Внутренние функции - это основные направления деятельности государства, направленные на решение проблем, существующих внутри государства. К внутренним функциям государства относятся: экономическая, социальная, политическая, охрана правопорядка, экологическая, стимулирование научно-технического прогресса и ограничение его вредных последствий, информационная и т.д.
Экономическая функция государства заключается в выработке и государственной координации основных направлений экономической политики в устойчивом режиме. На разных этапах развития общества эта функция может проявляться по-разному. Если в условиях административной системы управления экономика регулируется преимущественно директивами, то в условиях рыночных отношений – прежде всего экономическими методами, т.е. посредством налогов, кредитов, льгот и т.д. В современной России данная функция в основном сводится к формированию и исполнению бюджета, обеспечению равных условий для существования различных форм собственности, определению стратегии экономического развития общества, стимулированию производства, предпринимательской деятельности и т.д.
Экономическая функция современного государства имеет антикризисную направленность и нацелена на создание социально ориентированной рыночной экономики, согласовывающей интересы производителей и потребителей. Этому посвящено законодательство об акционерных обществах, о компаниях и других объединениях. Оно защищает права и интересы граждан-акционеров, вкладчиков, потребителей, не допускает к участию в рынке недобросовестных контрагентов. Государство принимает антимонопольное законодательство, осуществляет лицензирование производства ряда товаров и торговли этими товарами, контроль над экспортом и импортом отдельных товаров, стимулирует развитие приоритетных отраслей экономики и т.д.
Политическая функция заключается в необходимости осуществления государством упорядочение интересов различных социальных групп. Используя такие методы, как проведение референдумов, выборов, государство способно выявить действительную расстановку социальных сил, учесть в своей политике интересы различных социальных групп и не допустить их конфликта. Помимо этого государство так же обеспечивает защиту конституционного строя, государственного суверенитета, ведет правотворческую деятельность и официально представляет население всей страны, как во внутренних, так и во внешнеполитических делах.
Социальная функция многообразна по видам и объему государственной деятельности. Главное ее назначение – смягчить или устранить вовсе возможную социальную напряженность в обществе, не допускать большого разрыва между богатством и бедностью, развивать здравоохранение, образование, культуру. Выполнение данной функции позволяет обеспечить оптимальные условия жизни для всех членов общества вне зависимости от их статуса, а также от возраста, пола, здоровья и так далее. Великий китайский мыслитель Конфуций утверждал, что если государство управляется согласно с разумом, постыдны бедность и нужда; когда государство не управляется согласно с разумом, постыдны богатства и почести. Рассматриваемая функция связана с понятием социального государства, деятельность которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и социальную защищенность, свободное развитие человека, защиту семьи.
1.1. Объективные причины сближения Франции с СССР
В ходе первой мировой войны и после ее окончания во французской экономике произошли глубокие изменения. Как подчеркивалось в материалах V съезда Французской коммунистической партии, в военные годы Франция пережила «головокружительную индустриализацию», «стала страной крупной индустрии». Быстрыми темпами развивались такие отрасли промышленности, как металлообрабатывающая, электротехническая, авиационная, автомобильная, химическая, металлургическая. Производство стало массовым, основанным в значительной мере на широком применении современной техники.
В чем причины таких перемен? Уже в годы первой мировой войны ряд факторов —огромные потребности армии в оружии и снаряжении, необходимость компенсировать потерю оккупированных германскими войсками индустриальных районов — вызвал строительство новых предприятий. После войны присоединение Эльзаса и Лотарингии удвоило французские запасы железной руды. Наконец, емкость внутреннего рынка страны возросла в связи с восстановительными работами, потребовавшими колоссальных затрат: по данным финансовой комиссии палаты депутатов,— более 90 млрд. франков.
Значительно увеличился экспорт французских промышленных изделий. В 1923 году вывоз из Франции стали, железа, чугуна возрос по сравнению с 1920 годом более чем в два раза, а по сравнению с 1913 годом — в 20 раз. До первой мировой войны французские предприниматели покупали индустриальное оборудование за границей, а теперь сами экспортировали двигатели, турбины, станки для обработки металла, текстильные и химические машины.
В поисках новых рынков сбыта французские промышленники и коммерсанты обращали свои взоры на восток, к Советскому государству. Они рассчитывали не только выгодно сбыть в СССР свои товары, но и при-
обрести советское сырье, и прежде всего нефть. «Нефтяной вопрос стал у нас вопросом первостепенной политической важности»10,— заявили французские торговые представители, приехавшие в июне 1923 года для переговоров в Москву.
Фактически Франция оказалась в «нефтяной зависимости» от крупнейших трестов США и Англии. В военное время французскую армию снабжали нефтью «Стандард ойл» и «Ройял датч-Шелл». В 1919 году во Франции был подготовлен проект закона о нефтяной монополии. «Но тут вмешивается «Стандард ойл»: она осуществляет прямое и грубое давление на правительство, чтобы заставить его отказаться от проекта»,--- отмечалось в одном из докладов нефтяной комиссии палаты депутатов. Вскоре американские нефтяные тресты перешли к прямому и грубому шантажу: в конце 1920 года они отказались от выполнения части своих обязательств перед Францией. И ее правительство капитулировало. Министр торговли Диор восстановил свободу импорта нефти.
Был ли у французских правящих кругов выход из англо-американской «нефтяной кабалы»? Да, был: нормализация отношений с Советским Союзом и массовые закупки дешевой и высококачественной советской нефти. И французские правители вынуждены были встать на этот путь, хотя они и избегали политического соглашения с СССР. Уже в 1923—1924 годах экспорт советской нефти во Францию составил около 20,7 тыс. т. Но такое количество было, разумеется, ничтожным по сравнению с французскими потребностями и советскими экспортными возможностями.
Из Советского Союза, кроме нефти, французские фирмы могли вывозить также продовольствие и животное сырье. Рост удельного веса этих видов импорта определялся теми изменениями, которые произошли в период войны и после ее окончания в сельском хозяйстве Франции.
Деревня лишилась от 1,3 млн. до 1,6 млн. мужчин (погибшие, сделавшиеся инвалидами или перебравшиеся в города для работы на предприятиях». «Деревни обезлюживаются. Засеянная площадь уменьшается»,—отмечалось в материалах V съезда ФҚП. Под зерновыми было занято в среднем за последние 10 довоенных лет 12,4 млн. га, а в 1923 году— 10,5 млн. га. Интенсивность земледелия понизилась, его техническая оснащенность ухудшилась.
Серьезные трудности переживало и скотоводство. В.1924 году поголовье крупного рогатого скота уменьшилось по сравнению с 1913 годом на 763 тыс., овец — на 5960 тыс., свиней — на 1234 тыс. голов. Поэтому импорт во Францию свежего и мороженого мяса увеличился за десятилетие более чем в 42 раза.
Большое значение для французской индустрии имел импорт льна. До войны Россия была главным поставщиком льна во Францию. Исчезновение советского льняного волокна с мирового рынка привело к огромному росту цен и уменьшению производства льняной пряжи не только во Франции, но ив Англии, Германии, Бельгии.
