1. Улица
Первым в калитку инспекторского двора пошёл Акимка. Так и сказал, мол, давайте, ребята, я первым пойду, чего там. Оно и понятно — у Акимки батя известный в мегаполисе ведун. Ясно, что батя Акимку сызмальства брал на местность и вышколил на пять баллов, да и Инспектор такого заваливать не станет. Акимка ушёл, а мы, помолясь, стали тянуть щепу, кому идти вторым. Выпало Ингриду. Стали тянуть снова — короткая щепа выпала мне.
Я вздохнул и отошел в сторонку. Думал, постоять в одиночестве, подготовиться. Да только как тут ещё подготовишься, три месяца готовились. Так просто стоял, смотрел на выбеленные хатки, огороды, на стадо саранчи, лениво щипавшее травку в канаве вдоль улицы. Все как на подбор откормленные, брюхастые, с икрой — небось, инспекторские, не иначе. Одна ленивая зверюга подошла ко мне и начала внаглую обнюхивать сапоги всеми своими усиками, уже примериваясь клюнуть. Я оглянулся на инспекторский дом — никто не видит? — и втихаря пнул её сапогом в зеленые пластины бронированной хари. Обиженно заскрежетав на всю улицу, тварь вприпрыжку поскакала к стаду. Стадо тоже взволновалось, захлопало подрезанными крыльями.
В этот момент дверь инспекторского дома распахнулась, и я уж думал, мне конец. Выйдет сейчас Инспектор, заорёт, мол, какой тут паскудец мою саранчу гоняет? Но это всего лишь вышел Акимка. Он сдавал знаки совсем недолго. Вышел радостный, помахал нам рукой через плетень, и отправился на задний двор — сдавать площадку, скрытую от посторонних глаз кактусовой грядой. Какая уж там площадка у инспекторов — этого никто не знал, даже Акимка.
Неразговорчивый Ингрид поднялся с корточек и отправился в дом. Я тоже подобрался и подошёл поближе к калитке. Наставник наш божился, что та площадка, на которой мы занимались, в точности такая же, как у Инспектора. Но кто там знает, чего Инспектор придумает перед экзаменом?
Я оглянулся на наших — кто зубрил знаки, кто вполголоса распевал древнее заклинание майя, кто отрабатывал прыжки для площадки — будто не этим занимались три месяца во дворе Наставника.
— Мох — к югу… — бубнил Нефёдор, закатив глаза. — Стрекоза низко — к дождю… Просыпать соль — к ссоре… Кактус зацвел на Первомай — репа кислой уродится…
— Эй! — окликнули Нефёдора. — Стрекоза низко к дождю — только днем или в полнолуние!
— Ох, мать! — Нефёдор стукнул себя по лбу. — Конечно, днем или в полнолуние. В ущербную луну низкая стрекоза — битым быть!
Я это знал. Тем временем дверь распахнулась, и вышел Ингрид.
— Ну?!! — закричали мы хором.
Ингрид всегда казался угрюмым, так что было не понять сразу. Ничего нам не ответив, он спустился с крыльца и пошёл к калитке, а не в глубь двора, где площадка.
— Не сдал… — буркнул Ингрид, выйдя к нам на улицу. — Поклонился высоко, он меня выгнал…
— За поклон?! — изумился я. — Во режет…
— Не за поклон, — поморщился Ингрид и досадливо махнул рукой. — Выгнал в сени по второму разу зайти, а я в зеркало забыл посмотреть…
— Ах, вон за что… — У меня отлегло от сердца. — В зеркала-то конечно смотреть надо…
— Хорош болтать! — зашипели на меня со всех сторон. — Иди уже, иди, не зли Инспектора!
И я пошел к калитке. Взялся за ручку, на миг закрыл глаза и прошептал молитву: "Господи наш, Спаситель, единый в трёх, Эллибраун, Переводсанглийского и Татьянасмирнова, ниспошли мне удачу!" А затем решительно распахнул плетёную калитку, взбежал на инспекторское крыльцо и уставился на дверную табличку.
"Инспектор — три звонка, Инспекторша — два звонка, дети и секретарши — один звонок".
Я аккуратно потянул за верёвку колокольчика — так, чтоб, не дай Господь, не прозвонил более одного раза.
Тут же дверь распахнулась, и я увидел в сенях дородную тётку в кокошнике.
— Вы пришли в дом Инспектора, нам очень дорог ваш визит, — лениво прошамкала тетка слова этикета. — Как вас представить?
— Представьте, что пришел Мигель-пастух, сын Марии, для сдачи экзамена по вождению, — заученно отчеканил я.
— Что-то больно молод, а туда же, в ведуны, — проворчала зловредная тетка, осматривая меня. — Двадцать один-то есть?
