Необыкновенное паломничество в Оптину Пустынь

История вторая

 

Однажды Ёжик подумал: «А не навестить ли мне Кузнечи­ка Богомола?» Хотя шёл сентябрь, дни стояли ещё тёплые и бла­годатные - «Надолго ли это тепло? — размышлял Ёжик. — Вон птицы собираются в стаи и готовятся к отлёту».

Кузнечик Богомол обрадовался Ёжику. Они помолились, попили яблочного компота, затем опять помолились.

— Друг мой Ёжик, — сказал Богомол, — Хотя ты ещё и очень молод, можно сказать, отрок, но я чувствую в тебе собра­та... Задумал я совершить паломничество в Оптину Пустынь, а мне одному это будет трудно сделать. Я ведь уже стар...

— Как это одному? — воскликнул Ёжик. — Вместе и пойдём!

— Что ты за золотое существо, Ёжик, — проговорил с умиле­нием старый Богомол. — Всегда-то ты всем готов помочь! Но сначала пойди и спроси, отпустит ли тебя мать-Ежиха.

Хотя и не совсем охотно (уж слишком далеко!), Ежиха отпустила своего малыша, так как очень доверяла старому Богомолу.

Они решили добраться до реки Жиздры и плыть по ней на каком-нибудь плоту до Оптиной Пустыни. Река была от рощи и от деревни Палики довольно далеко, — нужно было пересечь большое поле, преодолевая канавы, болотистые места, взбира­ясь на бугорки... На это у них ушёл целый день.

Старый Богомол на середине пути выбился из сил, даже падать начал.

— Садись ко мне на спину, — сказал Ёжик, — только снача­ла положи на неё несколько листочков.

Богомол так и сделал, и Ёжиковы иголки его не кололи. Ежик быстро пошёл вперёд, а Кузнечик, сидевший на нём, потихоньку стрекотал:

— Слава Богу!.. Слава Богу!.. Слава Богу!..

Река встретила их приятным журчанием. Берега её заросли ивовыми кустами, камышом, осокой и множеством цветов... В небольших заводях, где вода стояла неподвижно, словно в пру­ду, плавали на воде кувшинки. Птички, по-осеннему молчали­вые, перепархивали с куста на куст.

Настал вечер. Кузнечик Богомол и Ёжик решили отложить до утра поиски плота или чего-нибудь другого, на чём можно было бы плыть вниз по течению. Они нашли в траве удобное местечко и там, помолившись, крепко заснули.

Когда Ёжик проснулся, то увидел, что старый Богомол уже молится, встречая солнце, которое показалось из-за кустов про­тивоположного берега реки. Ёжик вскочил и быстро присоеди­нился к нему.

— Слава Богу!.. Слава Богу!.. Слава Богу!.. — восклицали они, и всё вокруг звучало и шелестело: «Слава Богу!.. Слава Богу!..»

А потом они сошли к воде умыться. Ёжик промыл глаза, но очень сокрушался о том, что не успел взять зубную щётку.

— Ничего, друг Ёжик, — сказал Кузнечик Богомол. — Пусть это будет одним из лишений, которые необходимо по­терпеть.

Нужно было решить главный вопрос: на чём плыть? Долго они бродили по берегу, но вот Ёжик обнаружил стоянку туристов. Здесь чернели остатки костра, валя­лось несколько пустых банок и зелёная кастрюлька с ромашкой, нарисованной на боку, В ней была алюминиевая ложка.

Ёжик сел на обгорелую головешку и заду­мался, глядя на всё это. В его голове зрела какая-то важная мысль. Так, задумавшимся, и застал его тут старый Богомол.

— Что ты, Ёжик, тут сидишь? — спросил он.

— Да вот, — ответил тот, — смотрю на эту кастрюлю и на эту ложку...

— И что?— Да ведь это корабль и рулевое вес­ло! — воскликнул Ёжик и вскочил, — Сейчас мы спустим его на воду... Вот так... Раз-два, взяли! Он упёрся передними лапками и лбом в кастрюлю, а задними — в землю, напрягся и запыхтел от усилия. Кастрюля сдвинулась и покати­лась — всё быстрее и быстрее, кое-где даже подпрыгивая по склону берега и, наконец, плюхну­лась в воду. Ёжик вставил ложку в одно из ушек кастрюльки и, когда Кузнечик Богомол тоже вскочил, оттолкнулся от берега. Речная струя легко подхватила судёнышко.

Ёжик рулил, а Богомол смотрел вперёд, предупреждая его об опасностях, следил, чтобы не наткнуться на корягу или не сесть на мель.

Солнце поднялось высоко. В нежно-голубом небе сияли чистые, белые облачка, которые отражались в реке так ясно, что и река казалась бездонным небом, — страшно было и посмотреть туда!

— Дальше-то река, надо полагать, пошире будет, — сказал Богомол. — Только бы нам здесь не застрять.

— А долго ли нам плыть? — спросил Ёжик.

— Если всё будет хорошо, то дня три. В Оптиной Пустыни большой праздник ожидается: Рождество Богородицы! Успеть бы нам.

Они плыли и очень внимательно глядели вперёд. Миновали мель, обогнули корягу, проплыли под упавшим деревом...

Какими внимательными нужно было быть! Но и пого­ворить хотелось.

— А как ты, Богомол, добрался с Афона до на­шей паликской рощи? — спросил Ёжик, — Расскажи, если можно.