В итоге отсутствие нормальных торговых и экономических отношений с Советской республикой тяжело сказывалось на французской экономике. В 1913 году Россия поставила во Францию 112,6 тыс. т нефти и нефтепро-дуктов, 501,9 тыс. т пшеницы, 132,7 тыс. т овса, 39,0 тыс. т льна, льняной кудели и пакли, 376,9 тыс. т пило- и лесоматериалов, 36,7 тыс. т продовольственных товаров. После первой мировой войны французские потребности в сырье не только не уменьшились, а, наоборот, значительно возросли. Однако объем франко-советской торговли, даже накануне признания, все еще оставался незначительным по сравнению с довоенным. Так, с октября 1923 года по сентябрь 1924 года французский импорт из СССР составил 20,7 тыс. т нефти и нефтепродуктов, 107,8 тыс. т пшеницы и 7 тыс. т овса, 1,2 тыс, г льна, льняной кудели и пакли, 15,6 тыс. т пило- и лесоматериалов, 0,5 тыс. т продовольственных товаров.
Таким образом, особенности развития французской экономики в военные годы и в послевоенный период, ее насущные потребности в сырье, продовольствии, в новых рынках сбыта настоятельно требовали нормализации отношений с СССР, взаимовыгодного торгового и хозяйственного сотрудничества двух великих европейских государств.
Не только экономические причины, но и международное положение Франции диктовало ее правящим кругам необходимость признания СССР.
Французский империализм был одним из победителей в первой мировой войне. Его политические лидеры рассчитывали использовать победу для утверждения гегемонии Франции в Европе, упрочения ее колониальной империи, расширения внешнеторговой экспансии. Но агрессивные планы французских империалистов не имели под собой достаточной экономической базы. Для ее расширения правящие круги страны решили прибегнуть к военной авантюре—оккупации Рура в январе 1923 года.
Какие цели преследовали французские монополисты и военщина? Они хотели, как отметил V конгресс Коминтерна в своих решениях, «политически и экономически присоединить к Франции левый берег Рейна и Рурскую область и отделить Южную Германию от Северной Германии, включить затем расчлененную таким образом Германию в сферу господства Франции на европейском материке, наконец, обеспечить французской тяжелой индустрии необходимые ей уголь и кокс, а вместе с тем рынок сбыта в Германии для французской индустрии железа».
Но очень скоро оккупация Рура вступила в явное противоречие с экономическими и финансовыми возможностями французского империализма. Прежде всего она потребовала колоссальных расходов. Весной 1924 года началось стремительное падение франка, ускоренное действиями английских банков, пустивших в обращение большое количество французской валюты. Надежды правительства Пуанкаре на увеличение германских репараций рухнули. Даже добытый уголь нельзя было вывезти из-за пассивного сопротивления немецкого народа.
Французские правящие круги вынуждены были отступить, обратиться за помощью к английскому и американскому капиталу, передать вопрос о германских платежах на" рассмотрение" международного комитета экспертов. Франция «должна была отказаться от „французского решения" репарационного вопроса, от расчленения Германии, и согласиться на новое, интернациональное решение, соответствующее интересам Англии и Америки».
Крах рурской авантюры явился однсй из причин победы «Левого блока» на майских парламентских выборах 1924 года. К власти пришло правительство лидера партии радикалов и радикал-социалистов Эдуарда Эр-рио. Оно дало согласие на созыв международной конференции по германскому вопросу, которая заседала в Лондоне с 6 июля по 16 августа 1924 г.
Лондонская конференция, в которой принимали участие Англия, Франция, Италия, Япония, США, Бельгия, Греция, Румыния, Югославия, Португалия, признала, что все конфликты из-за репараций должны решаться арбитражной комиссией из представителей Антанты. Возглавлять комиссию должен был представитель США. Конференция отвергла метод вооруженной интервенции, потребовала немедленной экономической эвакуации Рура и в течение года — военной. Французское правительство получило на определенное время право в принудительном порядке ввозить из Германии уголь и другие промышленные товары. Но германское правительство имело право обратиться в арбитражную комиссию с просьбой о сокращении или даже прекращении выплат. Германия получила для восстановления своей экономики от английских и американских банкиров заем в 800 млн. марок.
Победителями на Лондонской конференции оказались США и Англия. Они стали арбитрами во франко-германских отношениях. Фактически был положен конец притязаниям французского империализма на господствующее положение в Западной Европе.
Сложной международной обстановкой, в которой оказалась Франция в результате оккупации Рура, не преминули воспользоваться и итальянские правящие круги. Они открыто потребовали передать Италии все восточное Адриатическое побережье, провозгласили захватнический лозунг превращения Адриатики в итальянское море.
31 августа 1923 года итальянские войска заняли остров Корфу, но, получив английский ультиматум, вынуждены были очистить его.
Против французской политики в рурском вопросе выступил и Ватикан. Папа Пий XI назвал эту политику «гнусной», но после вмешательства французского посла использовал другое слово — «тягостная». Пий XI рекомендовал, например, эвакуировать левый берег Рейна.
Картина была бы неполной, если бы мы не упомянули о том наступлении, которое, воспользовавшись рурскими событиями, развернула английская дипломатия против новой французской системы союзов в Европе. Из Лондона в начале января 1924 года был оказан нажим на правительства Югославии, Румынии и Польши с целью заставить их отказаться от французских займов и кредитов на вооружения этих стран. Ответы были составлены в смиренных и успокоительных тонах. Более того, Румыния даже решила не принимать французские деньги и официально уведомила об Этом министерство иностранных дел Франции.
«В настоящее время мы ведем дипломатическую войну на всех фронтах»,— так охарактеризовал международное положение Франции в разгар франко-германского конфликта из-за Рура правый политический деятель Поль Рейно, впоследствии глава французского кабинета.
В итоге рурская авантюра поставила Францию перед реальной угрозой полной международной изоляции. В таких условиях дальнейшее игнорирование Советского государства, в начале 1924 года признанного де-юре Англией и Италией, могло создать ддя французской дипломатии лишь новые и серьезные, затруднения. Медлить с признанием было уже нельзя.
Оккупация Рура вскрыла еще одно весьма тревожное для французских государственных деятелей обстоятельство: она раскрыла агрессивную, реваншистскую сущность германского национализма. Особенно активизировались фашистские организации в Баварии. В мае 1923 года Эррио рассказывал в парламенте о «настоящих военных маневрах» в маленьком городке Нефрёй-манн, к северу от Мюнхена, которые принимал «фантастический персонаж, персонаж комической оперы» — Гитлер. В мае 1923 года — новая манифестация в Мюнхене. Первый полк гитлеровцев уже насчитывал 10 тыс. человек.
Суровая действительность вынуждала многих реально мысливших французских политиков вспомнить об уроках недавнего исторического прошлого, о значении русско-французского сотрудничества. Сенатор-радикал де Монзи в сенате напомнил о помощи, которую оказали Франции в годы мировой войны миллионы русских солдат, и сделал следующий вывод: «Что стоит наш антибольшевизм по сравнению с этой вековой традицией и нашими очевидными национальными интересами» 1э. ' К этой теме неоднократно обращался и Эррио. Он призывал отдать дань уважения русской армии, «ибо если бы в начале войны, когда немцы были в нескольких километрах от столицы, Россия с большим мужеством не, бросилась на Восточную Пруссию, кто может сказать, что стало бы с Парижем?»20.
Вопрос о возможности и необходимости сотрудничества СССР и Франции для совместной борьбы против возможной новой германской агрессии не раз ставился уже в то время Французской коммунистической партией. Ее центральный орган газета «Юманите» писала: «Если Германия станет опасной для французских трудящихся масс, если милитаризм и реакция поднимут голову в Германии, если Людендорф и компания восторжествуют, симпатии Советского Союза окажутся, естественно, на стороне народов,.мирному развитию которых будет угрожать германский милитаризм».
Таким образом, как экономические, так и внешнеполитические факторы настоятельно требовали нормализации советско-французских отношений. Однако во Франции вопрос о признании де-юре Советского правительства решался в ходе острейшей и длительной борьбы.
