Глава 24. Путь к Сухельпорту. 6 страница

С полным тоскою сердцем Царра оглянулся назад, вспомнил жар тела Зарины в звёздной ночи. Ветер принёс ему тонкий запах её волос, и в отчаяния он до крови прикусил губу. С немой мольбою он посмотрел на хонанда, но тот, улыбаясь, покачал головой и показал вперёд.

– Нам туда.

Царра вздохнул и отпустил поводья, позволив Хиску продолжить бег на запад.

– Вот так встреча, – задумчиво произнёс он после долгого молчания, когда давно уже исчезли из виду табуны и отары клана Асбуна.

– В жизни порой случаются и более удивительные вещи, – молвил Бахт.

– Подумать только! Я ведь чуть не убил его там, на поле боя.

– Это верно.

– М-да. Убил бы, и Шаир не сложил бы свою песнь, – продолжал Царра размышлять вслух. – И других его сказов тоже не было бы. Они бы не возникли. Ты только представь, что было бы, если бы я не остановился тогда.

– Было бы, не было бы, – шутливо передразнил его Бахт. – Чего ты гадаешь? Мы делаем то, что делать должны, а что было бы, да чего бы не было – гадать о том пустая трата Времени!

– Не знаю, не знаю.

– Да тут и знать нечего. Поверь просто.

– Ты так уверенно об этом говоришь. Откуда ты можешь это знать?

– Ну, хорошо, – хонанд погладил бородку. – Я тебе поясню. Ты сделал что-то в прошлом. Ну, например, не убил Шаира тогда. Так?

– Так.

– Почему не убил?

– Не смог.

– Но не смог же ты не просто так, а потому, что человек ты такой и в обстоятельствах тех по-другому не мог поступить. И хоть сто раз верни тебя в тот миг, всё равно ты сто раз не сможешь убить Шаира, и он сложит свои песни.

– Не мудри ты так. Простыми словами можешь сказать?

– Я и говорю, что ты должен был его не убить, а он должен был стать акыном.

– Кто ж это всё знать может? – хмыкнул Царра, всё ещё полностью не веря довольно путанным объяснениям.

– Грох.

– Главный ваш?

– Он самый.

– Повидаться бы с ним.

– Вот это вряд ли, друг мой.

– Почему?

– Не все хонанды могут видеться с ним.

– Стой! – вдруг догадался Царра. – Это ты к нему ходил, когда мы по Хатизским горам шли?

– Да.

– И у горы той ночевали… Как её?

– Хазарбахт.

– Точно. Хазарбахт. Она мне ещё такой знакомой показалась.

Бахт молча улыбнулся и пожал плечами, словно говоря другу, думай, мол, что хочешь.

Его товарищ покачал головой.

– И всё-таки, Где-то я видел эту гору, – почти уверенно сказал он.

– Всё может быть, – улыбнулся хонанд, весело щурясь.

Царра улыбнулся ему в ответ.

– Что-то темнишь ты, Бахт.

– Всё может быть, – с хитрой улыбкой повторил тот.

Они шли вперёд, единственное направление, существующее для путника. Степной ветер снова игрался с гривами их коней, путался в полыни, уносясь к горизонту, густо пропитанный её запахом.

 

 

Глава 28. Вахтгар.

Мерно покачиваясь, друзья ехали до полудня. Хонанд что-то рассказывал, рассказывал, и, когда солнце забралось на самую макушку небосвода, приготовившись начать путь к закату, Царру стала мягко обволакивать дрёма. Голос друга звучал приглушённо, словно долетал издалека или пробивался сквозь войлочные стены юрты. Могло бы показаться, что Бахт рассказывает что-то сам себе.

– Удивительные вещи случаются порой, – говорил он, задумчиво помахивая полынной веточкой. – Вот Время, к примеру. Если взять его…

– За что взять? – улыбнулся про себя Царра.

В лучах закатного солнца он шёл по заснеженному лесу и не верил своим глазам. Это был его лес. Вот шумит старый дуб, вот, вымывая проталины, тихо бежит ручей мимо дома, в котором он прожил всю свою недолгую, но такую счастливую жизнь. Вот добрый дом с искрящейся шапкой крыши, и свет в его окошке…

«Неужели всё это происходит наяву!?»