— Весною стукнуло… — Я потупился. — Мне семью кормить надо, мать у меня, и два брата мелких…
— Ну, входи уж тогда, не топчись в дверях… — Тётка посторонилась и крикнула в комнаты: — Мигель-пастух, сын Марии! — и тут же наябедничала: — В двери мешкался, открытою держал долго, злых сквозняков радиоактивных напустил, поди, в хату…
"Вот ведь подлюга!" — опешил я, но ничего не сказал, только сжал челюсти.
2. Знаки
Кабинет Инспектора впечатлял. Первое, что бросалось в глаза — мохнатая паучья шкура, распятая на стене. Это был просто огромный паук-шатун, я таких здоровенных никогда не видел — ни на нашем хуторе, ни даже в Музее мегаполиса. Паука в неволе держать нельзя, вырвется — перережет половину мегаполиса. А убить паука и вовсе никак невозможно — это к страшной беде. Ну а перед своей смертью паук зарывается глубоко в землю, так что выследить паука в дикой зоне — дело гиблое.
Ярко пылали свечи в бронзовых картриджах и недобро сверкали угольки в ксероксе, сложенном из силикатного кирпича. Беленные стены были изрисованы знаками. Над ксероксом висели крест-накрест два булатных галстука в ножнах, а выше располагался большой портрет Мэра мегаполиса — тончайшей работы угольком по побелке. Квадрат с портретом сильно выдавался вперед — значит, дом был очень старый, раз столько Мэров забеливали и перерисовывали заново.
Сам Инспектор оказался толстым, лысым и неприветливым. Был одет он в серый халат и ворочал кочергой в ксероксе.
— За ваше здоровье! — поприветствовал я его и постарался склониться как можно ниже.
— Готов к экзамену-то? — ворчливо спросил Инспектор, не поворачиваясь.
— Готовился, Ваше благородие…
Инспектор отложил кочергу, отряхнул ладони и цепко глянул на меня.
— Что такое управлять удачей? — спросил он сходу.
— Ну, это если… — начал я.
— Без "если"! — строго оборвал Инспектор. — Точное определение.
— Виноват, Ваше благородие. Управление удачей есть доставшаяся нам от Предков совокупность теоретических правил и практических навыков, которая позволяет предсказать грядущее, истолковать прошедшее и выбрать наиболее удачный путь.
— Наиболее удачный путь — в настоящем… — поправил Инспектор, задумчиво глядя сквозь меня. — Кто называется ведуном?
— Ведуном называется человек, сдавший экзамен, получивший Талисман удачи и право выходить за окружную мегаполиса на местность в дикие места.
— В самостоятельном порядке или для вождения, — ворчливо поправил Инспектор. — Сколько спутников позволяет водить с собой категория "В"?
— До трех, Ваше благородие…
— До трех спутников старше восемнадцати лет… — поправил Инспектор. — Неуверенно, неуверенно отвечаем. Ладно, о'кей… — Он кивнул на стену. — Покажи знак Силы?
— Вот.
— Знак Ума, Чести и Совести?
— Вот.
— Знак Радиации?
— Э-э-э… Сейчас найду… А, вот они, все тридцать три: заражённая местность, заражённое место, заражённые ветры, заражённые вещи, заражённая дичь, заражённый галстук, заражённые люди, заражённые хаты…
— Достаточно, — проворчал Инспектор. — Чёрная мошка, перебежавшая дорогу?
— Пути не будет… — насторожился я такому простому вопросу.
— Что?! — гневно вскричал инспектор. — Любую дорогу? В любую погоду? А в полнолуние?!
— Как бы… вроде бы… да, тоже… — растерялся я.
— "Если", "Вроде", "Как бы"… — возмущённо передразнил инспектор. — Что за неуверенный лепет?
— Виноват, Ваше благородие, пути не будет в любую погоду при любой луне на любой дороге в совокупности и без исключений!
— И ещё в двери топтался, сквозняка напустил… — припомнил Инспектор.
— Секретарша меня не впускала! — обиделся я. — Всё расспрашивала, сколько лет, и всё такое…
— О'кей, — махнул рукой Инспектор. — Посмотрим, как площадку сдашь.
— И всё? — вырвалось у меня. — И больше ничего по знакам спрашивать не будете?
— Иди! — повелительно махнул рукой Инспектор.
— За ваше здоровье! — с восторгом поклонился я на прощание.
На сердце стало легко и радостно. И я уже развернулся, чтобы уйти, но тут меня прошибло потом. Я искоса глянул на Инспектора — тот внимательно на меня смотрел.
— Где у вас зеркало, Ваше благородие? — спросил я.
— Вот именно… — проворчал Инспектор. — Слева у косяка посмотришься.
3. Площадка
Продраться сквозь кактусовую гряду оказалось нелегко, а вот площадка оказалась почти такой же, как во дворе Наставника. В центре площадки стоял задумчивый Инспектор. Не тот, что принимал знаки, другой, моложе — видать, его сын.
— За ваше здоровье! — поклонился я низко-низко. — Мигель-пастух, сын Марии, пришёл сдавать экзамен.
