за нею устремлялась.

— Мой Бог, - сияние Любви шептало, — но почему? Разгадки нет во мне. Но почему? Ты даже искорку одну мою с собою рядом не оставил?

Словам Любви, из тьмы вселенской, уже невидим ни­кому, ещё не понятый никем, Бог дал ответ. Его слова Божественные прозвучали:

— Себе оставить, значит, недодать им — дочерям и сыновьям моим.

— Мой Бог!..

— О, как прекрасна ты, Любовь, и искоркой одной.

— Мой Бог!..

— Спеши, Любовь моя, спеши, не рассуждая. Спеши с последней искоркой своей и обогрей всех будущих моих сынов и дочерей.

Людей земли вселенская энергия любви объяла. Вся, последней искорки. Всё было в ней. Среди Вселенной необъятной, во всех живущий планах бытия одновременно, встал человек всех сущностей сильней.

 

КОГДА ЛЮБОВЬ

Адам лежал среди цветов пахучих, на траве. Под сенью дерева дремал он, вяло мысль текла. И вдруг воспоминанье неведомой волной тепла его объяло, какой-то силой тепло все мысли ускоряло: “Совсем недавно предо мной творенье новое стояло. Похожесть на меня была, меж тем и было в нём отличье, но какое, в чём? И где сейчас оно? О, как увидеть вновь мне хочется творенье новое! Увидеть вновь хочу, но почему?”.

С травы Адам встал быстро, посмотрел вокруг. Мысль вспыхнула: “Что же случилось вдруг? Всё то же самое небо и птицы, травы, деревья, кусты. Всё то же самое и есть отличье, на всё иначе смотрю. Ещё прекрасней стали все земные твари, запахи, воздух и свет”.

И родилось в устах Адама слово, Адам воскликну всем: “И я люблю в ответ!”.

И новая волна тепла со стороны реки всё тело сразу же объяла. Он повернулся в сторону тепла, пред ним творенье новое сияло. Из мыслей логика ушла, виденьем наслаждалась вся душа, когда увидел вдруг Адам: на берег у заводи реки сидела тихо дева, но не на воду чистую, на него смотрела, откинув пряди золотых волос. Она его улыбкою своей ласкала, как будто вечность всю его ждала

Он подошёл к ней. Когда смотрели друг на друга, Адам подумал: “Ни у кого нет глаз прекраснее, чем у неё”, вслух сказал:

— Ты у воды сидишь. Вода приятна, ты хочешь, искупаемся в реке?

— Хочу.

— Потом тебе творенья, хочешь, покажу?

— Хочу.

— Я всем им дал своё предназначенье. Я и тебе слу­жить им поручу. А хочешь, новое создам творенье?

— Хочу.

Они в реке купались, бежали по лугу.О, как заливисто смеялась дева, когда, взобравшись на слона, какой-то танец для неё изображал развеселившийся Адам и деву Евой называл!

День близился уже к закату, два человека стояли среди великолепия земного бытия, их наслаждали краски, за­пахи и звуки. Притихшая смотрела кротко Ева, как вече­рело. В бутоны складывались лепестки цветов. От взора уходили в темноту прекрасные видения дневные.

— Ты не грусти, — уже уверенный в себе, сказал Адам, — сейчас наступит ночи темнота. Она нужна, чтоб отдох­нуть, но сколько бы не наступала ночь, день возвраща­ется всегда.

— День тот же будет или новый день? — спросила Ева.

— Вернётся день таким, каким захочешь ты.

— Кому подвластен каждый день?

— Подвластен мне.

— А ты кому подвластен?

— Никому.

— Откуда ты?

— Я из мечты.

— А всё вокруг, ласкающее взор, откуда?

— Тоже из мечты явилось сотвореньем для меня.

— Так где же тот, чья так мечта прекрасна?

— Бывает часто рядом он, только не видит его взор обычный. Но всё равно с ним хорошо. Себя он Богом называет, отцом моим и другом. Не надоедает никогда, всё отдаёт мне. Я тоже ему дать хочу, но что, пока не знаю.

— Значит, и я его творенье. Я тоже, как и ты, благода­рить его хочу. Звать другом. Богом и отцом своим. Быть может, вместе мы с тобой решим, каких деяний наших ждёт от нас Отец?

— Я слышал, как Он говорил, что радость может при­нести всему.

— Всему? Так значит, и ему?

— Да, значит, и Ему.

— Мне расскажи, чего желает он.

— Совместного творения и радости от созерцания его.

— Что радость может принести для всех?

— Рожденье.

— Рожденье? Прекрасное всё рождено.

— Я часто думаю пред сном о необычном и прекрас­ном сотвореньи. В начале дня уходит сон, и вижу, не придумалось пока, Прекрасное всё есть и видимо при свете дня.