— Как? Я теперь уже не очень ясно помню все подробности, — ответил Кузнечик, — столько времени прошло! Но вспоминаю, что один монах, ехавший из Пантелеимонова монастыря в Рос­сию, и именно в Оптину Пустынь (его звали отец Илий), вышел из ворот и, прежде чем направиться к пристани, поставил свой баульчик возле куста, где я жил, и сделал земной поклон, А я, сам не знаю как, взял да и влез к нему в баульчик, который был не закрыт. Вот и всё. Плыл он на корабле, ехал на поезде... А я сидел-сидел в бауле, и так мне захотелось на свежий воздух, что я вылез и выскочил в открытое окно вагона. Вот я и оказал­ся в деревне Палики, в вашей роще.

Ёжик так внимательно слушал, что позабыл про руль.

Тук… Корабль врезался в песок. Богомол, сидевший на бор­тике, упал в воду, не успев даже вскрикнуть.

Три раза нырял Ёжик в воду и, наконец, достал Богомола. Посреди мели было сухое местечко, там Ёжик и положил Кузне­чика обсохнуть. Там он пришёл в себя.

— Слава Богу! — сказал он, — Могло быть и хуже. Если бы не ты, друг мой Ёжик, я погиб бы. Спасибо тебе!

— Чего уж! — смущённо сказал Ёжик. — Слава Богу, и всё тут.

Затем Ёжик посадил Богомола в кастрюльку и стал её стал­кивать в воду. После долгих усилий она закачалась на волнах. Он снова сел за руль. Путешествие продолжилось.

— Вот я тогда, — продолжал Богомол свой рассказ, — не сподобился добраться до Оптиной Пустыни, терпения не хвати­ло. А потом, живя в роще, все думал: побывать бы там... Ну вот теперь, слава Богу, плывём... Помоги, Господи!

А всё же, несмотря на тепло, чувствовалась осень: жёлтые листочки плыли по воде, да и вода-то была уже очень холодная.— Кхе-кхе-кхе... — закашлял Кузнечик.

— Ой! — Ёжик испугался. — Да ты простудился! Надо тебя во что-нибудь укутать.

Он причалил к берегу, выскочил из кастрюль­ки и огляделся. Невдалеке рос большой мягкий лопух, «Вот и одеяло!» — подумал Ёжик и сорвал его. Действительно, очень тёплое вышло одеяльце для простуженного старого Кузнечика Богомола.

Ночь прошла спокойно. Ёжик бодрствовал, но чувствовал такую усталость, что его глаза слипались. Он и не предполагал, какая опасность ждёт его впереди!

Кузнечик Богомол, завёрнутый в лопух, спал на дне каст­рюльки. Изредка он просыпался, слабым голосом говорил «Слава Богу...» и снова умолкал. Ёжику стало его так жалко, что он заплакал.

Утром они проплывали мимо деревни, расположенной на самом берегу Жиздры. Мальчик лет шести, ещё не ходив­ший.в школу, увидел плывущую кастрюльку и Ежика ней, подумал, что этот Ёжик терпит бедствие и не может выбраться на берег. Несёт его вода неведомо куда…

Принёс мальчик длинный прут, подо­гнал кастрюльку к берегу, взял Ёжика и понёс домой. Ёжик пытался сказать ему, что не надо этого делать, что лучше посадить его обратно в каст­рюльку — там его товарищ, простужен­ный Кузнечик Богомол, лежит на дне, что они спешат в Оптину Пустынь на праздник, но мальчик не понимал его звериного языка.

Дом был недалеко, на горке. Мальчик принёс Ёжика на террасу и пустил на пол. Потом поставил перед ним блюдце с молоком и сказал:

— Пей, Ёжик! И не сердись. Давай с тобой дружить!

До самого вечера Ёжи­ку не удавалось убежать. Несколько раз его ло­вили уже у самой калитки.

Но вот настала ночь. Наконец-то в доме все уснули. Ёжик толкнул носом дверь, и она тихонь­ко приоткрылась. Светила луна... Он бросился бежать изо всех сил, а с берега скатился колобком. Вот и кастрюлька. Вскочил в неё Ёжик, оттолкнулся от берега, и понесла река маленьких паломников дальше, к благословенной Оптиной... Ночь была светлая, звёздная и прохладная.

Кузнечик Богомол спал и во сне выздоравливал. «Расскажу ему завтра про своё приключение», — подумал Ёжик. И хорошо стало у него на душе.

«Мальчик ведь не желал мне зла, — думал он. — Наоборот, он хотел меня спасти и оказать мне гостеприимство. Мы друг друга не поняли... Что делать, и такое бывает».

Боясь разбудить Богомола, он тихо, почти шёпотом запел.

 

ПЕСЕНКИ

МАЛЕНЬКОГО ЁЖИКА НА ВОДАХ

 

Бывают в пути искушенья,

Но Бог нас всегда бережёт!

И скоро речное теченье

К Обители нас принесёт.

Мы будем стремиться без устали

На праздник в монашеский лес,

Где Скит возле Оптиной Пустыни

И сосны стоят до небес!

И волны звенят колокольцами,

И плещут, и вторят певцу,

Мы стали сейчас богомольцами,

Молитвы слагаем Творцу.

Повсюду цветов изобилие,

В пути нам не страшно вдвоём.

Нам машут кувшинки и лилии,

Мы в Оптину Пустынь плывём.

 

Утром Кузнечик Богомол проснулся совсем здоровым. Он внимательно выслу­шал рассказ Ёжика о вчерашнем приключе­нии и сказал:

— Значит, действительно хорошее де­ло мы затеяли! Я слыхал ещё на Афоне, что всякое доброе начинание сопровожда­ется искушениями. А мальчик тот ничего худого не сделал, ведь он не обижал тебя. Смотри, Ёжик, — продолжил он, — при­рода начинает готовиться к зиме, но как она прекрасна! Пусть не так, как весной или летом, но она и теперь славит Бога — тихо, почти без слов... Давай сделаем при­вал, сойдём на берег и послушаем эти ти­хие славословия, ведь нам здесь, на реке, почти ничего не слышно. Они увидели сосновую рощу почти на самом берегу и небольшой лужок среди неё. Причалили наши паломники и сошли с ко­рабля. На лужке стоял стожок сена, согре­тый солнцем. Ежик и старый Богомол при­слушались:

— Слава Богу... Слава Богу... Слава Богу...

