Глава 12. Путь к Крунебергу. 6 страница

Ополченцы испуганно загудели, но знавший всю правду король лишь усмехнулся уголками губ.

– Мне сейчас каждый воин дорог, – продолжил он. – Но кто не готов к бою, кто не чувствует сил биться, кого мучает страх, те могут уходить.

Удивление захлестнуло людей. Неужто действительно король это сказал? С осторожным недоумением они переспрашивали друг у друга. Варг усмехнулся и повторил:

– Да! Вы все правильно расслышали – кто не хочет сражаться, может отправиться домой. Сдайте оружие и идите.

Сначала робко, затем всё смелее некоторые из новобранцев начали выходить из строя и сбрасывать с себя латы, оружие, щиты. Поодиночке они принялись бежать через поле на запад.

Один отряд дружно сорвалась с места, и стоять остался единственный из всех воин, в нерешительности озираясь по сторонам. Коренастый ополченец кого-то напомнил Царре, где-то он его видел. Этот парень ещё колебался, но всё же, наконец, решился. Он уже бросил щит и копьё, чтобы побежать с остальными, снял и кожаный шлем, из-под которого показались огненно-рыжие волосы. Вот тут-то Царра и узнал его. Это был Накиль, внук перевозчика с Сархад-реки. Парень сделал пару шагов в сторону холмов, но полный упрёка крик остановил его. Услышав своё имя, Накиль вздрогнул и замер. Удивлённо озирнувшись, он поднял с земли своё оружие и остался в строю. Остальные же ополченцы бежали.

Дезертировали из пеших сотен, но из конницы, в которой были оба друга, ни один человек не покинул строй. Всадники с лёгким презрением смотрели на бегущих к западным пригоркам пехотинцев.

– Что же они делают? – ужаснулся Царра. – На это невозможно смотреть!

– А ты смотри, смотри, мой друг, – улыбнулся хонанд, но улыбка его была какой-то невесёлой.

И, правда. Когда дезертиры отбежали от строя на два полёта арбалетной стрелы и первые из бегущих вот-вот должны были приблизиться к холмистому редколесью, по знаку Варга глашатаи вдруг затрубили в рога. На пригорках появились стройные ряды арбалетчиков. Царра разглядел знакомую фигуру, командовавшую десятком бойцов. Она, как и сотня других командиров, взмахнула поднятым мечём. Короткие стрелы метнулись навстречу бегущим людям, пробивая незащищённые тела. Кто бросился назад, получил стрелу в спину. Кто-то попытался прорваться сквозь строй, но напоролся на клинки, холодные, как сердца тех, кто ими орудовал. Крики отчаяния донеслись до наблюдавших за этой бойней.

– Такой конец уготован всем трусам, – спокойно объявил через глашатаев король, повернувшись к опешившим воинам. – И мне их нисколько не жаль. Уж лучше им сейчас полечь, чем сеять смуту в рядах на поле брани. Завтра будет битва, коей не было ещё на людской памяти и я хочу, чтобы рядом со мной бились мужи, достойные жить в песнях, которые сложат странствующие поэты и разнесут по всей земле от края заката до восточных пределов. Вы – достойны!?

– Да! – зашумело людское море и тысячи мечей застучали о железные обручи щитов.

– Вы со мной!?

– Да!!

– До конца!?

– Да!!!

Ополченцы, как безумные, заревели, гремя щитами. Казалось, что это гудит сама земля и небо. Даже Царра поддался общему возбуждению и кричал, воздев к небу обнажённый меч.

День битвы неумолимо приближался. Накануне вечером с городских стен караульные увидели множившиеся на горизонте огни костров. Незамедлительно оповещённый начальником стражи Варг вместе с Родхараном поднялись на башню Стернлеса, чтобы с её высоты взглянуть на силу врага. Они вошли в обсерваторию и застали в ней седобородого звездочёта. Тот сидел за небольшим круглым столом посредине тёмного помещения, вдоль стен которого стояли полки с древними запылеными книгами. Старик записывал что-то в длиный свиток, край котрого упал на пол, раскатавшись почты до порога низкой двери.

Гости осторожно переступили через него и направились к одному из четырёх узких окон, которое смотрело на запад. Хозяин башни молча посмотрел на них, мокая гусинное перо в бронзовую чернильницу.

– Что ты там пишешь, почтенный? – проходя мимо учёного, между прочим спросил у него король.

– Свои расчёты, мысли и многолетние наблюдения за движением звезды по имени Я гвис, милорд, – ответил старик.

– Кому они нужны, – вздохнул Варг, оперившись на холодний каменный подоконник. За стеклом он увидел огни тысяч и тысяч костров.

– Может и никому…, – пожал плечами старик.

– Зачем тогда пишешь?

– Чтобы она и дальше жила.