— Это которой Марии? — обернулся молодой Инспектор. — Которая из восемнадцатого квартала, парализованная?
— Никак нет, Ваше благородие гражданин Инспектор! — помотал я головой. — Мы из сто сорок третьего квартала мегаполиса.
— А… — поморщился Инспектор и сразу потерял ко мне интерес. — Ну, давай что ли, эта… Вспышка слева!
Я бросился на сухую землю площадки, поджал коленки и закрыл руками голову.
— Достаточно, — произнес Инспектор. — Почему не посмотрел, куда падаешь?
— Посмотрел, Ваше благородие! — возразил я, поднимаясь и отряхиваясь.
— Что-то я не видел, — пробурчал Инспектор.
— Зато я видел, — возразил я, потому что чувствовал, что с молодым Инспектором можно быть и наглее.
— Помеха справа! — крикнул Инспектор.
Я отпрыгнул влево и замер в стойке.
— Ну, более-менее… — пробурчал Инспектор. — О'кей. Плевок через левое плечо?
— Тьфу-тьфу-тьфу!
— Ещё раз!
— Тьфу-тьфу-тьфу!
— Ещё раз! Мало слюны! Точнее бить! Не брызгаться!
— Тьфу-тьфу-тьфу!!!
Инспектор подошел к мишени и начал считать попадания. Я тем временем вынул деревяшку и постучал по ней — громко, чтоб Инспектор слышал.
— Восьмёрка… Девятка… Семёрка… — считал инспектор. — Что стоишь без дела? Спой пока древнее заклинание майя!
— Майя-хыы, майя-хуу, майя-хоо, майя-ха, ха! Майя-хыы, майя-хуу, майя-хоо, майя-ха, ха!
— Достаточно. — Инспектор развернулся. — Ну, вроде ничего так… Выбирай галстук.
Облегчённо вздохнув, я подошел к стойке и начал выбирать. Мне сразу понравился галстук, что висел с краю — не длинный, зато легкий, удобно ложившийся в ладонь. Но брать его сразу было никак нельзя, следовало перещупать все остальные — я четко помнил слова Наставника: Предки выбирали галстуки долго, а завязывали быстро.
— Что копаешься? — проворчал за моей спиной Инспектор.
— Выбираю с умом, Ваше благородие. Вот этот! — Я снял галстук и быстро повязал его на пояс.
— Встань в стойку! — приказал Инспектор. — Галстук наголо! Слева — руби! С плеча — руби! Выпад! Коли! Нале-во! Кр-р-ругом! С плеча — руби! Подсечка! Справа с разворотом — режь! Ещё! Ещё! Отставить! Стоп! Галстук поднять! Замереть!
Я замер, с трудом переводя дыхание. Хорошо, что выбрал легкий галстук.
— Держать, держать! — прикрикнул Инспектор и обошел меня кругом, глядя, к чему бы придраться. — Ноги в коленках плохо согнуты, — объявил он наконец.
Как могут быть ноги согнуты плохо — я представлял смутно, но решил промолчать.
— Стоп. Прячь в ножны, — скомандовал Инспектор.
Я быстро запихнул галстук в ножны и замер.
— Гигантская жужелица справа! — заорал Инспектор.
Я отпрыгнул влево и рубанул галстуком.
— Паук-крестоносец за спиной! — заорал Инспектор. — Руби его!
Опустив меч, я подпрыгнул, поглядел, где Солнце, и бросился наутек.
— Куда понесся? — заорал Инспектор. — Там вешки!
Но я уже залёг за кактусом, прикрывшись ветками, что валялись рядом. Инспектор внимательно осмотрел, как я спрятался, но ничего не сказал — в тень от кактуса я вписался ровно.
— Развязать боевой галстук, повязать учебный, — скомандовал он и тоже взял бамбуковую палку.
Гонял он меня недолго, зато по всей площадке. Я отбивался изо всех сил, но и на вешки поглядывать не забывал. Молодой Инспектор галстуком владел отлично, спору нет, я три раза получил по голове и один раз по коленкам. Но в опасные места ему меня загнать не удалось, и ни за одну вешку я не заступил.
— Стоп, — сказал Инспектор с сомнением и воткнул учебный галстук в землю. — Ладно, считай, сдал площадку, иди к крыльцу, жди батю, назначит день, когда сдавать местность.
— За ваше здоровье! — с восторгом поклонился я.
4. Местность
В назначенный день я пришел к воротам окружной. Толстый лысый Инспектор чуть опоздал.
— Готов? — хмуро спросил он.
Я кивнул, и мы вошли в карантинную зону. За окружной я бывал наверно раз двадцать — и с экскурсиями, и как спутник, и как помощник на заготовке дров. Но каждый раз было страшновато, а уж теперь — и подавно. Галстук, который мне выдали на проходной, оказался тяжелым и туповатым, с металлической рукоятью, которая неприятно холодила руку. Через эти ворота я никогда не ходил, за ними оказалась долгая равнина, а поодаль темнел лес.