Эти слова раздавались со всех сторон. Они проникали в самое сердце, и так радост­но становилось от них!..

Кто же их произносил? Да всё, что здесь было, повторяло их — высокие золотистые сосны, уже подросшая после сенокоса трава, осенние цветочки, пчёлы, жуки и бабочки, птицы, собирающиеся лететь на юг, ветерок, веющий благоуханием сена, цветов, хвои...Но вот они увидели спичечную коробочку, прикрытую жёлтым кленовым листом. Оттуда тоже до­носилось славословие, произноси­мое как-то особенно благоговейно: «Слава Богу...»

— Здесь живёт отшельник! — воскликнул Богомол. — Этот кле­новый лист говорит мне о многом... Он постучал по коробочке, и из неё выползла Божья Коровка, у которой был очень смиренный вид. Она поклонилась пришедшим и спросила, кто они и куда путь держат.

— Мы плывём по реке Жиздре в Оптину Пустынь. А ты что делаешь тут, в этой коробочке?

— Я, братья мои, дала обет славить Бога. В этой коробочке мне быть до той поры, как навсегда засну с наступлением холо­дов. Некогда, это было очень давно, в самом начале лета, от двух отроковиц, Любы и Ксении, я услышала, что я не просто жучок, а коровка, и не просто коровка, а Божья. И решила лететь на не­бо — прямо в рай… В рай я не попала, а оказалась в болоте, вон там, за рощей... Ну, это длинная история.

— Я читал об этом в одной из своих книжек! — воскликнул Ёжик. — Вот так встреча! Неужели это ты? Тебя понёс ветер, а одуванчики, на которых ты хотела лететь на небо, рассыпались?

— Да, это истинная правда. Эта книжка и у меня есть, там картинки прекрасные и всё описано очень точно..- А если вы действительно направляетесь в Оптину Пустынь, то, может быть, встретите по пути Ксению и Любу. Поклонитесь им от меня. И пусть они простят меня, недостойную... Прощайте, братья.

И Божья Коровка скрылась в спичечной коробочке. На пути к реке Ёжик воскликнул:

— Вон оно что! И кто же это написал такие хорошие книж­ки? Не выдумал ничего, а как интересно! Значит, и в других книжках, что хранятся у меня в дупле, — всё по правде!

Прошёл ещё день плавания. Река делала частые повороты и становилась всё шире. Она текла то среди лесной чащи, то среди полей, где видны были деревни, сёла и маленькие города с церк­вями... С каждым днём всё больше пожелтевших и красно-баг­ряных листьев наносил в воду ветер...

Оптина Пустынь была уже близко. Ёжик и Кузнечик Богомол очень волновались и надеялись, что с ними уже ничего не случит­ся. Но как они ошибались!

Последнюю ночь паломники решили провести на бе­регу, чтобы получше отдохнуть и набраться сил. Они на­шли уютную пещерку в корнях старой ивы, принесли туда сухих листьев и уснули. Кораблик их, зелёная кас­трюлька с изображением ромашки на боку, покачивал­ся у берега, привязанный к ветке травинкой.

Утром странников разбудили голоса. Это пришли два человека — отец со своим маленьким сыном. Отрок увидел каст­рюльку и воскликнул:

— Папа! Какая хорошая посу­дина! Видно, кто-то её бросил... Можно, я возьму её, чтобы ва­рить кашу для Тузика?

 

 

— Можно, — коротко ответил папа. Они взяли кастрюльку и ушли.

Ёжик и Кузнечик вышли из своего укрытия, увидели, их любимого кораблика больше нет, и очень расстрои­лись. Старый Богомол опомнился первым:

— Что ж! — грустно сказал он. — Слава Богу! Это опять искушение. Не будем унывать, Ёжик. Слава Богу! Он велит нам потрудиться.

Странники пошли пешком в надежде найти что-нибудь подходящее для пере­движения. Но ничего подходящего не попадалось. Старый Богомол совсем устал, видно, сказывалась перене­сённая им простуда.

Ёжик посадил его к себе на спину и продолжал идти. Но вот и он выбился из сил. Тогда сошли они к самой воде и стали просить:

— Господи! Мы самые маленькие и беззащитные в этом мире создания! У нас нет больше сил! Пошли нам кораб­лик доплыть до Оптиной Пустыни!

И тут совершилось чудо. Настоя­щий маленький кораблик подплыл прямо к ним и, ткнувшись носом в песок, остановился, как бы при­глашая их подняться на борт.

Ёжик и старый Богомол в изумлении смотрели на него. А это был хотя и игрушечный кораблик, но довольно большой, с парусом. Маленькое судно сделал свои­ми руками один деревенский отрок. Когда он пустил его на воду на длинной верёвочке, то эта верёвочка вдруг оборвалась и судё­нышко унеслось по волнам вниз по течению. Мальчик так и не смог его догнать.

Наконец, опомнившись, Ёжик и старый Богомол в один голос воскликнули: «Слава Богу!» Затем, не теряя времени, влезли в кораблик и Ёжик повернул парус на ветер.

Быстро полетел кораблик по реке Жиздре, — и всё слышнее становился колокольный звон. Приближалась святая обитель.

День был солнечный, тёплый и дышал миром.

Накануне праздника Рождества Богородицы наши палом­ники закончили своё плавание. Они нашли маленькую, укры­тую ветками бухточку, где и оставили, как в тайнике, чудесный кораблик. Потом они поднялись по крутому берегу. Перед ними открылся дивный белостенный монастырь с башнями, блистаю­щими куполами и крестами храмов. Такой красоты Ёжик никогда не видел! И он запел.

