История Дейва Б., одного из людей, в 1944 году основавших группу АА в Канаде. 4 страница

Я не буду останавливаться на подробностях своего дол­гого возвращения к жизни, напоминающей нормальную – первая короткая поездка на трамвае, покупка подержанного велосипеда, что позволило мне раздвинуть свои узкие жиз­ненные горизонты, первое путешествие в центр города. Я устроился на легкую работу на неполный день – продавцом печатной продукции в небольшую типографию по соседс­тву. Это расширило сферу моей деятельности. Годом позже я смог купить родстер модели «Т», а также найти себе место получше, в типографии в центре города. С этой работы, как и со следующей, в еще одной типографии, меня вежливо выпроводили. Мне просто не хватало энергии, чтобы прода­вать много. Тогда я переключился на недвижимое имущес­тво, занявшись управлением им и маклерством в этой сфере.

Почти одновременно я открыл, что коктейли после полудня и виски с содовой и льдом по вечерам позволяют рассла­биться после напряженного трудового дня. На протяжении пяти лет мне удавалось успешно сочетать приятную работу и алкоголь. Разумеется, последний, в итоге, уничтожил пер­вую, но об этом позже.

Все изменилось, когда мне было тридцать лет. Мои роди­тели умерли в один год, и я, защищаемый ими и несколько незрелый человек, остался один. Я переехал в «холостяцкое общежитие». Там все выпивали в свое удовольствие суббот­ними вечерами. Я же пил совсем не так, как они. На нервной почве у меня бывали сильные головные боли, особенно в основании шеи. Спиртное их облегчало. Итак, я обнаружил, что алкоголь – это панацея. По субботам я тоже ходил на их вечеринки и веселился, как все. Однако я пил еще и будними вечерами, когда они воздерживались. Напившись, ложился спать. Мое отношение к питию претерпело значительные изменения. Алкоголь стал для меня, с одной стороны, косты­лем, а с другой – способом отстраниться от жизни.

Последующие девять лет были годами Великой депрес­сии – как для всей страны, так и для меня лично. С храброс­тью, порожденной отчаянием и подстрекаемой алкоголем, я женился на милой молодой девушке. Наш брак длился четыре года. Должно быть, по меньшей мере, три из них были для моей жены адом на земле, потому что ей пришлось наблюдать за моральным, психическим и финансовым падением любимого ею человека. Рождение сына ничуть не остановило мое движение вниз. Когда она, в конце концов, забрала ребенка и ушла от меня, я заперся в своем доме и месяц пьянствовал.

В течение следующих двух лет работа постепенно начи­нала играть все меньшую роль в моей жизни, а виски – все большую. Наконец я остался без жилья, без работы, без денег и без малейшего представления, что делать дальше.

Близкий друг позволил мне, проблемному гостю, пожить у него, пока его семья в отъезде. Сквозь оцепенение, в кото­ром я пребывал каждый день – а я провел восемнадцать или девятнадцать таких дней в его доме – настойчиво пробива­лась мысль, тяготившая меня: когда его родные вернутся, куда же я пойду? Мне в голову не приходило никакого реше­ния, кроме самоубийства. Поэтому, когда до их приезда оста­валось всего ничего, я вечером заглянул в комнату к Ральфу и сказал ему правду. Он человек состоятельный и, возможно, сможет сделать для меня то, что в такой ситуации сделали бы многие. Может, он даст мне пятьдесят долларов и скажет, что мне следует взять себя в руки и начать все сначала. И сколько же раз за последние шестнадцать лет я благодарил Бога за то, что как раз этого мой друг и не сделал!

Вместо этого он оделся, отвел меня в бар и заказал мне несколько порций виски, после чего повел обратно домой и уложил в постель. На следующий день он свел меня с одной супружеской парой. Ни один из них не был алкоголиком, но они знали Доктора Боба и были готовы отвезти меня в Акрон, чтобы препоручить его заботам. Они выдвинули лишь одно условие: я должен принять решение самостоятельно. Чего тут было решать? Выбор был невелик: уехать на север, в пус­тынный лесной край, и застрелиться, либо отправиться на юг, имея призрачную надежду на то, что кучка незнакомцев, воз­можно, поможет мне победить пьянство. Самоубийство было бы крайней мерой, а еще не достиг края пропасти. Поэтому назавтра эти добрые самаритяне привезли меня в Акрон и передали с рук на руки Доктору Бобу и тогда еще совсем кро­шечной группе АА Акрона.