Дверь карантинного бокса закрылась за нами, а Инспектор всё шагал и шагал вперёд, не обращая на меня внимания. Лишь когда отошли на приличное расстояние, Инспектор обернулся и произнес со значением:
— Экзамен хочешь сдать… Просто так никто не сдаёт…
Я промолчал, Инспектор продолжил:
— Но есть способ…
Я снова промолчал.
— Мигель-пастух, ты понимаешь, о чём я говорю?
— Нет, — ответил я, хотя конечно понимал.
— Мигель-пастух, — произнес Инспектор, — я мог бы тебе помочь. А у тебя в стаде нету лишней пары саранчи?
— Мы бедно живем, господин Инспектор, — ответил я. — У меня нет своей саранчи. Я гоняю чужую саранчу утром на выпас, а вечером обратно хозяевам.
— Ну, как знаешь… — пробормотал Инспектор. — Вон, видишь Святофор? Что положено делать?
— Остановиться с зелёной стороны Святофора, Ваше благородие, чтобы помолиться.
— Веди к нему. Ты ведущий, я ведомый.
Я подобрался, положил ладонь на рукоять галстука, как требовала инструкция, и пошёл вперед, вглядываясь, которая сторона зелёная. Остановился я у Святофора как положено — за пять шагов. Встал на колени и прочел молитву:
— Господи наш, Спаситель, единый в трёх, Эллибраун, Переводсанглийского и Татьянасмирнова, ниспошли нам удачу!
— Господи наш, Спаситель, единый в трёх, Эллибраун, Переводсанглийского и Татьянасмирнова, ниспошли нам удачу! — пробормотал Инспектор за моей спиной, и вдруг продолжил буднично: — А, скажем, три мешка пшеницы?
— Мы бедно живем, господин Инспектор, — повторил я, поскольку это было сущей правдой.
— Тогда шагом марш к лесу, — лениво вздохнул Инспектор.
Я встал и пошел к лесу, внимательно глядя под ноги, на Солнце и на вешки, расставленные по полю. Опасности пока не было. Вдали на поле запела дикая цикадка.
— Цикадка-цикадка, сколько мне годков осталось? — машинально спросил я, и тут же получил увесистого тумака в спину, да такого, что чуть не упал.
— Минус три балла! — рявкнул Инспектор. — На местности с цикадами не гадаются!
Я досадливо умолк, потому что совсем забыл про это правило.
На опушке леса оказалось спокойно и натоптано — видно, сюда часто ходили. Я-то боялся диких джунглей, путанных и плохо размеченных вешками, а если такая накатанная дорога…
— Поворачивай, поворачивай налево в заросли, — проскрипел сзади Инспектор.
Вздохнув, я свернул с нахоженной тропы в заросли. Куст ядошипа я заметил издали, остановился и предостерегающе поднял руку. Инспектор удовлетворённо хмыкнул. Следы гигантской жужелицы я тоже заметил — они были старые, прошлогодние. Вскоре под ногами захлюпало, я думал, просто лужи, но вдали замелькали болотные вешки.
— Остановись за третьей вешкой, — скомандовал Инспектор.
— Здесь по вешкам болото, а на болоте стоять нельзя — к утопленнику, — твёрдо отчеканил я и, увидев, что Инспектор уже открывает рот, быстро закончил: — Но, с другой стороны, я обязан выполнять все указания Инспектора, поэтому если Ваше благородие настаивает…
— Не проведешь тебя, Мигель-пастух, — хмыкнул Инспектор. — Но всё равно никто с первого раза не сдаёт. Давай-ка, покажи, как ты пересекаешь болото…
5. Болото
Я начал прыгать сквозь заросли тростника по кочкам. Инспектор за мной. Вначале шло хорошо, мы уже почти пересекли болото, но в какой-то момент мне показалось, что на следующей кочке что-то блеснуло. И я не прыгнул, а поднял руку. Инспектор этого не ожидал, думал, я освобожу кочку, поэтому прыгнул и с размаху налетел на меня — так, что я чуть не скатился в лужу.
— Остановка на болоте? — разъярился он. — Не следишь за спутником? Грубейшая ошибка, Мигель-пастух, незачёт!
— Мне показалось, там блеснуло… — пробормотал я.
— Где?! — презрительно скривился Инспектор, близоруко щурясь.
— Вон, на той кочке… Как бы не…
— На этой? — Инспектор прыгнул на следующую кочку, но не долетел — завис в воздухе, словно прилип.
— Ваше благородие! — прошептал я. — Ваше благородие! Это ж паутина!!!
— Идиот! Кретин! Придурок! Из-за тебя всё! — зашипел Инспектор, пытаясь отлепиться, но это ему не удавалось.