 

Сиянье небосвода

Отражено водой,

— Пришли мы в эту рощу

К обители святой.

Там всё молитвой дышит

И близостью небес,

— И ту молитву слышит

И повторяет лес.

Там богомольцев много!

И голосом своим

Там славословит Бога

Всё, созданное Им!

 

Приближалось время всенощной. Люди шли и шли в откры­тые врата...

Подъезжали автобусы, машины. Ёжик и старый Богомол пошли вдоль стены, чтобы не мешать никому, и вскоре оказались в сосновом лесу между монас­тырём и Иоанно-Предтеченским скитом.

— Остановимся здесь, — сказал Кузнечик Богомол, — не полагается нам смущать богомольцев в храме... Слава Богу! Мы достигли своей цели с Его чудесной помощью!

Они собрали немного веточек и устроили себе при корнях ста­рого дерева шалашик. Это было напротив святого Амвросиевского колодца. Отсюда хорошо были видны и скитские святые врата. Маленьких паломников никто не замечал, хотя по дорож­ке из обители в скит и обратно часто проходили иноки и миряне. Ежик и Богомол здесь никого не знали. Но когда на дорожке появился старенький, немно­го согбенный монах, Богомол, несмотря на свои больные ножки, подпрыгнул от радости и вос­кликнул:

— Отец Илий!.. Отец Илий!..

Но отец Илий, бывший афонский инок, не услышал этого слабого голоса и прошёл мимо, весь погружён­ный в Иисусову молитву.

В эту предпраздничную ночь Кузнечик Богомол совсем не ло­жился спать. После вечерней трапезы (а они с Ёжиком питались только яблоками) он встал у входа в шалашик и начал творить поклоны, тихо и с большим чувством повторяя: «Слава Богу!.. Слава Богу!..»

Ёжик присоединился к нему, но так как он был ещё малень­кий, то быстро устал, прилёг на листья и заснул.

Утром он проснулся от громкого звона колоколов.

— Благовест! — воскликнул Богомол, — Праздничная служ­ба начинается. Будем делать и мы то, что нам велено Богом: сла­вить Его здесь, в лесу!

И Ёжик встал рядом со старым Богомолом, который после ночи ещё и не прекращал своих поклонов и славословий, ведь это был истинный подвижник с афонской закалкой.

Так прошло утро. А потом на дорожке, ведущей от монасты­ря к скиту, опять появились люди: монахи, миряне, в одиночку и целыми группами.

Вдруг Ёжик навострил ушки: он услышал знакомые голоса! На дорожке, как раз напротив шалашика, стояли две девочки, — Ксения и Люба — и о чём-то разговаривали.

— Пойдём, передам им поклон от Божьей Коровки, — радо­стно сказал Кузнечику Ёжик, и они выбежали прямо к ногам девочек. Увидев Ёжика, отроковицы обрадовались:

— Какой хорошенький Ёжик! Совсем как тот, которого мы в Паликах угощали яблочным пирогом.

— Да это я и есть! — закричал Ёжик. — Я тут не один, вот мой друг, Кузнечик Богомол, Мы приплыли сюда по реке... А вам поклон от Божьей Коровки! Но Ежик вдруг понял, что отроковицы не понимают звериного языка. Он так расстроился, что даже слёзы закапали из его глаз.

— Он плачет, бедный! — сказала Люба. — Ему здесь плохо. Не взять ли нам его с собой?

— Конечно, — согласилась Ксения. — Отвезём его к нам в деревню и поселим в сарайчике. Если захочет, пусть живёт.

И они посадили Ежика в корзинку. Еле успел он подхватить старого Богомола, чтобы не расстаться с ним навсегда. Отроко­вицы же и не заметили, что Ёжик был не один.

Паломники ехали домой сначала на автобусе, потом на по­езде. Старый Богомол сидел тихо, а потом сказал Ёжику;

— Ты знаешь, маленький друг мой, что Господь всё премуд­ро устраивает и нам на пользу... Ведь эта корзинка — мой тере­мок! Я сразу узнал его. Вот дверка, а вот и окошечко... Это зна­чит, что отроковица Ксения нашла свою корзинку и приехала с нею в Оптину Пустынь... И откуда, как ты думаешь?

Ёжик, наморщив лобик, соображал. Потом воскликнул:

— Из деревни Палики?!

— Вот-вот, — подтвердил Богомол. — Мне нечего к этому больше прибавить... Дивны дела Твои, Господи!

 

 

История третья

ЖИЗНЬ В САРАЙЧИКЕ

 

— Вот и слава Богу, — сказал Ёжик, утаптывая сено в ста­ром сарайчике. — Ксения и Люба отвели нам хороший уголок.

— Да, да, — ответил Кузнечик Богомол, — Вот тут внизу вы­пал сучок из доски и получилось круглое оконце. И что удиви­тельно — прямо на восток... Посмотри, Ёжик, как из него всё хорошо видно: и поле, и рощу...

Кузнечик прилёг, вздохнул и сказал:

— Знаешь, Ёжик, я что-то устал... Вероятно, я скоро умру. Осень в разгаре, — всё холоднее и холоднее становится.

— Что ты говоришь, Богомол! — воскликнул Ёжик. — Толь­ко мы с тобой подружились, только я начал у тебя учиться всему хорошему, так уже и расставаться?

— Ну, не сию же минуту... Я ещё поживу, пожалуй, недельки две-три... А ты пойди домой и попроси свою до­брую матушку отпустить тебя на это время сюда, пожить со мной.

Ёжик вышел из сарайчика и быстро побежал до­мой, в родной овражек. Это было недалеко.