Сердце бешено застучало. Казалось, ещё удар, и оно пробьёт грудь или разорвётся. Царра подошёл к двери и взялся за старую медную ручку, не замечая того, какая она холодная. Какое-то мгновение поколебавшись, он потянул её на себя и ноздри защекотал знакомый запах. Так пахнет вынутая из печи лепёшка, и камни, на которых она пеклась. Так пахнет родимый дом.

В клубах вошедшего с ним холода он огляделся и вздрогнул – под крышей, на жердине, переминаясь с лапы на лапу, сидела Чешмаш и, как ни в чём ни бывало, чистила клювом перья. А у печи…

– Злата, – еле слышно выдохнул Царра, и непослушные ноги будто в землю вросли.

– Где ты пропадаешь? Я же волнуюсь, – с лёгким укором сказала она, обернувшись на его сдавленный окрик.

От невероятного счастья он зажмурился. Сладкая музыка полного нежности голоса ласкала его слух, словно звон серебряных колокольчиков.

Он открыл глаза – Злата не исчезла, а продолжала смотреть на него.

– Где же ты был? – повторила она свой вопрос и, подойдя к нему, обвила его шею тонкими руками.

– Я…, – слова застряли в горле.

– Где же ты был?

Царра осторожно–осторожно, словно боясь, что видение исчезнет, взял любимую за талию и посмотрел в её глаза.

– Я был так далеко, что и подумать страшно, – хриплым от волнения голосом ответил он.

– Ты ходил на край леса? – испугалась Злата, и Царра весело засмеялся наивному вопросу, а после, пряча грустную улыбку, начал рассказывать ей, где он был.

Они присели на лавку. Он всё рассказывал и рассказывал Злате, которая жадно ловила каждое слово. Хлеб остыл и короткий зимний день погас, любопытные звёзды принялись заглядывать в разрисованные морозом окна, а Царра всё продолжал свой рассказ.

Он говорил о Норгарде и острове, на котором живёт старик Берра, о страшной битве у стен варгрикской столицы. Не забыл он и о своём верном Хиске, спасшим его не единожды, о посланном Дорогою спутнике по имени Бахт и о Лесе Такигрука, где пропадают друзья, о Хатизских горах и о печальной судьбе Хатола и Наргиз, о Поххаре и странном невольнике Арзу, которого спасли от неволи десять жёлтых кружочков. Не обошёл своим вниманием и удивительный город Порхар, что живёт и зеленеет посреди пустыни благодаря людям, которых никто не ценит. Промолчал только о тихой долине в горах. Нет, вы не подумайте! Он не утаил. Просто не вспомнил.

Они лежали на лавке, и им не было тесно. Затаив дыхание, Злата слушала рассказ любимого. Она положила свою ладошку ему на грудь и, прижавшись щекой к сердцу, слушала, как оно бьётся, тревожа осколок железного шара. Услышав о Хатоле и Наргиз, она заплакала от безмерной жалости к ним и к себе. Ведь в судьбах других мы узнаем, прежде всего, свою.

Они проговорили до самого утра, а когда забрезжил рассвет, Злата с печальной улыбкой сказала сказала:

– Как хорошо, что из всех ночей нам досталась самая долгая.

Она погладила бороду любимого и вздохнула.

– Знай я, что придётся тебе вынести, разыскивая меня, – сказала она. – Никогда бы не ушла из дому.

– А где была ты? – в свою очередь спросил Царра. – Скажи! Где находится край, что зовётся Местом Без Времени? И что это за место такое?

–… то и непонятно, что это, – продолжил Бахт. – Все о нём говорят, а что оно собой являет, никто и не знает.

Царра посмотрел на него, ничего не понимая.

«Получается, всё приснилось?»

Он поёжился, вспомнив зимний лес.

– Я спал? – спросил он хонанда.

– Да, нет, – ответил тот, удивлённо глядя на товарища. – Так, носом кивнул и сразу же встрепенулся.