1.2. За сближение с Советской республикой
За признание Советского государства в течение ряда лет выступали во Франции и некоторые влиятельные буржуазные круги. Как писал Марсель Кашен, часть промышленников во главе с Лушером (один из заправил обрабатывающей, индустрии, член правлений примерно 200 различных акционерных предприятий), Эррио, де Монзи вела «деятельную кампанию за возобновление сношений с СССР». Эти люди, отмечал Кашен, думали о богатом российском рынке и считали, что им следует поторопиться с установлением деловых связей с Советским Союзом.
Сторонники сближения с Советской республикой особенно активизировали свои усилия после разгрома Красной Армией Врангеля и освобождения от иностранных интервентов и белогвардейцев всей Европейской части СССР. Под давлением влиятельных деловых групп французское министерство иностранных дел вынуждено было опубликовать официальное заявление о том, что во Франции нет закона, запрещающего торговые и финансовые отношения с Советской Россией, но правительство сняло с себя всякую ответственность за сделки торговцев и промышленников. Премьер-министр Лейг дал даже согласие на оплату советскими организациями французских товаров золотом. Это был «полный разрыв с недавней еще французской политикой абсолютного бойкота Советской России, как политического, так и экономического»,— отмечалось в годовом отчете НКИД за 1919— 1920 годы.
В январе 1921 года Жиро, бывший московский фабрикант, член объединения биржевиков и промышленников (так называемое общество Нуланса), в беседе с советским дипломатом А. А. Иоффе подчеркнул «чрезвычайное желание французского капитала вступить в сношения» с Советской республикой. В ответ Г. В. Чичерин сообщил о возможности снабжения Франции нефтью и предложил послать в Париж советскую торговую делегацию.
Через несколько месяцев, в сентябре 1921 года, через представителя РСФСР в Литве 200 французских промышленных фирм заявили, что они готовы взять на себя выполнение советских заказов на сумму 118 млн. франков.
Уполномоченные этих фирм информировали французское правительство о своих переговорах. Они также обязались добиться разрешения на приезд в Париж советского торгового представителя со штатом экспертов.
Однако Советское правительство считало бесполезным отправлять свою миссию во Францию в то время, когда ее правящие круги провоцировали конфликты между СССР, Польшей и Румынией. М. М. Литвинов предложил, чтобы представители 200 фирм получили официальные, ясные и определенные полномочия для переговоров «не о заказах, а о взаимоотношениях и взаимопретензиях правительств» и выехали в Москву.
Деловые круги настойчиво требовали развития советско-французского торгового и экономического сотрудничества на базе нормализации политических отношений между двумя странами. И. правящие круги Франции были вынуждены идти на одну уступку за другой. Они дали согласие на приезд представителя Наркомвнештор-га, который уже в ноябре 1921 года начал свою деятельность в Париже.
Особенно активно французские торгово-промышленные круги выступали за признание Советского государства в 1922—1923 годах. Этому способствовало некоторое расширение хозяйственных связей между Францией и СССР.
В 1923 году в Советский Союз поставляли свою продукцию автомобильные заводы Пежо, предприятия фирм «Сорер», «Фив-Лилль», «Лилль-Боньер-Коломб», Пьера Флипо в Туркуэне, Гольдштейна в Париже, Жюля Брюно и Тирье в Лилле, Швандера в Моибельяре, кабельный завод в Анжере, текстильные фабрики в Рубе и шелковые в Лионе и др. Группа Лушера установила деловые контакты с советскими организациями.
Наряду с промышленниками в нормализации отношений с Советской страной были заинтересованы и морские транспортные компании, не имевшие возможности полностью загрузить свои суда. Так, например, «Компани женераль трансатлантик» в 1922 году из 480 тыс. куб. м:воего тоннажа использовала только 54 тыс. Торговые связи с Советской республикой были необходимы французским судовладельцам, и они попытались непосредственно договориться с правительством СССР о создании смешанного общества. Однако соглашения достигнуть не удалось, так как французские правящие круги не оказали поддержки этим переговорам.
28 января 1924 г. руководители компании «Омниум маритим э коммерсьяль де Франс» в специальном докладе о франко-советской морской торговле на имя Пуанкаре подчеркивали необходимость получения французскими дельцами в Советской России таких же условий для их деятельности, какими пользовались другие иностранцы. Однако Пуанкаре заявил, что французские предприниматели должны действовать на свой страх и риск. Естественно, что такой ответ лишь затруднил развитие нормальных торговых связей между портами Франции и Советского Союза.
За взаимовыгодное экономическое сотрудничество с Советской Россией выступали французские торговцы. 3 января 1922 г. марсельская торговая палата по инициативе своего председателя Жиро специально обсудила вопрос о развитии торговли с Советской республикой. В связи с этим Жиро писал, что с помощью иностранцев «нужно восстановить в России кредит, торговлю, промышленность, транспорт и возобновить с ней отношения и обмен». Через несколько месяцев, в октябре 1922 года, марсельская торговая палата предложила, чтобы французские купцы имели в Москве постоянный информационный центр, назначив с этой целью своего коллективного представителя.
Инициативу марсельцев, остро ощущавших разрыв традиционных морских связей с Советской страной, энергично поддержала торговая палата Гавра. В феврале 1922 года она выразила пожелание, чтобы французское правительство способствовало «восстановлению торговли между Францией и Россией». Эту точку зрения поддержал и глава торговой палаты Анжера Мартэн-Рондо.
Взгляды и интересы тех общественных кругов Франции, которые выступали за нормализацию советско-французских отношении, наиболее последовательно выражал Эдуард Эррио, лидер партии радикалов и радикал-социалистов, мэр Лиона. Как отмечал Г. В. Чичерин, Эррио, связанный с лионскими заводами, представлял «активную французскую промышленность и торговлю».
Одной из важных вех в истории нормализации отношений между Советской республикой и Францией была поездка Эррио в Советскую республику. Он прибыл в Москву 20 сентября 1922 г. В беседе с заместителем народного комиссара иностранных дел Л. М. Караханом Эррио заявил, что его особенно интересует экономическое положение Советской страны; цель поездки, не носившей характера правительственной миссии,— содействие сближению между Советской Россией и Францией.
Эррио побывал в Петрограде, Нижнем Новгороде, посетил Путиловский завод и другие промышленные предприятия, петроградскую торговую палату, Нижегородскую ярмарку, музеи. Он пригласил советские торговые организации принять участие в Лионской ярмарке 1923 года и одновременно сделал официальную заявку на место для лионских купцов на Нижегородской ярмарке.
Эррио сумел дать в основном правильную оценку советской действительности. 2 октября 1922 г. он отправил из Москвы письмо Пуанкаре, в котором, выступая за нормализацию советско-французских отношений, констатировал: «Правительство большевиков устойчиво. Нет никого и трудно даже вообразить кого бы то ни было, кто мог бы его заменить»54. Он высказал уверенность в том, что сотрудничество Франции с Советской республикой необходимо и полезно для обеих стран.
Вернувшись на родину, лидер радикальной партии начал активную борьбу за признание Советского правительства. «Я провожу мою кампанию со всей энергией и насколько могу искусно, действуя в интересах наших двух государств»,— писал Эррио Чичерину уже в октябре 1922 года.
Эррио выступал с докладами, опубликовал ряд статей о своей поездке в Советскую Россию, произнес большую речь о франко-советских отношениях на XIX съезде партии радикалов, проходившем в Марселе в ноябре 1922 года. В этой речи Эррио потребовал признания СССР, отправки в Москву французской торговой делегации. Он ратовал за франко-советское экономическое сотрудничество56.