Как обрадовалась Ёжикова мама, что сын вер­нулся из путешествия целым и здоровым! Она велела ему умыться, посадила кушать и стала подкладывать ему то орешков, то ягод... Всего было вдоволь у неё, а главное — большой запас слад­ких яблок. Ёжик ел и рассказывал матери про чудесное путешествие по реке Жиздре, а она слушала его и всему удивлялась... Но вот Ёжик окончил свой рассказ и заплакал.

— Что это с тобой, сынок? — восклик­нула Ежиха. — Здоров ли ты? Не обидел ли тебя кто-нибудь?

— Нет, — сказал Ёжик и перестал плакать. — Никто меня не обидел, но старый Богомол болен и собирается умирать.

— Очень жаль, — сказала мать. — Это наш самый главный молитвен­ник... Сколько добра принёс Богомол нашей округе! Да что делать, видно, его время подходит. Вот так когда-нибудь подойдёт и наше...

— Можно ли мне пожить с ним? — спросил Ёжик,

— Конечно. Возьми яблок, орехов и сушёных ягод... Да слу­шайся его во всём! А от меня передай ему поклон. Но не мог ли ты побыть ещё немного со мной, сынок?

Ежик пробыл дома ещё целый день и только к вечеру возвра­тился в сарайчик. Там, возле окошечка, лежал на сене Кузнечик Богомол, который, глядя на заходящее солнце, тихо шептал:

— Слава Богу!.. Слава Богу!.. Слава Богу!..

Утром Кузнечик посмотрел в окно и сказал:

— Дни уже не такие ясные... Вот и дождик моросит! Я зябну... А как ты думаешь, Ёжик, что мы должны сделать в этот первый день своего пребывания в гостях у Любы и Ксении?

— Наверное, хорошо себя вести и сидеть тихо?

— Да, конечно, но мы ещё должны выразить свою бла­годарность им. Сделать для них что-нибудь приятное.

— А что? Не могу ничего придумать, — сказал Ёжик, — Но если ты, Кузнечик, скажешь мне, что нужно сделать, я все силы на это положу.

— Пойди потихоньку в дом, и там, может быть, удастся тебе узнать, чем мы можем услужить Любе и Ксении, |

Часа через два Ёжик вернулся из дома в сарайчик.

— Слава Богу! — сказал он. — Есть нечто полезное, что нам под силу сделать!

— Что же ты узнал?

— Ну, я пришёл на террасу, а там как раз Люба и Ксения с мамой и бабушкой обедают. Мне поставили на пол блюдце с молоком, я поблагодарил и стал по­немногу отпивать... А между тем слушал разговоры, Яв них почти ничего не понял, куда уж мне, но кое-что для нас полезное узнал.

— Молодец, Ёжик. Так что же это?

— Вот, например, Мышь прогрызла тапочку Ксении, сделала дырку… А зачем? Мы должны поговорить с ней серьёзно, то есть не с Ксенией, а с Мышью... По вечерам комары сильно нападают на Любочку, не дают спокойно полюбоваться на закат... что за кровожадность! А бабушка очень любит маленькие полевые фиалочки, но они почти уже отцвели, хотя и встречаются ещё... Но разве ей самой найти их? Надо помочь...

До позднего вечера проговорили обо всём этом старый Богомол и маленький Ёжик.

На следующий день после утренней молитвы Кузнечик Богомол окликнул через окошечко пролетавшую мимо Муху.

— Слушай, матушка, — сказал он. — Если у тебя найдётся минутка, позови ко мне атамана всех паликских комаров. Не бойся, он тебя не тронет, только скажи, что ты от меня. Я бы и сам сходил, но не могу, ноги болят.

Через минуту в сарайчик прилетел атаман всех паликских комаров. Несмотря на свой свирепый вид и красный нос, он по­вёл себя очень сдержанно и даже поклонился Богомолу.

«Как же! — думал атаман. — Богомол столько добра сделал для всего нашего царства! Нет у нас никого, кто не любил бы и не уважал его, даже самые отпетые разбойники.»

— Друг мой Комар! — сказал Кузнечик. — Я не хочу тебя ни в чём обвинять, так как все мы несовершенны... Но могу ли я по­просить тебя об одном одолжении?

— Все исполню! — с готовностью ответил атаман.

— Не трогайте больше Любочку и Ксению, не кусайте их, пусть они спокойно любуются вечерними красками заката... Кроме того, им скоро надо будет возвращаться в Москву.

Атаман, несмотря на свою готовность к доброму делу, никак не ожидал подобной просьбы.

«Эх, как жаль! — подумал он — Эти девочки так любят сладкое и едят так много конфет»… Но вслух он сказал:

— Рад услужить тебе, Кузнечик Богомол! Отныне моё кома­риное войско не будет прилетать к этому дому. Даю тебе в том моё крепкое атаманское слово.

Старый Богомол воскликнул:

— Слава Богу! Вот и первое доброе дело сделано.

— Слава Богу! — подхватил Ёжик. — Такого страшного атамана ты так быстро уговорил, Кузнечик!

— Да ведь это оттого, что ради Бога,.. А теперь нам надо что-то сделать с Мышью. Ты не знаешь, где она живет?

— Это нетрудно угадать. Скорее всего, под домом.

— Пойдём к ней вместе. Подай мне вон ту палочку, я буду опираться на неё и на тебя.

Они обошли вокруг дома и, наконец, увидели небольшую дверь под террасой. Постучались.

— Кто там? — послышался тонкий голосок. — Кузнечик Богомол и Ёжик.

