Май 1453-го года н. э. Смерть колдуньи.

ЧАСТЬ I

Остановившись на мгновение, чтобы собраться с мыслями, Константин XI смел в сторону ворох планов городской обороны, потуже затянул пояс своей пурпурной мантии и замер в ожидании.

Он обладал превосходным чувством времени. Дрожь пришла точно в ожидаемый момент — сильные, грубые толчки, казалось, исходящие глубоко из-под земли. Зазвенела серебряная люстра; пыль, тысячу лет пролежавшая на крыше дворца, поднялась в воздух, тонким облачком влетела в пламя свеч и вспыхнула там крошечным фейерверком.

Каждые три часа — столько времени требовалось османским туркам, чтобы перезарядить исполинские бомбарды, изобретенные инженером Орбаном — шестисоткилограммовые каменные ядра били в стены Константинополя, самые крепкие городские стены во всем мире. Их построил еще Феодосий II в пятом веке; с тех пор их неустанно расширяли и укрепляли. Под защитой этих стен византийский двор уже не одно столетие отбивал атаки многочисленных могучих врагов.

Но с каждым попаданием огромные ядра пробивали новые и новые отверстия. Казалось, будто какой-то невидимый гигант откусывает один кусок стены за другим. Император представил себе, как взвиваются в воздух осколки, как толпы солдат и горожан спешат к очередной ране сквозь тучи пыли, подобно бесстрашным муравьям. Люди бросали в пробоины все, что было под рукой: мусор из развалин, мешки с землей, бесценные персидские ковры… Он даже представил себе, как облако пыли, налитое закатными лучами солнца, золотистым саваном неторопливо окутывает Константинополь.

Город уже пять недель находился в осаде, и стены дрожали семь раз в сутки — равномерно, словно бой гигантских часов. Это был пульс другого мира — мира нехристей. Подавленный этим ритмом, звон бронзовых часов с двухголовым орлом, стоявших в углу кабинета и отсчитывавших время христианства, почти не был слышен.

Дрожь утихла. Через какое-то время император Константин с усилием вернулся к реальности. Жестом он показал охраннику, что готов принять посетителя.

Вошел Сфрандзи, один из наиболее доверенных министров. За его спиной, держась поближе, следовала тонкая фигурка.

— Это Елена. — Сфрандзи сделал шаг в сторону, представляя посетительницу.

Император посмотрел на нее. Аристократки Константинополя любили разукрашенные одежды, а простой народ ходил в белых, бесформенных балахонах длиной до щиколотки. Наряд этой Елены был чем-то средним. Вместо туники с вышивкой золотом она носила простое белое платье. Но поверх него она укрылась дорогой накидкой. Вместо пурпурного и красного цветов, дозволенных лишь аристократам, ее накидка была выкрашена в желтый цвет. Ее лицо, волнующее и чувственное, напоминало цветок, который предпочел бы завять под любящим взглядом, чем отцвести свое в одиночестве.

Должно быть, проститутка — и неплохо зарабатывающая.

Посетительницу била дрожь. Она не поднимала глаз, но император заметил, что в них горит лихорадочный огонь волнения и усердия — редких качеств для людей ее уровня.

— Ты говоришь, что владеешь магией? — спросил император.

Он хотел скорее покончить с этой аудиенцией. Как правило, Сфрандзи подходил к делу тщательно. Сегодня Константинополь обороняли восемь тысяч воинов; среди них было немного солдат из регулярной армии и две тысячи генуэзских наемников. Всех остальных набрал Сфрандзи из населения города — практически поодиночке. Императора не слишком интересовала новая задумка министра, но авторитет Сфрандзи требовал, чтобы ему, по крайней мере, дали шанс.

— Да, я могу убить султана. — Тихий голос Елены трепетал, словно паутинка на ветру.

Пять дней назад Елена появилась перед дворцом и потребовала встречи с императором. Когда охрана попыталась ее прогнать, она предъявила предмет, ошеломивший солдат. Они не были уверены, что именно видят, но точно знали, что проститутке вроде нее не положено иметь такую вещь. Ее повели в дворец — но не к императору, а на допрос, чтобы узнать, как ей удалось завладеть предметом. Ее слова подтвердились, и женщину привели к Сфрандзи.