Я замешкался, потому что не помнил, что надо делать, если паутина на болоте. На сухом месте — ясно, а вот на болоте? В конце концов я решил, что здесь неглубоко, и аккуратно шагнул с кочки. И тут же погрузился по щиколотку в студеную воду. С чавканьем вырывая ноги, я остановился за три шага до Инспектора, зачерпнул со дна грязи и поплескал вокруг, обозначая паутину. Немного попало и на спину Инспектора, но что уж тут поделать.
— Не вздумай рубить галстуком! — прошипел Инспектор.
— Знаю, знаю, Ваше благородие, — успокоил я его. — Паутину не рубят, паутину отмазывают.
Паутина была толстая и явно не учебная — без белой разметки по краям. Но, слава Спасителю, желтоватая, а, значит, старая. А, значит, шатуна поблизости нет. Ладно бы, в чаще, но откуда паутина так близко к окружной? Инспектор влип прочно — сразу в восьми местах. Я вынул платок и начал грязью отмазывать Инспектора от нитей. Инспектор больше матерился, чем давал указания. Наконец мне удалось отмазать его полностью, и он плюхнулся в грязь рядом со мной. Я помнил, что правила велят немедленно убираться обратным маршрутом, повернулся, махнул рукой и поскакал по кочкам. Инспектор поскакал за мной, но когда вокруг замелькали заросли, вдруг догнал меня и схватил за плечо.
— Послушай, Мигель-пастух, — прошамкал он. — Ты всё сделал правильно, я тебе зачту местность, но не рассказывай никому, что я упал в паутину… Стар я уже, глаза мои видят худо…
— Так точно, Ваше благородие, никому не скажу! Но надо быстрее уходить…
Я рванулся вперед, но Инспектор снова схватил меня за плечо и развернул.
— И ещё… — начал он.
Я сначала не понял, что произошло. Словно вдали по тростнику дробно прошелестел ветер. Но в следующий миг между стволами мелькнуло острое хитиновое колено, и я заорал:
— Паук-крестоносец за спиной!!!
Инспектор всё-таки был тёртый и опытный, он даже не стал оборачиваться. Бросился в сторону, а я за ним, хотя, будь моя воля, я бы кинулся обратно к тропе, к окружной, к мегаполису. А что ещё делать, если нет кактусов и нету тени, где можно спрятаться? Только потом я уже вспомнил, почему к окружной бежать нельзя, — на равнине шатун догонит мигом.
Мы бежали долго, сердце бешено колотилось в груди, воздуха не хватало, по лицу стегали ветви. Несколько раз Инспектор замирал на месте, подняв руку, а затем бросался в сторону. То ли была опасность впереди, то ли путал следы. Наверняка же он прекрасно знал эти места.
Наконец инспектор остановился, поднял руку, оглядываясь, а затем плюхнулся на землю. Я плюхнулся рядом. Тень здесь была неважная — не плотная, от листвы.
— Вроде бы ушли… — прошептал Инспектор. — Уже лет тридцать здесь шатунов не водилось. Была учебная паутина в конце болота, хитрая такая, со стертой разметкой, на ней все сыпятся. Я тебя к ней и вёл. И вот тебе на, беда какая… Откуда такая беда? — Он вдруг сурово глянул на меня. — А ты в зеркало глянул перед выходом?
— Глянул, Ваше благородие.
— Мошка дорогу не перебегала?
— Никак нет.
— Пальцы крестиком складывал у Святофора?
— Сами ж видели, Ваше благородие…
— Исповедовался в Церкви когда последний раз?
— Вчера исповедовался…
— Странно… — пробормотал Инспектор. — Откуда же тогда неудача?
Я молчал. И даже не потому, что нечего было сказать, а потому, что прислушивался. Вдалеке явно раздавался шелест и дробный топот с поскрипыванием, будто в грунт аккуратно втыкали острые палки.
— Идёт… — прошептал я.
— Тихо! — шикнул Инспектор. — Слышу! Не вздумай пошевелиться!
И мы замерли.
6. Шатун
Топот то замедлялся, то ускорялся, то вовсе замирал, и непонятно было, приближается шатун или нет. Наконец шелест послышался совсем близко, затем ещё ближе, и, наконец, я увидел гигантскую ногу — она воткнулась почти рядом с нами. Очень плохая примета смотреть на паука — это значит, взгляд его притягивать. Но я искоса глянул. Паук стоял близко-близко, почти вплотную к лежащему Инспектору. Бесшумно шевелились пучки вонючих жвал на морде, и белой пеной висели слюни почти до земли. Крохотные глазки-фасетки, разбросанные по телу, крутились в своих орбитах, силясь разглядеть, есть ли кто в тени. Мне казалось, прошла целая вечность. Затем паук сделал шаг и вонзил передние ноги рядом с телом Инспектора…
Опустил морду… Понюхал… Учуял! Чуть подался назад… Бесшумно раздвинул ротовые жвалы, распахивая гигантскую глотку, и выпустил иглу… Ещё чуть подогнул ноги во всех коленках, напрягся…
Я понял, что он сейчас ударит. Ударит Инспектора. И сделать ничего нельзя. Ударит, потащит тело пеленать, а мне надо будет уползти по инструкции. Я сжал рукоять галстука изо всех сил.