В том же 1922 году вышла книга Эррио «Новая Россия», в которой он обстоятельно рассказал о своей поездке в нашу страну, о внутренней и внешней политике Советского государства. Книга заканчивалась такими знаменательными словами: «Нужно работать во имя примирения Русской Республики и Французской Республики».
Поездка Эррио явилась «переломным пунктом» в политике французских правящих кругов в отношении Советского государства. «...Мы чрезвычайно высоко ценим и прием Эррио в Москве и тот шаг к сближению с Францией или к переговорам с ней, которые стали теперь возможными, вероятными и, хотелось бы думать, необходимыми»58,— указывал В. И. Ленин.
«Шаг к сближению с Францией» был, несомненно, сделан. Об этом свидетельствовал усилившийся после поездки Эррио интерес французских торгово-промышленных кругов к Советской стране. К марту 1923 года из 460 предложений,- полученных Главным концессионным комитетом, 50 поступило из Франции. Делегации торговцев и промышленников одна за другой посещали социалистическую республику, высказываясь, как правило, за ее признание, за нормализацию экономических и политических отношений между двумя странами. В то же время представители советских организаций получили некоторые возможности для более тесных и непосредственных контактов с французскими фирмами.
По приглашению Эррио председатель президиума Нижегородского ярмарочного комитета С. Малышев посетил Францию в качестве представителя «торговых групп России». «Я вынес полное убеждение в том, что в стране, сверху донизу, отношение к Советской России самое лучшее, вплоть до готовности теперь же скрепить эти отношения деловыми связями»,—писал С. Малышев.
В марте 1923 года на Лионской ярмарке был открыт советский павильон. В нем побывало более 200 тыс. человек. «Сотни тысяч посетителей осматривали русский отдел выставки, восхищаясь выставленными великолепными образцами»,— отмечал Эррио.
Советско-французскому сближению способствовала и поездка в августе 1923 года в Советский Союз сенатора де Монзи, тесно связанного с «Банк де Пари э де Пей Ба» и с финансовой группой Бауэр—Маршаль. Так же, как и Эррио, он не имел официальных полномочий от французского правительства. Приехав в Москву, де Монзи заявил: «Никакая солидная экономическая связь между Россией и Францией невозможна без предварительного установления постоянных политико-дипломатических отношений». Он высказался за признание Францией Советского правительства до начала парламентской избирательной кампании 1924 года 61.
В своей книге «От Кремля до Люксембургского дворца», вышедшей в свет в Париже в 1924 году, де Монзи сформулировал программу нормализации отношений между двумя странами. «Час Франции настал. Позже — значит слишком поздно!» — замечал он. Де Монзи предложил отправить в Москву торговую делегацию и вести переговоры по этапам. Делегации следовало подготовить временное соглашение, которое после нескольких месяцев его практической проверки могло стать окончательным. «Официальная торговая миссия должна возглавить восстановление торговых отношений. Это в интересах как нашей политики, так и нашей торговли» отмечал де Монзи.
Однако линия Эррио и его сторонников встречала ожесточенное сопротивление со стороны противников признания СССР. В конце 1923 года реакционные французские круги добились резкого ухудшения франко-советских торговых отношений, использовав для этого дело «Опторг — Бунатьян». Суть его такова. В марте 1921 года советские торговые организации заключили сделку с «Французским акционерным обществом для развития торговли и промышленности» («Опторг») на продажу шелка и закупку некоторых товаров. Однако прибывший в Марсель груз был секвестрован по требованию белоэмигрантов братьев Бунатьян. 12 декабря 1923 г. Сенский трибунал вынес решение в пользу истцов. Это был прецедент, подрывавший правовую основу торговых отношений двух стран. Российские эмигранты-нефтепромышленники немедленно воспользовались удобным случаем и потребовали признания их «права собственности» на ввозимые во Францию советские нефтепродукты.
Развитие торговли в таких условиях стало невозможным. 5 января 1924 г. Наркомвнешторг решил в месячный срок ликвидировать парижское отделение «Аркос», через которое осуществлялись торговые операции СССР С; Францией.
Однако действия врагов Советской республики уже не определяли официальную французскую политику в «русском вопросе». Жизнь с ее объективными закономерностями и потребностями брала свое. Прошло всего лишь несколько месяцев, и французское правительство было вынуждено признать де-юре Советское государство было вынуждено включить в число первоочередных своих задач нормализацию советско-французских отношений, 17 июня 1924 г., выступая в палате депутатов, Эррио заявил о подготовке признания СССР, оговорившись, однако, что предварительно ему необходимо принять некоторые меры предосторожности и получить соответствующую информацию. Но лишь 20 сентября 1924 г. Эррио назначил специальную комиссию для изучения вопроса о признании Францией Советского Союза. В нее вошли юрист Фромажо, два представителя партии радикалов— де Монзи и Дельбос, бывший французский посол в России Нуланс и бывший консул. Гренар. «Вся политика «Левого блока» в этих назначениях»65,— писала «Юманите», разоблачая антисоветскую деятельность Нуланса, Гренара.
8 октября 1924 г. состоялось первое официальное заседание комиссии. Она единодушно высказалась за то, чтобы франко-советские переговоры по нерешенным вопросам начались после признания. Ее члены потребовали включения в официальную формулу признания оговорки относительно защиты французских прав и интересов в Советской России. Комиссия предложила правительству назначить администратора секвестрованных имуществ бывших русских правительств.
Таким образом, французские правящие круги не торопились с нормализацией франко-советских отношений. Эррио оттягивал признание Советского Союза в силу ряда причин: 1) из-за сопротивления некоторых кругов французской буржуазии; 2) он стремился к соглашению с США, Чехословакией, Румынией в «русском вопросе»; 3) французский премьер-министр хотел следовать «английскому методу» бесконечных оттяжек и проволочек.
Разумеется, в области внешней политики правительство «Левого блока» получило от Пуанкаре тяжелое наследие. Прежде всего необходимо было покончить с рурской авантюрой, в итоге которой международный престиж Франции был подорван. Она уже не решалась на самостоятельные действия в коренных проблемах международных отношений, и в том числе в вопросе о признании СССР.
На парламентских выборах 1924 года в избирательных платформах всех политических партий, именовавших себя «левыми», был пункт о признании Францией Советского Союза. Французские правящие круги вынуждены были оглядываться не только на английских, но и на американских империалистов, которые являлись решительными противниками сотрудничества с Советской республикой. Пуанкаре в одном из своих выступлений в Сенате в апреле 1924 года подчеркивал «идентичность поведения». США и Франции в «русском вопросе», говорил о необходимости постоянных контактов между французским и американским правительствами.
И эти контакты были действительно весьма тесными. Французское посольство в Вашингтоне официально запросило мнение государственного секретаря Юза относительно признания СССР, и тот ответил, что такой акт явился бы ошибкой. Выступая в палате депутатов, Ка-шен подчеркивал, что затяжка с признанием СССР явилась, в частности, результатом бесед Эррио с американскими политиками.
Кроме внешних, были и внутренние силы, оказывавшие энергичное противодействие нормализации франко-советских отношений. Против признания выступали такие люди, как Мильеран — бывший президент Французской Республики, заявивший, что сближение с Советским правительством «окажется бесполезным и опасным». Правый буржуазный деятель, впоследствии член ряда французских правительств, Фланден говорил, что «поспешное признание Советов» лишь укрепит СССР, нанесет якобы удар по Румынии, Чехословакии, Польше и Прибалтийским государствам. Против установления дипломатических отношений с Советским государством выступали правые депутаты парламента: Ги де Монтжу, де Тэнги, монархисты и фашисты типа Додэ и др. Активную антисоветскую кампанию развернула реакционная французская печать: «Журналь де Деба», «Аксион франсэз», «Голуа», «Эко де Пари», «Фигаро» и другие буржуазные газеты.