И вот теперь, в кабинете императора, Сфрандзи достал небольшой сверток, развернул льняную ткань и поставил предмет на стол.

Император не поверил своим глазам. Точно так же пять дней назад на эту вещицу смотрела его охрана. Но в отличие от солдат император сразу же понял, что это такое.

Больше девяти веков назад, при Юстиниане Великом, лучшие ювелиры отлили два кубка из чистейшего золота и украсили их драгоценными камнями. Кубки получились настолько прекрасными, что от их вида перехватывало дыхание. Они различались лишь формой и расположением камней. Один кубок хранился у императоров Византии, а другой, вместе с прочими сокровищами, замуровали в секретной нише в глубине фундамента собора Святой Софии, когда здание перестраивали в 537 году от Р. Х.

Блеск кубка, хранившегося во дворце и хорошо знакомого императору, с годами потускнел. Но этот, стоящий сейчас на его столе, сверкал так, как будто его отлили лишь вчера.

Поначалу никто не верил словам Елены — посчитали, что она, наверное, украла кубок у какого-нибудь богатого клиента. Хотя о секретной нише в фундаменте слышали многие, мало кто точно знал, где она находится. Более того, ниша таилась глубоко под землей, в переплетении огромных каменных блоков, и к ней не вели ни двери, ни туннели. До ниши невозможно было добраться без крупномасштабных раскопок.

Четыре дня назад император приказал собрать все драгоценности города на тот случай, если Константинополь падет. Собственно, это был жест отчаяния — император отлично понимал, что турки перерезали все дороги, и отступать с сокровищами просто некуда.

Тридцать землекопов работали без остановки три дня прежде, чем достигли секретной ниши. Ее стенами оказались гигантские каменные блоки — ничуть не меньше тех, из которых сложена великая пирамида Хеопса. Внутри ниши стоял тяжелый каменный саркофаг, наглухо запечатанный двенадцатью толстыми, пересекающимися железными оковами. Потребовался еще день, чтобы распилить металл. Только тогда пятерым рабочим, под пристальным надзором многочисленной охраны, удалось поднять крышку саркофага.

Больше всего их поразили не сокровища и не священные реликвии, пролежавшие в саркофаге без малого тысячу лет, а гроздь свежего винограда на самом верху.

Елена утверждала, что это она положила виноград в саркофаг пять дней назад, и что половину ягод она съела, оставив лишь семь.

Рабочие пересчитали сокровища и сравнили их со списком, оставленным внутри саркофага. Все было на месте, за исключением кубка. Если бы кубок уже не обнаружили у Елены и если бы Елена не объяснила происшедшее, то всех работавших на раскопках людей пришлось бы казнить, — даже если бы они единогласно уверяли, что обнаружили и секретную нишу, и саркофаг совершенно нетронутыми.

— Каким же образом ты достала кубок? — спросил император.

Елена задрожала еще сильнее. Похоже, при всей своей магии она не чувствовала себя в безопасности. Она с ужасом посмотрела на императора и выдавила ответ:

— Такие места… я просто вижу их… они для меня… — она поискала подходящее слово, — открыты...

— Можешь показать, как ты это делаешь? Возьми что-нибудь из закрытого сундука.

Елена замотала головой — от страха у нее отнялся язык. Она повернулась к Сфрандзи, взглядом умоляя о помощи.

Министр пояснил:

— Она утверждает, что ее магия действует только в определенном месте. Но она не может сказать, где находится это место, и никто не должен за ней следить. Иначе магия навсегда исчезнет.

Елена энергично закивала, подтверждая слова министра.

— В Европе тебя бы уже давно сожгли на костре, — обронил император.

Елена рухнула на пол и свернулась клубочком. Она выглядела совсем как ребёнок.

— Ты умеешь убивать? — продолжал допрос император.

Но Елена лишь тряслась. Сфрандзи попытался ее успокоить, и наконец она кивнула.

— Хорошо, — обратился император к министру. — Испытай ее.

***

Сфрандзи повел Елену вниз по длинной лестнице, освещенной факелами. Под каждым факелом стояли два вооруженных солдата; свет отражался от их брони и игриво переливался на стенах.

Наконец, они добрались до темного подвала. Елена потуже закуталась в свою накидку. Здесь летом хранили запасы льда для всего дворца.