— А-а! Входите... — Мышь отворила дверцу. — У меня как раз самоварчик поспел... Сади­тесь, гостями будете. Слышала я о вас... У Мыши под террасой была лет­няя комната. Зимой она жила под самым домом, где у неё и постель была устроена возле печки. В разных тёмных углах подполья у неё хранились запасы пищи чуть ли не на три года... «И всё-то у неё ворованное!» — подумал Ёжик, но тут Богомол, словно прочитав его мысль, взглянул на него с упрёком:

— Не будем начинать разговор с осуждения, — сказал он тихо. — Садись, Ёжик, окажи честь хозяйке. Слава Богу!.. Слава Богу!.. Слава Богу!..

На столе был чай в пластмассовых напёрстках и несколь­ко мятных леденцов с прилипшими к ним соломинками.

Кузнечик повёл речь издалека. Он рассказал о том, как атаман комаров, разбойник и беспо­щадный кровопийца, согласился не оби­жать отроковиц.— Никто не должен никого огорчать, — сказал Богомол и об­ратился к Мыши: — Скажи, Ксения и Люба тебе сделали что-ни­будь плохое?

— Нет, — ответила та.

— А не знаешь ли ты, кто прогрыз дырку в новой тапочке Ксении? Кто бы он ни был, он должен, во-первых, повиниться и больше никогда этого не делать, а во-вторых, загладить свой по­ступок уж как ему удастся...

Стыдно стало Мыши, и она так, как будто речь шла не о ней, спросила:

— А каким же добрым делом ты посоветовал бы заняться этому обидчику отроковицы?

— Я хотел бы, — сказал Кузнечик, пристально поглядев ей в глаза, — чтобы такое дело для него придумала ты.

Мышь подумала и сказала:

— Сначала надо починить тапочку. — Правильно... А вообще?

— Не прогрызать пакетов с мукой и крупой... Не залезать на стол... подбирать крошки только с пола...

— Молодец! — воскликнул Кузнечик. — Итак...

—...вообще не воровать, — закончила Мышь свою речь.

— Слава Богу! — вместе сказали старый Богомол и Ёжик. А старый Богомол ещё прибавил:

— Я так и думал, матушка, что в тебе есть много доброго. Расстались они очень тепло. Мышь загорелась стремлением к хорошему и решила переменить образ жизни.

Утром снова не было солнца, но не было и дождя. После утренней трапезы Ёжик сказал:

— Теперь я пойду поищу полевые фиалки.

— Жаль, что я не могу идти с тобой, — сказал Богомол. — Я буду тебя ждать и думать о тебе. Мухи везде есть. Если с тобой что-нибудь случится, пришли ко мне какую-нибудь из них с известием о себе.

Кузнечик глядел в круглое оконце до тех пор, пока Ёжик не скрылся далеко в поле.

Прошёл весь день, потом настала ночь, а Ёжик всё не воз­вращался. На рассвете следующего дня у окошечка появилась большая зелёная Муха. Уставший от бессонной ночи, Богомол встрепенулся:

— Ты от Ёжика, матушка?

— Да.

— Ну, лезь ко мне в окно... Так. Рассказывай, что с ним.

— В двух словах всё объясню. Лечу я, значит, в поле, вдруг вижу: в ямке блестит чистая вода... Дай, думаю, попью... И вкусная же оказалась водица! Заметила рядом кустик, чтобы опять найти, когда пить захочется...

— А Ёжик-то что?

— Сейчас, погоди. Попила я, полетала кругом, захоте­лось чем-нибудь полакомиться. Думала-думала, — вспом­нила! В одном месте, недалеко от дороги, валяется банка из-под варенья! Я уж там бывала. Из-под малинового... Помчалась, значит, туда. Гляжу: муравьи-то уже всё там обчистили... И когда успели?..

— Да ладно уж, матушка, всё-то подряд рассказывать. Скажи мне лучше, видела ли ты моего друга Ёжика?

— Как же! Как же! Да ведь это он и послал меня к тебе. Ну уж, если ты такой нетерпеливый, то слушай... Лечу это я себе, сама не знаю куда, вдруг слышу голос: «Матушка Муха! Постой!» Села я на ветку, смотрю, что за диво: сидит в траве под деревом Филин, весь обложенный лопухами, а около него Ёжик хлопочет. «Лети, — говорит он мне, — в Палики, в сарайчик к старому Богомолу, скажи, что я вернусь только завтра. Вот видишь, во время бури большой сук отломился и упал прямо на Филина, сидевшего на пороге своего дупла... Сейчас ему уже лучше. Как только он сможет подняться в дупло, я за­пасу ему яблок и сразу вернусь».

— Ах, Ёжик, Ёжик! — прослезился старый Бого­мол. — Ничего другого я от тебя и не ожидал, мило­сердный ты мой самарянин! Пока ты не нашёл фиалок, но твои добрые дела благоухают сильнее цветов

 

— Ну, как ты там? — спросил Ёжик, подсадив Филина в дупло.

— Слава Богу, — ответил тот, устраиваясь поудобнее.

— Поешь яблочка! Да не вывались! Я тебя скоро проведаю. И Ёжик пустился в обратный путь, но вдруг вспомнил профиалки и посмотрел вокруг. Трава, кусты, множество желтых листьев... Никаких цветов не видать. «Как же я вер­нусь без обещанных фиалок? — печально подумал Ёжик. — Чем же ещё мы с Богомолом можем порадо­вать бабушку Любы и Ксении?»

Попытался Ёжик ещё поискать фиалок. Побе­гал-побегал по полю и устал. Сел он на травку и загрустил. Вдруг слышит Ёжик рядом

с собою:

— Кар-р-р!.. Кар-р-р!..

Это была Ворона. Она тихонько подсматривала за Ёжиком и видела, как тот ухаживал за Филином. Удивлялась Ворона: «Филин-то этот — разбойник! И чего это Ёжик прислуживает ему?» Думала она, думала и решила: наверное, Ёжик не разби­рает, кому делать добро — добрым или злым. «Случись что со мной, — решила она, — Ёжик поможет и мне».