Даже не знаю, как это случилось, но как только голова паука дернулась вперед, я выхватил галстук, привстал и со свистом рассек воздух.
Громадная мохнатая голова глухо упала на землю, из разруба на тонкой шее полилась слизь, тело закачалось на всех своих ногах и повалилось бы на Инспектора, только он уже вскочил и проворно отполз.
Паучьи ноги подгибались и натужно скребли землю, а лежащая голова распахивала ротовые пластины и запахивала снова — с каждым разом всё медленней. Я глянул на Инспектора — рукой он держался за сердце, а в его глазах был ужас.
— Ты… — прошипел он, — ты понимаешь, ЧТО ты сделал, идиотина? Ты понимаешь, на кого ты поднял руку? Ты понимаешь, кого убил?
Я понимал. Но вот почему я это сделал — не понимал.
— Я убил дикого клопа… — тупо пробормотал я, вытирая галстук о землю. — Клоп охотился. Напал на нас. Клопа убивать можно.
— Клопа?! — заорал Инспектор. — Клопа?!!
— А разве это не клоп? — я постарался изобразить недоумение.
Инспектор подскочил и схватил меня за рубаху на груди так, что ткань затрещала.
— Ты кого обманываешь, придурок?! — зашипел он. — Меня обманываешь? Себя? Ты Господа не обманешь! Поднять руку на шатуна-крестоносца — грех, за который Господь выгнал Адама и Еву из Рая!!!
— Он бы вас убил, Ваше благородие…
— Да пусть бы он трижды убил и меня, и тебя, и кого угодно!!! — заорал Инспектор. — А что теперь будет с мегаполисом, ты подумал?!! Сто сорок тысяч человек в мегаполисе!!!
— Может, ничего и не будет… — пробурчал я.
— Ты Святое писание читал?! — взревел Инспектор. — Паука случайно убить — к страшному несчастью!!!
— Так я не случайно, я нарочно… — буркнул я.
Инспектор в неописуемом гневе распахнул рот, замер, снова захлопнул, снова распахнул, затем горестно обхватил голову руками и сел на землю.
— Никто! — прорыдал он, раскачиваясь. — Никогда! Не убивал паука! Ни у нас, в Ерофей Палыче, ни в Чите, ни даже за Стеклянными равнинами — в Кемерово и Новосибирске! Может, Предки убили паука, от того и вымерли… Господи, я сам уже кощунствую… Господи, что с нами будет… Что с нами будет…
В это время туша издала свистящий звук, суставчатые ножищи перестали скрести землю, рывком подтянулись к брюху и замерли. Голова тоже замерла, ротовые пластины и жвалы вытянулись в трубу и не шевелились, только игла ещё подрагивала — раз, другой, третий — и окаменела.
— Ваше благородие, — прошептал я. — Может, мы его быстренько закопаем? И Господь сверху не ничего не увидит?
7. Могильник
Быстро закопать не получилось. Мы рыли яму много часов, почти до заката. Копать приходилось галстуками. Ссыпали комья глины на плащ и относили в кучу. Я всё ещё не мог как следует осознать случившееся, а Инспектор был и вовсе плох. Поначалу он мрачно молчал, а затем начал вещать.
— Может ты думаешь, Мигель-пастух, — проскрипел он, — что Предки наши были неучами?!
— Никак нет, Ваше благородие… — отвечал я. — Известно, что Предки знали всё и умели управлять удачей, а нам от них достались лишь обрывки знаний…
— Обрывки?! — скрипел Инспектор. — Сопляк! Как ты смеешь называть обрывками святые документы! А ну, перечисли Наследие!
— На сегодняшний день из Наследия Предков найдено… — затараторил я заученно, — три Типовых договора, Штраф-квитанция, Больничный лист Ковальчука Эс, Билет в Дозор-Кино, Правила пользования Лифтом, Инструкция к Прокладкам, Свод Бытия, и Книга Святого писания "Тысяча и один совет как достичь успеха в офисе, бизнесе, найти работу и мужа", написанная Господом нашим Спасителем, единым в трех лицах, распятым на кресте и принявшим смерть за грехи Предков…
— Что?! Свод Бытия?! — разъярился Инспектор и замахал галстуком так, что я уже подумал, что он меня сейчас зарубит. — Да ты дебил! Чему тебя учили в школе, Мигель-пастух?! Свод Бытия, написан не Предками, а Двенадцатью учениками уже в начале Новой эры! Как ты дожил до двадцати одного года, если…
— Мне восемнадцать… — тихо прошептал я.
— Ах, вон оно что… — протянул Инспектор. — Малолетка! Лгун! Полез на ведуна сдавать обманом! А я-то, старый болван…
— Мне семью кормить надо… — Я шмыгнул носом. — Мать у меня, и малые братья…
Инспектор ничего не ответил, только с отвращением покрутил головой и вонзил галстук в землю. Я продолжал копать.