– Да как же так? – не поверил его спутник. – Мне такой сон приснился. Словно целый день…

– Бывает и такое, – махнул рукой Бахт. – Я тебе как раз о Времени говорил.

– О времени… Чего ты там говорил?

– Я говорил, что никто толком не знает, что это.

– Это точно, – рассеянно кивнул Царра, всё ещё витая мыслями в своём сновидении. Ему совсем не хотелось, чтобы оно исчезло так же, как и пришло. Но дым в ладони не удержишь.

Он задумчиво посмотрел на друга и, когда тот вопросительно вздёрнул брови, сказал:

– Ты знаешь, мне только что привиделся чудной сон. Всё было так по настоящему, словно взаправду…

– Значит, взаправду и было.

– Да, глупости, – недоверчиво поморщился Царра. – Сон – он ведь сон и есть. Просто сновидение.

– Хм. Просто сновидение, – пробурчал Бахт, внимательно вглядываясь в горизонт. – Это надо же.

– Ты чего ёрничаешь? – ничуть не обижаясь, спросил его товарищ.

– Потому, что ты так легкомысленно говоришь о сновидении, мой друг.

– Что в этом такого?

– Если бы ты серьезнее относился ко снам, многое бы стало тебе понятнее.

Царра вдруг поменялся в лице и усмехнулся, покачав головой:

– Такигрук…

– Что? – не понял его хонанд.

– Да так. Ничего. Вспомнилось мне одна встреча.

Бахт продолжил:

– Я объясню тебе…

– Уж постарайся, будь добр…

– Вот, к примеру, что ты видел во сне своём?

– Свой дом и Злату в нём.

– И что ты делал?

– Говорил с ней. Долго говорил. Всю ночь.

– И что чувствовал при этом?

– Радость и грусть чувствовал, печаль и счастье.

– И разницы не видел между сном и бодрствованием? Так?

– Ну… так.

– Так что же более настоящее – то, что чувствуешь во сне или в бодрствовании?

– Даже не знаю.

– Значит, разницы никакой?

– Вроде, никакой, – осторожно согласился Царра, пытаясь понять, к чему клонит хонанд.

А тот продолжал:

– Во-о-от. Если разницы никакой нет, то и Злата, с которой ты говорил, была, самая что ни на есть, настоящая.

– Да как же так? – Царра растерянно посмотрел на товарища.

– А вот так.

– Поясни.

– Хорошо, – хонанд на мгновение оторвался от созерцания горизонта и сказал. – Закрой глаза.

– Это ещё зачем?

– Учить тебя – дурака, буду.

Царра улыбнулся и послушно зажмурился, а Бахт снова попросил его:

– Дай-ка ладонь.

– Гадать будешь? – с усмешкой путник протянул руку, и почувствовал, как товарищ вложил в неё что-то, похожее на небольшой круглый камешек.

– Не подглядывай, – предупредил хонанд.

– Не подглядываю.

– Как ты думаешь, что это?

– Не знаю, – неуверенно ответил Царра, ощупывая предмет кончиками всех пальцев. – На яйцо похоже голубиное, только гораздо тяжелее. Камень, что ли?

Бахт забрал «яйцо» и сказал другу:

– Открывай глаза.

Вопросительно подняв брови, тот посмотрел на товарища:

– Ну?

– Понимаешь, друг мой, – начал Бахт. – Всё в этом мире, всё–всё, живёт благодаря тому, что мы о нём знаем. То, что ты держал в руке, для тебя – гладкое «голубиное яйцо», и таковым оно и является.

Он раскрыл ладонь и показал непрозрачный ярко-жёлтый камень.

– Что это? – Царра взял протянутое Бахтом «яйцо» и посмотрел сквозь него на солнечный свет.

– Это янтарь, – улыбнулся хонанд.

– Это его Дзван с отцом в Хатиз возили? – вспомнил Царра.

– Ну, этот я сам нашёл, – усмехнулся его друг и, хитро прищурившись, спросил. – Теперь это не «голубиное яйцо». Верно?

– Да, уж. Теперь это камень.

– Что ещё скажешь? Какого цвета, к примеру?