Там, пока я лежал в больнице, меня навещали люди с ясным взглядом и счастливыми лицами, которые выглядели уверен­ными в себе и целеустремленными. Они поведали мне исто­рии своей жизни. Некоторым было трудно поверить. Но не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы уяснить, что они могут поделиться со мной кое-чем полезным. Как мне было получить то, что имеют они? Они говорили, что это просто, и своими словами разъясняли мне суть программы выздоровле­ния и жизненных принципов, сегодня известных как Двенад­цать Шагов АА. Доктор Боб подробно рассказывал о том, как молитва снова и снова избавляла его от навязчивого желания выпить, которое почти пересиливало его волю. Именно он бла­годаря своей глубокой вере убедил меня в том, что некая Сила, превышающая мою собственную, может помочь мне в трудные моменты жизни, и что общаться с этой Силой можно с помо­щью простой молитвы. Передо мной стоял высокий, крепкий, образованный янки, рассуждающий о Боге и молитве, как о чем-то совершенно естественном. Если он и остальные смогли решить свои проблемы, смогу и я.

Когда меня выписали из больницы, Доктор Боб и его милая жена Анна предложили мне пожить у них. Внезапно меня пара­лизовал прежний неконтролируемый страх. В больнице я чувс­твовал себя в такой безопасности! Теперь же я оказался в чужом доме, в чужом городе, и меня охватила паника. Я заперся в своей комнате, которая закружилась вокруг меня. Мною полностью завладели ужас, растерянность и смятение. Из этого водово­рота на поверхность прорвались всего две четкие мысли. Пер­вая заключалась в том, что, если я выпью, то потеряю и жилье, и жизнь; вторая – в том, что я не могу, как раньше, усмирить свой страх, отправившись домой, ведь у меня больше нет дома. В конце концов, не знаю, через какое время, мне в голову при­шла одна светлая мысль: попробовать помолиться. Я сказал себе: ты ничего не теряешь, а Бог, может быть, поможет тебе – может быть, учти это. Так как мне не к кому было больше обра­титься, я был готов дать Ему шанс, хотя и сильно сомневался в успехе. И вот я впервые за тридцать лет опустился на колени. Моя молитва была простой. Я произнес что-то вроде: «Боже, за восемнадцать лет я не смог справиться с этой проблемой. Пожалуйста, позволь мне препоручить ее тебе».

Тотчас же на меня снизошло глубокое умиротворение, сме­шанное с чувством, что меня наполнила спокойная сила. Я лег в постель и заснул, как ребенок. Через час я проснулся и очутился в новом мире. Ничего не изменилось, но в то же время изменилось все. С моих глаз спала пелена, и я увидел жизнь в правильном свете. Прежде я пытался быть центром собственного маленького мирка; на самом же деле Бог был центром огромной вселенной, в которой я был лишь части­цей – возможно, важной, но такой крошечной!

С момента моего возвращения к жизни прошло более шест­надцати лет. С тех пор я не выпил ни грамма спиртного. Одно это – уже чудо. Однако оно – лишь первое из ряда чудес, которые последовали одно за другим, когда я стал пытаться применять в повседневной жизни принципы, изложенные в наших Двенадцати Шагах. Мне бы хотелось обрисовать самые яркие моменты своего продвижения вверх – медлен­ного, но неуклонного и приносящего удовлетворение.