— Что ты тут сидишь, Ёжик? — спросила Ворона.

— Да вот, не могу придумать, как мне быть. Бабушка Ксе­нии и Любы больше всех цветов любит полевые фиалочки, они очень маленькие, но красивые... Да, видно, уже отцвели они.

— Я помогу тебе, Ёжик, — пообещала Ворона. — Сиди тут, а я быстро облечу всё поле. Если ещё есть где-нибудь фиалочки, то принесу их тебе. Жди.

Долго сидел Ёжик. Стало понемногу темнеть. Появились хмурые облака. Начал сеять мелкий-мелкий дождик... Но вот послышался шум крыльев, и возле него присела Ворона, устав­шая и запыхавшаяся. В клюве она держала пять маленьких свеженьких фиалочек.

— Вот, Ёжик, возьми эти цветочки, отнеси бабушке отро­ковиц.

Ёжик даже подскочил от радости:

— Спасибо тебе, матушка Ворона! Ты мне очень помогла.

И побежал Ёжик с цветочками в Палики, мысленно повто­ряя: «Слава Богу!.. Слава Богу!.. Слава Богу!..»

А на другое утро бабушка вышла на террасу накрыть стол для завтрака и увидела в стаканчике пять свежих фиалочек.

— Ксения! Любочка! — обрадованно воскликнула она. — Это вы нашли фиалочки? И где же? И когда вы успели?

А Ксения и Люба ещё только проснулись и ничего не могли понять из слов бабушки, — какие ещё такие фиалочки?..

Ёжик в это время был на террасе. Он скромно примостился возле блюдца с молоком и помалкивал.

Ксения взяла свои тапочки, но вдруг заметила, что дырки, которая была в одной из них, больше нет, она умело заштопана.

«Наверное, — подумала девочка, — это бабушка сделала не­заметно, пока мы спали».

В это время под столом блеснули, словно бусины, маленькие глазки. Это Мышь, сидевшая там в ожидании крошек, перегля­нулась с Ёжиком, — и они поняли друг друга без слов.

 

Однажды выдался тёплый осенний денёк. Богомол взял свою палочку и сказал Ёжику:

— Для меня это последние хорошие дни. Надо пойти погу­лять.

Они вышли к маленькому ручейку, через который был пере­брошен мостик из берёзовых жёрдочек. Дальше вилась узкая тропинка в поле. Ёжик и Богомол сели на сухом бугорочке.

— Слава Богу, — сказал Богомол. — Какое чистое голубое небо! Какие лёгкие облачка, словно сейчас лето. А деревья уже наполовину облетели, трава засыпана жёлтыми листьями... Хорошо здесь, но я хотел бы всё-таки умереть на Афоне. Жаль, что это невозможно. А как было бы прекрасно, если бы моя никому не известная могилка находилась в пещере возле русского Пантелеимонова монастыря...

— А вдруг это как-нибудь сделается? — воскликнул Ёжик. — Нам кажется, что никак этого нельзя, но для Бога-то всё воз­можно!

— Кто-то идёт, — сказал старый Богомол. — Посмотри-ка, Ёжик.

На тропинке появился грязный худой Котёнок. Он подошёл к мостику и немного попил из ручья. И только потом увидел Ёжика и Кузнечика.

 

 

— Мяу! Нет ли у вас чего-нибудь поесть? — спросил он жалобно.

— Найдём что-нибудь, — сказал Ёжик. — А ты кто такой, откуда и куда идёшь?

— В Калугу... Я слыхал, что там есть большой молочный магазин.

— Ну так и что? Молока-то где угодно можно найти, вот хотя бы и у нас.

— Да нет, я хотел бы так всегда жить, чтобы и молоко, и сыр, и йогурт, всё было. Вот я и убежал из дома. Давно уже иду, а не знаю, сколько мне ещё идти.

— Не дойдёшь, — сказал Ёжик. — Мы с Богомолом из Калу­ги сюда на поезде ехали. Нас везли отроковицы. А кто тебя пове­зёт, такого тощего и грязного?

— Что же мне делать?

— Поживи у нас, — сказал Ёжик. — Я тебе буду своё молоко отдавать, хватит мне и яблок... А наберёшься сил, отмоешься, увидим, что с тобою делать. Так ли я говорю?

— Так, Ёжик, — сказал старый Богомол. — Бедному стран­нику помочь — это великое дело.

И остался Котёнок в сарайчике жить. Ёжик утром водил его на террасу, где тот пил его молоко. Скоро Котёнок стал чистень­ким и пушистым. Он оказался очень красивым: усы большие, сам весь белый, только на хвосте чёрные крапины.

Ксения и Люба стали подкармливать Котёнка. Он начал ходить за ними по пятам, забыл про свою Калугу, да и про сарай­чик. Отроковицы назвали его Мурзиком и скоро так привыкли к нему, что решили взять его с собой в Москву.

— Слава Богу! — сказал, услышав обо всём этом, старый Богомол. — Вот и страннику нашлось хорошее место.

Дни становились всё пасмурнее. Ветер нёс дождевые обла­ка, дышал осенью. Трава в поле повяла. Стаи птиц одна за дру­гой летели на юг. В сарайчике стало холодно и неуютно. Старый Богомол, прикрытый для тепла толстым лопухом, почти не смотрел в оконце, а вскоре попросил Ежика и вовсе заткнуть его клочком сена.

— Грустно, — сказал он, — смотреть, как всё увядает. Одна­ко всему бывает конец. Но как мудро устраивает всё Господь! Сколько мог — молился я за всё здешнее царство. А после меня здесь будешь ты, маленький Ёжик. Мне радостно видеть, как вокруг тебя умножается добро!