– Удивительного цвета.

– Исчерпывающе, ничего не скажешь. Но тоже верно, хоть и описывать цвет этого камня можно очень долго. Поэты всю жизнь этим занимаются.

– Ну, как могу.

– Да и не рифмоплёты мы. У нас столько Времени в запасе нет.

– Ты отвлёкся, дружище, – Царра с улыбкой прервал разглагольствования товарища.

– Ох, прошу прощения, – спохватился тот и спросил. – Так какого цвета, ты говоришь?

– Удивительного цвета.

– Пусть будет так. Не это главное. Здесь главное то, что ты этого не знал, пока не открыл глаза. И знаешь что?

– Что?

– Он вообще цвета не имел, когда ты не видел.

– Да разве это возможно?

– Ещё как.

– Но ведь он же был…

– Эх, «был» «не был». Прикуси-ка его.

– Это камень-то?

– Камень, камень. Прикуси. Только легонько. Зубы не сломай.

Царра сделал так, как было велено. Он осторожно прикусил янтарь и почувствовал лёгкий привкус хвои.

– Ты удивлён, – довольно протянул Бахт, расплываясь в улыбке.

– Что есть, то есть.

– Ага. Теперь это точно не «яйцо».

– Не «яйцо».

– Вот теперь скажи мне, дружище. Когда ты первый раз узнал о существовании янтаря, каким он был для тебя?

– Гладким и круглым.

– А после?

– Ярко-жёлтым и красивым.

– Вот. А после ещё и со вкусом сосновой смолы.

– Совершенно верно.

Бахт подвёл черту:

– С каждым разом ты узнавал что-то о янтаре. И каждый раз он был именно таким, каким ты его знал в то мгновение. Ни больше и ни меньше. Ты весьма удивишься, когда я скажу тебе, что он ещё и горит, а также обладает и другими качествами, о которых ты не узнаешь никогда. Он для тебя существует таким, каким ты его знаешь. И это очень важно – знать. Знание о янтаре оживляет его для тебя во сне…

– Во сне?

– Именно… И в Месте Без Времени.

– В Безвременье!? – вскрикнул Царра.

– Именно там, мой друг. Когда ты попадёшь туда, то вызовешь к жизни то, что собрал в Дороге, и всё, что ты знаешь, будет именно таким. Там встретишь всех и всё, о ком и о чём ты помнишь.

Царра не знал, что сказать, только смотрел растерянно на друга и лишь когда слегка опомнился, спросил:

– Ты раньше не рассказывал ничего о Безвременье. Ты же говорил, что ничего о нём не знаешь.

Дружище, ты спрашивал о том, не знаю ли я, где оно, а о том, что оно собой являет, ни словом не поинтересовался.

– Дела это не меняет. Ты утаил от меня.

– Я не утаивал.

– Ладно. Это уже не важно. Ну, а теперь скажи, что ещё знаешь ты о Месте Без Времени?

– Да вот, собственно, и всё, – пожал плечами хонанд, и снова взгляд его был прикован к небесной кайме.

– Не густо, – вздохнул путник.

– Сколько есть, – усмехнулся его товарищ.

Царра задумчиво помолчал, затем протянул камень.

– Возьми свой янтарь.

– Оставь себе, – махнул рукой Бахт.

– Зачем он мне?

– На память.

– О чём?

– О нашем разговоре, – усмехнулся хонанд.

К вечеру на пути странников показалось каменистое нагорье, очертаниями скалистых волн поломав линию горизонта. Удивительно было видеть то, как из тела степи, прорвав травяной покров, вышла наружу чёрная гранитная гряда.

– Может, объедем? – предложил Царра. – Или здесь заночуем. Смеркается.

– В объезд долго, – ответил хонанд.

И они пошли напрямую, меж каменных глыб, изредка карабкаясь по склонам.

– Необычное место. Как называется, не знаешь? – спросил Царра. Он спрыгнул с коня, чтобы тому было легче идти по камням. Его друг тоже спешился и повёл своего скакуна под уздцы.

– Отчего же не знаю? Знаю, – сказал он. – Вахтгар это.