Из-за проблем со здоровьем и отсутствия хоть каких-нибудь денег мне пришлось прожить у Доктора Боба и Анны почти год. Не могу не упомянуть о своей любви и благодарности к этим замечательным людям, которых больше нет с нами. Они, как и их дети, относились ко мне так, что я чувствовал себя членом их семьи. Они и Билл У, частенько заезжавший в Акрон, подали мне пример служения ближнему своему, все­ливший в меня желание подражать им. На протяжении этого года я порой внутренне негодовал из-за того, что вынужден терять время и обременять этих добрых людей, ограничен­ных в средствах. Задолго до того, как у меня появилась реаль­ная возможность давать что-то другим, мне довелось усвоить столь же важный урок – научиться благодарно принимать.

В первые месяцы моего пребывания в Акроне я был абсо­лютно уверен, что никогда больше не захочу увидеть свой родной город. Там я столкнулся бы со слишком многими проблемами экономического и социального характера.

Лучше начать все с нуля где-нибудь в другом месте. По про­шествии же полугода трезвой жизни я увидел ситуацию в ином свете: я должен вернуться в Детройт, и не только для того, чтобы разобраться в том, что там натворил, но и потому, что именно там я смогу принести АА наибольшую пользу. Весной 1939 года Билл, направляясь по делам в Детройт, остановился в Акроне. Я с радостью ухватился за его пред­ложение сопровождать его. Прежде чем он уехал обратно в Нью-Йорк, мы пробыли там вместе два дня. Друзья пригла­сили меня пожить у них столько, сколько пожелаю. Я провел у них три недели. Часть этого времени я выделил на возме­щение нанесенного ущерба многим людям, которым ранее не имел возможности его возместить.

Остальное же свое время я посвятил подготовительной работе для создания группы АА. Мне нужны были «зрелые» потенциальные члены, и я полагал, что, если буду гоняться за отдельными пьяницами по барам и другим местам, далеко не продвинусь. Поэтому значительная доля моей деятельности сводилась к тому, что я беседовал с теми людьми, которые, на мой взгляд, по логике вещей будут направлять алкоголиков в Сообщество – докторами, священниками, юристами и кадро­выми работниками предприятий. Кроме того, я рассказывал об АА каждому знакомому, который соглашался меня выслу­шать – за ланчем, за обедом, на улице. С первым кандидатом меня свел один доктор. Я завладел им и транспортировал на поезде в Акрон, дав ему пинту виски, чтобы он не захотел сойти в Толедо! До сих пор ничто не может сравниться с ужа­сом того первого случая.

Эти три недели меня совершенно вымотали, и я вынуж­ден был снова уехать в Акрон на три месяца, чтобы отдох­нуть. Пока я был там, из Детройта к нам прибыло еще двое или трое «клиентов». Когда я, наконец, вернулся в Детройт, чтобы найти работу и встать на ноги, колесико хоть и мед­ленно, но уже вертелось. Тем не менее, потребовалось еще полгода труда и разочарований, прежде чем в спальне, в меб­лированных комнатах, где я остановился, собрались три чело­века, чтобы поучаствовать в своем первом собрании АА.

Это звучит просто, но мне пришлось бороться с разного рода препятствиями и сомнениями. Я хорошо помню, как вскоре после возвращения у меня состоялось совещание с самим собой. В ходе его я думал примерно следующее: если я буду на каждом углу кричать о своем алкоголизме, то это, вполне возможно, помешает мне получить хорошую работу. Но что если хоть один человек умрет из-за того, что я из собственных эгоистических соображений буду молчать? Нет уж. Предполагается, что я должен исполнять Божью волю, а не свою. Его путь лежит прямо передо мной, и мне лучше перестать ломать себе голову в попытке найти обходной. Я не смогу сохранить то, что получил, если не буду делиться с другими.

Великая депрессия продолжалась, и работы было мало. Состояние моего здоровья все еще было неустойчивым. Поэ­тому я сам создал себе рабочее место, начав торговать чулоч­ными изделиями и рубашками. Это позволяло мне трудиться на благо АА, а также отдыхать два-три дня, когда я слиш­ком уставал, чтобы продолжать. Я не раз просыпался утром, имея денег ровно на чашку кофе с тостами и на проезд в авто­бусе до первого пункта своего маршрута. Нет продажи – нет ланча. Как бы то ни было, в течение года мне удавалось кое-как сводить концы с концами, не возвращаясь к своей старой привычке занимать деньги, когда я не мог их заработать. Это само по себе было большим шагом вперед.