Сейчас в подвале льда не было. В углу, под горящим факелом, сидел заключенный — судя по одежде, турецкий офицер. Он хищно, по-волчьи, глядел на Сфрандзи и Елену сквозь прутья решетки.

— Видишь его? — спросил Сфрандзи.

Елена кивнула.

Министр передал ей мешок из овчины:

— Теперь уходи. Вернешься с его головой не позже рассвета.

Елена достала из мешка ятаган, сияющий в свете факелов, как серп луны. Она вернула его Сфрандзи:

— Это мне не понадобится.

Затем она бесшумно зашагала вверх по ступеням. Когда она проходила мимо факелов, казалось, что ее фигура меняется — превращается то в кошку, то в женщину. Наконец, она исчезла вдали.

Сфрандзи повернулся к одному из офицеров:

— Усильте здесь охрану. — И добавил, указав на заключённого: — Не спускайте с него глаз!

Офицер отправился исполнять повеление. Сфрандзи махнул рукой, и из сумрака проявился человек в черной монашеской рясе.

— Не подходи близко, — приказал Сфрандзи. — Не беда, если упустишь ее. Но ни в коем случае не дай ей заметить тебя!

Монах кивнул и побежал вверх по лестнице так же бесшумно, как и Елена.

***

Той ночью Константин плохо спал — впрочем, как и в любую другую ночь в осажденном городе. Дрожь от ударов огромных пушек будила его, как только он начинал засыпать. Незадолго до рассвета он поднялся к себе в кабинет. Там уже дожидался Сфрандзи.

Император уже позабыл про колдунью. В отличие от своего отца, Мануила II, и старшего брата, Иоанна VIII, Константин был практичным человеком и знал, что тот, кто полагается на чудо, чаще всего долго не живет.

Сфрандзи приблизился к двери и подал знак. Елена бесшумно вошла в кабинет. Похоже, сегодня она боялась не меньше, чем вчера; когда она подняла мешок из овчины, ее руки заметно тряслись.

Как только Константин увидел мешок, он понял, что без толку потратил время. Из тощего мешка не сочилась кровь. Совершенно очевидно, что головы заключенного в нем не было.

Но он не обнаружил разочарования на лице Сфрандзи. Скорее, министр смотрел рассеянно, словно бродящий во сне лунатик.

— Похоже, она не принесла то, что мы требовали? — спросил император.

Сфрандзи забрал мешок у Елены, положил на стол перед императором и раскрыл. Затем поднял на Константина такой взгляд, будто только что видел привидение.

— Можно сказать, принесла...

Император заглянул в мешок. На самом дне лежало что-то серое, мягкое, наподобие испортившегося блюда из бараньего жира. Сфрандзи поднес канделябр поближе.

— Это мозг турка.

— Она что, расколола ему череп? — Константин бросил взгляд на Елену. Та, закутавшись в тунику, дрожала, как перепуганный мышонок.

— Нет, на теле заключенного не нашли никаких ран. По моему приказу за ним следили двадцать человек, по пять в каждой смене, с разных сторон, не спуская глаз. Охранников у дверей подвала тоже предупредили; не пролетел бы даже комар. — Сфрандзи смолк, словно поражаясь собственному рассказу.

Император кивком велел ему продолжать.

— Через два часа после ее ухода турок забился во внезапных конвульсиях и повалился замертво. Среди наблюдателей были один опытный доктор-грек и несколько солдат, ветеранов многих сражений. Ни один из них ни разу не видел, чтобы кто-то умирал таким образом. Через час Елена вернулась с мешком. Тогда доктор распилил мертвецу голову. Внутри не оказалось ничего.

Константин внимательно рассмотрел лежащий в мешке мозг и не нашел ни единого повреждения. Нежный орган аккуратно извлекли целиком. Император заметил, что пальцы Елены сжимают лацканы туники. Он представил себе, как она протягивает руку и срывает этими пальцами прячущийся в траве гриб, или как она обрывает ими лепестки цветков яблони...

Властитель устремил взор в сторону городских стен, будто наблюдая, как что-то поднимается из-за горизонта. Дворец сотрясли новые удары ядер осадных бомбард, но император впервые не обратил на них внимания.

Если в мире бывают чудеса, то сейчас для них самое время.