– Кто?

– Звезда Ягвис.

– Разве она без тебя пропадёт? Если она звезда в небе.

– Конечно, пропадёт, милорд. Я нашёл её и дал ей имя. И едва я нарёк её, она начала жить.

Родхаран, который стоял рядом с королём и беззвучно шевелил губами, подсчитывая огни на горизонте, оторвался от свого занятия и спросил:

– Где она хотя бы находиться?

– Невооружённым глазом её не увидеть, уважаемый, – усмехнулся звездочёт, встав из-за стола. Он поднял край свитка, что лежал возле порога и начал сворачивать его очень осторожно, чтобы не потривожить часть текста, на котором ещё не высохли свежие чернила.

– Тогда мне совсем непонятно, зачем ты тратишь своё время на такие глупости, – хмыкнул Родхаран. – Вполне возможно, что завтра твои записи згорят в огне.

Повелитель Варгрика с неприятным удивлением посмотрел на своего воеводу. Тот смутился и виновато улыбнулся:

– Это всего лишь предположение, Ваше Величество. Всего лишь предположение.

– Для тебя же лучше, чтобы это так и было, – сухо сказал ему Варг.

Он внимательно посмотрел на стан Короля, Несущего Счастье, и спросил:

– Сколько их? Как думаєшь?

– Приблизительно четыре тьмы, милорд, – ответил советник, обведя опытным взглядом многочисленные костры. – Не меньше.

– Порядочно… А у нас всего две…

– Позвольте Вас поправить, Ваше Величество. У нас целых две.

Варг весело засмеялся. Его позабавило то, с какой преданной уверенностью Родхаран произнёс эти слова. Как будто советник уже изрубил всех врагов в капусту. Он снисходительно похлопал воеводу по плечу, и они спустились с башни, чтобы держать последний совет.

Свернув свиток, старий звездочёт вздохнул им вслед и вернулся к своему занятию, торопясь перенести на бумагу то, что не успел за долгие годы своей жизни. Он ругал себя за лень, которая заставляла его сворачивать с пути, за непростительную уверенность в том, что всё ещё успеется и что всегда можно наверстать упущенное. Но всё же время ещё было и была надежда, что звезда Ягвис не погаснет.

В Старом Городе допоздна горели масляные фонари. В королевском замке воеводы и тысячники решали, кто и что будет делать завтра на поле. В пригороде, превращённом в ратный стан, готовилась к битве сила, собранная королём со всех своих земель. Воины и ополченцы готовили доспех, точили оружие и в последний раз пересчитывали стрелы в колчанах. Кто-то молился богам, кто-то не мог заснуть от волнения, ну а многие провели последнюю ночь на этой земле за кутежом.

Свой вечер перед битвой друзья коротали в кабаке у Западных ворот. Ратного люду в него набилось полным полно. От тяжёлого духа, висевшего в помещении, кружилась голова, и дышать им было невозможно. От него не спасали ни распахнутые настежь двери, ни окна, чьи рамы были вынуты предусмотрительным хозяином, дабы уберечь их от ополченцев, имевших обыкновение начинать буйство после второй кружки браги. Из дверных и оконных проёмов валил густой винный дух, от которого воротили носы даже деревянные маски на Западных воротах. К нему примешивался нестройный мотив – это в дым пьяный гусляр терзал струны, пытаясь перекрыть гул сотни голосов смешавшихся в тесном зале.

Вошедший вслед за Бахтом Царра увидел за одним из столов Дзвана, который с несколькими десятниками бражничал у пустого окна. По своему обыкновению тот начал ссору, сцепившись словами с одним из ополченцев. Запахло дракой, но их вовремя разняли, и буяны тут же полюбовно запили свару кувшином пива.

Люд вливал в себя хмельную брагу, словно боясь, что впредь не доведётся. Все оживлённо галдели и подбадривали друг друга. Но за этим весельем чувствовался страх, как ни старались люди прикрыть его шумным смехом, как ни пытались залить его креплёным вином и пивом. Страх лез наружу, казалось, им пропитались стены и потолок, он отравил собою воздух, и люди задыхались в нём, как в смрадном болоте, их прямо таки выворачивало от него.

Но был среди этой толпы и небольшой отряд суровых мужей в жилетках из медвежьих шкур поверх кольчужного доспеха. Царра принял их за бердаров, но вскоре понял, что ошибся. Отличал их от набившихся в кабак ополченцев грозный вид и массивные гривны – нашейные украшения из свитых в косы серебряных прутов. Оба конца обруча, что лежали на груди, венчались оскаленными волчьими и медвежьими головами, которые смотрели друг на друга.

Один из этих воинов, рыжебородый великан, увидел вошедшего в кабак Бахта.

– Ба! Кого же вижу я? – громко закричал он, пробираясь к выходу. – Не мой ли это старинный друг?

