Советский период конституционного развития России

Как исходные принципы, так и последующее развитие тоталитарного государственного права обусловливались учением марксизма-ленинизма, которое рассматривает государство как главное орудие перестройки всех общественных отношений в соответствии с целями коммунизма.

Общий подход большевиков к государству был не просто далек от распространенной на Западе концепции правового государства, но прямо противоположен. Государству никаким образом не предписывалось охранять права и свободы граждан или воздерживаться от вмешательства в индивидуальную свободу, даже если речь шла о представителях «трудящихся классов». На словах права были гарантированы, но на деле ни один индивид не мог требовать их от государства, ибо действовал иринудительный коллективизм в пользовании правами, а государство рассматривалось как олицетворение общих интересов.[5]

В сущности, с января 1918 г. не осталось никаких надежд на демократическое государственное устройство, принятая в июле того же года Конституция РСФСР это подтвердила. Создатели Конституции отбросили почти все выработанные к тому времени демократические принципы представительной системы. Ни о каких парламентских учреждениях, ответственном правительстве, признании прав оппозиции, подчинении государства праву и т. д. не было и речи. Проблема превышения власти или злоупотреблений ею не вставала, а потому оказался ненужным принцип разделения властей.

Новая структура власти практически исключила свободу выборов. Глава 13 Конституции установила откровенную дискриминацию, предоставив право избирать и быть избранными только тем, кто «добывает средства к жизни производительным и общественно полезным трудом», а также солдатам и нетрудоспособным. Этого права лишались лица, прибегающие к наемному труду, живущие на проценты с капитала, частные торговцы, священнослужители, служащие и агенты бывшей полиции.

В Конституции 1936 года авторы показали знание принципа разделения властей, основанного на известной независимости парламента, правительства и суда друг от друга. Конституция ушла от откровенной дискриминации в избирательных правах, провозгласив принцип равноправия всех граждан. Впервые в истории Советского государства в конституционном тексте говорилось о политических и личных правах и свободах, социально-экономических правах. Но это была лишь бутафория, практически никаких улучшений в правовом статусе советского гражданина не произошло, этот гражданин как был, так и остался фактически бесправным.

В марте 1936 г., незадолго до принятия «своей» Конституции, И.В. Сталин изложил собственное видение свободы при социализме, отвергая мысль, что социализм отрицает личную свободу: «Это общество мы построили не для ущемления личной свободы, свободы без кавычек... Настоящая свобода имеется только там, где уничтожена эксплуатация, где нет угнетения одних людей другими, где нет безработицы и нищенства, где человек не дрожит за то, что завтра может потерять работу, жилище, хлеб. Только в таком обществе возможна настоящая, а не бумажная, личная и всякая другая свобода». В соответствии с таким подходом первое место среди зафиксированных конституцией прав занимали социально-экономические права: на труд, на отдых, на материальное обеспечение в старости, в случае болезни и потери трудоспособности, на образование. Это были не столько индивидуальные права, сколько направления государственной социальной политики. Гарантии этих прав опирались только на государственные меры, исключающие какие-либо частные системы (страхования, школ, бирж труда, санаториев и т. д.). В Конституции были записаны политические права и свободы (слова, печати, собраний и митингов, уличных шествий и демонстраций, на объединение, избирательные права). Гарантии, как и в первой Конституции, свелись к типографиям, запасам бумаги, общественным зданиям, улицам, средствам связи и другим материальным условиям, которые в действительности ничего не могли гарантировать, а только усиливали зависимость человека от государства.[6]

Конституционные нововведения при И.В. Сталине совпали по времени с чудовищными репрессиями против миллионов невинных людей, которые без суда и следствия лишались свободы, подвергались заключению в концлагеря, где их труд использовался в целях «социалистического строительства». Многие были расстреляны или погибли на каторге. Но репрессии 1930-х гг. — это не только акт политической борьбы конъюнктурного характера. Гораздо важнее другое — их возведение в принцип функционирования самой системы.[7]