Первые три месяца я вел всю эту деятельность, находясь в полной зависимости от автобусов и трамваев – я, которому всегда было необходимо, чтобы в его распоряжении был авто­мобиль. Я, который за всю свою жизнь не произнес ни единой речи и раньше до смерти испугался бы такой перспективы, выступал перед группами людей в разных частях города и говорил об Анонимных Алкоголиках. Движимый желанием послужить Сообществу, я выступил по радио с рассказом об АА – вероятно, в числе первых. В процессе я испытывал ужасную боязнь микрофона; зато, когда все закончилось, я был на седьмом небе от счастья. Как-то у меня выдалась вол­нительная неделя, так как я согласился провести ряд бесед с группой алкоголиков из числа пациентов одной психиатри­ческой лечебницы. И снова ликовал, завершив свою миссию. Стоит ли говорить, кто при этом выиграл больше всех?

Через год после моего возвращения в Детройт у нас была небольшая, но определенно крепкая группа примерно из две­надцати человек. Мое положение тоже было прочным, ведь у меня была скромная, но постоянная работа – я держал собс­твенную химчистку и был сам себе хозяин. Прежде чем я смог взяться за полноценную работу в офисе, где начальни­ком был кто-то другой, потребовалось еще пять лет жизни по принципам АА и существенное улучшение моего здоровья.

Заняв эту офисную должность, я оказался лицом к лицу с проблемой, от которой уклонялся всю свою взрослую жизнь – с недостатком профессионализма. На этот раз я решил что-нибудь предпринять и поступил на заочное отделение учеб­ного заведения, где обучали только бухгалтерскому делу. Благодаря этому, а также вольному деловому образованию, которое я получил в школе жизни, через пару лет мне уда­лось открыть собственную бухгалтерскую контору. Семь лет работы в этой области позволили мне сформировать актив­ные партнерские отношения с одним из своих клиентов, моим товарищем по АА. Мы великолепно дополняем друг друга: он – прирожденный торговец, мне же больше по вкусу финансы и менеджмент. Наконец-таки я занимаюсь тем делом, каким всегда хотел, но не имел ни терпения, ни эмоциональной ста­бильности, чтобы обучиться ему. Программа АА показала мне, как вернуться на землю, начать с самого низа и прокла­дывать себе путь наверх. В этом для меня заключается еще одна огромная перемена. В былые времена я стартовал с вер­хней ступени лестницы – в должности директора или казна­чея, – а заканчивал тем, что попадал в поле зрения полиции.

Так обстоят мои дела в сфере бизнеса. Очевидно, что я пре­одолел свой страх в достаточной степени, чтобы добиваться успеха. С Божьей помощью мне день за днем удается выпол­нять свои обязанности, о чем не так давно я не мог даже мечтать. А что же моя общественная жизнь? Как же те страхи, которые некогда парализовали меня, заставляя жить подобно отшельнику? Как же моя боязнь путешествий?

Было бы чудесно, если бы я мог сказать, что мое доверие к Богу и применение принципов Двенадцати Шагов в повсед­невной жизни полностью уничтожили страх. Но это было бы неправдой. Самый точный ответ, который я могу дать, таков: с того сентябрьского дня в 1938 году, когда я обнаружил, что Сила, превышающая мою собственную, может не только вер­нуть мне здравомыслие, но и помочь мне оставаться трезвым и здравомыслящим, страх больше не управляет моей жизнью. За шестнадцать прошедших лет я ни разу ни от чего не укло­нялся из-за своей боязни. Я предпочитаю смотреть жизни в лицо, вместо того, чтобы бежать от нее.

Некоторые вещи, которых я раньше со страхом избегал, до сих пор нервируют меня, пока я морально готовлюсь к их выполнению. Однако, как только я принуждаю себя взяться за дело, нервозность исчезает, и я начинаю получать удо­вольствие. В последние годы мне повезло иметь и время, и деньги, чтобы иногда путешествовать. За день-два до отъезда я испытываю сильное беспокойство, но все равно отправля­юсь в путь и сразу же начинаю наслаждаться процессом.