Однако и после прихода к власти «Левого блока» единственной политической партией во Франции, последовательно и решительно выступавшей за дружбу и сотрудничество с СССР, была ФҚП.
Коммунисты неустанно разъясняли рабочим, крестьянам, представителям интеллигенции необходимость нормализации франко-советских отношений. Так, в обращении Национального совета компартии к труженикам города и деревни, опубликованном в газете «Юманите» 3 июня 1924 г., были сформулированы требования немедленного юридического признания Советского правительства, отказа французских правящих кругов от военной и финансовой помощи пограничным с Советской республикой государствам, «агрессивные замыслы которых слишком очевидны». Обращение одобряло советский план разоружения, выдвинутый на Генуэзской конференции.
«Юманите» на первой полосе из номера в номер публиковала призыв: «Добьемся мира с Советской Россией! Все великие Державы признали де-юре СССР. Франция будет последней». Газета подчеркивала, что «Левый блок» Должен выполнить свои предвыборные обязательства69. На этом настаивал и Марсель Кашен, выступая в парламенте 17 июня и 22 августа 1924 г. Он говорил: «Я констатирую, что сегодня Франция «Левого блока» последней признает Россию рабочих и крестьян».
Особенно энергичную кампанию за нормализацию франко-советских отношений развернули Коммунистическая партия и ее парламентская группа осенью 1924 года.
Коммунисты показывали непоследовательность и нерешительность «Левого блока», не выполнявшего своих предвыборных обещаний. В августе 1924 года Руководящий комитет ФКП в своем обращении к рабочим, крестьянам и солдатам писал, что «Левый блок» продолжал игнорировать существование СССР, по-прежнему проводил в отношении Малой Антанты и Польши столь дорогую сердцу Пуанкаре и Мильерана политику компенсаций: «Защитите нас от большевистской революции, и мы дадим вам деньги, оружие и снаряжение»71.
«Юманите» неоднократно напоминала о том, что Эррио и де Монзи уже несколько лет назад поставили вопрос о признании Советской республики. Рассказав своим читателям о содержании книг «Новая Россия» и «От Кремля до Люксембургского дворца», газета писала: «Сначала признайте Россию! Затем, ведите с ней переговоры. Тем самым вы проявите уважение к логике и к вашим обещаниям».
Критикуя французские правящие круги за их медлительность, «Юманите» в то же время давала трудящимся правдивую информацию о Советском Союзе, его экономике, общественном и государственном строе. Она рассказывала о работе и решениях XIII съезда РКП (б), публиковала произведения В. И. Ленина, писала о демократических правах и свободах советских людей —«хозяев одной шестой части света», сообщала о развитии советских железных дорог, подъеме индустрии и сельского хозяйства73.
Однако главным в деятельности коммунистов была организация массовых народных выступлений с требованием нормализации франко-советских отношений. В докладе Генерального секретаря Французской коммунистической партии Пьера Семара ее Парижскому съезду в январе 1925 года отмечалось, что лозунг признания СССР был «на первом плане» в деятельности партийных организаций и кампания по его осуществлению получила «такой отклик в трудящихся массах, что вынудила «Левый блок» наконец осуществить обещание немедленного признания, данное им в период выборов». Эта оценка полностью соответствовала действительности. «Нужно, чтобы рабочий класс изъявил свою собственную волю и заставил правительство «Левого блока» немедленно и безусловно признать Советский Союз»75, — призывала «Юманите».
- И пролетариат Франции свято выполнил свой интернациональный долг. Все крупнейшие рабочие выступления 1924 года неизменно проходили под лозунгом признания де-юре Советской республики: в мае—манифестация в память Парижской Коммуны (80 тыс. человек), в июне—15-тысячный митинг парижских тружеников, в июле—10-я Международная неделя молодежи и демонстрация в связи с 10-й годовщиной со дня убийства Жореса, в которой приняли участие 20 тыс. человек, в сентябре — гигантская рабочая демонстрация в связи с юбилеем Г Интернационала.
Если коммунисты были до конца последовательными сторонниками сближения и сотрудничества с Советским государством, то лидеры «Левого блока» лишь ходом событий вынуждены были признать Советскую республику. В октябре 1924 года съезд партий радикалов заявил: «При создавшемся положении нужно не критиковать правительство СССР, а признать его существование для того, чтобы восстановить нормальные взаимоотношения и содействовать таким образом восстановлению всего мира»77.
Французские государственные и общественные деятели, главным образом радикалы и социалисты, известные писатели и ученые в апреле 1924 года создали «Общество новой франко-русской дружбы». Оно насчитывало 101 члена и издавало еженедельник «Амитье нувелль», публиковавший материалы о внутреннем и международном положении Советского Союза, о советско-французской торговле.
В обществе состояло 11 сенаторов, 13 депутатов парламента, 20 ученых, 16 представителей деловых кругов. Его почетными председателями были 3; Эррио и Ж. Пен-леве, почетными членами—Анатоль де Монзи, Арье, Шарль Жид, Морис Витрак, Даль Пиац. Активную роль в обществе играл Поль Ланжевен.
Общество проделало большую работу, выступая за сближение между двумя, государствами, распространяя правдивую информацию об СССР. После установления дипломатических отношений; оно прекратило свою деятельность. Сохранились только две секции—-научная и художественно-литературная, во главе которых стояли профессора Ланжевен и Баш.
Какую позицию занимала социалистическая партия Франции в «русском вопросе»? Лидеры СФИО были вынуждены считаться с настроениями рабочего класса, широких народных масс, рядовых членов своей партии. Большинство ее федераций высказалось за нормализацию франко-советских отношений, Так, федерация департамекта Об заявила о необходимости подтвердить право народов на самоопределение путем немедленного признания де-юре Советского правительства. Федерация департамента Верхняя Сена в своей резолюции поручила парламентской фракции партии потребовать срочного признания СССР. Такое же решение приняла социалистическая федерация Сены, хотя ока находилась под влиянием правых социалистов.
Лидеры СФИО в своей избирательной программе даже не упомянули о социалистическом государстве. Однако 2 мая 1924 г. в «Попюлер» один из видных деятелей этой партии Северак критиковал Пуанкаре за игнорирование Советской России. Кандидаты социалистов в ходе парламентской избирательной кампании поддерживали требование о признании Советского Союза, сопровождая его, однако, многочисленными оговорками78. В августе 1924 года парламентская фракция социалистической партии направила Эррио письмо, в котором заявила, что в вопросе о признании Советского государства СФИО Поддержит правительство, но при наличии ряда условий. Лидеры партии настаивали на том, чтобы признание Францией независимости государств, ранее входивших в состав царской империи и имевших своих представителей при французском правительстве, осталось в силе.
В целом соотношение классовых сил во Франции к осени 1924 года было таким, что правительство «Левого блока» больше уже не могло оттягивать нормализацию советско-французских отношений. 28 октября 1924 г. Эррио сообщил телеграммой на имя председателя Совнаркома и народного комиссара иностранных дел, что Франция с этого дня «признает де-юре Правительство Союза Советских Социалистических Республик» как правительство территорий бывшей Российской империи, где его власть признана населением, и готово немедленно вступить в нормальные дипломатические отношения путем взаимного обмена послами. Эррио предложил прислать в Париж делегацию для переговоров.