Хонанд широко улыбнулся в ответ, и они крепко обнялись. Воин легко подхватил его и, приподняв над землей, принялся тискать.

– Сколько лет! Сколько зим! – радовался рыжебородый. Его голос звучал гулко, как если бы медведь ревел в пустой бочонок.

– Да раздавишь, – смеялся Бахт, и, оказавшись вновь на ногах, представил великану своего товарища.

– Мой друг – Царра, сын Ларвая.

– Х о фнунг, – поклонился воин в ответ.

– Ты давно здесь? – спросил Бахт.

– Вчера только прибыли из Шималхара, едва успели до закрытия Перевала, – прогудел рыжебородый и жестом позвал за собой. – Давайте к нашему столу.

– С удовольствием.

Они проследовали за воином, который бесцеремонно расталкивал пьяных ратников на своём пути. Втроём они подошли к длинному дубовому столу.

– Ну-ка, подвинься, Шималхар! – весело гаркнул Хофнунг, расчищая места для присоединившихся к ним.

Не переставая галдеть, его воины продвинулись по лавке, и друзья присели за усеянный куриными костями и заставленный тарелками стол. Он был щедро залит успевшим подсохнуть пивом, отчего сделался таким липким, что рукава рубахи намертво к нему прилипали. Посредине его стоял двухведерный бочонок.

– Давайте выпьем друзья! – закричал великан.

– Пива надо заказать, – сказал Бахт и оглянулся в поисках служанки. Хофнунг рассмеялся и хлопнул товарища по плечу.

– К чему тебе эта драггерская радость? – прогудел он. – К тому же в этом заведении его бесстыдно разбавляют.

Рыжебородый любовно погладил стоящий рядом с ним бочонок.

– Король выдал нам креплёного вина.

Один из воинов принялся деревянным ковшиком разливать его по пустой посуде и рассовывать всем присутствующим.

Перед Царрой кто-то поставил полную до краёв глиняную кружку. Он взял её за ручку и посмотрел на своё отражение в мерцающем темно–красном зеркале.

– За удачу! – провозгласил Хофнунг. – За битву и славу!

Царра выпил до дна под шум и рёв «шималхарцев», которые махом осушив свои кружки, принялись колотить ими о стол, призывая служанок с заказанным жарким.

– Так, как ты поживаешь, мой друг? – спросил Бахт рыжебородого и поплыл в глазах захмелевшего своего спутника, который сидел рядом и беззаботно улыбался. Что ни говори, а вино – вещь незаменимая для сердца, терзаемого страхом неизвестности.

– Хвала Небу, – прогудел воин, тыльной стороной ладони вытирая рот.

– Как Шималхар?

– Стоит родной. Что ему сделается? Местные нас побаиваются, потому особо не шумят. Уважают силу. И правильно делают.

Бахт придвинулся к нему ближе и спросил:

– Так, ты говоришь, вы до первого снега пришли? Значит, там, по ту сторону гор, поди, о войне и не знают?

– Нет, не знают, – Хофнунг с досады бросил обглоданную кость в допившегося до бесчувственного состояния ополченца, который уткнулся лицом в стол и что-то невнятно кричал. – Теперь вот с такими шутами гороховыми в бой идти, когда в Шималхаре добрых две сотни бойцов осталось.

– Так вы что? Не на войну пришли?

– Да, нет. Мы по приказу короля прибыли, чтобы по весне отправиться на разведку в западные пограничные земли.

– Вот как…

– Да, на разведку… Видишь, как всё получилось?

Бахт понимающе кивнул. Царра подпёр голову рукой и смотрел на него, переводя взгляд с хонанда на «шималхарца». Хофнунг что-то говорил его товарищу, но он не вслушивался в слова. Взгляд его бесцельно блуждал. Покой опутал его, и стало всё равно, что завтра будет битва, и совершенно безразличной казалась ему его судьба. Он мог даже встать сейчас и уйти, совершенно не боясь повторить судьбу несчастных дезертиров, на его глазах великодушно «отпущенных» домой.

«Может, и вправду? Ну его!»

Царра засмеялся своим мыслям. Хонанд недовольно на него посмотрел, а Хофнунг добродушно улыбнулся и поднёс кружку к своим губам. Рукав его рубахи сполз, слегка приоткрыв предплечье «шималхарца», и открыл наколотые на внутренней его стороне странные знаки – руны.

Царра удивлённо хмыкнул про себя, но тут же о них забыл. Потому что вторая кружка вина, принесённая трактирщиком, окончательно преобразила мир вокруг него. И хоть он стал немного веселее, но всё-таки остался прежним. Видя состояние друга, Бахт поспешил забрать его из кабака и отвёл на постоялый двор Радомира, где тот и заснул.