Ночью поднялась такая буря, обрушился с неба такой ли­вень, что повредилась крыша сарайчика и вода полилась ручья­ми на Ёжика и старого Богомола. Они вмиг промокли, а вода всё прибывала. К тому же было очень темно.

— Богомол, где ты? — позвал Ёжик с тревогой, не находя его на месте.

— Я здесь, на стене, но уже едва держусь, вот-вот упаду в воду, — послышался голос Кузнечика.

Ёжик на ощупь отыскал его и, по пояс в воде, понёс его к выходу. Дверь на террасу оказалась запертой. Тогда они постуча­лись в дверцу комнатки Мыши.

— Кто это так поздно? — послы­шалось изнутри.

— Скорее открой! — кпикнул Ёжик.

Вскоре Богомол, продрогший и кашляющий, был положен в тёплой комнатке возле печки и напо­ен горячим чаем. Ёжик сидел возле него и старался придумать, что бы ещё сделать, чтобы ему помочь.

— Скажи, не хочешь ли ты чего-нибудь, доро­гой Богомол? — спросил он, — я всё сделаю для тебя.

— Ничего, Ёжик, мне не надо, — слабым голосом отвечал Кузнечик. — Это моя последняя ночь. Я умираю. Но я счаст­лив! И я до последнего вздоха готов повторять: Слава Богу!.. Слава Богу!.. Слава Богу!.. Было у меня, правда, одно желание...— Чтобы могилка твоя была на Афоне?

— Да. А если нельзя этого, то что же делать! И с этими словами старый Богомол умер.

Ежик сидел возле постели своего друга и плакал. А потом задумался и тихо запел:

 

 

Множество мы лишений

Перенесли в пути,

— Страннику без искушений

К цели нельзя дойти.

Если скорбишь ты сильно,

Должен ты твёрдо знать:

Только вера с молитвой

Дадут тебе радость опять.

В бурных и быстрых событиях

Путь свой молитвой мерь,

И при любых невзгодах

В Божию милость верь!

 

— Господи, помоги. Научи, как мне выполнить пожелание Кузнечика, — взмолился Ёжик. Всё думал-передумал — ничего не пришло на ум...

Вдруг Ёжик поднял голову и прислушался... Что это ещё там за звуки? А! Это журавли! Это их курлыканье... Но они не мимо летят, а садятся для отдыха в паликском поле. Всё громче и громче слышны их грустные голоса.

— Я скоро вернусь! — сказал Ёжик Мыши, выбежал на ули­цу и помчался со всех ног в поле.

Журавли были совсем недалеко. Вот они расправляют устав­шие крылья, ходят вперевалку, встряхиваются... А вот и вожак их — строгая и гордая птица с блестящими зоркими глазами.— Чего ты хочешь от нас? — спросил вожак.

— Мой старый друг Кузнечик Богомол сегодня ночью скончал­ся, — ответил Ёжик. — Он верил в Бога, постоянно славил Его и научил всех в этом краю делать то же самое. Для себя он ничего не хотел. Но одно желание всё же высказал мне в последний день своей жизни — быть похоронен­ным на Афоне возле Пантелеимонова монастыря.

— Вижу, что твой друг был истинное Божье чадо. Но чего же ты от нас-то хочешь?

— Вы, журавли, летите на юг... — робко сказал Ёжик. — Не случится ли вам пролетать над Святой горою Афон?

— А! Вот оно что! Да, мы будем на Афоне, там место нашего одно­дневного отдыха перед перелётам в Палес­тину, ответил вожак.

— Отнесите ста­рого Богомола туда! Он совсем лёгонький, сухой, ничего не весит! Я принесу его в коробке, а ты привяжи её ниточкой к своей ноге.

— Молодец, Ёжик! — воскликнул восхи­щённый его догадливостью журавлиный во­жак. — Ты верный друг. А мы, журавли, очень ценим верных друзей. Неси Богомола скорее сю­да, а то нам уже пора в путь.

Принёс Ёжик старого Богомола в закрытой ко­робке и привязал её крепко к ноге вожака.

— Не беспокойся, — сказал журавль. — Я найду пещерку возле Пантелеимонова монасты­ря и положу туда твоего друга.

И вот, собрались журавли теснее, взмахнули крыльями и поднялись в осеннее голубое небо, а там выстроились клином. Вожак впереди. Закурлыка­ли журавли и начали быстро удаляться, подни­маясь всё выше и выше.

— Прощай, мой старый друг!

Долго смотрел вслед журавлям одино­кий Ёжик. Вот уже скрылись они из виду, а он всё стоял и смотрел в небо.

— Что-то Ёжик не пришёл сегодня пить молоко, — сказала Люба, увидев на полу полное блюдце. — Мурзик-то со своим дав­но управился!

Бабушка и мама собирали вещи, — надо было ехать в Москву. И вот всё сложено. Двери заперты. Мурзик посажен в корзинку, бывший теремок старого Богомола.

Перед уходом на станцию Люба и Ксения заглянули в сарай­чик. Ёжика там не было. На полу виднелась большая лужа...

— Крыша ночью протекла, — сказала Ксения. — Вот Ёжик и убежал.

— А он вернётся следующим летом? — спросила Люба.

— Кто знает... Плохо мы позаботились о нём. Бежим, нас зовут! Отроковицы пустились догонять маму с бабушкой. Бабушка несла корзинку, в которой сидел довольный Мурзик. А вслед им смотрела Мышь, стоявшая у своей дверцы под террасой.

«Вот и всё, — грустно думала она. — Кончилось лето... Совсем кончилось».

ЕЩЁ НЕ КОНЕЦ!

Книга вторая