В ответе главе французского правительства, одобренном в этот же день, 28 октября, II сессией ЦИҚ СССР, подчеркивалось значение ликвидации всех недоразумений между Францией и Советским Союзом, необходимость заключения между ними «общего соглашения» в качестве основы для дружественных отношений. Вместе с тем советская нота имела важную дипломатическую особенность —она не повторяла ограниченную французскую формулу признания и тем самым фактически не принимала во внимание ее скрытый смысл.
В своем выступлении на сессии ЦИК 28 октября Г. В. Чичерин всесторонне охарактеризовал новый этап во франко-советских отношениях. Он подчеркнул, что признание завершило целый исторический период, на протяжении которого французское правительство более непримиримо относилось к Советской республике, чем правительства других ведущих европейских государств. «Мы горячо приветствуем этот акт. Мы видим те перспективы, которые он раскрывает перед нами в дальнейшем для развития нашей международной политики и наших международных экономических отношений»,— говорил Г. В. Чичерин.
Вся демократическая французская общественность с горячим одобрением встретила сообщение об установлении дипломатических отношений с СССР. Руководящий комитет ФҚП в специальном обращении поздравил русских рабочих и крестьян с одержанной ими победой. Французские коммунисты., говорилось в обращении, еще уверенней, чем раньше, «пойдут по пути, начертанному победоносным большевизмом, который его злейшие враги вынуждены сегодня признать в качестве законного правительства самого большого народа Европы»81. 4 ноября на заседании палаты депутатов группа коммунистов предложила послать приветствие Советской России.
Как оценили признание СССР французские государственные деятели? Де Монзи заявил корреспондентам РОСТА: «Первый шаг сделан. Исторический шаг, сближающий Францию с Россией»83. Радикал Жозеф Кайо, бывший премьер-министр, расценил как преступную ошибку «Национального блока» игнорирование им огромной страны, богатства которой были необходимы для восстановления мирового хозяйства84. Александр Ва-ренн, один из руководящих деятелей СФИО, вице-председатель палаты депутатов, отметил, что признание отвечало «чувствам большинства всех французов, и в частности чувствам социалистов». По словам бывшего министра Мальви, «было бы абсурдно и противно интересам Франции еще дальше игнорировать правительство, в руках которого находятся судьбы России».
Горячо откликнулись на признание и многие представители французской общественности. Франция «могла бы и не ждать семи лет, чтобы найти рабоче-крестьянскую республику существующей, и законно»,— писал Анри Барбюс. Горячо одобрили нормализацию франко-советских отношений профессора Сорбонны историк Олар и математик, депутат парламента Борель, профессор анатомии сенатор Дебиерр, профессор «Коллеж де Франс» Глей, генеральный секретарь «Общества навой франко-русской дружбы» Арье, редактор газеты «Котидьен» Бюиссон, один из редакторов газеты «Тан» Роллан, редактор журнала «Амитье нувелль»- Витрак, редактор еженедельника «Эроп нувелль». Луиза Вейсс и др.
Признание усилило раскол в среде русской эмиграции. Ее антисоветская верхушка решила вручить Эррио протест, подписанный Коковцевым, Денисовым, Третьяковым. Но белоэмигрантские вожаки все больше теряли почву под ногами. Был создан «Союз возвращения на ' родину», который в своем воззвании призвал не доверять лживой белой прессе, окончить скитания, не имеющие «никакого смысла, цели» и ведущие лишь к гибели. В Лионе, в ряде городов юга и севера Франции возникли Комитеты возвращения на родину.
Каждый день в советское полпредство обращались десятки людей. «Все почти приходят с одним и тем же: -можно ли уже хлопотать о разрешении на возвращение в СССР? По нескольку раз в день почтальон приносит толстую пачку писем с теми же вопросами»87,— писали «Известия».
Итак, историческое событие свершилось. Буржуазная Франция вынуждена была признать Советский Союз. Это было новое свидетельство силы и жизненности ленинской теории мирного сосуществования государств двух противоположных социально-экономических систем. Официальное признание создало необходимые предпосылки для созыва франко-советской конференции с целью решения политических, экономических, финансовых, торговых вопросов, представлявших интерес для обеих стран. Однако подготовка конференции потребовала довольно значительного времени — более года.
В течение этого времени советским дипломатам в Париже во главе с полпредом Л. Б. Красиным пришлось заниматься рядом неотложных проблем. После установления нормальных дипломатических отношений не прекратили свою деятельность во Франции «миссия» Чхенкели, именовавшего себя «министром Грузинской республики», самозванная «делегация Армянской республики», бывшие царские консулы. Чхенкели и другие грузинские «дипломаты» были внесены в список членов, дипломатического корпуса, пользовались дипломатическими привилегиями, получали приглашения на официальные приемы. Более того, префектура полиции требовала от грузин — эмигрантов во Франции представления. документов, выданных «миссией». Чхенкели издавал в Париже свою антисоветскую газетенку, преследовал лиц, симпатизировавших Советскому Союзу.
Советский полпред неоднократно (14 августа и 17 декабря 1925 г., 14 января и 15 февраля 1926 г.) указывал, что существование «миссии» Чхенкели было несовместимо с дружественными отношениями между Францией и СССР. Однако этот вопрос так и не был разрешен до конца 1926 года, хотя французские официальные лица неоднократно заявляли о ликвидации самозванного грузинского представительства.
Враждебную Советскому государству позицию, противоречившую элементарным нормам международного права, французское правительство занимало и в вопросе о белогвардейских консульствах во Франции. Бывшие консульства в течение длительного времени функционировали в Париже, Лионе, Марселе и некоторых других французских городах.
Советское посольство неоднократно обращалось с протестами к французским властям, настаивало на запрещении незаконной деятельности белогвардейских консулов, пересылало в министерство иностранных дел Франции выданные ими документы. Французское правительство заявляло, что уже отданы необходимые распоряжения. И тем не менее консульство в Лионе, например, упорно продолжало функционировать.
Л. Б. Красин настойчиво требовал от премьер-министра Эррио передачи советским представителям консульских архивов, фондов, имущества. Однако только в середине 1926 года местные французские власти были уведомлены из Парижа о том, что существование белогвардейских консульств незаконно.
Вскоре после приезда в Париж Л. Б. Красин предложил значительно расширить прямые торговые связи между СССР и Францией. В советской ноте от 12 января 1925 г. подчеркивалось, что французская экономика нуждалась во многих наших экспортных товарах. В свою очередь Советскому Союзу для восстановления народного хозяйства нужны были различные изделия французской индустрии.
Полпредство специально поставило вопрос о расширении экспорта леса из СССР во Францию. Оно настаивало прежде всего на пересмотре так называемого генерального тарифа, который применялся к советскому лесу и был в четыре раза больше минимального. В результате французские фирмы вынуждены были покупать лес, экспортируемый из Советского Союза, на рынках других стран. В ноте отмечалось также, что продажа советских лесных материалов во Франции приведет к снижению цен, облегчит и удешевит жилищное строительство, а французский торговый флот получит при этом выгодные заказы.
Однако Эррио в письме Красину от 21 марта 1925 г. предлагал включить вопрос о применении минимального тарифа к лесу русского происхождения «в рамки общих переговоров, которые должны открыться в ближайшее время между обоими правительствами». Такой же в принципе ответ дал министр иностранных дел Бриан на советское требование об отмене запретительного режима, применявшегося во Франции к ввозимым из СССР скоту и мясу.