Положение Константинополя было отчаянным, но еще не безнадежным. За пять недель кровопролитных сражений нападающие тоже понесли тяжелые потери. Кое-где горы трупов турецких солдат сравнялись по высоте со стенами города. Нападающие обессилели не меньше обороняющихся. Пару дней назад смелые моряки-генуэзцы прорвали блокаду Босфора и вошли в залив Золотой Рог, доставив в город бесценные грузы и подкрепление. Никто не сомневался, что за ними следуют другие защитники христианской веры.

Турецкие войска пали духом. Большинство офицеров были не прочь принять предложенные Византией условия мира и отправиться домой. Турки оставались на месте из-за одного-единственного человека.

Этот человек свободно говорил на латыни, знал искусство и науки и был опытным полководцем. У него не дрогнула рука утопить своего брата в ванне, чтобы занять трон самому. Он обезглавил прекрасную рабыню перед строем своих войск, чтобы доказать, что его воля сильнее женских чар… Султан Мехмед II был осью, вокруг которой вращались шестеренки османской военной машины. Если эту ось сломать, машина развалится.

Возможно, и в самом деле произошло чудо?

— Чего ты добиваешься? — спросил император, не отрывая взгляда от стен.

— Я хочу славы. — Елена, видимо, дожидалась этого вопроса.

Константин кивнул. Эту женщину не привлекали ни деньги, ни драгоценности. Не существовало такой сокровищницы, в которую, при желании, не проникла бы ее рука. Проститутка жаждала почестей.

— Ты из семьи крестоносцев?

— Да. — Через мгновение она тихо пояснила: — Но не четвертого похода.

Император коснулся головы Елены, и она упала на колени.

— Иди, дитя. Если ты убьешь Мехмеда II, то спасешь Константинополь. Ты станешь святой покровительницей святого города.

***

На закате Сфрандзи провел Елену к стене недалеко от ворот святого Романа.

Земля возле стен почернела от крови; повсюду валялись тела, словно небеса пролились дождем из трупов. Чуть поодаль над полем боя тянулся тонкий, неуместно грациозный язык белого дыма, исходящего от громадных пушек. А дальше, до самого горизонта, стояли турецкие войска. Целый лес их знамен развевался на влажном морском ветру; сверху нависало свинцовое небо.

Если посмотреть в сторону моря, турецкие корабли испещрили собой весь Босфор. Казалось, будто в голубое море вколочено множество железных гвоздей.

Елена закрыла глаза. Это мое поле боя, это моя война.

Она припомнила легенды, знакомые с детства, истории о предках, которые ей рассказывал отец. В Европе, на другом берегу Босфора, где-то в Провансе, был городок. Однажды над ним зависло облако, а из облака вышла целая армия детей. Их возглавлял ангел, а на латах воинов сияли красные кресты. Тогда один из предков Елены, живший в этом городе, последовал знамению свыше и пересек Средиземное море, чтобы сражаться за Бога и за Святую землю. Понемногу он дослужился до рыцаря-тамплиера. Потом он приехал в Константинополь, где встретил красивую девушку, тоже святого воина. Они полюбили друг друга, и от них пошел их славный род...

Когда Елена подросла, она узнала подлинную историю своей семьи. Отец не слишком погрешил против истины — ее предок действительно принимал участие в детском крестовом походе[1]. В то время свирепствовала эпидемия чумы, и он присоединился к походу в поисках пропитания. Когда корабль пристал к египетскому берегу, его и десять тысяч других детей продали в рабство. Через много лет ему удалось сбежать, и в конце концов он оказался в Константинополе — где и в самом деле встретил девушку, святую воительницу. Но и на ее долю выпало множество невзгод. Византийская империя надеялась, что христианские страны пришлют своих лучших рыцарей, чтобы сражаться с неверными. Но взамен прислали целую армию хрупких девушек без гроша в кармане. Византийский двор отказался кормить «святое воинство», и женщинам-рыцарям пришлось заняться проституцией.

Больше ста лет «славный род» Елены влачил жалкое существование. При ее отце дела пошли еще хуже. Оголодавшая Елена вернулась к профессии своей прабабки; но отец об этом узнал, выпорол ее и пообещал убить, если еще хоть раз поймает на этом занятии… Разве что Елена станет приводить клиентов на дом. Уж он тогда и цену справедливую вытрясет, и деньги ее будет держать в сохранности...