Сталинизм обусловил появление в Конституции раздела об основах общественного строя — экономической и политической основы социализма. Это был способ юридического навязывания определенной идеологии и ее правовых институтов. «Основы» ничего не добавляли к правам и свободам граждан, они не только не способствовали развитию личной инициативы человека, но откровенно губили ее. В сущности, дело сводилось к закреплению господства в экономике государственной собственности и планового ведения хозяйства, а также к исключению политического плюрализма. Государственное право приобрело характер некоего внешнего демократического фасада, но по существу оставалось только прикрытием грубой диктатуры. Таким же формальным являлся новый советский федерализм, легший в основу государственного устройства СССР после его образования в 1922 г. Россия продолжала оставаться федеративным государством, но мало кого заботил странный характер этой «федерации».[8]

Но над всеми процессами довлел зловещий контроль партаппарата, явно не желавшего расставаться с властью. Поэтому слабые попытки реформ уходили «в песок», подлинный конституционный строй так и не сложился Брежневская бюрократия беспрестанно маневрировала, пытаясь сдержать требования демократических перемен. В ее действиях, однако, проглядывала очевидная двойственность. С одной стороны, разворачивались судебные процессы против инакомыслящих, сотни диссидентов были лишены свободы и отправлены в лагеря или в психбольницы, многие — высланы из страны. Произошло восстановление в былой силе и даже расширение аппарата КГБ, колоссально разрослась пропагандистская машина для идеологического оболванивания масс.[9]

В 1975 г. после долгих, но безуспешных попыток найти удобные для себя формулировки Л. И. Брежнев подписал Хельсинкский документ с его «третьей корзиной», в котором провозглашалась незыблемость общепризнанных демократических прав и свобод человека. И хотя этот документ так и не обрел реальной силы в стране, демократическая общественность почувствовала международную поддержку.

В 1977 г. была принята Конституция СССР, отразившая двойственный характер брежневской политики. Она полностью сохранила в неприкосновенности антидемократическую машину власти, созданную еще И. В. Сталиным, и в то же время попыталась расширить перечень гражданских прав и свобод. Но и на них легла печать двойственности: к формулировкам из международных документов добавлялись «цели коммунистического Строительства». В Конституцию, красочно расписывавшую достижения «развитого социализма», была включена пресловутая ст. 6, закрепившая руководящую роль КПСС в общественной и государственной жизни.

Становление советского государствоведения, исключавшего всякое инакомыслие, происходило в ленинский период. Постепенно были вытеснены или «перевоспитаны» представители старой школы (Палиенко, Котляревский, Плетнев и др.), а на их место в университеты пришли в основном малообразованные выдвиженцы партии. Стучка, Крыленко, Курский и другие утвержденные партией лекторы Коммунистического университета начали создавать и пропагандировать государственно-правовые формы диктатуры пролетариата. Они и многие другие исследователи обосновывали «демократизм» явно антидемократического избирательного права, грубого попрания свободы слова, вероисповедания и других гражданских свобод, неограниченности исполнительной власти, отказа от разделения властей, мнимого федерализма и т. д. Приставляя к какому-либо институту слово «социалистический», пытались увести его смысл от общечеловеческого. В первые советские годы кое-кто из государствоведов пробовал как-то совместить диктатуру пролетариата с необходимостью «правового государства», но этому быстро был положен конец.[10]

Среди государствоведов было много образованных специалистов с демократическими убеждениями, искренне стремившихся к решению проблем государственного права в интересах народа. Свободное русское государствоведение продолжали развивать его зарубежные представители. После революции из России уехали или были высланы многие видные ученые, создавшие в эмиграции ряд трудов с критикой большевистского тоталитаризма.

В данном параграфе был рассмотрен советский период возникновения конституционно-правовых отношений. Советский период развития конституционно-правовых отношений был самым сложным, поскольку указанный период ознаменовывался различными событиями, которые влияли на формирования российской государственности. В частности, к этим событиям можно отнести: массовые сталинские репрессии, Великая отечественная война, холодная война, оттепель и т.д.

Глава 2. Содержание Российской конституции современного периода