Несмотря на негативную позицию французских правящих кругов, товарооборот между двумя странами после признания быстро возрастал. Народный комиссариат внешней торговли разместил во Франции ряд крупных заказов. За один месяц торговые организации Российской Федерации дали французской индустрии заказов более чем на 2 млн. рублей. В течение всего лишь двух месяцев для Баку были закуплены грузовики, оборудование нефтепромыслов на 5 млн. рублей. Моссовет приобрел автобусы, такси, легковые автомобили на 8 млн. рублей. Свыше 1 млн. рублей было израсходовано на кинопленку и фотографические принадлежности; более 1,5 млн. рублей—-на химические препараты для медицинских целей; 1 млн. рублей—на проволоку и мельничные проволочные сита. Значительные суммы были израсходованы на мериносовую, камвольную, суконную шерсть, на различные сельскохозяйственные орудия. Общая сумма всех оборотов нашего торгпредства в Париже составила к августу 1925 года 100 млн. золотых рублей.
В свою очередь, значительно возрос экспорт советских товаров во Францию. Впервые в истории советско-французских отношений был заключен договор на поставку во Францию 75 тыс. т советского мазута. В середине января 1925 года состоялось подписание контракта с французской фирмой «Петрофина», закупившей в СССР 80 тыс. т бензина и 40 тыс. т смазочных масел.
Хотя признание Францией СССР благоприятно сказалось на развитии товарооборота между двумя странами, тем не менее французские правящие круги, лавируя между различными группировками крупного капитала, затягивали решение ряда важных вопросов: правовое положение торгпредства, улучшение условий советского экспорта и импорта, предоставление советским организациям кредитов и т. д.
Крайне медленно налаживалось и научно-техническое сотрудничество. Правда, советские хозяйственные организации в конце 1924 и в начале 1925 года получили возможность отправить во Францию несколько делегаций, ознакомившихся с производством оборудования для пищевой, резиновой, нефтяной, силикатной, бумажной, льняной, судостроительной, машиностроительной, сахарной промышленности. Советские представители имели полномочия для размещения заказов, приобретения новейших патентов, лицензий, чертежей.
Однако французские правящие круги, прикрываясь демагогическими вымыслами о «кознях Москвы», препятствовали установлению более тесных контактов между учеными, инженерами и другими специалистами Советского Союза и Франции.
В первые годы франко-советских дипломатических отношений большое значение имел вопрос о судьбе отделений ряда российских банков, существовавших в Париже до Великой Октябрьской социалистической революции. Во время первой мировой войны эти банки поддерживали деловые отношения с правительственными органами, торговцами и промышленниками Франции, осуществляя операции огромного масштаба. Фактически они распоряжались фондами, принадлежавшими российскому государству. Декретом Совета Народных Комиссаров от 17 декабря 1917 г. все банки, и в том числе их заграничные отделения, были национализированы.
В 1920 году французское правительство создало «русскую ликвидационную комиссию». В декабре 1924 года она была заменена специальной администрацией во главе с Жодоном. Однако охранительный секвестр не помешал расхищению российских капиталов. Так, русские банки, имевшие до Октября 1917 года свои отделения в Париже, словно по мановению волшебной палочки превратились во французские кредитные учреждения: Русский банк для внешней торговли стал «Банк женераль пур ла коммерс этранже», Петроградский международный коммерческий банк превратился в «Банк интернасиональ де коммерс», Московский объединенный банк принял название «Банк франсез де юнион».
Французские власти не только способствовали этому расхищению достояния советского государства, но и допускали прямое вмешательство в его внутренние дела. Коммерческий суд департамента Сена принял решение о ликвидации Русско-Азиатского банка, хотя он был национализирован, а затем упразднен. Своим решением суд восстановил существование юридического лица, уже не существовавшего по законам Советской республики.
После признания советская дипломатия настойчиво добивалась возвращения угнанных белогвардейцами в гавань Бизерту российских военных кораблей. «Мы не можем идти на соглашение, пока нам не будет возвращен бизертский флот»,— говорил Г. В. Чичерин.
В вопросе о российских военных судах позиция французского правительства не была последовательна. Уже во время своей первой беседы с Л. Б. Красиным Эррио заявил, что бизертский флот будет возвращен Советской республике. Но премьер-министр просил, учитывая его затруднительное положение в парламенте, не форсиро-" вать решения и ограничиться вначале осмотром кораблей советскими специалистами.
Глава французского кабинета сообщил заместителю народного комиссара иностранных дел М. М. Литвинову о своем согласии на немедленный приезд в Бизерту технической комиссии СССР. В ноте посольства на имя Эррио от 3 апреля 1925 г. отмечалось, что приглашение экспертов явилось еще одним подтверждением необходимости возврата флота «в кратчайший срок». Советское правительство подчеркивало, что после установления нормальных дипломатических отношений задержание военных кораблей — одного «из элементов национальной обороны» — противоречило международным обычаям.
Однако вскоре под давлением антисоветски настроенных кругов Эррио изменил свою точку зрения. Он заявил в сенате, что Франция должна гарантировать безопасность Румынии, Болгарии и Югославии, вернуться к политике Пуанкаре. Заявление премьер-министра означало, что вопрос о выдаче флота французское правительство вновь связывало с разрешением долговой проблемы. «Это как раз то, против чего мы весьма решительно протестовали», — замечал Г. В. Чичерин.
Задерживая принадлежавшие Советскому Союзу корабли, французская сторона в то же время отказалась нести расходы по их охране и содержанию 1Ш. Такая позиция противоречила нормам международного права, элементарному здравому смыслу, и правящим кругам Франции вскоре пришлось отказаться от нее.
В ходе переговоров народного комиссара иностранных дел в Париже в ноябре — декабре 1925 года была достигнута договоренность о немедленной передаче СССР бизертского флота, хотя Бриан отказался опубликовать официальное коммюнике об этом решении. В свою очередь, Советское правительство заявило, что оно благожелательно рассмотрит предложения французских фирм о продаже им непригодных для использования судов и о ремонте тех из них, которые будут впоследствии отведены в советские порты.
Был еще один «корабельный» вопрос, вызывавший дипломатические трения, — вопрос о пароходах бывшей компании РОПИТ («Российское общество пароходства и торговли»), захваченных ее прежними директорами. Французское правительство назначило временным управляющим имущества этого общества бывшего генерального интенданта сухопутных войск Буржуа. При нем был создан совет управляющих, состоявший из людей, права которых, как указывало советское полпредство в Париже 26 мая 1925 г. в ноте министерству иностранных дел Франции, являлись более чем сомнительными. Самозванные хозяева продали 18 судов из 35 за несколько миллионов франков. Из состава команд уволили свыше 1 тыс. человек, но причитающаяся им сумма — более 2 млн. франков — выплачена не была 103.
Советское правительство 27 мая 1925 г. заявило, что оно сохраняет все свои права в отношении кораблей прежнего российского торгового флота, в чьих руках и в каком бы месте они ни находились, и отвергает любые сделки в отношении имущества РОПИТ, совершенные без его согласия.
В апреле 1925 года советское полпредство возбудило^ в Марсельском суде дело против Буржуа. Оно потребовало его замены, упразднения совета управляющих и включения в администрацию советского представителя104. Марсельский суд отклонил иск, причем мотивировка приговора содержала недопустимые антисоветские выпады. 27 мая 1925 г. в советской ноте Бриану указывалось: «Недопустимо, чтобы суд страны, правительство которой формально признало правительство СССР, мог себе позволить оскорбительные оценки в отношении советского законодательства и учреждений».