Елена ушла из дома, стала жить самостоятельно и работать только на себя. Она побывала и в Иерусалиме, и в Трабзоне, и даже в Венеции. Больше девушка не голодала и стала красиво одеваться. Однако Елена знала, что ничем не отличается от травинки, растущей в грязи у дороги — она ничем не выделялась среди других, и ее топтали все, кому не лень.

А потом бог явил Елене чудо.

Даже тогда она не сравнивала себя с Жанной Д'Арк — еще одной женщиной, которой коснулось божье благословение. Что дал Бог Орлеанской деве? Только меч. А Елене досталось нечто такое, что сделает ее святой не хуже Марии...

— Смотри. Вон там расположился лагерь эль-фатиха, Завоевателя. — Сфрандзи указал в сторону от ворот Св. Романа.

Елена взглянула туда и кивнула.

Сфрандзи передал ей новый овчинный мешок:

— Здесь три его портрета, с разных сторон и в разной одежде. И нож — он тебе понадобится. Нам нужна его голова целиком, а не только мозг. Лучше дождись ночи. Днем он не появляется в своем шатре.

Елена приняла мешок.

— Не забудьте о моем предупреждении, — напомнила она.

— Конечно.

Не следите за мной. Не заходите туда, куда я пойду. Иначе магия исчезнет навсегда.

Шпион, следивший за ней этой ночью под видом монаха, сообщил Сфрандзи, что Елена старательно путала следы, несколько раз поворачивала и возвращалась обратно, пока не дошла до Влахерн[2]. Этот квартал понес самый большой ущерб от турецкой бомбардировки.

Шпион проследил, как Елена заходит в развалины минарета, бывшего когда-то частью мечети. Эту башню не тронули, когда Константин приказал разрушить все мечети города, потому, что во время последней эпидемии чумы в минарет проникли несколько больных и там скончались. Никто не хотел даже близко подходить к ним. Когда началась осада, шальное ядро снесло верхнюю половину башни.

Помня о приказе Сфрандзи, шпион не последовал за Еленой внутрь минарета. Но он поговорил с двумя солдатами, которые бывали там прежде, чем в сооружение угодило ядро. Солдаты рассказали, что намеревались разместить там наблюдательный пост, но минарет оказался недостаточно высоким. По их словам, внутри башни не было ничего, кроме нескольких трупов, от которых остались только скелеты.

На сей раз Сфрандзи никого не отправил следить за Еленой. Он внимательно смотрел, как она пробирается между солдатами, толпившимися на стенах. Ее яркая туника выделялась на фоне грязных, окровавленных доспехов. Изнуренные солдаты не обращали на женщину внимания. Она спустилась со стены и, даже не стараясь запутать возможного преследователя, направилась во Влахерны.

Наступила ночь.

***

Константин не сводил взгляда с подсыхающего на полу мокрого пятна, символа его тающих надежд.

Воду принесли на своих башмаках его шпионы. В прошлый понедельник дюжина доверенных людей, переодетых турками, в крохотной лодчонке проскользнула сквозь блокаду, чтобы встретить флот Европы. Предполагалось, что европейцы придут на помощь осажденному Константинополю. Но шпионы увидели лишь пустынное Эгейское море и ни единого корабля долгожданных спасителей. Подавленные увиденным, шпионы исполнили свой долг до конца, вернулись в город и доставили императору сокрушительное известие.

Константин наконец понял, что обещанная Европой помощь — не более, чем пустые мечты. Христианнейшие короли хладнокровно решили отдать Константинополь неверным — а ведь священный город на протяжении многих столетий отбивал атаки мусульман!

До ушей императора донеслись тревожные крики снаружи. Вбежал солдат и доложил, что случилось лунное затмение. Ужасное предзнаменование! Ведь сказано же было, что Константинополь не падет, пока светит луна!

Сквозь узкое окно Константин следил, как луна растворяется среди теней, будто сходя в небесную могилу. Он был подсознательно убежден, что Елена не вернется и что ему не суждено увидеть отрезанную голову своего врага.

Прошёл день, а за ним — ночь. Никаких новостей от Елены.