– И всё-то ты знаешь. Бывал здесь?

– Не доводилось. Бархлик рассказывал…

– А он бывал.

– Он бывал.

– Теперь и мы побываем, – усмехнулся Царра, вглядываясь в сгустившийся вечер.

Путники заночевали посреди странного нагорья, разведя огонь из сухого кустарника, который они насобирали в узких расщелинах. Вокруг стрекотала степная живность, над головами шныряли летучие мыши, а где-то вдали одиноко выл волк.

– Неприветливое место, – прошептал Царра, прислушиваясь к звериному вою. Он лежал у тлеющего костра, положив под руку обнажённый меч. Вспомнилась драка на Каменных Воротах, и по спине пробежал противный холодок.

– Много в мире мест, которые нам не по душе, – равнодушно ответил Бахт сквозь дрёму.

В небе висел молодой месяц, улыбаясь зловеще, словно мертвец из каравана, найденного зимой на Норгардском тракте. От этой улыбки было не по себе. И не удивительно, что хмурые сны снились путникам под тяжёлым, как камни небом, даже их кони и те тревожно пофыркивали.

Царра проснулся перед самым рассветом. Ёжась от утренней свежести, он встал с холодных камней и помахал руками, чтобы разогнать кровь по телу. Потянулся, посмотрел на запад и обомлел.

В небе висел, клонясь к закату и готовый растаять в утреннем свете убывающий месяц!

Царра протёр глаза, но странный месяц не исчез, а всё висел и ухмылялся.

– Бахт. Бахт. Проснись! – потряс он друга за плечё.

– Чего тебе? – пробурчал тот, открыв один глаз. – Что случилось?

– Глянь на месяц, – Царра ткнул пальцем в ночное светило.

– Ну, месяц как месяц, – зевнул Бахт, поднимаясь с земли. – Чего кричать то?

– Он же убывающий.

– Ну и пусть себе убывает, если ему так хочется.

– Но вчера ведь был молодой.

– Чего ты от меня хочешь? – удивился хонанд. – Это же Вахтгар.

– Ну, и что, что Вахтгар!

– Это место, где день не длиться ровно день, а ночь не заканчивается утром.

– Что за шутки?

– Никаких шуток, дружище, – потянулся Бахт и принялся скатывать одеяло. Почему-то он совсем забыл об утреннем чае.

– Просто место такое.

– Какое «такое»?

– Здесь Время течёт таким образом.

– Каким "образом"?

– Немного по-другому, что ли...

– Ничего себе! Немного! Засыпаешь с молодым месяцем, а просыпаешься со старым.

– Главное, чтобы с женой так не получилось, – засмеялся Бахт. – Будет очень неловко.

– Мне не до шуток сейчас, – нахмурился его товарищ.

– Ну, чего ты? Говорю же, что место тут такое...

– Слушай, ты знал об этом и завёл нас сюда?

– Другого пути не было.

– Для этого все разговоры о Времени заводил? – догадался Царра и улыбнулся. – Ну, ты и змей!

– Ну, зачем же сразу змей? – засмеялся хонанд. – Просто мягко подготовил тебя к встрече с этим местом.

– Спасибо тебе большое, – с недовольным выражением хмыкнул Царра. Он бурчал себе под нос, собирая вещи, а когда закончил, махнул рукой и вздохнул.

– Давай уйдём отсюда поскорее.

– Здесь это слово ничего не значит…

Друзья прошли через плато и снова вышли в степь.

– Так сколько времени мы провели в Вахтгаре? – спросил, наконец, Царра, перестав сердиться.

– Ночь, – усмехнулся Бахт.

– Что же значат эти шутки с луной?

– Ну, почему шутки? Всё очень серьёзно и по настоящему. Там ночь, здесь почти месяц.

– Так ночь или месяц?

– Ну, скажем так, что ночь длиною в месяц или месяц длинною в ночь. Как тебе больше нравится.

Царра вспомнил Бархлика и его рассуждения о прошлом, настоящем и будущем. Видно, это очень важно, если хонанды так упорно растолковывают ему о свойствах Времени.