— Ты хоть понимаешь, зачем нужны законы, приметы и правила? — безнадежно спросил Инспектор.
— Чтобы предсказать грядущее, — забубнил я, — истолковать прошедшее и выбрать наиболее удачный путь.
— В настоящем! — с отвращением поправил Инспектор.
— Предки знали всё и умели управлять удачей, — продолжал я чеканить заученные формулировки. — Нам достались лишь обрывки знаний, смысла которых мы понять не можем, но соблюдать обязаны. В мегаполисе мы должны соблюдать Этикет, за окружной — правила вождения и безопасности… Я вот только не пойму, Ваше благородие, если Предки управляли удачей как хотели, куда же они исчезли?
— Это всё, что ты не можешь понять? — с омерзением покачал головой Инспектор.
Я замолчал, и долгое время мы копали молча. Наконец я не выдержал.
— Товарищ Инспектор, а правду говорят, будто Предки носили галстук на шее?
— Носили… — хмуро пробасил Инспектор. — Говорят.
— А как же они носили? Он тяжелый и соскальзывает…
— Откуда я знаю?! — рявкнул Инспектор. — Если когда-нибудь люди найдут хоть одно изображение Предков — тогда и увидим, как они носили галстук.
— А я вот много про это думал… — продолжил я. — И подумалось мне: может, мы просто слова ихние неправильно используем и не так вещи называем? Может, шеей они называли вовсе не голову, а поясницу?
Инспектор прекратил копать, смерил меня уничтожающим взглядом и ничего не ответил. Только сжал ладонью нательный крестик, запрокинул голову и еле слышно прошептал: "Господи, Спаситель, единый в трёх, Эллибраун, Переводсанглийского и Татьянасмирнова, прости эту тварь неразумную, ибо не ведает, что брешет…"
Я заткнулся и больше не проронил ни слова. Инспектор тоже молчал. Уже почти стемнело, с Запада потянулись радиоактивные ветра — во рту появилась кислинка и начало пощипывать лицо. Я принялся копать более ожесточённо, и вдруг мой галстук звякнул, выдав искру. Я присел на корточки и разгрёб руками глину. Там несомненно что-то было. Инспектор отпихнул меня и сам принялся разгребать сырые комья.
8. Доклад
Это была небольшая чугунная коробка-сундучок. Похоже, когда-то она была обёрнута ветошью, но теперь ветошь безнадежно истлела. Истлел и маленький висячий замок — рассыпался прямо в руках Инспектора. Уже почти стемнело, поэтому мы зажгли огниво и распахнули коробку.
Внутри лежала куча металлических кружков — я видел такие в Музее мегаполиса. На одной стороне была отчеканена цифра сто, на другой стороне — саранча-мутант с двумя головами. Известно, что Предки питались этими металлическими кружочками, только непонятно как.
Мы аккуратно высыпали кружочки на плащ и пересчитали. Под кружками в сундуке оказались хлопья пластинчатой пыли. Мы попытались найти среди них хоть что-то осмысленное, но пыль распадалась в руках. Инспектор сказал, что это похоже на истлевшую бумагу.
Больше в коробке ничего не было. Мы перевернули её — и вдруг оттуда выпала крупная дощечка, лежавшая на дне. Дощечка была странная — очень тонкая и прозрачная, напоминавшая застывшую смолу, хоть и пожелтевшая. А внутри… Внутри смолы был лист бумаги с печатным текстом!
Склонившись над листом, мы медленно читали букву за буквой:
Доклад Новосибирского института Агностики при РАН РФ президентам Содружеств.
Проведенные нами социологические исследования среди широких слоёв населения свидетельствуют, что сегодня более 17 % желаний остаются невыполненными, откладываясь на неопределенное время. Многие граждане находятся в состоянии ожидания заказанных желаний уже много лет и не верят в их успешное выполнение.
Это противоречит базовой концепции Футурологической Революции, согласно которой, механизм безоговорочного исполнения желаний каждого гражданина, запущенный на всей территории планеты с 2067 года, безотказен.
С момента Футурологической Революции прошло одиннадцать лет, и результаты её неутешительны: получив в свои руки инструмент исполнения любых желаний, основная часть населения утратила стимулы к труду и познанию, что привело к изощрению заказываемых желаний и резко увеличило процент отложенных заказов.
Изучив статистику отказов, мы построили математическую модель происходящего, которая позволила пересмотреть некоторые постулаты концепции Футурологической Революции.
Если раньше считалось, что все невыполнимые или противоречивые желания граждан откладываются до благоприятного времени в Футурологический Стек и оттуда со временем извлекаются, то теперь мы видим, что это не так: отложенные желания извлекаются из Стека всё реже, а количество их в Стеке растет в прогрессии, которая принимает лавинообразный характер.