Бывали ли за это время случаи, когда мне хотелось выпить? Только один. Тогда я чуть не поддался властному позыву про­пустить стаканчик. Как ни странно, обстоятельства и окружа­ющая обстановка были весьма приятны. Я сидел за прекрасно сервированным обеденным столом. Я был в превосходном расположении духа. На тот момент я был в АА уже год, и спиртное стояло для меня на последнем месте. У моего при­бора стоял стакан шерри. И вдруг меня охватило почти некон­тролируемое желание протянуть руку и взять его. Я закрыл глаза и попросил о помощи. Секунд через пятнадцать позыв прошел. Кроме того, бывали многочисленные случаи, когда я думал о том, чтобы выпить немного. Обычно такие мысли возникали, когда я вспоминал о том, как хорошо проводил время в юности, выпивая иногда. В начале своей жизни в АА я усвоил, что не могу позволить себе лелеять такие мысли, как домашнего любимца, потому что этот зверь может вырасти в чудовище. Вместо этого я быстро вызываю в своей памяти ту или иную кошмарную сцену из более позднего периода своего пьянства.

Двадцать с лишним лет назад я разрушил свой единствен­ный брак. Поэтому нет ничего удивительного в том, что даже спустя много лет после своего прихода в АА я воздерживался от серьезных мыслей о женитьбе. Это потребовало бы даже большей готовности брать на себя ответственность и боль­шей способности сотрудничать, давать и принимать, чем тре­бует бизнес. Однако в глубине души я, должно быть, чувс­твовал, что моя эгоистичная жизнь холостяка – это жизнь лишь наполовину. Живя в одиночестве, можно исключить из своей жизни значительную долю горя, но при этом исключа­ется и радость. В любом случае, последний огромный шаг по направлению к полноценной жизни мне еще предстояло совершить. И вот шесть месяцев назад я обзавелся готовой семьей: очаровательной женой, четырьмя взрослыми детьми, которым я предан всем сердцем, и тремя внуками. Будучи алкоголиком, я и не помышлял ничего делать вполсилы! Моя жена, мой товарищ по АА, была вдовой на протяжении девяти лет, а я был одинок восемнадцать. В подобном слу­чае приспосабливаться трудно, и для этого нужно время, но мы оба считаем, что это стоит того. Мы полагаемся на Бога и программу Анонимных Алкоголиков в надежде, что они помогут нам достичь успеха в нашем совместном предпри­ятии.

Несомненно, еще слишком рано говорить о том, какой из меня получится муж. Тем не менее, я думаю, что сам факт, что я, в конце концов, дорос до того, чтобы взяться за такое трудное дело – это апогей истории человека, который восем­надцать лет бежал от жизни.

 

(8)

ОН СЧИТАЛ СЕБЯ БЕЗНАДЕЖНЫМ

Но он открыл, что существует Высшая Сила, которая верит в него больше, чем он сам. Так в Чикаго появились АА.

Явырос в маленьком городке неподалеку от Акрона, штат Огайо, где жизнь протекала так же, как и в любом другом обычном маленьком городке. Я активно занимался спортом и потому, а также под влиянием родителей, не пил и не курил ни в начальной, ни в средней школе.

Все изменилось, когда я поступил в колледж. Мне при­шлось адаптироваться к новому кругу знакомых, которые, похоже, считали, что пить и курить – значит быть шикарным. Я выпивал исключительно на выходных и делал это весьма умеренно в течение всей учебы в колледже, а также несколько лет после его окончания.

Отучившись, я начал работать в Акроне, а жить у родите­лей. Домашние условия опять-таки сдерживали меня. Выпи­вая, я скрывал этот факт от своих близких из уважения к их чувствам. Так продолжалось, пока мне не исполнилось двад­цать семь. Тогда я стал разъезжать по Соединенным Шта­там и Канаде. Имея в своем распоряжении столько свободы и неограниченный счет на представительские расходы, я вскоре выпивал уже каждый вечер и лгал себе, что это – часть моей работы. Теперь я понимаю, что шестьдесят процентов времени пил в одиночку, не привлекая новых покупателей.