***

Сфрандзи и его свита остановились перед минаретом во Влахернах и сошли с коней.

И замерли, потрясенные увиденным.

Озаренный холодным белым светом новой луны, минарет стоял цел и невредим. Его острая вершина вонзалась в звездное небо.

Шпион клялся, что в прошлый раз у башни недоставало верхней половины! Это подтвердили несколько офицеров и солдат, знакомых с окрестностями.

Но Сфрандзи в гневе уставился на шпиона. Сколько бы свидетелей не утверждало обратное, этот человек лжет! Минарет цел, какие еще нужны доказательства? Но у министра не было времени для наказания виновного. Турки уже скоро ворвутся в город, и тогда никому не избежать кары, отмеренной Завоевателем.

Один из солдат точно знал, что турецкое ядро не причастно к исчезновению верхушки минарета. Две недели назад, утром, он заметил, что верхняя половина башни пропала. Но той ночью пушки не стреляли; кроме того, вокруг здания не валялись обломки. В то утро солдат шел с двумя сослуживцами, но они уже погибли в бою. Верно истолковав выражение лица министра, солдат решил не высовываться.

Сфрандзи и его люди вошли внутрь минарета. Шпион, в ошибке которого министр ничуть не сомневался, также последовал за остальными. На первом этаже валялись останки жертв чумы; их скелеты уже растащили по углам бродячие собаки. И никого живого.

Люди поднялись по лестнице. На втором этаже, в мерцающем свете факела, они нашли Елену, свернувшуюся в клубок возле окна. Казалось, что она спит, но в ее полуоткрытых глазах отражалось пламя факелов. Ее одежда была изорвана и в грязи, а на лице сочились кровью несколько царапин — наверное, она поранила сама себя.

Сфрандзи осмотрелся. Они находились на вершине минарета, в помещении под конической крышей. На всем лежал толстый слой пыли; лишь в нескольких местах остались следы — словно Елена, как и они сами, вошла сюда недавно.

Елена очнулась и, опираясь о стену, поднялась на ноги. В лунном свете, льющемся сквозь окно, ее растрепанные волосы сияли, как серебряный нимб. Широко раскрытыми глазами она смотрела в одну точку. С трудом ей удалось отрешиться от наваждения, но затем она снова закрыла глаза, будто стараясь вернуться в прерванный сон.

— Что ты здесь делаешь? — закричал на нее Сфрандзи.

— Я… Я не могу войти туда.

— Куда?

Не раскрывая глаз, будто не желая расставаться с воспоминаниями, как ребенок, цепляющийся за любимую игрушку, она ответила:

— Там так просторно… Так свободно…

Она открыла глаза и осмотрелась в ужасе:

— А здесь... здесь как в гробу! Что внутри минарета, что снаружи… Мне надо туда!

— Ты выполнила задание?

— Подождите! — Елена осенила себя крестным знамением. — Подождите!

Сфрандзи указал в окно:

— Слишком поздно.

На людей навалилась какофония звуков. Если прислушаться, они исходили из двух мест.

Одна волна шума пришла из-за стен. Мехмед II решил завтра брать город штурмом. Сейчас молодой султан разъезжал по лагерю и провозглашал, что лично ему нужен только город; солдаты могут забирать себе и женщин, и золото Константинополя. После захвата города у них будет три дня на грабеж. Воины громко радовались обещанию султана; их голоса смешивались со звуками фанфар и барабанов, еще больше подогревая веселье. Праздничный шум из турецкого лагеря, а также дым и искры многочисленных костров, густым смертельным приливом накрыли Константинополь.

А другая волна шума, негромкого и печального, шла изнутри города. Все горожане собрались в Софийском соборе, чтобы принять участие в последней мессе. Ничего подобного раньше не случалось в христианской истории, и не случится в будущем. Под звуки торжественных гимнов, в тусклом сиянии свечей, император Византии, патриарх Константинополя, православные с востока и католики из Италии, солдаты в доспехах, торговцы и моряки из Венеции и Генуи, и бесчисленные толпы простого народа пришли к Богу, чтобы приготовиться к последнему в их жизни сражению.

Сфрандзи понял, что его попытка окончилась неудачей. Возможно, Елена была талантливой лгуньей и никакой магией не владела, — он предпочитал это объяснение всем прочим. Но существовал и другой вариант: Елена умела колдовать, но перешла на сторону Мехмеда II, и он дал ей другое задание.