Мы не можем измерить объем Футурологического Стека, поскольку он иррационален по своей природе, однако имеем все основания предполагать, что объем его не бесконечен. Согласно нашей модели, в случае переполнения Стека произойдёт неконтролируемый выброс в мир всех накопленных с 2067 года невыполнимых желаний, включая ядерно-террористические. Чудовищные последствия этого выброса приведут к парадоксальной ситуации: живые позавидуют мертвым, в результате чего произойдёт коллективный подсознательный заказ тотальной смерти. Человечество рискует полностью исчезнуть как вид, а поверхность планеты, быть может, окажется безжизненной или населенной гигантскими насекомыми.
Необходимо немедленно принять меры по предотвращению катастрофы. Содружество Государств должно взять на себя роль переполняющегося Стека — мы должны выработать законы и правила, ограничивающие заказ желаний и цензурирующие их содержание. Если эти меры не будут приняты в ближайшее время, то, согласно нашей модели, уже к концу года может произойти катастрофа.
Эта катастрофа по сути будет отложенной расплатой за одиннадцатилетнее использование управляемой удачи. Наша цель сегодня — бросить все силы, чтобы предотвратить это.
академики Егоров С.Д., Кумич В.Л., Кожухов С.С. доктора наук Шепорт Е.К., Тремакова П.Р., Ищенко С.А.
— Святые… все шестеро… — благоговейно прошептал Инспектор и посмотрел на меня круглыми от счастья глазами.
Наверно и у меня сейчас были такие же глаза.
— Но мы выжили! — прошептал я. — Выжили!
— Но какой ценой…
9. Домой
Инспектор вдруг пришел в себя и помотал головой. — А что это мы тут сидим? — забеспокоился он. — Стемнело! Ночь! Кругом дикая зона, полная зверья! У нас на руках бесценный документ Предков, который мы обязаны доставить потомкам! — Он вскочил, сверкая огнивом. — Галстук к бою! Сбор! Двухминутная готовность! Возвращаемся в мегаполис!
— Но… как же шатун?
— Плюнуть через левое плечо! — рявкнул Инспектор и сам трижды плюнул: — Тьфу-тьфу-тьфу!
— Тьфу-тьфу-тьфу! — послушно плюнул и я.
— Шатун этот… — начал Инспектор, оборачиваясь, — и остолбенел.
Я тоже резко обернулся.
Над тушей шатуна в нескольких шагах за нашими спинами возвышались в сумраке леса ещё две такие же туши. Погрузив хоботы в мертвое тело, они бесшумно сосали кровь. На их мордах виднелись наши плевки.
Не сговариваясь, мы кинули в железный сундук всё, что там было, подхватили его — я слева, Инспектор справа — и понеслись сквозь чащу — прочь, к мегаполису.
Когда выскочили на равнину, я остановился перевести дыхание.
— Бежать! — рявкнул Инспектор. — Бежать, подлец! Бежать, сынок! На равнине нельзя скрыться от шатунов!
— Если нападет шатун, я его зарублю, — ответил я, сжимая галстук и твердо глядя в лицо Инспектору. — Это очень хорошая примета — может, найдем ещё документы Предков…
Инспектор не нашёлся, что возразить, мы передохнули, и побрели к мегаполису.
10. Мегаполис
На проходной никого не было. Мы толкнули дверь, прошли в дезинфекцию, взяли по мочалке и принялись смывать с себя радиоактивную пыль.
— И оказывается… — неожиданно для самого себя я продолжил вслух свою мысль. — Что наши Предки были ленивы и глупы?
Немедленно из-за душевой перегородки появилось лицо Инспектора.
— Мигель, сын Марии! — назидательно произнес он, заглушая шум воды, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Наши Предки были умнее нас! Сообразительнее! Смелее! Внимательнее! Расторопнее! Острожнее! И они знали всё! — Голова инспектора исчезла.
— И чуть не погибли… — пробурчал я. — И не оставили нам, своим потомкам, ничего…
— А что ты? Ты что оставишь потомкам?! — рявкнул Инспектор, снова на секунду появившись из-за перегородки.
Я ничего не ответил. Почему-то больше всего сейчас мне хотелось спросить, сдал ли я местность или всё-таки не сдал. Но я так и не спросил.
— Одевайся скорее, Мигель-пастух, сын Марии! — строго сказал Инспектор, бережно прижимая к груди дощечку. — Я жду тебя в оружейной, мы идём к Мэру и на совет Старейшин!
Глянув в зеркало, он вышел из душевой.
Я тоже выключил воду, расчесал усики, надел халат, повязал галстук и посмотрел в зеркало. Да, это я, Мигель-пастух, сын Марии потомок наших Предков. Две ноги, четыре руки, ещё по-детски остренькие ротовые жвалы, голубые фасетки, короткие рудиментарные окрылки над плечами, не очень мощная головогрудь, а на ней — нательный серебряный крестик на цепочке: шесток с двумя поперечными перекладинками.
— А что мы оставим потомкам? — пробормотал я и пошёл в оружейную. — Что мы оставим?