В 1930 году я переехал в Чикаго. Вскоре, подстегиваемый Великой депрессией, я обнаружил, что у меня куча свобод­ного времени и что немного спиртного по утрам помогает его проводить. К 1932 году я стал уходить в двух- и трехдневные запои. В этом же году моей жене вконец надоело мое шата­ние по дому в пьяном виде, и она позвонила моему отцу в Акрон, чтобы он приехал и забрал меня. Она попросила его сделать со мной что-нибудь, потому что сама не могла ничего поделать и испытывала ко мне глубочайшее отвращение.

Так начались мои пять лет метаний между своим домом в Чикаго и Акроном, где я трезвел. В этот период запои у меня все учащались и удлинялись. Однажды папа приехал за мной во Флориду, так как ему позвонил менеджер отеля, где я оста­новился, и сказал, что, если он хочет застать меня в живых, лучше бы ему поторопиться. Жена не могла понять, почему я трезвел ради папы, но не трезвел ради нее. Они тайно посо­вещались, и папа объяснил ей, что он просто забирает у меня брюки, ботинки и деньги, чтобы я не мог достать спиртного, и мне приходится протрезветь.

Как-то раз моя жена решила тоже попробовать этот спо­соб. Отыскав все припрятанные мною в доме бутылки, она забрала мои брюки, ботинки, деньги, ключи, бросила все под кровать в задней спальне и замкнула входную дверь. К часу ночи я пришел в отчаяние. Нашел какие-то шерстяные чулки, какие-то белые фланелевые брюки, доходившие мне до колен, и старую куртку. Взломал дверь так, чтобы можно было попасть обратно внутрь, и вышел наружу. В лицо мне ударил порыв ледяного ветра. Был февраль месяц, земля была покрыта снегом и льдом, а до следующей остановки такси мне предстояло пройти четыре квартала. Однако я это сделал. По пути в ближайший бар я разглагольствовал перед таксистом о том, как плохо меня понимает жена и какой она неразумный человек. Когда мы прибыли на место, он поже­лал на собственные деньги купить мне кварту виски. Затем, когда он подвез меня до дома, он согласился подождать два-три дня, пока мое здоровье не восстановится и я не отдам ему деньги за алкоголь и проезд. Я был хорошим торгашом. На следующее утро жена не могла взять в толк, почему я пьянее, чем предыдущей ночью, когда она забирала у меня бутылки.

В начале января 1937 года, после особенно плохого про­веденного Рождества и Нового Года, папа опять взял меня к себе, чтобы провести обычную процедуру отрезвления.

Она состояла в том, что я несколько суток шагал из угла в угол, пока снова не был способен принимать пищу. На этот раз у отца было что мне предложить. Он дождался, пока я полностью протрезвею, и за день до того, как я должен был вернуться в Чикаго, рассказал мне о том, что в Акроне есть небольшая группа людей, явно имеющих ту же проблему, что и я, но пытающихся с ней бороться. По его словам, они были трезвы, счастливы и вновь обрели самоуважение, а также уважение окружающих. Он назвал двух из них, которых я знал много лет, и сказал, что мне стоит поговорить с ними. Но я уже поправил свое здоровье, и потом, убеждал я себя, их состояние гораздо хуже моего. Уж я-то никогда не дойду до такого. Подумать только, всего год назад я видел, как Говард, бывший доктор, попрошайничал, выклянчивая десятиценто­вую монетку на выпивку. Я бы ни за что не пал так низко. Я бы, по крайней мере, просил четверть доллара! И я ска­зал папе, что справлюсь сам, что месяц не буду пить вообще ничего, а потом – только пиво.