И в самом деле, что могла ей предложить разваливающаяся на глазах Византийская империя? Император пообещал сделать ее святой, но вряд ли сдержал бы слово. Ни Константинополь, ни Рим не объявили бы ведьму-проститутку святой. Да, скорее всего она вернулась от султана с новым списком жертв: Константин и он сам, Сфрандзи.

Разве ведь не случалось уже такое с Орбаном, инженером из Венгрии? Он пришёл к Константину, принес свои чертежи огромных пушек — но у императора не нашлось денег ни на оплату его труда, ни на постройку исполинских орудий. Тогда Орбан отправился к Мехмеду II. Ежедневные бомбардировки служили постоянным напоминанием о его предательстве.

Сфрандзи бросил взгляд на шпиона. Тот немедленно выхватил меч и всадил его в грудь Елены. Меч пронзил ее насквозь и намертво застрял в расщелине между камнями стены. Шпион потянул за рукоятку своего оружия, но оно даже не пошевельнулось. Елена ухватилась руками за эфес; шпион отпустил меч, боясь даже касаться ведьмы.

Сфрандзи и его люди ушли.

Во время казни Елена не проронила ни звука. Но вот голова женщины бессильно упала, покинув столб лунного света, и серебристый нимб ее волос угас. Лунные лучи высвечивали на темном полу башни небольшой квадрат. По нему, будто тонкая черная змейка, полз ручеек крови.

Перед началом великого сражения смолкли все звуки — и снаружи города, и изнутри. Восточная Римская империя встречала свой последний день на Земле, на границе Европы и Азии, между морем и сушей.

На втором этаже минарета умерла колдунья, пригвожденная мечом к стене. Наверное, она была единственной настоящей колдуньей за всю историю человечества. К сожалению, десять часов назад недолгой эпохе магии тоже настал конец.

Эпоха магии началась в четыре часа дня 3 мая 1453 года, когда фрагмент многомерного пространства в первый раз пересек орбиту Земли. Эпоха закончилась в девять часов вечера 28 мая 1453 года, когда фрагмент оставил Землю позади. Прошло двадцать пять дней и пять часов, и все вернулось на круги своя.

Вечером 29 мая турки захватили Константинополь.

Когда кровопролитная битва уже подходила к неизбежному концу, Константин, стоя перед наступающим морем врагов, вскричал: «Город пал, а я все еще жив!» А потом он сорвал с себя императорские одежды, выхватил меч и ринулся в бой. Его серебряные латы блеснули на мгновение, будто фольга, брошенная в темно-красную кислоту, и пропали.

Пройдет много лет прежде, чем люди поймут историческую значимость падения Константинополя. Для большинства это событие отметило конец Римской империи. Византия, тысячелетний след колесницы древнего Рима, многие годы жила богато, но понемногу испарилась, словно лужа воды под жарким солнцем. В давние времена гордые римляне насвистывали песенки, нежась в своих величественных термах, уверенные, что их империя, как и гранит их ванн, будет существовать всегда.

Но ничто не вечно под луной. Всему рано или поздно приходит конец. Абсолютно всему.

[1] Прим. перев: В начале 1212 года тысячи крестьян (в том числе детей и подростков) из Германии и Франции собрались в войско для завоевания Гроба Господня в Иерусалиме. В мае 1212 года, когда немецкое народное войско прошло через Кёльн, в его рядах насчитывалось около двадцати пяти тысяч детей и подростков, направляющихся в Италию, чтобы оттуда морем достигнуть Палестины. В хрониках XIII века более пятидесяти раз упоминается этот поход, который получил название «Крестового похода детей». (Википедия)

[2] Прим. перев.: Влахерны — северо-западный пригород Константинополя, со времён Юстиниана известный церковью Богородицы, где в 910 году произошло знаменитое явление Богоматери верующим. При расширении городских стен в 627 г. район был включен в состав города. Здесь находился императорский дворец, который с 1081 г. стал основной резиденцией монарха. Иоанн VI Кантакузин был коронован в дворцовой церкви. В 1453 г. турки ворвались в Константинополь, пробив стены Влахернского квартала.