23 декабря 1925 г. апелляционный департаментский суд утвердил решение Марсельского суда. Лишь в марте 1928 года кассационный суд присоединился к выводам первой судебной инстанции, исходя из того что Франция не может признать экспроприацию частной собственности, которая не диктуется якобы соображениями общественной пользы.
Таким образом, формально признав Советское государство, французские правящие круги фактически проводили враждебную ему политику, стремились сорвать соглашение по ряду актуальных вопросов франко-советских отношений.
Официальное признание создало необходимые предпосылки для созыва франко-советской конференции с це лью решения политических, экономических, финансовых, торговых вопросов, представлявших интерес для обеих стран. Однако подготовка конференции потребовала довольно значительного времени — более года.
В течение этого времени советским дипломатам в Париже во главе с полпредом Л. Б. Красиным пришлось заниматься рядом неотложных проблем. После установления нормальных дипломатических отношений не прекратили свою деятельность во Франции «миссия» Чхенкели, именовавшего себя «министром Грузинской республики», самозванная «делегация Армянской республики», бывшие царские консулы. Чхенкели и другие грузинские «дипломаты» были внесены в список членов, дипломатического корпуса, пользовались дипломатическими привилегиями, получали приглашения на официальные приемы. Более того, префектура полиции требовала от грузин — эмигрантов во Франции представления. документов, выданных «миссией». Чхенкели издавал в Париже свою антисоветскую газетенку, преследовал лиц, симпатизировавших Советскому Союзу.
Советский полпред неоднократно (14 августа и 17 декабря 1925 г., 14 января и 15 февраля 1926 г.) указывал, что существование «миссии» Чхенкели было несовместимо с дружественными отношениями между Францией и СССР. Однако этот вопрос так и не был разрешен до конца 1926 года, хотя французские официальные лица неоднократно заявляли о ликвидации самозванного грузинского представительства.
Враждебную Советскому государству позицию, противоречившую элементарным нормам международного права, французское правительство занимало и в вопросе о белогвардейских консульствах во Франции. Бывшие консульства в течение длительного времени функционировали в Париже, Лионе, Марселе и некоторых других французских городах.
Советское посольство неоднократно обращалось с протестами к французским властям, настаивало на запрещении незаконной деятельности белогвардейских консулов, пересылало в министерство иностранных дел Франции выданные ими документы. Французское правительство заявляло, что уже отданы необходимые распоряжения. И тем не менее консульство в Лионе, например, упорно продолжало функционировать.
Л. Б. Красин настойчиво требовал от премьер-министра Эррио передачи советским представителям консульских архивов, фондов, имущества. Однако только в середине 1926 года местные французские власти были уведомлены из Парижа о том, что существование белогвардейских консульств незаконно.
Вскоре после приезда в Париж Л. Б. Красин предложил значительно расширить прямые торговые связи между СССР и Францией. В советской ноте от 12 января 1925 г. подчеркивалось, что французская экономика нуждалась во многих наших экспортных товарах. В свою очередь Советскому Союзу для восстановления народного хозяйства нужны были различные изделия французской индустрии90.
Полпредство специально поставило вопрос о расширении экспорта леса из СССР во Францию. Оно настаивало прежде всего на пересмотре так называемого генерального тарифа, который применялся к советскому лесу и был в четыре раза больше минимального. В результате французские фирмы вынуждены были покупать лес, экспортируемый из Советского Союза, на рынках других стран. В ноте отмечалось также, что продажа советских лесных материалов во Франции приведет к снижению цен, облегчит и удешевит жилищное строительство, а французский торговый флот получит при этом выгодные заказы.
Однако Эррио в письме Красину от 21 марта 1925 г. предлагал включить вопрос о применении минимального тарифа к лесу русского происхождения «в рамки общих переговоров, которые должны открыться в ближайшее время между обоими правительствами». Такой же в принципе ответ дал министр иностранных дел Бриан на советское требование об отмене запретительного режима, применявшегося во Франции к ввозимым из СССР скоту и мясу.
Несмотря на негативную позицию французских правящих кругов, товарооборот между двумя странами после признания быстро возрастал. Народный комиссариат внешней торговли разместил во Франции ряд крупных заказов. За один месяц торговые организации Российской Федерации дали французской индустрии заказов более чем на 2 млн. рублей. В течение всего лишь двух месяцев для Баку были закуплены грузовики, оборудование нефтепромыслов на 5 млн. рублей. Моссовет приобрел автобусы, такси, легковые автомобили на 8 млн. рублей. Свыше 1 млн. рублей было израсходовано на кинопленку и фотографические принадлежности; более 1,5 млн. рублей—-на химические препараты для медицинских целей; 1 млн. рублей—на проволоку и мельничные проволочные сита. Значительные суммы были израсходованы на мериносовую, камвольную, суконную шерсть, на различные сельскохозяйственные орудия93. Общая сумма всех оборотов нашего торгпредства в Париже составила к августу 1925 года 100 млн. золотых рублей.
В свою очередь, значительно возрос экспорт советских товаров во Францию. Впервые в истории советско-французских отношений был заключен договор на поставку во Францию 75 тыс. т советского мазута. В середине января 1925 года состоялось подписание контракта с французской фирмой «Петрофина», закупившей в СССР 80 тыс. т бензина и 40 тыс. т смазочных масел.
Хотя признание Францией СССР благоприятно сказалось на развитии товарооборота между двумя странами, тем не менее французские правящие круги, лавируя между различными группировками крупного капитала, затягивали решение ряда важных вопросов: правовое положение торгпредства, улучшение условий советского экспорта и импорта, предоставление советским организациям кредитов и т. д.
Крайне медленно налаживалось и научно-техническое сотрудничество. Правда, советские хозяйственные организации в конце 1924 и в начале 1925 года получили возможность отправить во Францию несколько делегаций, ознакомившихся с производством оборудования для пищевой, резиновой, нефтяной, силикатной, бумажной, льняной, судостроительной, машиностроительной, сахарной промышленности. Советские представители имели полномочия для размещения заказов, приобретения новейших патентов, лицензий, чертежей.
Однако французские правящие круги, прикрываясь демагогическими вымыслами о «кознях Москвы», препятствовали установлению более тесных контактов между учеными, инженерами и другими специалистами Советского Союза и Франции.
В первые годы франко-советских дипломатических отношений большое значение имел вопрос о судьбе отделений ряда российских банков, существовавших в Париже до Великой Октябрьской социалистической революции. Во время первой мировой войны эти банки поддерживали деловые отношения с правительственными органами, торговцами и промышленниками Франции, осуществляя операции огромного масштаба. Фактически они распоряжались фондами, принадлежавшими российскому государству. Декретом Совета Народных Комиссаров от 17 декабря 1917 г. все банки, и в том числе их заграничные отделения, были национализированы.
В 1920 году французское правительство создало «русскую ликвидационную комиссию». В декабре 1924 года она была заменена специальной администрацией во главе с Жодоном. Однако охранительный секвестр не помешал расхищению российских капиталов. Так, русские банки, имевшие до Октября 1917 года свои отделения в Париже, словно по мановению волшебной палочки превратились во французские кредитные учреждения: Русский банк для внешней торговли стал «Банк женераль пур ла коммерс этранже», Петроградский международный коммерческий банк превратился в «Банк интерна-
сиональ де коммерс», Московский объединенный банк принял название «Банк франсез де юнион».
Французские власти не только способствовали этому расхище
Дата добавления: 2016-12-31; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 387 | Нарушение авторских прав Поиск на сайте: Лучшие изречения:  | 1292 -  |
Ген: 0.011 с.