Несколько месяцев спустя папа в который раз приехал за мной в Чикаго. Но теперь мое отношение к собственному алкоголизму кардинально изменилось. Я не мог дождаться, чтобы сказать ему, что мне нужна помощь и что, если эти парни из Акрона знают какой-то способ, я тоже хочу им вос­пользоваться и сделаю для этого что угодно. Алкоголь окон­чательно сокрушил меня.

Я до сих пор очень отчетливо помню, как мы приехали в Акрон в одиннадцать вечера и подняли с постели того самого Говарда, чтобы он помог мне чем-нибудь. В ту ночь он про­вел со мной два часа, рассказывая о своей жизни. Он поведал мне, что, в конце концов, уяснил, что алкоголизм – это смер­тельная болезнь, состоящая из аллергии и тяги, и, как только пьянство из привычки превращается в тягу, мы становимся безнадежно больными и можем ожидать только попадания в психбольницу или смерти.

Он делал упор на то, как менялось его отношение к жизни и к людям, и большинство его взглядов были очень похожи на мои. Временами мне казалось, что он рассказывает мою историю! До этого я думал, что радикально отличаюсь от остальных людей, что у меня потихоньку начинает съезжать крыша, ведь я все больше и больше отдаляюсь от общества, предпочитая проводить время наедине с бутылкой.

И вот передо мной мужчина, чье мироощущение в основ­ном созвучно моему, если не считать того, что он не сидит сложа руки. Он счастлив, получает удовольствие от жизни и от общения с людьми и постепенно возвращается к своей медицинской практике. Оглядываясь на тот первый вечер, я осознаю, что тогда впервые начал надеяться. Я подумал, что, если Говард смог вернуть все это, может быть, для меня это тоже возможно.

На следующий день, после полудня и к вечеру, меня навести­ли еще двое парней, и каждый рассказал мне о себе и о том, что именно они делают, пытаясь выздороветь от этой тяжелейшей болезни. В них было нечто, что, казалось, излучало сияние -особая умиротворенность, спокойствие вкупе со счастьем. За последующие два-три дня со мной пообщались осталь­ные члены этой группы. Они подбадривали меня и говорили со мной о том, как они стараются жить по своей программе выздоровления, и о том, какую радость при этом получают.

Только после этого, когда восемь или девять человек озна­комили меня с идеологией своего Сообщества, мне позволили посетить мое первое собрание. Оно состоялось в гостиной чьего-то дома, а вел его Билл Д., первый человек, которого Билл У. и Доктор Боб успешно обработали.

В этом собрании принимали участие восемь-девять алкого­ликов и семь-восемь их жен. Оно отличалось от современных собраний. Большая Книга АА тогда еще не была написана, и никакой литературы, кроме разнообразных религиозных бро­шюр, не было. Программу распространяли исключительно в устной форме.

Собрание длилось час и завершилось молитвой. Затем мы все пошли на кухню, где пили кофе с пончиками и продол­жали беседовать до самого утра.

На меня произвели потрясающее впечатление как само собрание, так и полнота того счастья, которым светились эти люди, невзирая на свои финансовые затруднения. А ведь во время Великой депрессии в этой маленькой группе не было ни одного человека, не стесненного в средствах.

Я пробыл в Акроне две или три недели, знакомясь с их про­граммой и философией и стараясь усвоить как можно больше. При этом я много времени проводил с Доктором Бобом, когда он бывал свободен, а также часто гостил у нескольких других членов Сообщества, наблюдая, как их семьи живут по про­грамме. Каждый вечер мы собирались дома у кого-либо из ребят, пили кофе с пончиками и общались.

За день до моего отъезда в Чикаго – у Доктора Боба тогда выдался выходной он отвел меня в свой кабинет, и мы три-четыре часа изучали формальную сторону программы, кото­рая тогда состояла из шести шагов:

1. Полная капитуляция.

2. Доверие к Высшей Силе и подчинение ее воле.

3. Моральная инвентаризация.

4. Исповедь.

5. Возмещение ущерба.

6. Постоянная работа с другими алкоголиками.