— Давай подумаем вдвоём.

— Я тоже захотел, чтоб перед сном с тобою рядом быть, дыханье твоё слушать, ощущать тепло, о сотвореньи вместе думать.

Пред сном в мечтах о сотворении прекрасном поры­вом нежных чувств друг друга мысли обнимали, слива­лись во единое стремленья. Тела материальные двоих помысленное отражали.

 

Рожденье

День возвращался, наступала снова ночь. Однажды при расцвете дня, когда Адам тигрят разглядывал и раз­мышлял, к нему тихонько Ева подошла, присела рядом, за руку взяла, на свой живот Адама руку положила.

— Почувствуй здесь, внутри меня, моё и в тоже время новое творение живёт. Ты чувствуешь, Адам, — толка­ется, творенье беспокойное моё?

— Да, чувствую. Мне кажется, ко мне оно стремится.

— К тебе? Конечно же! Оно моё, но и твоё! Я так хочу увидеть сотворенье наше.

Не в муках, а в великом изумленье рожала Ева.

Всё окружающее позабыв, себя не чувствуя, смотрел Адам и трепетал от нетерпенья. Рожала Ева новое совме­стное творенье.

Комочек маленький, весь мокрый, беспомощно лежал на травке. Поджаты ножки, не открывают веки глаз. Адам смотрел, не отрывая взгляда, как ручкой он пошевелил своей, открылись губки, вздох. Адам моргать боялся, чтоб не пропустить малейшего движенья. Неведомые чувства заполняли всё внутри, вокруг. Не в силах устоять на мес­те, Адам подпрыгнул и бежать пустился вдруг.

В великом ликовании вдоль берега реки стремглав бе­жал Адам, неведомо куда. Остановился. В груди прекрас­ное, неведомое что-то всё ширилось, росло. А всё вокруг!.. Не просто ветерок кустов листвою шелестел, он пел, ли­ству кустов и лепестки цветов перебирая. Не просто плы­ли в небе облака — все облака чарующий изображали та­нец. Искрилась, улыбалась и быстрей текла вода. Ну надо же! Река! Река, отображая облака, по-новому пред взо­ром изгибалась. И щебетанье радостное в небе птиц! И в травах стрекотанье ликованья! Сливалось всё в едино звучанье величественной нежной музыки прекраснейшего мирозданья.

И воздуха набрав побольше в грудь, что было сил вдруг закричал Адам. Был необычным, не звериным его крик нежнейшими он звуками переливался. Утихло окружающее всё вокруг. И слышала Вселенная впервые, как, ли куя, стоящий на Земле пел человек! Пел человек! И всё что ранее в галактиках звучало, замолчало. Пел человек! И, слыша счастья песнь, весь мир вселенский осознал: нет ни в одной галактике струны, способной лучший звук издать, чем звук у песни человеческой души.

Но не смогла уменьшить чувств избыток песня лико­ванья. Увидел льва Адам и бросился к нему. На землю повалил он льва, словно котёнка, со смехом гриву стал трепать, потом вскочил, призвал льва жестом, побежал. Лев поспевал за ним едва, и львята с львицею совсем за ними отставали. Быстрее всех бежал Адам, махал руками, за собою звал всех тварей на пути. Его творенье, он считал, всем сможет радость принести.

И вот он снова перед ним, комочек маленький. Его творенье! Облизанный волчицы языком и тёплым ветер­ком обласканный, комочек маленький живой.

Младенец глаз ещё не открывал — он спал. Пред ним все звери, прибежавшие с Адамом, на землю в неге опус­тились.

— Вот это да! — воскликнул с восхищением Адам. — От моего творенья свет, подобный моему, исходит. А может, он сильнее моего, коль необычное со мною даже проис­ходит. Все твари в неге пали перед ним. Я так хотел! Я смог! Я сотворил! Я сотворил творение прекрасное, жи­вое. Все! Все посмотрите на него.

Адам окинул взглядом всё вокруг, и вдруг остановился, замер его взгляд. На Еве взгляд остановился.

Она сидела на траве одна, слегка уставшим взором глаз своих ласкала замершего вдруг и замолчавшего Адама.

И с новой силою любовь внутри, вокруг Адама неви­димою негой засияла. И вдруг... О, как вселенская любовь затрепетала, когда Адам к прекрасной деве-матери вдруг подбежал, когда пред Евой на колени опустился, её касался прядей золотых и губ и молоком наполненной груди. И восклицанье в нежный шёпот сжал, словами выразить пытался восхищенье:

— Ева! Ева моя! Моя женщина! Ты способна претворять мечты!?

И в ответ... Чуть уставший и нежный тихий голос в ответ:

— Да, я женщина, твоя женщина. Претворим всё, что сможешь помыслить ты!