Доктор Боб провел меня по всем этим шагам. Когда дело дошло до моральной инвентаризации, он извлек на поверх­ность некоторые мои отрицательные личностные качества, они же изъяны характера – эгоистичность, самонадеянность, ревность, беспечность, нетерпимость, вспыльчивость, сар­кастичность и обидчивость. Мы подробно проработали их все, и он, наконец, спросил, хочу ли я, чтобы эти недостатки исчезли. Когда я ответил «да», мы оба встали на колени и стали молиться, прося Бога, чтобы Он избавил меня от них.

Эта картина до сих пор жива в моей памяти. Даже если я доживу до ста лет, все равно буду ее помнить. Та сцена произ­вела на меня неизгладимое впечатление, и я желаю каждому члену АА иметь такого же прекрасного спонсора. Доктор Боб всегда делал большой акцент на религиозном аспекте про­граммы, а это, на мой взгляд, полезно. По крайней мере, мне это помогло. Затем я под его руководством выполнил шаг «возмещение ущерба»: составил список всех людей, кото­рым я нанес вред, и продумал, какими путями и средствами буду постепенно исправлять то, что наделал.

Тогда я принял ряд решений. Во-первых, попробовать создать в Чикаго группу АА; во-вторых, приезжать в Акрон на собрания хотя бы раз в два месяца, пока действительно не создам в Чикаго группу; в-третьих, считать программу важ­нее всего остального в моей жизни, даже семьи, ведь, если я не сохраню трезвость, то в любом случае потеряю семью. Если я не сохраню трезвость, у меня не будет работы. Если я не сохраню трезвость, у меня не останется друзей. А их у меня в то время и без того было немного.

На следующий день я вернулся в Чикаго и развернул энер­гичную кампанию по набору в АА среди своих так называ­емых приятелей, или собутыльников. Реакция всегда была одинаковой: они говорили, что, если им когда-нибудь пона­добится наша помощь, они непременно со мной свяжутся. Я побеседовал со священником и доктором, своими знако­мыми, а они, в свою очередь, спросили меня, как долго я веду трезвый образ жизни. Когда я ответил, что полтора месяца, они вежливо сказали, что, если к ним придет кто-либо, стра­дающий алкоголизмом, они направят его ко мне.

Нет нужды говорить, что прошел год или даже больше, прежде чем они в самом деле ко мне обратились. Приезжая в Акрон, чтобы восстановить душевное равновесие и пооб­щаться с другими алкоголиками, я спрашивал Доктора Боба о причинах их промедления и о том, что же со мной не так. Он неизменно отвечал: «Когда и твое состояние, и время будут подходящими, Провидение даст тебе возможность. Ты должен всегда быть готов к этому и продолжать налаживать контакты ».

Через несколько месяцев после своей первой поездки к Анонимным Алкоголикам я преисполнился самоуверен­ности и, считая, что жена относится ко мне недостаточно уважительно, хотя я стал выдающимся гражданином, решил напиться намеренно, просто чтобы проучить ее. Неделей позже я вынужден был на пару дней вызвать из Акрона одного своего старого друга, чтобы он помог мне протрез­веть. Так я усвоил, что нельзя осуществить моральную инвентаризацию, а потом забыть о ней, и что, если алко­голик хочет выздороветь и оставаться здоровым, ему необ­ходимо каждый день оценивать себя и свои поступки. Это был мой единственный срыв. Из него я извлек для себя цен­ный урок. Летом 1938 года, почти через год с момента моего знакомства с Сообществом, ко мне обратился мой шеф, который знал о его существовании. Он спросил, не смогу ли я чем-нибудь помочь одному из его продавцов, который сильно пьет. Я отправился в психиатрическую клинику, куда поместили этого парня, и, к моему удивлению, он заинтере­совался нашей программой. Он уже давно хотел избавиться от алкогольной зависимости, но не знал, как. Я провел с ним несколько дней, однако не чувствовал себя в силах самосто­ятельно разъяснить ему суть программы. Поэтому я пореко­мендовал ему на пару недель съездить в Акрон, и он это сде­лал, остановившись у одной из местных семей АА. После его возвращения мы стали проводить собрания практически каждый день.