— Да! Вдвоём! Мы вдвоём! Теперь ясно! Мы вдвоём! Мы как Он! Мы способны претворять мечты! Посмотри! Слышишь нас, наш Отец?

Но впервые Адам не услышал ответ. Удивлённый, вско­чил и воскликнул:

— Где же Ты, мой Отец! Посмотри на творенье моё! Совершенны, диковинны твари земные твои. Всё прекрасно: деревья, травинки, кусты и твои облака хороши. Но прекраснее линий цветка — посмотри! Радость больше, чем всё, что мечтой Ты творил, мне творенье моё при­несло. Ты молчишь. Ты не хочешь смотреть на него? Но оно лучше всех! Больше всех по душе мне творенье моё. Что же Ты? Не желаешь взглянуть на него?

На младенца Адам посмотрел. Над проснувшимся тельцем младенца воздух был голубее обычного, и ничто не трепал ветерок, только кто-то невидимый над губами младенца тонкий стебель сгибал, преклоняя цветок. И три нежных пушинки цветочной пыльцы губ младенца кос­нулись. Он, — младенец, губами почмокал, блаженно вздохнул, ручкой, ножкой подвигал и снова уснул. Догадался Адам, что, пока ликовал. Бог младенца лелеял, потому и молчал.

И воскликнул Адам:

— Значит, ты помогал! Значит, рядом ты был, и творенье признал?

И услышал в ответ тихий голос Отца:

—Не так громко, Адам, ты разбудишь дитя ликованьем своим.

— Значит, ты, мой Отец, полюбил, как меня и творенье моё? Или больше его полюбил, чем меня? Если так почему? Объясни! Ведь оно не твоё.

— Любовь, мой сын, имеет продолженье; в творенье новом — продолжение твоё.

— Я, значит, здесь — и в нём одновременно? И Ева значит, в нём?

— Да, сын мой, ваше сотворенье во всём подобно вам не только во плоти. В нём дух, душа, сливаясь, новое рождают. И ваши устремленья продлятся и во много раз усилят радостные ощущенья.

— Так что же, будет много нас?

— Заполнишь ты собою землю всю. Всё чувством осознаешь, и тогда в других галактиках твоя мечта мир воссоздаст ещё прекрасней.

— Где край Вселенной? Что буду делать я, когда при­ду к нему? Когда заполню всё собою, помысленное со­творю?

— Мой сын. Вселенная собой являет мысль, из мысли родилась мечта, частично видима материей она. Когда ты к краю подойдёшь всего, начало новое и продолженье твоя откроет мысль. Из ничего возникнет новое прекрас­ное рожденье Тебя, стремленья, душу и мечту твою со­бою отражая. Мой сын, ты бесконечен, вечен ты, в тебе твои творящие мечты.

— Отец, как хорошо всегда, когда ты говоришь. Когда ты рядом, я обнять тебя хочу. Но ты невидим. Почему?

— Мой сын, когда мои мечтанья о тебе вселенские энергии в себя вбирали, не успевал я думать о себе. Меч­ты мои и мысли лишь тебя творили, мой облик видимый не создавали. Но, есть творенья видимы мои, ты чувствуй
их, не разбирай. Просто умом их разобрать никто из всей Вселенной не сумеет.

— Отец, мне хорошо, когда ты говоришь. Ты рядом — рядом всё. Когда я окажусь в другом конце Вселенной, когда сомнения иль непонятности в душе, скажи, как отыскать тебя? Ты в это время будешь где?

— В тебе и рядом. В тебе есть всё, мой сын, ты всех энергий властелин вселенских. Я противоположности вселенной уравновесил все в тебе, тем самым новое собой являешь ты. Ты ни одной из них не дай преобладать в себе. Тогда и я буду в тебе.

— Во мне?

— В тебе, и рядом. В твоём творенье ты и Ева. В тебе частичка есть меня, так и в твоём творенье я.

— Тебе я сын, кем для тебя являться будет новое тво­ренье?

— Вновь ты.

— Кого любить ты больше будешь — меня, который я теперь, или родившегося меня вновь и вновь?

— Любовь одна, надежды больше в каждом новом воплощеньи и мечте.

— Отец, как мудр ты, я так хочу тебя обнять!

— Смотри вокруг. Творенья видимы, материализован­ные мысли и мечты мои. Материальным планом бытия своим всегда общаться можешь с ними.

— Я полюбил их, как тебя люблю, отец. И Еву полю­бил, и новое своё творенье. Кругом любовь, в ней хочу вечно быть.

— Мой сын, только в любви пространстве ты вечно будешь жить.

Шли годы, можно так сказать, но время ведь понятие условное. Шли годы, но к чему считать, смерть человек долго в себе не мог познать. А значит, смерть тогда и не могла существовать.